Впереди небольшое свободное пространство, разрыв в толпе с чрезмерно нагруженным корявыми ветками ослом, которого все стараются обойти. И опять начинается новая сутолока с ремесленными рядами и выставленными на улицу разнообразными изделиями: горшков для оливкового масла, вина, воды, черпаков, кувшинов, каменные жернова, деревянные и медные поделки, вязанки хвороста.
Создавалось впечатление, что праздных людей намного больше, чем покупателей, их привлекал вид товаров, многообразие лиц в тюрбанах, накидках, платках.
Часто встречались группы мужчин, которые молчаливо сидели возле глухой стены дома, дувалов, редкие из них что-то жевали, с затуманенным от наркотика взглядом, тупо наблюдали за проходящими, изредка сплёвывая густой комок в пыль, под ноги идущих. Взрывоопасный балласт во времена смут и потрясений. Но они же составят костяк армии, которой придется воевать во время нашествия агрессора.
Многие перекрёстки завершаются площадями, на которых хаотично бурлит народ. Из-за спин не сразу поймёшь, чем же здесь торгуют? Понурые ослы, стоящие на разбитых, уже засохших навозных лепёшках, отара овец, длинношерстых коз среди чёрного полураздавленного гороха.
У глухой стены двухэтажного дома особняком стояли худые женщины с безвольно опущенными руками и непокрытыми головами, рядом две девочки подростки с потухшим, поникшим взглядом.
Почему-то группа в ветхих одеждах привлекла моё внимание. Вселенское горе и отчаяние разлито в их глазах. Похоже, в жизни они никогда не видели ничего хорошего, и не умели улыбаться. Молча и отрешённо смотрят на стоящих перед ними мужчин и редких женщин, одетых в более пристойную и чистую одежду, с покрывалами на голове.
Полный мужчина с грубыми чертами лица, средних лет, в засаленном и разорванном внизу халате, волосатыми пальцами грубо раздирал рот вырывающейся женщине со спутанными смоляными волосами, падающими на лицо, словно змеи Медузы Горгоны.
Полюбовавшись на крепкие белые зубы, залез рукой через шейный вырез и потрогал груди, одобрительно хмыкнул, потом до пояса задрал ей подол, обнажив стройные ноги с тёмным треугольником. Женщина обречённо ударила его по руке и оправила ладонью платье.
Мужчина раздражённо схватил её за волосы, пригнул к своему паху и зло начал кричать:
— Я сейчас тебя куплю и прилюдно поимею во все дырки! Вот тогда посмотрим, как ты станешь размахивать руками.
Окружающие воспринимали всё как должное, как своего рода представление, ждали, чем закончится случайное противостояние. Никто никуда не спешил.
Я не выдержал, подошел к нахалу, сильно сжал его плечо, надавливая большим пальцем правой руки на болезненную точку в предплечье, и толкнул в толпу зевак, скучающе рассматривающих выставленных женщин.
— Ты, хочешь купить мою рабыню? — угодливо спросил рослый продавец, приблизившись едва ли вплотную, резко пахнув пОтом, овчиной и чесночным перегаром ячневой каши. — У меня лучший товар из последних поступлений в Яффу. Вчера вечером пришли, сегодня уже в продаже. Есть и девственницы. Это одна из них. Спеши купить. Недорого отдам.
— Сколько за неё? — неожиданно выпалил я, увидев, что настырный покупатель не собирается униматься, снова приближается к нам, широко оскалив чёрный щербатый рот, то ли улыбается, то ли в гримасе злобы, потирая занемевшее плечо.
— Сто двадцать шекелей, господин. Не смотри, что она своенравна, твоя плеть сделает её покорной.
— Я дам сто тридцать! — выкрикнул мужчина, испепеляя меня сердитым взглядом.
— Сто пятьдесят, — не замедлил я.
Мужчина запнулся, зло харкнул на землю перед собой, и перевёл взгляд на испуганных девчонок, держащихся за руки.
— Тогда куплю эту девочку.
Я не ослышался. Мой невидимый переводчик перевёл с иврита слово «ялда» как «девочка». Потрясающая этимология! Кто у кого заимствовал? Я лишь усмехнулся и развёл руками, как бы сочувствуя несостоявшемуся покупателю:
— Она уже куплена, и та тоже. Сколько за всех троих? — спросил я.
Продавец заколебался, прикидывая, какую сумму запросить при повышенном спросе, чтобы не прогадать.
