Познакомился я с представителем этой великолепной породы охотничьих лаек при следующих обстоятельствах.
Как-то в начале шестидесятых годов мы – группа заводских туристов – пошли в зимний поход по Северному Уралу. В районе между Денежкиным и Конжаковским камнем наткнулись в лесу на охотничью избушку. А в ней оказался охотник с собакой, инвалид Великой Отечественной войны. Было уже темно. Уставшие от перехода на лыжах по глубокому снегу, кое-как разместившись в тёплой тесной избушке и получив на ужин от завхоза по куску хлеба с колбасой, все мои попутчики уснули.
Мы же вдвоём с охотником разговорились. Сидевшая между нами собака, нос которой был на уровне дощатого стола, казалось, дремала. Я отломил половину бутерброда и подсунул ей на край стола, но она даже не отреагировала, только её ноздри шевелились.
- Что это она такая сытая? - обращаюсь к охотнику. Он усмехнулся и что-то шепнул собаке. Та мгновенно проглотила кусок. На мой вопросительный взгляд охотник поведал, что собака ещё за час до нашего прихода «сказала» ему, что сюда идут девять человек на лыжах. Кто такие в этом глухом крае? И он через час, взяв ружьё, вышел нас встретить. Конечно, я засомневался в его словах: собака сказала, и ещё за целый час, да девять человек! Но, тем не менее, очень этим заинтересовался.
За кружкой чая охотник рассказал мне следующее. До войны леса были поделены на охотничьи угодья. Живущие в глухих посёлках местные занимались охотой, сдавали пушнину, и этим жили. Они следили за своими угодьями, чтобы зверь не переводился и доходы давал. Жили неплохо. Их верные помощники собаки – лайки вогульской породы - стоили больших денег. За такую собаку давали корову с телёнком и сена на зиму.
А в начале войны всех мужиков-охотников забрали на фронт. И, что самое глупое, ещё забрали и всех собак, якобы чтобы научить их кидаться под танки.
Всех война перемолола. Мало кто вернулся, и то после ранений. У самого охотника была нога перебита. С трудом, хромая, выбрался он нынче на охоту. А про тех собак ни слуху, ни духу. Перевелась эта порода. А вогульская лайка – лучшая охотничья собака, читал я у Сабанеева. Она величиной с крупную овчарку, с волчьим окрасом, универсальная охотница: и на медведя, и на лося, и на пернатую дичь. У этого охотника кобель был, да ещё, говорил, где-то в далёком посёлке есть сука. «Случить бы их, да вот сил уже нет, хожу плохо», - охотник тяжело вздохнул и замолчал.
Раздавался храп моих спутников. Задремали и мы. Вскоре что-то разбудило меня. У занесенного снегом выхода стояла собака. Охотник одевал валенки.
- В чём дело? – с недоумением спросил я.
- Да опять идёт кто-то. У вас отставших не было?
- Да нет, не было. Все тут. – Я с любопытством тоже оделся, и мы выбрались наружу.
Валил снег. Вьюжило. Наша лыжня уже покрылась снегом. Собака жадно нюхала воздух, потом что-то «доложила» хозяину.
- Странно! Идут двое с собакой. Через час будут здесь! – ответил он на мой вопрошающий взгляд.
Я, конечно, не очень-то и поверил. Может, это его друзья, а он мне голову морочит.
Ладно. Засёк я время: два часа ночи. Спустились в избушку. И через час я ему напомнил. Оделись мы и вышли. Минут через пять сквозь снежную мглу замаячили два силуэта. Подошли. Остановились в недоумении. Из их разговора с охотником я убедился, что они не знакомы. Он по таёжному закону пригласил их в избушку, где не только сидеть, но и стоять-то можно было с трудом. Тесно было очень.
Пришедшие оказались охотниками из какого-то рабочего посёлка. Выбрались на охоту, зная, что все угодья давно заброшены. Извинились перед нашим охотником и пообещали утром уйти.
Как собака учуяла гостей так далеко, да ещё находясь в избушке? И как сообщила хозяину, что их было двое? Это чудо произвело на меня глубокое впечатление.