Дядя Саша накопил миллион. Наконец-то! Радость от завершённости задуманного, окончания всего предприятия – переполняла, давала сил. Да, что там предприятие! Смысл, наполнявший его бытие все эти годы, обязанность. Долг! Вот точно – выполненный долг! Это слово как нельзя лучше подходило торжественности момента. Когда-то давным-давно, может 20 лет назад, может 25, он сам себе поставил этот рубеж, задачу, которую был обязан выполнить - во что бы то ни стало. И вот выполнил же! Накопил! Сделал! Зачем? Он редко задавал себе этот вопрос. – Надо – и всё! Ну, хотя бы для того, чтобы чувствовать своё превосходство, доказать самому себе, что может то, что не под силу другим.
Однажды – ещё в конце 80-х, сидя на лавочке у подъезда, он не выдержал и похвалился Глебовне – соседке по лестничной клетке, что на «книжке» у него двадцать тысяч. 20! – тогда ещё более-менее полновесных советских рублей – сумма не бог весть какая, но всё же… Стоимость новой кооперативной квартиры… И кто его тогда тянул за язык?! Знал же, знал, что старая карга ничего хорошего не скажет в ответ, не оценит и не поймёт. Так оно и вышло.
- Дурак ты, Сашка! Лучше бы на курорт съездил, оделся, как следует. Не видел же ничего!
Ну, да, это её внучек много видел! Художник хренов! Декоратор! Сказать смешно! Кому нужны его декорации? Жили люди без них и дальше проживут. Даже ничего не заметят: без его декораций, без его самого, даже без его театра. Нищета – голь перекатная. Зато каждый год по курортам – ладно бы сам, а то и выводок свой за собой тащит, и жену – такую же «недоделанную». А потом из долгов не вылезают – бабка их со своей пенсии подкармливает…
Всё – всё высказал тогда дядя Саша Глебовне. Ох, и разругались они! И хоть прошло с тех пор столько лет, а эпизод этот всё - равно порой всплывал из глубин памяти, мутил голову, отравлял действительность. Сглазила, ведь тогда – ведьма старая:
- Да ты посмотри, Сашка, что творится! Пропадут же твои деньги – всё прахом пойдёт!
И точно – года не прошло – такое началось! А потом и вовсе – все вклады «заморозили»! Чувствовал ведь, что надо снять, да всё тянул, тянул – сомневался… Да и легко сказать – снять. А куда их? Под подушку? В банку и в подвал? Времена-то какие начались. Хлопнут по башке, заберут деньги и – привет! Искать даже никто не будет. А ведь было бы уже два миллиона, а то и три! А потом – то дефолт, то деноминация, то «МММ»… А афёры с квартирами?! Однажды, уже выйдя, как ему казалось из всевозможных кризисов, и накопив-таки первую приличную сумму, дядя Саша решил подстраховаться и по совету одного бывшего сослуживца – тоже "змея хорошего" – решил вложить деньги в недвижимость. А тут и «Капитал-строй» как раз подвернулся. Везде квартиры уже по миллиону были, а у них всего четыреста тысяч. Только деньги надо сразу, и год подождать… Подождал! Через полгода директора посадили, а дом и до второго этажа не достроили. Ох, и расстроился он тогда. От этого, возможно, всерьёз и заболел. Но времени за здоровьем последить - не было. Надо было как-то своё кровное обратно вытаскивать. Долго же нервы трепали! Потом, вроде, решили за счёт бюджета жильё обманутым дольщикам дать. Но, опять же, не всем. Семьям с детьми, ветеранам… Тьфу ты, пропасть!
Встретил тогда случайно дядя Саша своего сослуживца:
- Ну и что мне делать теперь, Иван Ильич? По твоему совету – последнее в «Капитал-строй» вложил. Всё, что на старость годами собирал. Теперь и не знаю, как жить…
- А ты справку, что ветеран войны принеси, - предложил Иван Ильич.
- Так кто ж мне такую справку-то даст?! Ты в своём уме?
- Ну, кто-то же тебе дал, что ты «труженик тыла».- И лыбится, гад!
- Да я… Да мы! Мы колоски на колхозных полях убирали!
