Кукла Оля

Борис Артемов
хіба ж міг я навіть у нічних кошмарах уявити, що вже через десяток років моя дочка сама зможе мені разповісти як вибухають ракети поряд з домом, як трощать мирні автівки ворожі танки, а прямо над головою  на них скидають бомби ворожі літаки, та як страшно  в один лютневий день стати біженцем без дома, без речей, без надії 22.06.22

Эта кукла много лет  одиноко сидела среди портняжных  подушек для утюжки в  уже ставшей ненужной детской  деревянной кроватке. Дети выросли, приходили к бабушке в домик на улице Артёма лишь на праздничный обед по выходным, и у них в эти недолгие часы находилось столько забав, что добраться до этой куклы просто не оставалось времени.

Кроватка стояла в углу маленькой, но светлой  проходной комнатки. Как говорится –  скромно, но чисто. Беленные известью неровные стены. Пышущая жаром груба, платяной шкаф с большим зеркалом, узкий железный лежак с панцирной сеткой, круглый стол посреди комнаты, за которым по воскресениям собиралась вся семья.  Два сбитых из досок книжных шкафа, в которых книги стояли в три ряда, и где, в пахнущей пылью и клеем книжных форзацев глубине, можно было отыскать невероятной увлекательности истории. А ещё между двух подслеповатых окошек,  с рассохшимися ставенками, на тумбочке, в которой хранилась целая   кипа пожелтевших журналов «Работница» с выкройками, примостился черно-белый телевизор «Рубин» с клавишами. Когда собирались гости, его включали на весь день и он, словно надоедливый, но привычный член семьи, что-то бубнил сам себе в негромкий дребезжащий динамик.

 Хозяйка куклы,  тридцатишестилетняя вдова Ольга Борисовна, работающая в нескольких местах, чтобы поднять детей, да ещё читающая лекции в институте, уже и забыла, пожалуй, о её существовании. А ведь когда-то не было у неё существа ближе. Ну, может, только  за исключением мамы.

… Куклу подарил  дядя Макс. Оля ведь была послушной девочкой. Отличницей. И в обычной «восьмой» школе, что на улице красногвардейца Анголенко. И в музыкальной. Мама даже специально купила с рук старенькое пианино с золотым полустёртым именем мастера над клавишами и  узорными бронзовыми подсвечниками. А как же: товарищ Сталин дал детям счастливое детство. А какое же счастье без музыки и весёлых песен.

 И это ничего, что ночью у ворот стоял блестящий чёрный автомобиль, и строгие неразговорчивые военные с краповыми петлицами увели дядю Яшу Маклера. Может быть, это и не арест вовсе. А важное секретное сталинское задание: ведь дядя с самим наркомом металлургии Меркуловым в Промакадемии учится. И она, когда окончит школу, тоже обязательно поступит в  вуз чтобы возводить новые гиганты пятилеток. А для этого надо много знать. Так и говорил дядя Макс, когда за успехи в учёбе дарил ей куклу. Они тогда с мамой приехали  к Максу, тете Соне и сестричкам в город Минск. Макс там служит. Он всю жизнь военный. С самой юности, с гражданской войны. У товарища Буденного эскадроном в девятнадцатом командовал. Гайдамаков громил. Деникинцев в Таврических степях. И ещё чёрного барона Врангеля. Потом в академии учился. Пограничником был на западном рубеже. А теперь комиссаром в мотострелковом полку, что в столице советской Белоруссии расквартирован.               
Так и называется гарнизон: белполк. Туда так просто и не попасть: Особый, ведь, Западный приграничный округ.  Враги вокруг: белополяки и немецкие фашисты. Оле с мамой особое разрешение военные власти выдавали. И потом красноармейцы, прежде чем пропустить, его проверяли. И личности по документам сверяли. Даже страшно стало. А Макс добрый. И совсем не суровый, хотя и две шпалы на петлицах. И подарок подарил. Красивую куклу. Комсомолку-рабфаковку. Так  её тётя Соня, жена Макса, назвала. И, правда, очень похожа. У неё косынка на голове и костюмчик  простенький – юбка и пиджачок. Словно студентка из запорожского педагогического или машинки.

А вечером чай пили с настоящими шоколадными конфетами, а взрослые даже вишнёвую наливку. И Макс маме сказал: «Ты не бойся. Не будет войны. Не посмеет враг. А отважится – мы  на Украину фашистов не пустим. На его земле бить будем. Через неделю в Берлин войдём. Знаешь, какие новые танки в части поступать стали?..».

