Глава 11.
Самохвалов проснулся раньше обычного, но вставать, подниматься с кровати не спешил и не торопился. Он лежал, вспоминая и прокручивая сон-знак. Вот, он в каком-то кругу со своим заместителем Хваленко, круг этот метров 10 в диаметре и очерчен он огнём, не высоким, а словно бордюром - просто обозначен, можно перешагнуть. Огонь идёт из земли – всё символично, как часто бывает во сне, поэтому и не удивляет. Вдруг огонь вспыхивает в самом центре круга, сначала как небольшой костёр, но постепенно разгорается всё сильнее и сильнее. Мэр и зам не торопятся перешагнуть и выйти за периметр круга, вовне другая опасность - бегает огромная чёрная собака, она рычит, рвётся, хочет кинуться на них, но боится - даже небольшое пламя отпугивает её. Она беспокойно мечется вокруг, словно ища себе вход, лазейку к людям, или просто останавливается и замирает, смотрит в глаза и ждёт-караулит, когда тот внутренний огонь разгорится настолько, что люди сами покинут круг, выйдут из него и попадут к ней в лапы - в пасть. Она как будто об этом догадывается. Костёр в центре уже вовсю полыхает, становится невыносимо жарко, мэр и зам начинают задыхаться, и боясь заживо сгореть, выходят наконец за периметр, перешагивают огненный бордюр, покидают своё гибнущее убежище. И вот она – другая беда - собака. Она дождалась своего - кидается на них с разбегу, и вместо того, чтобы покусать-разорвать, съесть и проглотить, начинает вдруг ласкаться и лизаться, вилять-подметать хвостом, прыгать вокруг людей, словно заждалась и дождалась своих задержавшихся хозяев. Она не опасна, она друг... Мэр вспомнил, где он мог видеть раньше эту собаку, откуда она в его памяти, подсознании. Он начал прокручивать другую картину. Вот он идёт в школу...
- Ваня! – крикнула с кухни, оборвала воспоминания Маша. - Поднимайся, костюм я тебе погладила, иди завтракать.
- Сейчас, иду, - тихо, словно самому себе сказал Ваня и нехотя стал подниматься с постели.
Сегодня ему предстоял очень трудный день.
***
Само собой разумеется, что мэр Самохвалов - глава Н, абсолютная величина и конечная инстанция в своём родном городе, вовсе не являлась таковой в масштабе страны, а уж тем более в общей картине мира. Тут такие как Самохвалов - пешки, всего лишь рядовые персоны в общем перечне остальных, равноценных ему персон – мэров других городов. Как Самохвалов мог устраивать конференции, собрания и встречи с населением, т.е. со всеми нижестоящими в иерархии своего города, так и вышестоящие, небожители с портретов и живущие в столице решили-пожелали видеть Самохвалова на этой самой конференции. Но эти абсолютные тузы не вызвали "на ковёр" мэра к себе - в столицу, а решили сами посетить Н. Впрочем, они собирались это сделать уже давно, удивляясь материальному благосостоянию и довольству рядового, провинциального города, поражаясь его экономическому чуду, а больше дивясь цифрам. Эти настоящие и реальные цифры по экономике и хозяйству Н всегда и полностью стали совпадать с теми должными и запланированными на бумаге, всегда ожидаемыми, но никогда в реальности так и не совпадающими. А тут ещё новость. При всех этих достижениях и показателях новые недовольства населения. Как так? Откуда протест? Но было и ещё нечто такое, ради чего небожители с портретов и экранов спустились на землю.
Самохвалов уже знал, ради какого «нечто» едет сюда абсолютное начальство, кто явился инициатором, виновником и причиной визита в его город первых лиц страны – доложили, вернее рассказал друг и одноклассник, вездесущий и всезнающий агент Следопытов. Этим инициатором явился Вася Быстров - лучший игрок футбольной команды «Н-ский фантом». Лучшим он стал благодаря мистике и влиянию статуй, которые он увидел, с которыми встретился вместе с Колей Хватовым в подвале мэрии. Коля не общался с Васей, либо номинально - "постольку поскольку", "привет-пока", как это часто бывает с бывшими приятелями и сослуживцами, когда у каждого появляется своя жизнь, свои заботы. По распоряжению мэра Николай Хватов не подпускал, не допускал к статуям ни Васю, ни остальных граждан, даже изъяви они желание посмотреть «хоть одним глазком». Нельзя и точка. Это приказ первого лица - мэра города. Естественно, что такой приказ не мог распространяться на вышестоящих самого Самохвалова лиц.
