3. Петровская свобода предпринимательства и торговли в России
Начиная реформы государства Российского, Петр в числе первых нововведений провозгласил свободу предпринимательства и торговли.
8 апреля 1719 года он, «милосердствуя к купечеству Российского государства, указал казенным товарам быть только двум: поташу и смольчагу (и то для бережения лесов), а прочие товары, которые продаваны были из казны, уволить торговлею в народ, токмо прибавочного (сверх обыкновенной )пошлиною, а каким образом оные товары в купечество произвести и с какою пошлин прибавкою, чтоб было к государственной пользе и к народной прибыли, о том учинить разсмотрение в Коммерц-коллегии и публиковать в народ».
10 декабря 1719 года была провозглашена свобода предпринимательства – «Берг-привилегия». Она гласила: «Соизволяется всем, и каждому дается воля, какого б чина и достоинства ни был, во всех местах, как на собственных, так и на чужих землях искать, плавить, варить, и чистить всякие металлы, сиречь: золото, серебро, медь, олово, свинец, железо, також минералов, яко селитра, сера, купорос, квасцы и всяких красок потребныя земли и камения, к чему каждый толико промышленников принять может, колико тот завод и к тому надобное иждивение востребует».
Впрочем, объявленные Петром прозападные либеральные нововведения, касающиеся свободы предпринимательства и торговли, не должны никого вводить в заблуждение, ибо все существовавшее на тот момент в России предпринимательство - горнорудные и мануфактурные производства - были целиком под контролем берг- и мануфактур- коллегий, могущих в любой момент отобрать тот или иной завод от неэффективного собственника и передать кому ей вздумается. Так же, как и свободу торговли полностью контролировало государство.
О свободе конкуренции в России не могло быть и речи. Вот что было записано в регламенте мануфактур-коллегии: «О мануфактурах же фабриках, которые содержатся компаниями, надлежит иметь прилежное смотрение, дабы не ослабевали, но в лучшее состояние произвождены были; ежели же усмотрится, что оныя ослабевать будут, то как наискорее коллегию рассмотреть, отчего оное произошло: буде нерадением компанейщиков – и их принуждать к порядочному содержанию, как коллегия за благо рассудит; буде же усмотрится, какая мануфактура или фабрика производится порядочным образом, и содержателя имеют к тому радение, и имеется впредь от нее надежда, а в силу за неимением достойной суммы произвести они не могут, таким коллегия имеет чинить капиталом вспоможением». Т.е. судьба предпринимательства при Петре была полностью в руках чиновников – служащих коллегии. Так же, как и в современной России, бизнес находится в руках государства, точнее, чиновников, говорящих от лица государства, давно подменивших его волю – своей, ни за что не отвечая, тем не менее, диктуя современному бизнесу свои законы.
Регламент коммерц-коллегии, контролирующей торговлю, с одной стороны провозглашал свободу торговли, ограждая русских купцов высокими ввозными таможенными пошлинами от иностранной конкуренции, с другой – резко ограничивал грузопотоки, сообразно с разными политическими соображениями, ставимыми властью выше интересов торговли. Впрочем, так происходит и сейчас в России, где о конкуренции в торговле также речь не идет. Так, Петровский регламент приписывал товары из Пскова и его области везти только в Нарву, «а в Ригу и другие места не возили тех товаров, которые велено возить в Петербург». Сейчас эти политические соображения восстанавливать никому не интересно, но общий принцип – политика первична, бизнес и торговля вторичны – остались неизменны по сегодняшний день.
Но дело даже не в тотальном контроле государством за производством, что превращало свободу предпринимательства в фикцию. Главное отличие русского бизнеса того (и нынешнего) времени от - западного, в том, что, заводя предпринимательство в России, Петр строил его на крепостнической, феодальной основе. Т.е. вводил нововведения в аграрной средневековой стране, якобы, отличные от старых общественных институтов, пользуясь при этом теми же самыми крепостническими методами, олицетворявшими старую Россию, с которой, Петр и боролся.