— Триста пятьдесят серебряных шекелей, важный господин. Себе в убыток. Две недели кормил пока доставил в Иерусалим. Барана резал. Мешок ячменя и три круга овечьего сыра съели, не считая сикоморов. Хорошее приобретение для твоего хозяйства. Они тебя не разочаруют, девочки быстро вырастут и принесут доход. Я бы сам их держал, но золото и серебро нужнее. Покупателей много, а рабов из-за миролюбия Соломона почти не осталось, войн нет. Из других царств доставляют. Тебе повезло. Пользуйся.
Я дал золотую монету, ярко сверкнувшую на солнце. Продавец внимательно осмотрел её, прикинул на вес, попробовал на зуб, не фальшивая ли, и положил за пазуху в мешочек. С пояса снял полотняный кошелек и протянул мне вместе с распиской на клочке папируса о продаже трех рабынь.
— Сдача. Ровно пятьдесят серебряных шекелей. Заходи ещё. Я здесь почти каждый день кроме субботы. Я вижу, ты не здешний, на иудея не похож. Может быть, тебе и рабы нужны? Посмотри, какие красавцы, один к одному. Жители Антиливана. Привыкли к тяжёлой работе по перевозке деревьев. Могут быть и телохранителями, возничими. Владеют мечом. Подожди, полюбуешься их мускулатурой. Атлеты.
Я с досадой отмахнулся, не до него, с совершённой покупкой не знаю что делать, так глупо подставился. Словно кто-то загипнотизировал, заставил делать ненужное мне.
Неудовлетворённый покупатель зло и пристально смотрел на меня, выковыривая чёрным ногтем мизинца волокна мяса из гнилых зубов, и вновь дожёвывая. Оставшиеся четыре женщины были намного старше, его ровесницы, поэтому и не привлекали его.
Купленная мной рабыня средним пальцем левой руки кокетливо сдвинула со лба чёрные засаленные, спутанные космы, и я увидел миловидное грязное лицо, то ли в саже, то ли в дорожной пыли. Вероятно, и запах от них ещё тот. Кто бы им дал соблюсти элементарную гигиену, о которой они и представления не имеют? Она подошла с девочками и благодарно уставилась на меня, как на спасителя.
— Как вас звать? — мягко спросил я, чувствуя неловкость, — впервые купил людей и не представляю, что с ними дальше делать.
— Меня — Снофрет. Девочки — Элаа и Амина. Мы признательны тебе, господин, что приобрел нас. Мы были в ужасе от того господина. Незавидная участь ждала бы нас. Это перекупщик скота Харнам. Я слышала от стоящих здесь женщин, переговаривались между собой, что он жестоко обращается с купленными рабынями, заставлял совершать непотребное. Некоторые не выдерживали, вешались. Недавно погибла семнадцатилетняя Фамарь, перерезала себе горло костяным ножом. Вот он и пришёл за новыми жертвами. Этот иудей своими повадками хуже диких зверей.
— Ты думаешь, я лучше? — хмуро произнес я, пытаясь принять правильное решение, которого, кажется, уже не было, как бы ни поступил, всё будет плохо. — Никогда не обольщайся — не придётся расстраиваться, лить слёзы. Снофрет, вот тебе кошелек с шекелями и купчая о продаже. Ты и девочки свободны. Можешь распорядиться их судьбой, если они не знают, что и как делать, куда идти.
Снофрет растерянно, чуть ли не с испугом посмотрела на меня, кошелек не взяла, даже руки спрятала за спину, глаза затуманились влагой.
— Мы тебе не понравились? Мы будем очень послушными. Исполним все твои желания. Не оставляй нас, господин! — умоляюще проговорила она, бросаясь передо мной на колени, и пытаясь поцеловать мне руку.
Я поднял её, потянув за руки, отчего она, вставая, чуть ли не вплотную приблизилась ко мне, глаза в глаза, ладонь в моей ладони, от неё волнующе пахнУло женским естеством и мускусным потом, отчего у меня в висках застучало, как у жеребца рядом с течной кобылой, растерянно оглянулся на Муссу, который стоял поодаль, среди зевак, и с большим интересом следил за нами.
Я смущенно отступил от девушки, выдохнул воздух, успокаиваясь, и попросил его:
— Объясни ей, что они мне без надобности. Я не собирался покупать рабынь, случайно вмешался, сам знаешь почему. Пусть идут, куда пожелают. Домой! На все четыре стороны. Они свободны.