Мэр почувствовал, что визит высоких персон, кроме экономического подтекста и "соуса" и просто обыкновенного человеческого любопытства - посмотреть таинственные скульптуры, имел и другую важную причину - подспудно разыграть его уход с поста мэра. Интуиция не обманывала Самохвалова относительно появления в Н первых лиц. Оказывается там, в столице, Вася Быстров возглавил новую, первую и доселе небывалую оппозиционную партию с лозунгом "За честность, прозрачность, открытость!" Ведь загадочная терракотовая комната - находка, сенсация мирового масштаба. Не тащить же скульптуры в столицу? Тем более в составе важной делегации не было учёных, деятелей искусства, прессы, всех этих репортёров, хроникёров и прочих папарацци – только люди с портретов и экранов, первые лица страны, Н, да и сам Вася Быстров на правах человека-вестника принёсшего новость важным персонам.
Иван Иванович Самохвалов не знал, как он будет отстаивать и защищать свои позиции - "удерживать кресло" и "не выпускать портфель", он совсем не думал об этом, вернее не продумывал, просто сказал себе: «Чему быть того не миновать». По правде говоря, ему было уже всё равно.
***
- Несомненно - это находка мирового масштаба! - восклицал один портрет.
- Однозначно, - заключал второй.
- Прекрасная горизонтальная модель вертикали, - оценивающе добавлял третий и спрашивал соседа:
- Вы не находите...?..
- Похоже на какой то розыгрыш, - сомневался соседний портрет.
- Помнится, был я в Китае и видел там что-то подобное, нам устроил экскурсию бывший мой друг, коллега и великий кормчий... - говорил пожилой портрет, ссылаясь на зарубежный, который даже там за рубежом имел не одну свою статую и скульптуру.
- Ух ты, а я видел это всего лишь по телевизору! - восторженно восклицал местный функционер, восхищаясь то ли местными статуями, то ли важным столичным портретом побывавшим в Китае, то ли зарубежным портретом что видел, застал при жизни сам прибывший столичный портрет.
Перед началом важной конференции делегация спустилась в подвал для ознакомления с находкой. Ведь чтобы вести разговор о неком предмете надо хотя бы ознакомиться с этим самым предметом. Сюда помимо них спустились все крупные местные функционеры, весь аппарат и администрация Н, все подчинённые Самохвалова, впервые видевшие «мировой масштаб». Остальные граждане, включая прессу, радио, телевидение допущены не были. Волшебным образом, не иначе как по щучьему велению, среди важных лиц и персон, затесался и местный важный чин – поп Земелий, впрочем охал и ахал он меньше всех остальных, ссылаясь на «языческое исполнение и происхождение чуждых нам форм культа - скульптур, явно берущее своё начало в эллинизме, как антагонизме существующей религии». Он постоянно зевал и почёсывал бороду, ему не терпелось поскорее сесть за стол. Единственное, что на мгновение убрало его скуку, так это замеченная им, внешне на него похожая статуя церковнослужителя. «Баловство» - вынес он вердикт, внимательно рассмотрев со всех сторон «дело рук человеческих», и продолжил скучать.
Ещё один человек из «простых» если можно так выразиться был упомянутый Вася Быстров. Он ловко и быстро сновал по рядам, показывая то одному, то другому портрету-экрану «интересные статуи». С Самохваловым он предпочитал не встречаться, не сталкиваться. Он явно с удовольствием рассказывал гостям о силах, энергиях и ещё каких-то «свойствах», вероятно им самим вымышленных, либо почерпнутых из школьной программы по физике за 6 класс. И если нашедшему клад, всякие там монеты, кольца и браслеты, государство выплачивает награду в размере 25%, то награда нашедшему «такое» могла быть неизмеримо выше, по Васиной оценке она могла составить и все 30. Но столичные светила оценили выше, куда выше. Награда ждала круче, о чём ниже.