Одной рукой поощряя свободное производство, другой - Петр лишал его вольнонаемной силы, т.е. того, без чего не может нормально развиваться ни одно производство, ибо, благодаря его податной реформе, в стране не осталось вольных сословий, из кого можно было бы набирать наемных работных.
Петр создал искусственное новообразование под названием государственные крестьяне, которое «сшил», подобно лоскутному одеялу, из разношерстных бывших сословий, некогда считавшимися вольными в допетровской Руси. Единственным критерием для их объединения служило для Петра их положение в оклад на основе единого размера взимаемой с них подати.
Историческая справка: В 1724 году, согласно «плакату о подушной подати», был уточнен термин государственные крестьяне – искусственное новообразование, созданное Петром из самых разных ранее свободных сословий. По этому документу налог должен был взиматься «с государственных крестьян, то есть с однодворцев, с черносошных, с татар, с ясашных и Сибирской губернии пашенных, прежних служеб, копейщиков, рейтар, драгун, солдат, казаков, пушкарей, затинщиков и разсылщиков, и всякого звания людей, которые в поголовную перепись написаны и в раскладку на полки положены». Самыми значительными группами в них оказались черносошные крестьяне русского севера, т.н. ясашные крестьяне (русские и иноверцы) Поволожья, а также однодворцы юга. Также в новое сословие вошли крестьяне Сибири – так называемые пашенные крестьяне, отрабатывающие работную повинность – отработку «государевой десятинной пашни», оброчные крестьяне, а также «разночинцы» - осевшие в Сибири поселенцы из различных категорий: служилых, посадских, церковников и т.д. Численность нового сословия оценивалась не менее 20% от тяглого населения России, что составляло около 1-го миллиона человек.
Петр также уровнял крестьян и холопов, записав холопов в тягло, чего до Петра не было: помещики не платили подать с холопов – категории, приравненной домашним рабам, не имевшим собственного жилья и имущества, получавшим от хозяина «месячину», т.е. месячное довольствие. Они составляли дворню, т.е. работали по хозяйству. В 1723 распоряжением Петра: «Писать всех служащих и положить в побор» они были положены в побор наравне с крестьянами. Тем самым исчез вековой институт холопства.
Петровские реформы последовательно и систематически вели к ограничениям 3-х видов: свободы передвижения, свободы выбора занятий и свободы перемены сословия и вместе с ним - социального статуса. В фиксации социального статуса каждого сословия и традиционного присущего только ему рода занятий видели залог незыблимости основ: прочности общества, его благополучия и процветания. Подвижки, вызванные в России реформами Петра (при всей их уродливой однобокости), осуждались властью, пришедшей после Петра. В записке Меншикова, Макарова и других деятелей, пришедших после Петра от 1726 года указано: «Понеже посадские прежде сего деревень не покупали, но жили одним своим торгом и промыслом и оттого и пошлину бездоимочно платили, а ныне многие посадские деревни покупают и, насопротив того, многие помещики в торг вступили». Такое непотребное смешение занятий было «нехорошо», т.к. «купцы, оставя свои торги, стали больше за деревенскими делами ходить и ябедничать, а помещики, оставя должное смотрение за крестьянами, больше за торгами своими пошли». Смещение традиционных занятий сословий нарушало средневековую психологию, покоящуюся на мнении, что разделение занятий должно быть строго сословным и нарушение существующего порядка, когда помещики двинулись в город торговать, вместо того, чтоб смотреть за крестьянами, крестьяне двинулись в посадские, норовя при этом не платить посадскую подать, а посадские, напротив, вместо того, чтоб торговать, занялись скупкой деревень грозило стране по тогдашним представлениям неисчислимыми бедами.
* * *
Петровские реформы противоречили сами себе. Согласно Указу о переписи подавляющее большинство работных на фабриках и мануфактурах должны были быть возвращены прежним владельцам, ибо в основном, как было сказано выше, на фабриках в основном трудились бывшие беглые крепостные. Особого места в Петровском законодательстве для работных, как носителей новых социальных отношений, не было.