Мусса подошел к нам, и с осуждающим вздохом сказал Снофрет, показывая на меня грязным полусогнутым пальцем:
— Артём, если сам не ангел, то привык общаться и разговаривать только с небожителями. Он не знает, как людям живется на земле, почему девушки, женщины особенно нуждаются в защите. — И мне, с укоризной: — Ты думаешь, что сделаешь благо, отпустив девчонок на волю? Они не пройдут и десяти шагов, как их схватят и снова выставят на продажу, чуть подальше, чтобы ты не видел. Как ты полагаешь, они попали в рабство? Не захотели жить дома с родителями, братьями и сёстрами, лишь, чтобы встретиться с перекупщиком скота Харнамом?
— Что же делать? Они мне совершенно не нужны. Я же не хотел покупать. Ненароком проходили мимо. Мог бы и не заметить. Ты не возьмешь их себе?
Мусса язвительно усмехнулся потрескавшимися губами и более внимательно взглянул на обескураженных нашим разговором девчонок:
— Я тоже могу сделать благо — снова их продать, но уже в хорошую семью, и за меньшую цену. Ты явно переплатил. Что можно объяснить, первый день в городе, не знаешь цену на товар, спешил опередить перекупщика. От золота и дарёных рабынь никто не отказывается. Для этого надо быть безумным пророком с истощённым телом, которого не волнуют земные гурии. Артём, подумай, зачем мне в дальней дороге лишняя обуза? Я не у себя дома, чтобы определить их на работы по хозяйству. Водить за собой в качестве прислуги или ради представительства, чтобы обо мне лучше думали, вот какой я богатей?! Неужели ты не знаешь, что делать с молодой и красивой девушкой? Посмотри, как она прекрасна! Не зря же её хотели купить первой. Харнам до сих пор слюни глотает и ногти грызёт.
Я невольно окинул Снофрет оценивающим мужским взглядом, и сердце приятно ёкнуло. Действительно, волнующе красива. Овальное личико с полными губами явно намеренно вымазано засохшей грязью, чтобы исказить черты и скрыть притягательную юность. Чуть ниже меня, и это притом, что все местные низкорослые. Груботканый балахон с рваным отверстием для шеи, вероятно, скрывает соблазнительное стройное тело, а ноги у неё — залюбуешься, уже видел, с такими только на столичном подиуме выступать.
В мозгу молнией промелькнули волнующие картинки возможного, из тех, что может представить любой мужчина, когда видит пригожую девушку, тем более реально доступную, без утомительных и отягчающих заморочек в виде долгих ухаживаний, дорогих подарков, женских капризов, ссылок на головную боль, и прочие отговорки. Я ханжой никогда не был, но и отвлекаться тоже не следует, у меня другие задачи.
Снофрет с девчонками стоит, чуть ли не вплотную, умоляюще и с надеждой смотрят на меня, толпа давит со всех сторон, теснит к Харнаму, который словно рыба открывает рот с чёрными зубами, порываясь что-то произнести, но нужные слова не приходят на ум.
— Хорошо, ты и девочки, на время, мои. Там видно будет, сообразим, куда вас определить. Но эту тяжесть неси сама. Серебро твоё. Что хочешь, то и делай с кольцами.
В смущении сунул ей в руку кошелек. Всё пошло не так, как должно быть, я не обязан вмешиваться. Не моё это дело — утешать и защищать обездоленных.
Под ноги попался выщербленный осколок камня, и ботинок на эластичной подошве соскользнул, подворачивая ступню. Черт! Так недалеко и до растяжения, вывиха. Не успеваю под ноги смотреть. Слишком много отвлекающих моментов.
Обратил внимание на грязные, босые узкие ступни девчонок, и ветхие, изношенные платья простейшего покроя, часто, с рваным разрезом на горловине. Как только не расползаются от тяжести?
Впрочем, большинство окружающих нас горожан ходят в такой, непритязательной одежде, не стиранной годами, негде и нечем, мало у кого есть представление о мыльной или щелочной воде, и почти все поголовно босые. На редком мужчине можно увидеть примитивные сандалии из грубой воловьей кожи. У многих женщин пятки в паутине чёрных трещин, не успевают отмывать от грязи.
— Мусса, надо бы их приодеть. Стыдно столь милым девочкам в затасканной одежде ходить среди горожан. Где?
Он молча показал пальцем в сторону. Действительно, нужно было лишь внимательнее приглядеться. Под навесом из пальмовых листьев на тугих мешках лежали пёстрые платья, халаты, платки. Худой старик-продавец оживился, увидев нашу целеустремлённую направленность, приподнялся с мешка, радушно раскинул рукой:
— Подходи, дорогой! У меня лучшие платья из Дамаска, Библа, Месопотамии. Шелка из Китая.