- Вы только поглядите дорогой, - обращался один важный портрет к другому, - какое сходство!
- Сходство несомненно есть, - отвечал дорогой портрет. – И даже более, как живые! Даже меня не удавалось так вылить в бронзе, а тут простая извините глина...
- Попахивает товарищи культличностью, - попыхивал-попахивал трубкой-табаком другой чрезвычайно важный портрет. Покручивая ус, он серьёзно смотрел то на двойную статую, то переводил сверлящий взгляд на мэра Н и его зама. – Культличность, - выдыхал он дым, словно приговор.
Самохвалов, но особенно Хваленко, были, что называется, ни живы ни мёртвы. Хваленко так вообще уже сгрыз горсть валидола.
- Не соглашусь, - не соглашался другой не согласный портрет, - культличность это один – одна личность-культличность, а тут мы видим двое...
- Тогда культличности, - с акцентом стоял на своём строгий портрет.
- Нет, скорее пиар ход, - говорил самый молодой из приезжих портретов портрет, более похожий на плакат, а так главный и первый экран страны. Он был весел, бодр, за что другие завидовали ему и даже упрекали в подделке. Он единственный, кто своим видом бодрил нашего мэра и его зама. – Исключительная находка, блестящий ход!
- Новый проект, инновационный, - вторил ему друг и единомышленник не менее, а даже более распространённый портрет-плакат. - Этот опыт надо непременно учесть. Он будет полезен и для наших других регионов...
- Как же вы так, дорогой наш Иван Иванович, скрывали это от народа? Ведь мы так долго знаем вас, а вы нас,.. – спрашивал другой пожилой, но ещё вполне добротный холст. – Нехорошо.
- Как вам так долго, хм-хм, хрым-хрым, удавалось это прятать от народа? – спрашивал старый портрет, поводя густыми бровями. – Так долго,.. дайте я вас расцелую дорогие, за такую... так сказать находку, достижение…
Портрет крепко сжимал в объятиях наших тузов, спасая от необходимости отвечать на вопросы другим тузам.
- На дворе перестройка, а сюда и не дошла гласность, отстаём от мира,.. - возмущался яркий плакат-портрет с подтёками краски. – Отстаём по всем...
- Это, понимаешь, не частная вина, а общий по стране грех – недосмотр понимаешь... демократия не дошла ещё сюда, понимаешь,.. - переключался со статуй на спор и полемику с портретом другой важный портрет в сломанной рамке. – Понимаешь...
- Понимаешь когда вынимаешь, ха-ха, - шутил другой небольшой портретик, больше похожий на фотографию или образок. - Что же вы растерялись дорогой наш Иван Иванович, - он бодро прохаживался и весело постукивал статуи, - взяли бы, да открыли подвал для посещения, всё так сказать денежки в государственную казну, вон ваша соседняя область по моей подсказке смотрите как пошла в гору! А на чём? - задавал он вопрос и сам же на него отвечал. - Правильно! На кукурузе, на царице нашей! Вы знаете, я не люблю Америку, но если бы в Америке нашли такое...
- Дорогой наш товарищ,.. – не выговаривая букву «Р» перебивал затянувшуюся речь «крепкого хозяйственника» пожалуй, самый среди всех собравшихся знаменитый товарищ-портрет. – НЭП был вынужденной мерой, стратегией и тактикой в условиях становления молодого советского государства. О какой Америке, как буржуазной...
Он произносил длинную и горячую речь, которую собравшиеся вынуждены были слушать. Помимо своего изображения, статуй, скульптур и прочих барельефов и монументов, он имел в столице свою превосходную, горизонтальную статую. Она была изготовлена из неизвестного материала, который не могли разгадать, воссоздать не только остальные портреты, а целый столичный НИИ. Впрочем, некоторые утверждали, что это вообще не материал, т.е. стройматериал, а страшно подумать и представить - органическое тело и настоящие человеческие ткани! Умели же когда-то делать!