- В шесть лет-то?
Дядя Саша аж опешил от такой наглости.
- Так, может, ты в шесть лет и воевал? Кто тебя знает…
Повернулся и пошёл. Даже когда дядя Саша материл его вслед, ни разу не обернулся. Гордый – паразит…
Ну, да до новой справки дело не дошло. Годика через три и дяде Саше, как «труженику тыла» ключи от квартиры вручили. Не всё же многодетным фартить должно! А тут и копить легче стало. Пенсия – раз, «цветмет» - два, за аренду квартиры – три. Плюс инвалидность – ни ахти какой приварок, а всё ж таки. Правда, с инвалидностью дело обернулось совсем худо. Положили как-то на обследование – бац! Рак крови в последней стадии. И куда они раньше смотрели – проклятые! Живёт-живёт человек, и никому до него дела нет! И ни лекарства, ни химиотерапия – ну, ничего не помогало. Говорили, правда, что в Израиле ещё могут вылечить. Так это такие деньжищи! Вторую квартиру надо продать! Да и помогут ли? Оберут до последнего и голого выбросят – думал дядя Саша – одно слово – евреи!
Вернувшись из хосписа, он лёг на диван. Голова кружилась, опять накатывала удушливая тошнота, болело в подреберье. «А говорят: из хосписа не выписывают, - подумал Дядя Саша.– Выписывают, ещё как! Чегой-то им с больным человеком возиться…» Он слабо представлял назначение хосписа, видел его чем-то вроде бесплатной клиники для тяжело больных, которых дома лечить нет никакой возможности. Но, на этот раз его будто озарило:
- Неужели, правда?! Неужели всё зря?! И нет её - никакой возможности! Совсем никакой???
Взгляд скользнул по голой, оклеенной дешёвыми обоями стене, по старому брежневских времён дивану, крашеному яркой краской полу, по стенке с дешёвым чехословацким стеклом и хрустальными салатницами, которые покупала ещё Зинка. Покупала, таясь от него, выдавая за награды в соцсоревновании. Однажды он узнал об этом и закатил страшный скандал. Больше таких глупых трат она не делала. А теперь, эти вазочки – казались самым дорогим, самым ценным, что оставалось у него в этом мире. Чувство – похожее на жалость проснулось где-то глубоко в душе, или в том месте, где она – душа – должна была быть.
- И в самом деле! Что видела она за свои 56 лет? Что успела? Что оставила она после себя? Да и я сам…
Головокружение вдруг отступило, но по всему телу разлилась неимоверная слабость. Земное притяжение, казалось, усилилось до такой степени, что вот-вот продавит диван, вомнёт его в землю насовсем – навсегда!
- А что оставлю я? – может быть впервые за всю жизнь, подумал дядя Саша. – Две квартиры? Миллион на «книжке» и двести тысяч, приклеенные скотчем к днищу тумбочки? Кому всё это и зачем?
Смысл, даже азарт, наполнявшие все эти годы его жизнь, куда-то вдруг исчезли. Стало пусто и ужасно тоскливо. Жизнь внука Глебовны с его детьми, поездками к морю и вечными долгами, показалась вдруг более радостной и осмысленной, чем его собственная. И от того сделалось ещё горше – хоть вой.
- Всё копишь, дядя Саша? – вдруг вспомнилась последняя встреча с ним, в уже ставшей родной за эти годы сберкассе…
- Уже не коплю, Владик… Накопил, - прошептал едва сдерживая слёзы, дядя Саша.
– Накопил. – Повторил он ещё раз и отвернулся к стене.
Вдруг в голову пришла шальная мысль – изменить всё и вся, что можно ещё изменить за эти дни, часы, минуты. Отдать эти проклятые деньги, поглощавшие вместе с лейкемией всю его жизнь на протяжении долгих лет. Может быть, кому-то они будут полезны, раз уж самому не довелось. Может быть… кто-то вспомнит его добрым словом и оценит, что всё – всё, что он делал было не зря.
Слабость и тошнота, будто бы отступили. Дядя Саша встал и подошёл к шкафчику, где лежали документы. Взял паспорт, бумаги на квартиры, сложил в пакет, сунул в пиджак.