Поскольку новые нужды созданной Петром 250-тысячной армии, а также податные реформы требовали высылать всех подданных, приписанных к помещикам, по месту жительства, это грозило остановкой заводам, вследствие того, что на них просто некому оказывалось работать. Это соображение заставило Петра подписать 18 января 1721 года указ, разрешающий владельцам заводов покупать целые деревни. И хотя это противоречило прежним указам, запрещавшим покупать крепостных недворянам, Петр шел на это ради любимой своей государственной пользы, которую ставил над любыми другими соображениями.
Вот этот указ: «Понеже хотя по прежнему указам купецким людям деревень покупать было и запрещено, и тогда по запрещение было того ради, что они, кроме купечества, к пользе государственной других никаких заводов не имели, а иные по нашим указам, как всем видно, что многие купецкие люди компаниями и особно многие возымели к приращению государственной пользы заводить вновь разные заводы, а именно: серебреные, медные, железные, игольные и прочие сим подобные, к тому ж и шелковыя, и полотняныя и шерстяныя фабрики, из которых многие уже в действо произошли. Того ради, позволяется сим нашим указом, для размножения таких заводов, как шляхетству, так и купецким людям к тем заводам деревни покупать невозбранно с позволения Берг- и Мануфактур – коллегии». Очевидно, реформатору казалось, что тем он зело прогрессивные начинания затеял, разрешив даже незнатным «крещенную» собственность иметь, однако для самого производства, отказавшегося посредством этих указов от вольнонаемной силы это имело самые плачевные последствия. Дав поначалу мощный толчок экономическому развитию страны для создания мощной индустриальной базы, они через несколько десятилетий превратились в мощнейший тормоз развития производства. И спустя 100-150, и даже 200 лет они, эти феодально-крепостнические механизмы, заложенные Петром в основу Российского производства, оставались неодолимым фактором, держащим в ступоре российские заводы, делая их неконкурентоспособными, в сравнении с западными, прежде всего - с Британскими.
Конечно, указ Петра от 18 января 1721 года оговаривал, что деревни при заводах якобы принципиально отличаются от помещичьих деревень тем, что они «особо без заводов отнюдь никому не продавать и не закладывать и никакими вымыслы ни за кем не крепить и на выкуп таких деревень никому не отдавать, разве кто похочет для необходимых своих нужд те деревни с теми заводы продать, то таким продавать с позволения Берг- и Мануфактур-коллегии. А ежели кто противно сего поступит, то онаго всего того лишить безповоротно». Но что это меняло? В деревне крестьяне работали на пашне, на фабриках – у заводских печей, - и в том и другом случае трудились феодальные рабы, находящиеся в полной власти хозяина. Феодальный способ ведения производства, помимо отсутствия стимула к повышению производительности труда, вел еще и к омертвению капиталов. Так, по данным Е.В. Анисимова, в 1745 году 22 металлургических завода Акинфя Демидова оценивались в 400 тыс. рублей, а вотчины с крестьянами – в 211 тыс. рублей. Заводы предпринимателей Луганиных стоили 305, 6 тыс. рублей, а крестьяне и земли – 1 200 тыс. рублей , т.е. в четыре раза дороже. Перепись 1744-1745 годов показала, что вольнонаемные работные составляли лишь 1,7% от общей массы работных.
Покупая деревни, промышленник приобретал ведь не только одних работников, но и их семьи – ревизские души, что по данным Н.И. Павленко снижало «эффективность его затрат… по крайней мере, в два раза. В металлургии, например, пригодной к работе считалась только половина ревизских душ (остальные – старики и дети), а в легкой промышленности процент использования труда купленных крестьян был и того ниже – там в работе находилось около 36%». Согласимся, что назвать такую систему ведения производства прогрессивной и конкурентоспособной весьма трудно.
Словом, способ феодального производства, насажденный Петром в России, где вместо вольнонаемных трудились индустриальные рабы, имел уродливый, однобокий, имеющий далеко идущие перспективы стагнации характер, затормозивший ее индустриальный рост на ближайшие полтора столетий. Что никак нельзя назвать прогрессом, как это казалось самому реформатору.