Самохвалова тошнило от затянувшейся речи, а у Хваленко темнело в глазах. Это замечал лишь один важный и холёный портрет, который меньше всех остальных приезжих гостей интересовался статуями. От этого старого полотна не отходил местный поп - отец Земелий. Они равнодушно ходили рядом с делегацией – портрет курил и скучал, а поп просто скучал.
- Крепитесь господа, - говорил он местным господам, мэру и его заму, - Бог терпел и нам велел.
- Истинная правда! – благоговейно кланялся его спутник.
- Всё господа! – крикнул один из последних портретов - главный плакат и экран страны. – Думаю, время для ознакомления у нас было предостаточно. Предлагаю господа пройти наверх и обсудить увиденное в зале, у меня есть другая информация, более любопытная.
«Ну наконец-то» - про себя сказал Самохвалов. «Толи ещё будет» - обречённо подумал Хваленко. «Что такое? Почему покидаем?» - думали местные функционеры, выходя из рядов. У них блестели глаза, чесались руки и прочие члены. Единственный, кто ничего не комментировал, не бегал, не охал, словно лишился всех эмоций и сам превратился в статую, был Николай Хватов.
Все послушно, гуськом потянулись по лестнице вверх, покидая терракотовую комнату.
***
- И вы, ссылаясь на какие-то домыслы и свои субъективные ощущения говорите, что это не просто произведение человека, а нечто большее? Что прикасаясь к ним,.. - спросил, обращаясь к Васе Быстрову тот портрет-плакат-экран, что оторвал всех остальных от статуй и привёл в зал заседаний. Он был главный, а потому и открыл закрытое собрание ВИП персон.
- А вы сами подумайте, я никогда в футбол не играл, не умел и тут сразу!.. - заговорил сторонник открытости и прозрачности. – Да за меня говорят все награды и победы!
- Так господа, поднимите руки, кто прикасался к статуям, - объявил главный и первый поднял руку.
Все недоуменно стали смотреть друг на друга, не понимая, чего от них хотят.
– Из приехавших господ, кто прикасался к статуям? Поднимите руки, - повторил он.
Все столичные портреты, а также все местные функционеры подняли руки. Вместе с ними и Вася Быстров.
- Вы не считаетесь, - ответил плакат, увидев поднятую руку Василия. – У вас ещё будет слово сказать... А вот вы господа, что почувствовали вы, когда прикоснулись к этим... произведениям искусства?
- Не терпится начать банкет, понимаешь! – сказал седой господин в сломанной рамке.
- Банкет непременно состоится, уверяю вас, - заверил ведущий.
- Всё вам банкеты, да застолья! – обиженно сказал портрет в испачканной рамке. – На лицо отсутствие демократии, мы видим возвращение тоталитаризма, этот новый железный занавес,.. когда скрывают, прячут от народа,.. - брезгливо морщился он в сторону провинциальных тузов – Самохвалова и Хваленко.
Сами же наши тузы молчали. Мэр устало и равнодушно, зам – испуганно и напряжённо.
- Вы не поняли, - продолжил главный, - я говорю об ощущениях после посещения нашей терракотовой комнаты. Этакое внутреннее и мистическое, - он покрутил рукой. - Дошла информация, что они обладают некой силой, энергией и даже способны, - он поднял палец вверх, - дать бессмертие!
- Товарищи в чем бессмертие и сила вождей!? - задал вопрос бессмертный товарищ.
- Вы и так у нас живее всех живых, уважаемый наш вождь и товарищ.. - ведущий произнёс имя портрета и все как заведённые стали аплодировать. Дождавшись, когда аплодисменты стихли, он снова задал вопрос:
- Я конкретно спрашиваю про ощущения, после так сказать... контакта со статуями.
- Власти хочется, самоуправления, автономии,.. - наперебой заговорили местные чиновники, подчинённые мэра Самохвалова.
- Вам её всегда хочется, - сухо перебил плакат, - это не новость.
- Ба-бу бы... - вдруг выговорил-произнёс старый портрет. Все приезжие недоуменно посмотрели в его сторону, а местные захихикали. Главный с улыбкой спросил:
- Вам то, уважаемый и любимый наш?..
- ...Ба-бу бы по-це-ло-вать, - договорил-выговорил по слогам портрет с густыми бровями.