 Оля не поверила, что мама боится. Мама в девятнадцатом одна в штаб бандитов батьки Правды ходила брата спасать. И неразговорчивых военных с краповыми петлицами не боялась. Только   Максу всё равно можно верить. Он всегда своё слово держит. Поэтому дальше Оля не слушала. Она важный вопрос решала: как куклу назвать. Думала, думала и –  решила. Она – Оля и кукла тоже будет Оля. Они же теперь родные. Как сёстры. И кукла тоже не возражала. Даже головой покивала, когда Оля её спать рядом с собой укладывала.               

В сорок первом году, 26 июня Оля подписала подружке открытку с пожеланием успешно решать серьёзные школьные проблемы. Ведь дело пионеров – хорошо учиться. На это надеется  мудрый продолжатель дела Ленина товарищ Сталин. И никакая  война не помешает. Советский народ может быть уверен: покой родной страны по приказу Вождя, надёжно охраняет легендарный нарком Клим Ворошилов. Ведь он обещал Иосифу Виссарионовичу: « На всякое нападение и удар мы будем отвечать тройными ударами всей мощи нашей доблестной Красной Армии»! А Красная армия это и Макс, который слов на ветер не бросает. Пусть не думает враг. Очень скоро красные конники проскачут по улицам его городов.
Разве же знала она, что уже четыре дня немецкие «юнкерсы» утюжат Минск, а Макс, чудом втиснув жену и дочек на горящем вокзале в теплушку уходящего товарняка, с остатками полка отступает к переправам на восточном берегу Березины.
А вскоре немецкие танки подошли к Запорожью…               
 
Ещё в начале июля ушёл в народное ополчение отец, чтобы защищать беленный известью глинобитный  домик из двух комнат на улице Артёма, где его ждали жена и дочь. Ушёл и сгинул где-то в суматохе и неразберихе августовских боёв на подступах к городу.

А в сентябре Оля с мамой под миномётным обстрелом грузились на  открытую платформу среди станков эшелона  двадцать девятого моторостроительного завода. «Уезжайте, пока можно, сегодня. Будет  ли ещё возможность, только Господь Бог знал. А его самого отменили». – так маме дядя  Женя Гинзбург сказал, который вместе с её братом на заводе работал и эшелоном командовал. Между ящиками со станками было тесно, но ведь и груза у Оли с мамой было всего ничего. Швейная машинка «Зингер», еды немножко и книжек связка. Собрание сочинений  поэтов Пушкина и Лермонтова. Очень хорошие книжки. Хоть и жили эти поэты давно и даже, говорят, дворянами были, то есть лишенцами по-теперешнему. И, конечно, кукла Оля. Она очень  тихая и послушная была всю дорогу. И когда самолёт с крестами и, торчащими, словно когти, колёсами под крыльями, на эшелон бомбы сбрасывал, и когда паровоз громко-громко сигналил, и когда от  горящих платформ  люди в степь бежали. И когда еда закончилась, она тоже не плакала и не просила покушать. Лежала у Оли на руках и песню колыбельную негромкую слушала про то, что всё будет хорошо.

Не обманула песня. И отец живой остался. И Макс вырвался из Минского котла. Вел в ноябре сорок первого перед боем сводный полк на парад у стен Кремля, и даже дошел до Берлина. Участвовал в принятии капитуляции Германии и в Потсдамской конференции.

Много чего увидала кукла Оля. Много где побывала со своей хозяйкой. И в госпиталях в городе Омске перед ранеными выступала, и в Запорожье назад вернулась в разграбленный соседями домик на Артёма, и в вуз днепропетровский поступать поехала. И не расстраивалась когда Оля старшая  неумело готовила себе и ей борщ  сразу на  несколько дней: в первые дни его ели как первое, а потом как второе. И выбор сестры одобрила, когда Оля старшая встретила своего суженого. Сокурсник, контуженный в майских берлинских уличных боях сержант в  армейской шинели со споротыми погонами и орденскими планками на гимнастёрке, таскавший в планшетке на ремне через плечо конспекты лекций и немудреный обед: ломоть сала между двумя кусками черного хлеба стал её мужем и отцом её детей. Единственным. На всю короткую оставшуюся жизнь. И кукла Оля не обижалась, что сестра возилась теперь уже не с ней. И терпеливо ожидала своего часа  в картонном ящике на платяном шкафу, а потом и среди подушек для глажки в ставшей ненужной детской кроватке.
 
…На самом пороге старости, в пятьдесят, у меня родилась дочь. Оленька. Ольга Борисовна. Её назвали в честь бабушки, которую она никогда не видела. Когда она станет чуть взрослей, я дам ей старую  мамину куклу. Теперь уже кукла Оля станет моей дочери подругой и старшей сестрой. И, может быть, она расскажет ей о прошлом гораздо больше, чем знаю я.