Чуть ниже мы рассмотрим их историю на примере уральских заводов Строгановых и Демидовых.
* * *
Покупка заводчиками деревень означала не формирование в России рынка рабочей силы, без которого невозможно никакое здоровое развитие промышленности и конкуренции, а лишь появление новой прослойки общества – модификации крепостных рабов, - индустриальных солдат, несущих пожизненную вахту у домны или прокатного стана.
Фиктивность, и в итоге – лишь тормозящую роль в развитии промышленности реформ Петра показали последующие 150 лет истории развития (хотя как раз никакого развития и не было) уральских заводов империй Строгановых и Демидовых. Принося поначалу сверхприбыли, заводы, спустя десятилетия, постепенно приходили к упадку. Их железо с начала XIX века становилось все менее конкурентоспособным, по сравнению с английским, которое постепенно вытеснило уральское железо с рынков Европы. Это стало особенно заметно после победы союзнических войск при Вотерлоо над Наполеоном компании 1812-1813 г,г., когда России досталась слава, а Британии – рынки Европы. Однако это не подвигло владельцев на модернизацию производства, т.к. дармовая рабочая сила, используемая на заводах, работающих на устаревшем оборудовании, даже при проигрыше конкурентам, все равно позволяла получать с заводов прибыль.
Например, Демидовы, промышленная империя которых насчитывала 55 заводов (каждый четвертый завод на Урале) все 150 лет с момента своего основания использовали хвосовые молоты от водобойных машин, к началу XIX века хвостовой молот устарел и англичане начинают использовать паровые молоты, работающие на пару, а не от двигающей силы воды, спускающейся через платины. В Екатеринбурге мастер Иван Ползунов изобрел паровую машину, опередив ее английского изобретателя – Джеймса Уатта, Но российские заводчики и не думают конкурировать с английскими, продолжая работать по-старинке, тем более, что рабский труд бесплатен, а руды, леса и воды – вдоволь. Зачем тратить деньги на модернизацию производства, если прибыли и так идут рекой? В 1819 году на заводе Всеволжских был построен первый в России пароход, но он оказался никому не нужным, т.к. бурлаки были бесплатны. Так рабство тормозило все новое в России, тормозя ее в развитии на века вперед, вследствие «прогрессивных» Петровских реформ. Через 50 лет на смену паровому молоту приходит конвертор для выплавки вместо устаревших доменных печей. Но и это было оставлено российскими промышленниками без внимания.
В 1830-х годах за «модернизацию» уральских заводов берется генерал Владимир Глинко. В его понимании, как и многих других администраторов, работавших до и после него, повышение производительности напрямую было связано с устрожением порядков на заводах. Спрашивать построже, подтянуть дисциплинку, - вот и получится удешевление себестоимости продукции, а то распустились, понимаешь, на казенных хлебах, разбаловались (вспоминается расхожее – уже из нашего времени – «эх, разбаловала вас Советская власть!»). При нем на заводах вводится военное положение. Горные инженеры становятся офицерами, а рабочие – солдатами, не имеющими права даже жениться без разрешения вышестоящего командира. Но все равно почему-то эти действенные меры не смоглиудешевить российское железо так, чтобы оно могло конкурировать с английским.
К середине XIX века через полстолетия, изобретения парового молота, давно используемого англичанами, Демидовы, не желая расставаться с водобойными машинами, основной узел которых хвостовой молот, дабы сэкономить на модернизации, прокапывают 5-километровый канал на завод «Черный исток», чтоб подать воду из дальних речек в пруд завода. И опять им это не стоит ни копейки, т.к. его за свой счет строит крестьянин самородок за обещание дать ему вольную. Вольную он получает, а через год, в 1861 году, ее получают все крепостные России.
Специфическое отношение к фамильному бизнесу, прямо противоположному тому, что происходило на Западе, можно проследить на судьбе одного из наследников империи – Анатоля Демидова. Он покупает себе титул итальянского князя Сан Донато, строит на личные средства музей Наполеона и женится на племяннице императора, чтобы самому стать монаршей особой. При этом Анатоль владеет заводами 47 лет, и за все это время находился на них всего… 7 дней!
