Ах, Ангара, Ангара! 2

Виталий Овчинников
               

                (Из цикла «Сибирские этюды)


               Олег на свадьбе брата не был. Он о ней не знал. Сразу после летней сессии, которую он сдал наполовину досрочно, он уехал из Москвы на Северный Урал и  вернулся в столицу  лишь в конце сентября. Он уже перешел на четвертый курс, а на старших  курсах  занятия начинались с 1-го октября. Летом у них должна была быть общепроизводственная  практика, но ее можно было заменить на работу в стройотряде. Что Олег и сделал с  самого  первого  курса.  Стройотряд все-таки давал возможность студентам неплохо  заработать.  А практика  должна  была проходить в цехах  какого-нибудь  завода на рабочих  местах. А  чтобы  заработать  на  рабочих  местах, надо  было, в  первую очередь, иметь  рабочую  специальность. А ее у  Олега  тогда  еще  не  было.

                Освоил он тогда всего лишь несколько строительных профессий, да еще немного сварщиком  поработал без официального на то  разрешения. «Корочками» сварщика он  пока еще не обзавелся.. Поэтому ему не имело  никакого  смысла  торчать на заводе. Для  него, как и для  большинства     студентов, постоянно  ищущих возможность хоть  как-то пополнить  свой скудный, несмотря на некоторую  помощь родителей, бюджет,  важнее и нужнее  было  поехать на заработки в какую-нибудь глухомань в составе официального институтского  стройотряда.
 
                Там – налаженное финансирование, там – аккордные наряды, заранее оговоренные  на  планируемые  объемы работ. И четко  выдерживаемый  принцип  оплаты, определенный простыми, всем понятными  словами: сделал – получил. Раньше  сделал – раньше получил. Позже сделал – позже получил. А потому – все в  стройотряде зависело от  тебя  самого, а не от какого нибудь  дяди.
 
                И студенты, собираясь  в дорогу,  уже  заранее знали,  сколько  они  смогут там заработать и сколько привезут с собой. Если  конечно  будут  там работать, а не филонить. А ехали все в  стройотряде  только  работать. Ну, немножко  еще и отдохнуть от забот столичной жизни, и, конечно же не забывать при этом о бренных радостях самой этой жизни. Ведь они  все  были молоды,  веселы, активны и  жизнь в  каждом  из  них  по  настоящему бурлила и даже лилась порой через край..
.
                Поэтому людей в бригаду  подбирали по одному лишь принципу – чтобы  мог   работать столько, сколько нужно для всей бригады. И чтобы не подличал, не подводил товарищей и  был бы  компанейским  парнем. Потому что  все работали  на общий  котел. И всем  платили– поровну. Профессиональные возможности-то у всех были примерно одинаковы. Лишь  только командиру и комиссару стройотряда – давали немного больше. Ну, они же – начальство. А начальники  всегда  имеют  больше.

                Естественно, допускались кое-какие изменения в системе оплаты.. Жизнь есть жизнь и, от этого никуда не денешься. Кто-то лучше работает, кто-то хуже, кто-то  может больше, чем другие  и  дает больший  прибыток в общий котел. Но все решалось на  общем  собрании бригады общим голосованием с помощью коэффициентов трудового участия. И с обязательным ведением протокола собрания.  Чтобы потом не возникало  никаких недоразумений или  двусмысленностей. И за все годы работы  Олега в  стройотрядах  никогда  никаких  конфликтов с работой и оплатой у них в бригаде не возникало. И от работ в стройотрядах МЭИ у него на всю жизнь остались лишь самые светлые и чистые воспоминания.

