Глава 11.
Шехерезада.
Не успели они за ворота выехать, конёк давай ёрзать под Шурой:
-Слезай, давай, СЭР новоявленный, видать звание сие тебя такой значимостью наполнило, что весить ты стал раза в полтора больше. Ща телепортироваться будем, пока никто не видит и жаба наша спит.
-Оно тоже дело, конечно,- Шура в ответ, - да только просьба к тебе одна будет. Ты нас не прямо во дворец к Шаху отправляй, а не доезжая чуток. Уж больно хочется на красоты восточные полюбоваться.
-Да это нам без проблем, - конёк ушами крутит задумчиво, - только сам же торопился… Ладно, будь по-твоему, зажмуривайся, давай…
Закрыл Шура глаза, закрутило его, завертело, а после, как уже бывало не раз, стихло всё - стало быть, пришла пора очи открывать. И вот, видит он пред собою картину диковинную: пески кругом золотистые, куда ни глянь, а вдалеке собор с голубыми куполами виднеется, только не кресты на макушках ихних, а полумесяцы с хренью какой-то переплетённые. Дух у Шуры захватило от зрелища такого величественного, замер от восхищения и вперёд двигаться даже, как-то, неохота, да тут в кармане шевеление началось, явно не дюже доброжелательное, судя по интенсивности.
-И чего ждём? – высовывается из кармана нос лягушачий, пыхтящий в сторону конька недовольно, - Почему не долетели? Я, между прочим, на сей раз, даже и подглядывать не имела возможности, по причине того, что спала как убитая. Видать, прицел кое у кого сбился, однако…
-Убитая, ты хороша была бы без «как», - мечтательно так конёк вздыхает, - да, видно, долго ждать события этого праздничного. А насчёт прицела – не моя это была идея окрестности обозревать…
-А ну цыц, оба! - Шура гневный вид на себя напускает, хоть и получается это у него неважнецки, - Не мешайте к великому прикасаться! Чай, оно не часто случается в шаге от чудес света находиться.
-Ой, тоже мне чудеса нашёл! – лягушка фыркает презрительно, - А ты белку песни матерные орущую, да семечки грызущую видал? А тридцать утопленников из моря вылезающих кажный день, под предводительством дядьки бородатого, тоже, вроде как, дуба давшего? А яйцо игольчатое в сундуке, на дубе висящее?
-Не-е, не видал, - признаётся Шура честно, - только на кой леший дубу яйцо, я в толк не возьму… у него жёлуди должны быть, по моему разумению… Ну да ладно, не цените вы моих поэтических настроений возвышенных, значит поедем дальше…
Вот подъезжают они к воротам дворца диковинного, а там стражники стоят с копьями, да с мечами кривыми, сбоку на шароварах висящими.
-Видать кузнецу ихнему кто-то тоже глаз чем-то выбил, - удивляется Шура, на оружие стражников глядючи, - или с перепою он мечи эти ковал, что так их скрючило…
-Дерё-ё-ёвня… - лягушка опять поучать принимается голосом менторским, - это восточный вид сабли, ятаган называется!
-А чего ж вид этот кривой такой? – продолжает Шура недоумевать.
-А хрен его знает, - не менее честно бурчит лягушка, - ты их сам спроси, только не сейчас…
-Это ещё почему?
-А потому как, они тебе допрос учинять в данный момент начнут, в соответствии с их восточными традициями. Прежде чем до Шаха тебя допустить, должны они выяснить цели прибытия твоего, и не вор ли ты какой багдадский…
-Дык я ж грамоты разные имею, чего допрашивать-то?
-А тут у них всё наоборот, бумажкам различным веры нету никакой. Только на слово полагаться могут, наверное… - зачмокала лягушка губами в раздумьях.
-Чего «наверное»? – не понимает Шура.
-Наверное, читать не обучены, вот чего! Так ты им скажи, что имя тебе Синдбад и явился ты к Шаху с мирными целями.
-Это ещё что за новости? – Шура возмущается, - С каких это пор мне пристало имени своего стесняться?
-Надобно так, - отрезает лягушка голосом, возражений никак не допускающим, - Ты не забывай, что на востоке находишься, а тут превыше всего хитрость ценят. Иначе не видать тебе Шахерезады, как задницы своей…
-А то, что я СЭР теперь, тоже не говорить?
-Сэр Синдбад… - лягушка слова растягивает, будто на вкус пробует, - нет, не звучит… лучше уж Синдбад-ага…
-Ага – это жаба такая, - конёк голос подаёт, - самая большая в мире и страшная как стать моя волшебная. Примазаться к славе твоей хочет лягва наша, видать.
-Тьфу на тебя, чмо лопоухое! – лягушка аж губу выпятила от досады, - Вечно ты с попрёками своими дурацкими. Ты когда у Шаха-то был последний раз?