— Снофрет, выбирай себе и девочкам одежду, и всё, что посчитаешь нужным. Бери самое лучшее. Я в этом не разбираюсь. Мусса, помоги им выбрать.
— Снофрет сама всё знает. Она не нуждается в поводыре, — ворчливо ответил старик, но стал рядом и придирчиво осматривал отобранный товар.
У девочек разгорелись глаза, заулыбались. Начали примерять платья на себе, прикладывая к плечам, смотрели на меня, мол, нравится? Я разводил руками и указывал взглядом на Снофрет, пусть она решает.
По мне, всё было слишком топорным, грубым, как и сама ткань. Я не мог быть компетентным консультантом. Невольно вспоминал наряды Наташки. Вот бы в них нарядить девчонок. Все бы ахнули. Да-а, ветхозаветная древность. Платья, чем длиннее, тем дороже и престижнее. Указывает на знатность дамы, которая может себе позволить носить трудоёмкое ручное изделие.
Девчонки скрылись в огороженном полотном простенке, долго переодевались, громко шептались. Мусса с лёгкой усмешкой наблюдал за мной. Я непроизвольно глубоко вздохнул, будто предвидя будущие сложности.
— Тяжело быть богом? — испытывающе, спросил он.
Я фыркнул от неожиданного сдерживаемого смеха и с удивлением взглянул на упорного старика. Если бы он знал, какие ассоциации вызвала его классическая у нас фраза, впервые озвученная Станиславом Лемом ещё в 1958 году в романе «Эдем» и ставшая особенно популярной после долгожданного выхода в прокат фильма Алексея Германа по роману братьев Стругацких!
— Ты уже не отрицаешь, что ты Бог, — удовлетворенно заявил Мусса. — Смеёшься от радости моего узнавания.
— Мне надоело переубеждать тебя. Хочешь считать так — считай. Но знай — ты не прав. Богу, если он есть где-либо, наплевать на всех нас.
— Тебе легко так говорить, ты один из них. Нам не понять ваши поступки. Вы не прислушиваетесь к нашим мольбам. Почему? Нас слишком много? Или же вы не успеваете реагировать на наши просьбы, которые несутся к вам со всех сторон?
Я не успел ответить, из-за тканевой перегородки поочерёдно вышли девчонки и, конфузясь, встали перед нами. От прежней удрученности и отчаяния не осталось и следа. Снофрет как-то умудрилась вымыть, или вытереть лицо, и я поразился тонким изысканным чертам, причудливому излому соблазнительных алых губ. Повезёт какому-то оболтусу.
Родная сестра Нефертити. Но без высокомерного и властного выражения. Элаа и Амина выглядели не столь блестяще, носы по негроидному типу, широкие, но мордашки смазливые, у них всё впереди для расцвета волнующих форм. Теперь они ничем не отличались от остальных горожанок, проходящих по базарной площади, разве что радостным выражением глаз, часто растягивающимся в улыбке губам.
— Господин разрешит мне приобрести и надеть платок? — спросила Снофрет, робко касаясь моей руки. — Твоих шекелей из кошелька вполне хватит.
— Что за вопрос? Я же сказал, покупай для девочек и себя всё, что считаешь нужным, и самое лучшее.
— Артём, ты не знаешь, что у нас легкодоступные женщины и рабыни не имеют права носить платок? — обиженно вскинулся Мусса.
— Снофрет свободная женщина! Надеюсь, ты не была продажной? Я имею в виду — на кратковременную потеху мужчинам? Последний торг не в счёт. Не по своей воле продавали. Вот и хорошо. Всем выбирай платки.
— Элаа и Амина не могут носить платок, — оскорбился Мусса.
— Это ещё почему?
— Им нельзя. Они девочки. Платок носят только замужние женщины. Снофрет хочет выглядеть одной из них, чтобы на улице не приставали мужчины, если вдруг куда-либо пойдёт одна. Я думаю, это разумно.
— Согласен. Нет, только не этот, слишком мрачен. Что-нибудь понарядней нету? — спросил оживившегося продавца.
— У меня всё есть. На любой запрос. Но в десять раз дороже. Легчайшие платки из заморской страны Китая. Почти год везли караваном.
— Показывай.
Продавец полез рукой в тюк поменьше и, почти не глядя, одним движением захватил пять шёлковых разноцветных платков. Снофрет сразу же выхватила из его рук два платка, шафрановый и зелёный, начала примерять, вглядываясь в мои глаза, пытаясь понять, какой мне больше понравится. Я отмахнулся.
— Бери все. Будешь менять по-настроению.