                Обосновавшись в общежитии, Олег сходил на почту «студгородка» и взял свою летнюю корреспонденцию, лежавшую для него в окошке «до востребования». Там он как раз и увидел извещение из воинской части, где служил отец.. Он озадаченно  повертел в руках казенный конверт с фиолетовым штампом «ЗАКАЗНОЕ», недоуменно пожал плечами,  затем  распечатал его. Никаких  мыслей по  поводу  странного этого  конверта  у него не возникла. И никаких  нехороших предчувствий – тоже. Элементарное человеческое любопытство. И больше ничего.  Из  конверта выпал свернутый листок бумаги. Олег развернул его. Это был фирменный  бланк воинской  части, где служил Отец, на котором  был  напечатан следующий текст:

                Уважаемый Олег Юрьевич!
                С глубоким  прискорбием  сообщаем  Вам  страшную  весть.  Ваши родители, отец, Жуков  Юрий  Павлович, полковник  Советской  Армии, заместитель  командира  части по политической  работе;  мать,  Жукова  Зоя  Федоровна,  учительница  математики  средней школы №36  города  Иркутска-2 и  Ваш брат,  Михаил  Юрьевич  Жуков  вместе  со  своей молодой  супругой, Татьяной Павловной и еще с 42-мя жителями города погибли  03 июля 1987 года при несчастном случае на реке Ангара.
                Похороны  состоятся 06 июля 1987 года на восточном городском кладбище. Прощание с телами погибших в центральном  зале  городского  доме  культуры  имени Орджоникидзе с 25-го июня  с 10-ти часов.

                Примите наши самые искренние
                соболезнования. Скорбим и  плачем вместе с Вами.               
                Командир в/ч №356 742  полковник
                В.Т.Зарудный
                Начальник 25-го отделения милиции
                города Иркутска, подполковник 
                А.П. Типакин.

              Обе подписи были заверены гербовыми печатями. А в левом верхнем углу стоял регистрационный номер и дата регистрации – 04-го июля 1987 года.   
               
               У Олега  подкосились ноги  и стало  холодно в груди. Он слишком уж хорошо знал, что это такое    -  воды  Ангары.  В это же день он оформил в деканате отпуск на неделю и вечером вылетел в Иркутск. 
 
                Могилы отца,  матери и брата с молодой  женой, даже  еще и  не женой совсем, а всего лишь  невестой, только что ставшей женой, находились  в  старой части городского  Иркутского  кладбища. Место  было тихое, спокойное и даже, в какой-то степени – уютное, недалеко от стены ограды, выполненной из  старинного  темно красного  кирпича. Вдоль стены  стояли  высокие и  кряжистые, могучие старые березы с бугристой, сморщенной, потрескавшейся от многолетия корой. А рядом, за витой металлической  оградой, отлитой  из чугуна  на  местном  «литейно» механическом  заводе, нашли  свой последний  приют  четыре  человека: двое  взрослых, почти что уже  пожилых и  двое молодых, совсем еще  зелененьких.

                Четыре могильных холмика, ровных аккуратных, старательно обложенных дерном и буквально заваленных свежими и старыми, уже высохшими и завядшими, цветами. Всякими: в букетах, в венках, в вазочках и просто  россыпью. В изголовье  каждого холмика стоит металлическая конусная тумба с пятиконечной  звездой на вершине, окрашенные в красный цвет. На передней стенки тумбы – овальные рамки с фотографиями погибших.  Все – Жуковы.

                Жуков Юрий Григорьевич          Жукова Зоя Федоровна,
                1942 – 1987гг                1944 – 1987гг

                Жуков Михаил Юрьевич.             Жукова Татьяна Павловна
                1967 – 1987гг                1968 – 1987гг

                В передней части ограды, справа, ближе к боковой стенке, сделана дверца с поворотной  ручкой. А сразу  за  дверцей, слева  от входа  вкопана  деревянная скамейка  с небольшим металлическим  столиком  перед ней. То самое место, где можно посидеть, подумать, пообщаться с памятью  и душами  ушедших. Можно даже и выпить и всплакнуть немножко. Если уж невмоготу совсем. В таких слезах ничего стыдного нет. Такие слезы очищают, снижают боль и приносят  хоть какое-то облегчение. Пусть выдуманное, пусть эфемерное, но  все  же – облегчение.