-Ой, не помню…- конёк одним ухом о другое чешет, - лет триста тому назад, да и то случайно… роль кенгуру исполнял, выручал дурака одного, Ивана…
-А зачем Шаху кенгуру понадобился? – любопытствует Шура.
-А Шах от Ивана недалеко ушёл в смысле дурости, гарем большой, баб много, а кенгуру – ни одного. Вот он и предложил Ивану махнуться…
-А у Ивана кенгуру откуда?- бормочет Шура запутавшись вконец.
-Долгая история, потом расскажу… Однако, выяснить не мешало бы, не дай бог, Шах тут тот же самый…
-Во! – лягушка тем временем восклицает довольным голосом, - Вспомнила! Синдбад Мореход!
-Да какой же я на фиг Мореход, - раздражается Шура, - коли дальше бассейна батюшкиного, и речки нашей не хаживал, в смысле не заплывал?
-Ну, нужен же тебе эпитет, какой-никакой, здесь без этого нельзя.
-Ох, - пыхтит Шура недовольно, - опять ты меня в авантюру какую-то заманиваешь… Ну да бог с ним, Сумбад так Сумбад…
А тут, в аккурат к ним стражники направляются с копьями наперевес. Однако, оглядев меч Шурин уважительно, останавливаются на почтительном расстоянии и ну лопотать чего-то.
-Чего им надобно-то? – Шура конька допытывает взволнованно.
-Я в ихней тарабарщине не силён, - вздыхает конёк, извиняющееся, - но по всему, вопрос один может быть, кто ты и откуда, зачем пожаловал.
_-А-ааа, я, почему-то, так и подумал,- кивает Шура понимающе, и голос возвышает до важного,- Я заморский гость… этот… Комбат Пароход… мнэ-э… ибн Мимоносец!
Из кармана Шуриного опять стоны и причитания доносятся нечленораздельные. Однако, стражники, судя по виду ихнему, не поняли ни хрена, но, проникнувшись уважением к титулу столь длинному, а может к голосу громогласному, бросились ворота открывать с поспешностью. Заезжает Шура внутрь и видит площадь, людьми набитую, ларьками-лотками уставленную, шум-гам вокруг, все людишки в халатах, половина в покрывалах, лица скрывающих, и, главное, все орут друг на дружку, руками машут, но не дерутся.
-Мда…- Шура ухо теребит в нерешительности, - это не заграница, это дурдом на выезде.
-Сам ты это слово, - бубнит лягушка из кармана занудным голосом, - базар это восточный.
-А мы что, в базарный день прямо попали?
-А у них каждый день базарный, нация такая… базарная…- конёк объясняет популярно, - ты только ко дворцу ещё не успеешь подъехать, а молва про тебя уже там будет, вот увидишь…
И действительно, не успел Шура к дворцовой ограде подскакать, а его уже человек десять встречают, по всему видно – слуги, все одетые одинаково, в шаровары и тюрбаны, узлом на головах завязанные, кланяются почтительно и расступаются, дорогу, стало быть, показывая.
-Чего это они? – недоумевает Шура, - Будто президента какого встречают. Ещё музыкального оформления не хватает только…
-А это мы мигом! – хихикает лягушка и орёт немузыкально, - Синдбад батяня, батяня Синдбад, ты чёй-то не прятал… Синдбад ё, Синдбад ё…
-Хорош, - Шура лягушке выговаривает, - какая им разница, как меня звать? Пронесло же, не видишь? Даже относятся почтительно.
-Везёт тебе просто, - хрюкает лягушка, - но всему же предел есть… Смотри лицом в грязь хоть при Шахе не ударь, когда он тебя про странствия твои расспрашивать начнёт. Не забудь, что путешествовать ты привык по воде исключительно, а на коне сюда прибыл по причине отсутствия водных путей ко дворцу его Шахского величества.
-Да ладно, - мямлит Шура, - придумаю уж что-нибудь.
-Вот этого я и опасаюсь, - бурчит лягушка недовольно, - ежели чего не так будет, я брыкаться начну.
-Ты только не особо там кувыркайся, - предупреждает Шура, - а то Шах чего не то подумать может, скажет, маньяк какой пожаловал, что у него штаны в постоянном шевелении находятся.
А слуги тем временем показывают Шуре знаками, что не мешало бы спешиться, да во дворец пройти. Слезает Шура с конька, идёт по ступенькам, златыми вкрапинами инкрустированным, и входит в покои красоты невиданной. Повсюду, куда взор не кинь, шелка-бархаты понавешены, мебель вся из деревьев красных-чёрных, а на кровати размеров немыслимых, возлежит мужичок крохотный, лысый и усатый. Завидев Шуру, вскакивает он, объятия распахивает, обнимается (тут Шура всем богам, которые на земле есть молится, чтобы лягва не шевельнулась ненароком) и на чистом русском языке обращается:
-Наслышан я о похождениях твоих, о величайший из путешественников водоплавающих!