- Это тоже не новость. Ещё ощущения есть?
- Я господа съел бы сейчас пирожное а-ля Марго и запил бы хорошим рейнским 1876-го, - размеренно произнёс степенный дореволюционный портрет. На что революционный тут же буркнул:
- Вот, вот они - реакционные замашки!..
- Не добили, - раздался акцент из табачного облака.
- Принял бы душ, выпил бы чашечку кофэ... - передразнил небольшой портретик словами из своего любимого кинофильма.
- И бесы веруют и трепещут, - вступился поп Земелий за своего соседа. Он сидел рядом с дореволюционным портретом, оглядывал зал, высматривая и замечая в нём «бесов».
- Так, - продолжил главный, - вижу по существу у нас ничего нет. Теперь я хотел бы обсудить другую важную проблему...
- Проблема, понимаешь, в том, что мы, понимаешь, ещё сидим за простым столом... - негодующе заявил седой господин.
- А за каким надо? – поинтересовался главный, вероятно подразумевая стол переговоров, круглый, либо ещё какой другой, деловой и официальный.
- Разумеется за банкетным! – крикнул кто-то из зала.
- Понял вас, господа, - наконец понял главный плакат, - но у нас не решён один важный вопрос. На улице хаос, беспорядки, творится чёрте что, граждане требуют зрелищ, и вполне можно... - он на мгновение задумался:
– Кстати на пару дней им не долго дать «зрелищ», смотрите как это делается...
С этими словами он уверенно подошёл к окну зала заседаний, откинул занавеску, открыл одну створку и крикнул на улицу:
- Жители Н, ку-ку!
Улица ухнула, словно рухнуло здание, раздались как раскаты многотысячные «слава», «хвала» и прочие «ура». Главный закрыл окно, набросил занавеску и опять обратился к заседающим:
- Но это всего лишь на пару дней господа, а почему нельзя открыть подвал для посещения? Вот мой основной к вам вопрос. Открыть, так сказать, для показа и демонстрации нашу терракотовую комнату со скульптурами. Вот вам и зрелища для народа! Раз вы начали играть с народом в равенство и братство, так позвольте идти до конца Иван Иванович, но... - главный остановился, собирая внимание зала, - не будет ли это опасно, что на это скажете вы, уважаемый наш Иван Иванович? Послушаем вас, – обратился он к мэру Н.
- Да может быть и опасно, а может и не опасно, - встал и как-то равнодушно произнёс уставший Самохвалов.
- Взорвать! – властно и с акцентом сказал усатый портрет. Все от неожиданности вздрогнули, будто рядом действительно что-то взорвалось. Было не понятно, кого он предлагал взорвать: терракотовую комнату или Самохвалова с его первым замом.
- Всё бы вам, дорогой наш отец взорвать, порвать, да поломать, - ответил ведущий и обратившись к мэру сказал, - не бойтесь его Иван Иванович, его уже никто не боится, говорите: опасно открывать или нет?
Самохвалов вовсе не боялся наблюдая этот фарс. Он тоже утомился и хотел побыстрее сесть за стол – поскорее напиться и забыться.
- Не знаю, опасно или не опасно, давайте откроем, - предложил он. Ему было уже всё равно.
- А что раньше не открыл? – крикнул кто-то из зала. Впрочем этот не добрый голос мог раздаться и со стены, где висели и другие портреты, не захотевшие посетить Н лично, но которые духом и душой были рядом.
- Потише там, тут не базар! – крикнул заседающий и обратился к Самохвалову:
- Так значит, мы открываемся? Так?
- Так, так! – зал заволновался, всем надоело говорить о каких-то скульптурах, ощущениях и прочих малопонятных вещах и делах.
- Открываемся, - сказал мэр Н, уже зная, что и без него всё откроется.
- Вообщем так, на днях открываемся! – провозгласил главный. – Наши передовые учёные, деятели искусства, пресса будут работать параллельно, и наравне с посетителями. А сейчас банкет!
«Танцуют все» - про себя сказал Самохвалов, когда рядом ахнул Хваленко.
- Ура, товарищи! Свершилось! – закричал знаменитый портрет, смешно не выговаривая букву «Р».