До офисного здания, где сидит нотариус – три минуты ходьбы. Только дорогу перейти.
- Отпишу квартиры племянницам. Ничего, что двоюродные. Пусть редко заходят. Но ведь появлялись: и в хосписе, да и так - нет-нет заглянут, чего-нибудь принесут… Да хоть бы и за наследство. А кому же всё это? У них ведь, дети. А живут – одна на съёмной, другая в общежитии. Пускай поживут нормально!
Накопленный миллион дядя Саша решил отписать детскому дому – раз уж своих детей нет. Слышал, что игрушки для детей собирают. Даже газету с расчетным счётом захватил.
- Ну, что они там соберут?! Старьё одно! Пускай детишки порадуются!
Дядя Саша даже как-то преобразился. Пошёл быстрее, увереннее.
В офисе нотариуса сидела какая-то бабка. Вышла помощница. Извинилась и сказала, что сейчас начинается обеденный перерыв. Что можно записаться на приём и зайти через час.
Дядя Саша мысленно чертыхнулся и вышел на воздух. Сидеть час в холле офиса не было никакого желания. Силы, будто снова возвращались к нему. Он решил прогуляться.
Буквально за офисом располагался сквер, скрывавший кронами деревьев фасад больницы. Той самой – в которой ему и поставили три года назад страшный диагноз. Не зная зачем, дядя Саша побрёл к больнице. Разыскал врача, который «лечил» его, как оказалось, от неизлечимой болезни – совсем молодого парня лет двадцати шести. Мысль, позвавшая его совсем недавно написать завещание, казалось, всё просветлялась и просветлялась. Теперь она уже не тлела, а горела маленьким, но ярким огоньком надежды.
- Здравствуйте, Павел Сергеевич! Узнаёте?
Доктор слегка прищурился, но к удивлению дяди Саши узнал своего пациента:
- Здравствуйте, Александр…
- Геннадьевич – подсказал дядя Саша.
- Александр Геннадьевич, повторил врач. – Как Вы?
- Да вот - как видите! Не умер ещё. Меня сегодня из хосписа выписали! – С нескрываемым торжеством отрапортовал бывший пациент. – Может, ещё поживём? А?
- Из хосписа?
Павел Сергеевич немного смутился:
- Пути Господни неисповедимы. Бывают и у нас ошибки… А вообще-то, лейкемия болезнь интересная. Иногда с ней на глазах за пару недель угасают. А порой и пять, и десять лет живут…
Дядя Саша не дал договорить:
- Интересная, говоришь?! Это для вас она интересная. А мне как жить с вашими диагнозами?! Приговорили нормального человека, а теперь «пути господни» вспомнили! Знаю я вас, знаю! Денег вам давай! Носи - таскай! А вы ещё, что-нибудь найдёте! Или не так?! А как человек будет жить эти пять - десять лет – вам наплевать!
Доктор почему-то ругаться не стал. Выбросил, не затушив сигарету, повернулся, но прежде чем уйти, бросил через плечо:
- Желаю Вам правильно прожить остаток жизни. – Произнёс он и торопливо пошёл в отделение.
- Ах, ты молокосос! Он ещё меня учить будет, как мне жить, - не унимался дядя Саша. – Да я всех вас, слышь, ты - Гиппократ хренов, всех вас ещё переживу!
Дядя Саша поплёлся обратно. Остановился возле офисного центра, где располагался кабинет нотариуса. Достал из кармана газету с адресом и счётом детского дома – бросил в урну.
- Ишь, ты! Десять лет! А они меня хоронить собрались! Не дождутся
По дороге к дому он отклонился от маршрута. Зашёл в сберкассу. Выстоял очередь. Положил на «книжку» ещё пять тысяч, которые захватил с собой на нотариуса и «непредвиденные» расходы. Второй миллион уже не казался таким недосягаемым рубежом, как утром, как все дни, что он «отвалялся» в хосписе. Жизнь вновь наполнялась смыслом. Снова пьянил разум собирательский азарт.
К вечеру снова разбила слабость. Накатила удушливая тошнота.
«Может, отпустит?» - подумал дядя Саша. На это раз – не отпустило…
2012