И тут в 1861 году к неожиданности заводчиков отменяют крепостное право, и все рабочие сразу превращаются в вольнонаемную рабочую силу, которой надо платить. С 1861 года зарплата съедает прибыль (т.к. заводы работают по технологиям, устаревшим на 150 лет), но хозяева не могут эти заводы продать, ибо кому же нужны системно убыточные производства? Так поначалу прогрессивные начинания Петра с заводами Урала сыграло с ними скверную шутку, отбросив Россию от западных конкурентов на 150-200 лет назад. Этакий патриархальный бизнес по русски: руду выкопали, лес вырубили. Самый крупный завод Демидовых – Нижнетагильский у горы Высокой. Что принесло земле Урала длительное почти 400-летнее хозяйствование на ней русского человека? Срытые железнорудные горы («где была гора Высокая, там теперь яма глубокая», - гласит горькая народная поговорка), заброшенные шахты, вырубленные леса, ржавые, покосившиеся остовы заброшенных заводов, угрюмый, неприглядный пейзаж, - всюду обстановка заброшенности и запустения. Нет, не пошли русским в прок сказочные богатства Урала, содержащего богатейшие запасы золота (река Ташкутарганка – самая высокая плотность золота на планете), самые большие в мире запасы платины (река Матьян – за все время добычи намыто 200 с лишним тонн), руд (Медная гора – в ней было прорыто 200 шахт для добычи малахита), самоцветов (Ильмерские горы), алмазов. На дне Пермского моря – четверть запасов калийных солей планеты, но все это не принесло богатства ни краю, ни его жителям.
Как действовали Демидовы, основавшие за XVIII век более 200-т горных заводов? Основывали завод, доводили его до максимальной прибыли, и когда деньги проходили свой пик, - продавали, предоставляя другим дорабатывыать начатые ими месторождения. Горно-заводская держава Урала стала ареной, на которой разыгрывался Пугачевский бунт: некая генеральная репетиция Гражданской войны, когда рабочие воевали против крестьян, ненавидевших заводы, крестьяне – против рабочих, а степные народы – калмыки, татары и башкиры (под предводительством знаменитого Салавата Юлаева) – против тех и других разом.
Из царского Указа Пугачева – крестьянам: «… казнить и поступать так, как они, не имея в себе малейшего Христианства, чинили с вами, крестьянами. По истреблении злодеев – дворян, всякий может почувствовать тишину и спокойную жизнь, коя до века продолжатца будет». Это был первый звоночек, сигнализирующий о том, что за золотой век дворянства, устроенного ему Петром I, рано или поздно придется расплачиваться – самим или потомкам. Но, наверное, всякий русский, со свойственным ему легкомыслием думал, что уж его-то точно минет чаша сия. Пугачев весьма образно и метко на первом же допросе о причинах своего поведения (что, несомненно свидетельствует о его недюжем уме) ответил капитану Маврину, члену следственной комиссии: «Богу было угодно, - сказал он, - наказать Россию через мое окаянство». Но вряд ли Петр или назначенные им душевладетели думали, в отличие от схваченного атамана, о Божьем возмездии, когда чинили свои дела.
Дело было в порочной практике душевладения фабрикантами, заложенной при основании заводов Петром I, когда он послал в Соликамск - тогдашнюю столицу Урала - Василия Татищева, осноавшего там новую столицу - Екатеринбург. Формально прогрессивные по форме его начинания, на практике превратились в вериги на ногах предпринимательства в России, в виду порочности самих принципов рабовладения, на которых они строились. Рабский, бесплатный труд лишал хозяев производств стимула к реорганизации заводов, их модернизации.