- Волк картавый тебе товарищ, - буркнул ему в спину поп, поднимаясь с кресла.
***
Как повелось от начала мира, банкет прошёл «в тёплой и дружеской атмосфере». Самохвалов сделал вывод, что на столичных персон скульптуры не произвели должного впечатления, а если говорить о мистической стороне дела - не подействовали. Но это и естественно заключил он, ведь их копий нет в терракотовой комнате, они так сказать вне сферы иерархии и субординации, что представлена в подвале, где отражена лишь местная иерархия. А вот что будет с чиновниками Н, ему подчинёнными? Но ему было уже наплевать, так он с уверенностью сейчас осознал и понял - ему больше не работать в мэрии. Он был спокоен в отличии от своего зама, который ждал, и тоже предчувствовал и свою отставку, но при этом безумно нервничал или впадал в не менее болезненный ступор. От чего отставка произошла сама собой – по состоянию здоровья.
- Предлагаю дать дорогу молодым, - намекал и предлагал главный портрет-плакат-экран страны. Он был очень весел, общителен, возле него всегда находился другой, близкий ему по духу и причём именно самый молодой и модный портрет-плакат-экран. Он вторил:
- Это несомненно самый логичный шаг - приоритетный.
- Вот посмотрите, - показывал он на Васю Быстрова, - типичный представитель современной политики, - быстрый, стремительный, целеустремлённый, он учтёт ваш позитивный, новаторский опыт, - обращался к Самохвалову, к тому же фамилия,.. он найдёт выход!
Вася Быстров сиял, он то и дело перебегал от одного портрета к другому, отпускал шутки, смеялся, улыбался, стряхивал пыль с рамок пожилых портретов. Некоторые улыбались ему в ответ, но в основном не замечали.
- Да что вы так волнуетесь, прямо как с жизнью расстаётесь, - говорил авторитетный портрет, когда в зале появились врачи – это стало плохо с сердцем Степану Степановичу.
– Вам будет гарантирована хорошая пенсия, выделим дачи,.. - успокаивал другой, – конец света не наступил. Жизнь только начинается!
- Пожалуй, я возьму пару-тройку скульптур, пока руками не залапали, да не поломали, разломали, - шептал «на ушко» Самохвалову другой, - хочу поставить у себя...
- Да их нельзя трогать!.. - начинал было возмущаться и объясняться Самохвалов.
- Вы хотите, чтобы я нашёл хозяина этих скульптур или поднял вопрос о переносе их всех в столицу?..
- Нет, нет, вовсе нет, - начинал испуганно причитать Самохвалов и спрашивал, - а какие вы хотите взять?
- Да без разницы дорогой товарищ, мне на дачу, - легко менял строгость на лёгкость важный товарищ, - они мне все на одно лицо... всё глаз порадуют... но то, что вы нашли дорогой товарищ... да-а-а-а партия, пардон родина вас не забудет, - подмигивал портрет.