                Но  Олегу  сегодня  почему-то  не  плакалось. Хотя  на  душе было больно, горько и обидно. За  что?!  За  что?!  Кому  они, погибшие, сделали плохо?! Ведь совсем еще  молодые!  Жить бы  да – жить. А оно  вон  как  обернулось! И кому  это  нужно, чтобы умирали молодые?  Природе, где все хаотично, случайно и где властвуют дикие,  животные  законы инстинктов? Или – ему,  который  называет  себя  Богом?

                Если ты – Бог, если ты Всесильный и Всемогущий, тогда  скажи мне, простому  Советскому  парню, Олегу  Жукову, стоящему у могилы четырех  самых  родных и  самых дорогих ему людей, которых  этим летом трагически и нелепо погибли вместе с несколькими десятками других людей. Скажи,  зачем  ты это сделал?  Для чего? Кто тебе дал право убирать с  лика Земли хороших людей и оставлять в живых всякую нечисть и всякую погань? Кто?! Живут, здравствуют  и  процветают  в  этом,  созданном  тобой мире, лишь   убийцы,  насильники,  бандиты, ворье всякое, а хорошие, нормальные люди – погибают.
 
                Ты  что  вытворяешь  с людьми, которых  поселил  на  этой неласковой Земле, а?  Забавляешься?!   Экспериментируешь?   Издеваешься?  Люди   для   тебя,  что – подопытные мышки, да?!  Смотри, доиграешься. Люди не «идиоты».  Иногда они прозревают. И тогда – смотри-и-и-и.  Проклянут они тебя! Отвернуться!

                Вот такие мысли возникли у Олега,  у  типичнейшего   Советского  молодого  человека,  стопроцентного   материалиста, не верящего ни во что такое этакое, чего  нельзя было бы  потрогать руками или обнаружить с помощью  приборов.  И до  высших  небесных сил, в  каком  бы  виде  они не выступали, в этот момент ему не было абсолютнейшим образом наплевать.

               Просто,  ему было страшно плохо  в этот момент. Так плохо, что мир вокруг него казался ему чернее черного, а впереди не виделось никакого просвета. И ему хотелось бежать отсюда, от родного когда-то дома, от родного когда-то города  и от нее, родной когда-то Ангары,  куда-нибудь  подальше. И у него было, куда бежать – в Москву, в студенческое общежитие, к друзьям ребятам.

                Он пришел сюда, на  кладбище, к могилам своих родных, чтобы попрощаться с ними, с их прахом, а заодно – с целым периодом своей жизни, с периодом своего детства, отрочества и юношества, с той частью своей жизни, которая прошла у него в городе Иркутск-2 и которая для него была невероятно прекрасной.  Теперь же  у него начинается  совершенно  новый и совершенно  иной период жизни, совершенно   не связанный с Иркутском.
 
                А потом он пошел на Ангару, на одно из самых любимых когда-то своих мест, на каменистый выступ гранитного кряжа, глубоко выступающего в Ангару, где он любил когда-то сидеть в раздумьях.  Сел он на этот камень и просидел на нем до самой ночи наедине со своей Ангарой.
                Ах, Ангара!  Ангара! Что же ты наделала, глупая?!

               На другой день Олег  улетел в Москву и больше в Иркутске-2   не был  никогда. Правда, несколько раз пытался было приехать. Даже собирался.  Но не получалось.  Все,  что-нибудь, да мешало.  А вернее всего,  его собственный  душевный настрой. Как  будто  город его детства и его юности вместе с рекой Ангарой стали и вправду в чем-то перед ним виноватые, и ему больше не хотелось  встреч с ними. Никак не хотелось! Они  стали для него виновниками смерти всех его рдных. А потому - чужими. А к чужим не ездят. Даже по обязанности.

              И кто знает, может, оно, в действительности, было так! Но ведь вполне возможно, что  и нет! И истиные причины того, почему Иркутск-2 вместе с Ангарой перестали  быть для него самым родным местом на земле, нам никогда не станут известны.

Все во власти нашей судьбы. А вот в чьей власти находится наша судьба - нам не ведано! И слава Богу, что не ведано!

                КОНЕЦ