Зачем тратить деньги, вкладывая их в модернизацию производства, если при минимуме затрат (одна лишь кормежка рабов), они все равно давали прибыль? Пусть и меньшую, чем у англичан, но, все же, прибыль! Эти дармовые капиталы, полученные в рабской стране, благодаря рабовладельческим основам предпринимательства, заложенным главным рабовладельцем, желавшим достичь (и считавшим, что достиг) социального прогресса за счет усиления рабства, сообщили проблемам на уральских металлургических заводах системный, непреодолимый характер. Диагноз Д.И.Менделеева, возглавившего комиссию, посланную правительством разбираться в причинах непреходящей стагнации уральских заводов, был таков: «…Необходимо с особой настойчивостью закончить все остатки помещичьего отношения, ещё существующего всюду на Урале в виде крестьян, приписанных к заводам». Далее он отмечает, что тамошняя администрация чинит помехи нарождению малых предприятий, в то время как, по мнению учёного «истинное развитие промышленности немыслимо без свободного соревнования мелких и средних заводчиков с крупными».
Причина бед уральских заводов по мнению Д.И.Менделеева была в том, что «старое здесь не старится».
* * *
Таким образом, можно утверждать, что предпринимательские реформы Петра в аграрной России были преждевременны, ибо, во-первых, стали поводом для крестьянской войны Емельяна Пугачева, вскрывшую непреодолимые противоречия между предпринимательской формой производства и рабовладением, во-вторых, беря за образец западные отношения, построенные на либеральных ценностях, сам осуществлял их рабовладельческими методами, повлекшими за собой стагнацию производственного процесса, и отсутствие модернизации на основываемых им производствах на годы вперед.
Методы эти, основанные на единоличной власти Петра, в сути своей, позволяли дать реформам и обратный ход, коль скоро основной их источник – воля Самодержца. Т.е. другой единоличный самодержец, наделенный аналогичной властью, мог бы повернуть их вспять. Царское единоначалие, устранившее всех политических конкурентов в настоящем, впадало в противоречие с собой в лице будущего наследника престола, могущего получить всю полноту власти в другие, враждебные Петру руки. За то Петр и казнил сына, боясь, что тот воспользуется этой оборотной стороной российской власти – ее абсолютностью, одинаково позволяющей главному рабовладельцу страны двигаться, как в сторону прогресса, так и в сторону регресса. Отсюда и метания Петра в отношении приемника, ибо передав огромную власть, долго выстраиваемую им, он не был уверен ни в ком. Отсюда и его указ о престолонаследии, ставший впоследствии на протяжении всего XVIII века главным фактором нестабильности при престолонаследии, и как следствия – нестабильности всей политической ситуации в стране.
Запущенные Петром реформы предпринимательства и торговли как раз и не имели необратимого характера, т.е. не созрели исторически, не были подготовлены всем ходом социального развития страны, они были навязаны стране сверху, т.е., по сути, - «авторским проектом» Самодержца, побывавшего в Европе и пленившегося ее красотами. Следующий Самодержец мог плениться чем-то иным, обратив все предыдущие начинания в прах, устанавливая что-то свое, что также было бы всемерно поддержано подданными, ибо в России все, что исходит от власти, - манна для ее населения. Петровские начинания только запутали, затормозили развитие промышленных отношений в России, что не продвинуло Россию к прогрессу и процветанию, но, напротив, отбросило, как в свое время татаро-монгольское иго, на века назад. Дав поначалу мощный толчок индустриальному развитию страны, петровские реформы быстро превратились в оковы за счет крепостнических методов, которыми они проводились, и которые, вследствие своей по сути феодальной средневековой природы, не имели перспектив для страны, смотрящей в будущее.
Только к началу ХХ века, спустя 200 лет после закладки Петром основ рудного дела, проведенных в рабовладельческой спячке, уральские заводы стали понемногу приходить в себя, возрождаясь к самостоятельной жизни. Но тут грянула революция, похоронившая, казалось, навсегда надежды на процветание этого края.