Все были веселы и общительны, не смотря на то, что разбились по кучкам-интересам как на вполне светском мероприятии – это лишь усиливало общее веселье. Лишь усатый серьёзный портрет всё время пугал стайку местных чиновников - они постоянно о чём-то между собой спорили и ругались, но когда он незаметно подходил к ним, те замолкали и расходились, либо сразу разбивались по двое. Только одна пара была постоянна – это статный дореволюционный холст и местный церковник. Они никого не беспокоили и им тоже никто соответственно не мешал. Они тихо, словно заговорщики беседовали, лишь иногда отец Земелий восклицал: «Бог всё видит! Всё видит!» Самый известный и знаменитый из приезжих портрет прогуливался и с лукавым прищуром интересовался о здоровье присутствующих, прибивался то к одной группе, то к другой, давал советы, а когда Степану Степановичу стало плохо с сердцем, посоветовал ему беречь и заботиться о своём политическом здоровье. Два последних и самых актуальных портрета-плаката о чём-то негромко беседовали с футболистом Васей, а тот иногда громко вскрикивал: «Пас! Гол!». Остальные либо спали за столом, либо рады были заснуть. Таким был и сам Самохвалов, который после того как его зама увезла в больницу «Скорая», сам поскорее хотел оказаться дома. Лишь один человек был молчалив весь вечер. Его часто можно было видеть то у окна, то ещё в каком либо ином углу. Мы не будем заглядывать в его голову, мозги, душу, сознание-подсознание и прочие места и дислокации мышления, описывая: «Молодой, уездный чиновник Николай Николаевич Хватов, увидев весь спектакль, весь этот театр абсурда, прокрутил всю свою жизнь, поняв, что оказался в западне и ловушке, стал заложником и прочее созвучное. Как заигравшийся игрок он поставил не на ту карту, сжёг, проиграл, пустил по ветру свою молодую жизнь, ощутив эфемерность власти и жизни, и вообще неисповедимы пути, бразды и т.д. и т.п.». Не будем разводить достоевщину, плодить его скульптуры - достаточно своих, девать некуда. Скажем так: «Хватов был наконец свободен, т.к. он увидел не множество дорог, путей, и прочих направлений, т.е. так называемый свободный выбор, а увидел отсутствие выбора вообще, как высшую степень свободы. Он понял, осознал, что идёт по большой и главной дороге, где на указателе ясно написано - выбора нет. В момент, когда нам кажется, что мы его делаем, нами он уже сделан. Мы только комментируем свой, уже сделанный выбор, как осознаём шаг, уже шагая».
Так вот, наступило то, что на каком то моменте главный, а все главные хорошо знают такие моменты, можно даже сказать они являются повелителями этих моментов, рождены, чтобы сами порождать их, встал и произнёс:
- Господа, мы посоветовались с... - он указал на улыбающийся плакат, - и решили, городу Н нужны молодые, перспективные политики, которые выйдут на новый уровень, внесут коррективы, определят прерогативы, произведут перезагрузку, вольют свежую струю и прочую херню, извините за выражение в политические отношения, и тэ дэ и тэ пэ... Одним словом, поднимите руки кто «за» молодых политиков!
Все, кто не спал подняли руки, остальные же автоматически оказались «за».
- Вы не возражаете покинуть пост мэра добровольно, уйти так сказать в отставку? – спросил он, обращаясь к Ивану Ивановичу.
- Нет, - ответил Самохвалов и зачем то посмотрел на свои дешёвые часы.
- Так да или нет? – спросил-уточнил главный.
- Не возражаю уйти в отставку, - более подробно и конкретно ответил Самохвалов. Он и не думал возражать, заранее предвидя исход.
- Поздравляю!
- Вы же сами видите здоровье уже не то, у старой, извините устаревшей власти, - сказал главный, намекая на сердечный приступ Хваленко. - Молодые не подкачают... Вообщем, мы предлагаем отличную кандидатуру – Василий Быстров!
Кто не спал те зааплодировали, а кто спал так громко захрапели, что тоже сошло за вполне качественные аплодисменты. Во сне они видели основную стратегию. В назначении Быстрова мэром Н был блестящий политический ход столичного начальства. Зачем какая то партия, да ещё с лозунгом «Открытость»? Мало ли что он откроет в самой столице?
- А Васе Быстрову, думаю подходит, вполне подойдёт в заместители Николай Николаевич Хватов, - кивнул на него ведущий. Тот стоял в стороне и без особого внимания наблюдал за происходящим.
- Он тоже молодой, перспективный, хорошо знаком с хозяйством и управлением города, и уже заметьте, - заметил главный погрозив пальцем, - спасший город, когда жители были не довольны, требуя хлеба, и угрожали политической системе не только Н, но... - тут главный остановился и обратился к Самохвалову, - правильно я говорю, Иван Иванович?
Тот сидел в кресле и зевал.
- Да было такое, - равнодушно ответил Самохвалов.
- Впрочем последний выбор мы оставляем за вами Василий Васильевич, - сказал главный обращаясь к Васе Быстрову и рукой окинул шеренгу местных чиновников, - выбирайте себе зама!
Те выстроились в ряд как невесты на смотринах. Молодые, молодящиеся, откровенно старые, все в благоговении замерли, каждый улыбался, подмигивал, поводил глазами, надеясь, что жених - новый мэр обратит внимание и выберет себе именно его в жёны-заместители. Один Хватов был строг и серьёзен, он был уверен, знал без всякой «надежды и благоговения», что Вася выберет именно его. – Выбирайте, - повторил главный, - у вас богатый выбор!