Наградой был благодарный взгляд и признательная улыбка девушки. За платья и платки отдал две увесистые золотые монеты. Продавец кланялся в пояс, попытался всучить сверток старой одежды Амине. Та взглянула на меня. Я покачал головой и сделал отталкивающий жест с презрительной миной. Она кивнула и быстро отвернулась от торговца, шагнув мне навстречу.
Мы направились вверх по узкой улице за седым ослом с большущей кучей хвороста на спине. Мальчишка-погонщик, глазея по сторонам, привычно постукивал животное хворостинкой. Осёл равнодушно отмахивался хвостом и от ударов, и от надоедливых мух. Женщины несли на голове полные корзины с овощами, фруктами, кувшины с водой, придерживая одной рукой. Сколько раз за день им приходилось проделывать путь от ближайшего колодца? Не все могли заплатить водоносам медным шекелем.
Девчонки повеселели, с удовольствием озирали друг друга, представляя, что и сами так же хорошо выглядят, смело смотрели на встречных прохожих. Вдруг Снофрет, взглянув на свои руки, потом на девчонок, побледнела.
— Я же там оставила кошелек! — вскричала она, с ужасом, и виновато кинула взор на меня, стану ли ругать?
— Амина, вернись за кошельком, — спокойно попросил я девочку. — Если не найдёшь, ничего страшного не произойдёт. Потеря невелика.
Она послушно кивнула и побежала назад, грациозно лавируя среди нагруженных ослов и медлительных прохожих, идущих в обоих направлениях. Мы посмотрели друг на друга, неторопливо развернулись и пошли следом за нею. Мусса продолжал следить за выражением моего лица.
— Думаешь, торговец вернет? — спросил я, пытаясь по его интонации понять причину особого внимания к себе, вроде бы всё объяснил, разжевал.
Мусса с язвительной ухмылкой развел руками.
— Я бы на его месте — вернул. Не хотел бы видеть твой гнев.
Мои брови удивлённо приподнялись, я тоже никогда не видел себя в гневе, и не представлял, каково это? Теряешь контроль, разум? Обиды на непонятливых друзей, начальство — были, но до гнева никогда не доходило. Даже с Наташкой не сорвался, не стал кричать, бить посуду, крошить мебель.
Значит ли это, что у меня всё впереди, или я не способен на выражение ярких эмоций? Хорошо это или плохо? Поставил старик меня в тупик. Некоторые психологи говорят, что гнев не стоит в себе долго держать, надо выплёскивать. Хотя бы на заменители, в виде мешка с древесными опилками.
Мы долго пробирались к оставленной лавке, — в толпе никого не обгонишь, поэтому никто не спешил. Неторопливо шли следом за широкоплечим мужчиной, похожим на стражника, сбоку на кожаной петле висел прямой бронзовый меч, придерживаемый при ходьбе левой рукой. Не позавидуешь — постоянно таскать такую тяжесть.
Внезапно из-за мальчишки-водоноса с тяжёлым кувшином на голове показалась ликующая Амина, увидев нас, победно вскинула руку с кошельком, похвасталась:
— Он даже не знал, не понял, что Снофрет оставила там кошелек. Спокойно лежал у стенки ограды, где мы переодевались. Он подумал, что я вернулась за шекелями за старую одежду. Сразу дал десять шекелей. Я не стала отказываться. Пусть будут моими, если они тебе не нужны.
— Господин, мы со вчерашнего вечера не пили воды. Позволь купить? — спросила Снофрет.
— Это твои деньги, — сказал я. — Распоряжайся сама.
Снофрет остановила мальчика-водоноса, и мы все из одной чаши напились вкусной прохладной воды, которая не успевала нагреваться в керамическом кувшине, быстро распродавалась.
— Вы, наверное, и есть хотите? Нам тоже бы не мешало перекусить, — сказал я.
Мусса с удивлением посмотрел на меня.
— Что за странные и непонятные слова ты часто произносишь? У нас таких слов нету.
— Не обращай внимания. Эти слова есть в моём языке, вот я их и проговариваю. Веди в харчевню.
Далеко идти не пришлось. За ближним поворотом под развесистым платаном с крупными листьями стояли три грубо сколоченных стола и шесть длинных скамеек. Три закопчённых медных казана, подвешенных на треногах над костром, обеспечивали не очень многочисленных желающих пообедать, не у всех голодных были шекели. Но двоих мужчин мы попросили подвинуться, чтобы расположиться своей компактной группой. Расторопный малый лет пятнадцати, в половинке халата на одно плечо и обвернутым вокруг чресл другой половиной, быстро принес наш заказ.
продолжение следует: http://proza.ru/2012/05/09/360