За 400 лет хозяйствования русских на Урале, прошедших со времен Ермака, они так и не смогли обогатить этот край, превратить его в цветущую долину, добывая несметные сокровища из его недр. Рабовладение, как главная язва всего российского устройства, лишала Урал подлинного хозяина, способного озаботиться его благоустройством, ибо все феодалы, хозяйничающие все это время на нем – такие, как Строгановы, Демидовы, - вели себя на этой земле, как временщики, захватчики, качающие богатства из его богатейших недр, которые достались им задарма, и которое уходило, как песок сквозь пальцы, ибо то, что легко добыто, легко и теряется. То, что было передано Царем их оборотистым предкам, не принесло процветания ни краю, ни владельцам, в нем хозяйничающим.
Крупнейший знаток уральской металлургии В. Е. Грум-Гржимайло так характеризовал владельцев предприятий: "Вот зло старого Урала, вот причина отсталости его заводов: глупый, ничтожный человек, съедающий уральская промышленность через 200 лет после начала Петровских реформ».
Пример создания российских заводов на Урале, когда промышленную отработку рассматривали лишь как вид крепостной зависимости, показывает, что и через 150 лет эти заводы, на которых работала дармовая рабочая сила, были неконкурентоспособными, по сравнению с иностранными, где использовался вольнонаемный труд. Так и оказались эти Петровские реформы без изменения самого жизненного уклада русской жизни чисто внешней прививкой, уродливыми грибами, выросшими на месте вывороченной с корнем старой российской государственности с Царем-батюшкой во главе, опирающимся на духовный авторитет Патриарха, пастыря чад российских.
Сословный издревле уклад жизни на Руси порождал и традиционное мировоззрение, свойственное допетровской эпохе. Например, труд на заводе воспринимался, как разновидность крестьянской повинности, а не как высококвалифицированный труд, создающий рабочим особое положение в обществе. Потому и рабочие мануфактур и заводов ссылались по указу о переписи от 15.03.1722 года к месту своей приписки (т.е. во владения бывшего хозяина) без учета их нового социального статуса, принадлежности к новому сословию работных людей и, по сути, изменившегося положения. Делалось это хотя и в ущерб самому государству и даже в пику воле самого Петра, запретившего до особого его распоряжения высылать рабочих к месту их приписки, ибо это грозило подчас остановкой заводов, но в духе времени.
* * *
Поскольку большинство вольнонаемных, работавших на заводах, были в прошлом беглые крестьяне, они, согласно закону о переписи, были обязаны быть депортированы к тем помещикам, за которыми числились. У законодателей Петровской поры не было сомнений в трактовке указа о переписи. Они прочно стояли на страже крестьянской общины и всех традиций крепостничества, с ней связанных. Работа на предприятии не рассматривалась как занятие, могущее выделить работных людей в особую сословную группу. Феодальное право, существовавшее на Руси в Петровскую эпоху, рассматривала их труд, как вид повинности крестьянина или посадского. В этом нет ничего удивительного, учитывая крепостнический характер всей Петровской экономики, ведь различие между крепостными крестьянами и индустриальными солдатами была весьма условным. Для ревизоров работные люди могли быть только 2-х видов: либо они были собственностью владельцев заводов, т.е. «приписанными» к заводам, либо собственностью помещика, т.е. беглыми или отпущенными с паспортом на время на заработки.
Реформы Петра были, таким образом, органически чужды феодальной, аграрной России, основой благосостояния которой была крепостная аграрная община, определявшая в очень многом российский менталитет и мировоззрение. Даже ультрареволюционные нововведения Петра, как мы видим, на Российской почве оборачивались лишь новыми модификациеями крепостных институтов, столь же бесправных и несвободных, в корне отличных от западных начал, во многом определивших его сегодняшнее экономическое и индустриальное могущество. Ссылка бывших работных к своим хозяевам, где они записывались в оклад подушной подати вместе с остальными крестьянами, показала, что всем своим укладом жизни Россия сопротивлялась нововведениям Петра – росту промышленности, как следствия увеличения военных нужд, видоизменению всех сословий страны в рамках предпринятого им строительства пресловутого «регулярного» государства. Указ о переписи может служить примером неприемлемости слепого администрирования без учета социально-исторических условий России, которые иначе, чем самодурством Самодержца не назовешь.