- Вот, сколько скульптур! – пошутил его неизменный молодой спутник. - Пожмите руку настоящему, с сегодняшнего дня вступающему...
Тут как в детской игре «на сопельках-на ниточках» он стал с юмором нагнетать интригу, отдаляя выбор и развязку:
- С сегодняшнего дня вступающему в должность первого...
Местные чиновники в ожидании вспотели.
- С сегодняшнего дня вступающему в должность первого заместителя...
Вася Быстров как перед пенальти прыгал на месте, приседал и разминался. Помимо надежды, на лицах местных чиновников улыбки превратились уже в гримасу боли, а весёлый портрет-плакат продолжал игру растягивая слова и отдаляя финал:
- С сегодняшнего дня вступающему в должность первого заместителя мэра...
Тут капли пота выступили даже на лбу у Хватова.
- С сегодняшнего дня вступающему в должность первого заместителя мэра города...
Самохвалов - уже бывший мэр, сидел в кресле и улыбался - ему явно нравился такой «креативный подход».
- С сегодняшнего дня вступающему в должность первого заместителя мэра города Н...
- Коля Хватов! – быстро ответил Вася.
- Продано! – хлопнул в ладоши столичный плакат-плакат.
- Отличный выбор! - словно продавец на базаре прекратил торг главный.
- Выбирай, не выбирай, голосуй, не голосуй!.. - крикнул какой-то пьяный портрет из зала, либо со стены, но главный строго посмотрел в зал, по стенам и голос умолк.
Николай Хватов без особой заинтересованности подошёл и пожал своему когда-то другу и напарнику руку.
- Поздравляю вас, - словно молодых с загсе поздравил главный портрет.
Кое-кто в зале, а скорее опять же со стены, крикнул:
- Горько!
Но на этот раз ведущий не обратил внимание на дерзкий выкрик, а наоборот как будто что-то вспомнил, подошёл и разбудили один важный на церемонии портрет, вкратце объяснив ему суть произошедшего. Тот встал, подошёл к молодым политикам и поздравил их продолжительными поцелуями, на что зал ответил не менее продолжительными аплодисментами. В заключение он произнёс благословение:
- Стерпится, слюбится!
- Позвольте? – улыбнулся главный.
- А... да, хм-хм... хрым-хрым... и сработается, товарищи! – поправился тот.
Ураааааааааааааааа! - затянул зал.
Поздравляли все, даже отец Земелий. Он как водится традиционно поклонился. Самохвалов тоже подошёл и пожал руку обоим - приемнику и новому заму.
***
На следующий день политический истеблишмент страны покинул Н. Газеты, радио и телевидение скупо поведали о визите первых лиц страны, и вкратце сообщили о «весьма интересной находке» в подвале мэрии, с которой и было связано прибытие, и закрытое заседание этих самых первых лиц. Якобы столь важной находке не «придали значение» и «не дали резонанс» главные персоны – мэр Самохвалов и зам Хваленко, за что и были отстранены от занимаемых должностей и сняты с руководящих постов. Сообщалось, что приехавшее в Н столичное начальство, лично провело «важные кадровые перестановки» и теперь новый мэр города - Василий Васильевич Быстров, знаменитый футболист «Н-ского фантома», а его первый зам не менее известный политик Николай Николаевич Хватов. Оба они самые молодые политики не только в Н, но и во всём мире, не считая неразвитых и прочих не демократических стран.
Сообщалось, что «величайшая находка века» - собрание глиняных скульптур различных эпох и культур – «Терракотовая комната», по типу аналогичной в Китае, и созвучной и пропавшей у нас «янтарной», будет открыта для посещения круглосуточно, и с завтрашнего дня. Вход бесплатный, но просьба скульптуры не ломать, т.к. параллельно их будут изучать и исследовать учёные, искусствоведы и прочие специалисты, которым в работе просьба - не мешать.
Ни о каких мистических свойствах скульптур не сообщалось.
***
Продолжение следует.