-Откуда ж это? – настораживается Шура озабоченно.
-Сейчас придёт почитательница твоя, Шехерезада. Все уши мне прожужжала рассказами о приключениях твоих разнообразных, опасных и не очень, но ужасно увлекательных…
Тут в стене шелка распахнулись, и вышла оттуда девица черноокая, чернобровая, волосы чёрные, как дыра космическая, в косы заплетённые, до колен ниспадают водопадом Ниагарским, а фигура такая, что Шуре аж заикалось сразу.
-И это ты красу такую для сказок держишь исключительно? – уставился Шура на Шаха недоумевающее.
-Ох, тяжко с ней, - Шах аж слюной давится от огорчения, - не любит она меня, а без любви не могу я связь с дамой полу противоположного иметь, так уж в сказках дурацких про меня писано.
-Сочувствую, однако, оно, конечно… Особо если дама и впрямь полу противоположного,- сокрушается Шура притворно, а сам глаз с красавицы не сводит, - позвольте представиться…
-Да знаю я уже, - улыбается ему девица в ответ, - добро пожаловать в гости к дураку старому, Шаху всея Персии, а может и не всея, чёрт его не разберёт, чем он тут правит…
-Да что ж Вы так непочтительно, в присутствии самого Властителя? – укоризненно Шура головой качает, - ведь обидеться может…
-На меня-то? – продолжает девица лучезарно белы зубы показывать, - Вот уж это последнее, что он сделать может. Кто ж ему будет сказки тогда рассказывать?
-Так Вы та самая и есть, Шехер…мнэ-э… из зада? – вопрошает Шура изумляясь искренне.
-Нет, - из кармана доносится голос гнусавый, квакающий, - это Зад из Шехера! Ну до чего ж ты бестолковый-то!
Девица глядит на карман Шурин, в любопытстве пребывая немалом:
-Сколько лет уж живу, а карманов говорящих не видела…
-Да это так, фигня одна заморская… - объясняет Шура, обезразличивая голос свой не слишком убедительно.
-Я ща тут дам кое-кому фигню!- лягушка на свет божий вылазит, как хамелеон, цвет свой на пурпурный сменив, - Это ты про кого слова такие выдумал?
Шехерезада залилась смехом, колокольчиков переливание напоминающим, и поворачивается к Шаху:
-А слышал ли ты, Владыка, сказку про Синдбада и Царевну Лягушку?
-Нет, конечно, - Шах обратно на кровать-диван запрыгивает,- рассказывай немедля, а ежели соврёшь чего, гость наш поправит…
-Ну, уж это без сомнения, - кивает девица, - устраивайся поудобнее, ваше Шахово Подобие, слушай.
-Оно, конечно, интересно бы сказку такую послушать, - откашливается Шура, - да только, боюсь, нескладушки тут кое-какие получатся… я ж к Синдбаду отношение весьма приблизительное имею…
-Да не бойся, - шепчет ему девица, - я ж знаю, кто вы на самом деле. А что до этого пня стоеросового, ему без разницы…
-Как так? – не понимает Шура, - Ты ж ему кажный день новую сказку должна рассказывать…
-Ну, мало чего я должна была… - усмехается Шехерезада, - кто ж знал, что он склеротиком окажется? Я ему одну и ту же ежевечерне сказываю, только заглавия меняю, а он всё одно на середине спать заваливается. Так что вариант беспроигрышный, я бы сказала.
-Вы чего это там шепчетесь? – Шах бровь приподнимает подозрительно.
-Детали согласовываем, - немедленно Шехерезада сообщает серьёзным голосом, - ведь в присутствии героя главного негоже мне от истины уклоняться.
-И то правда, - вмиг Шах успокаивается и закладывается на подушки в позе расслабленной, - так я слушаю…
-Дошло до меня, о великий Шах, - начинает Шехерезада нараспев, - Что объявился в Багдаде вор один. И поймать его можно только хитростью с коварством пополам смешанной, так как умён он непозволительно и осторожен беспредельно…
-Пардоньте, - Шура встревает робко, - А при чём тут Синдбад и Лягушка Царская наша драгоценная?
-А при том же, при чём вчера Красная Шапочка была, а позавчера Мальчик С Пальчик, - отвечает Шехерезада тихим голосом, - не мешай, пожалуйста, я знаю, что делаю. Так вот, зовут этого вора Ходжа Насреддин и известен он в кругах народных, как защитник обездоленных и ночной кошмар для деньгами располагающих, а Ходжа – это кличка его партийная, так как на самом деле звать его Вовка-Морковка… Родился он в стране, весьма далёкой отсюда…
Шура и не заметил, как сам носом клевать начал, лягушка тоже цвет свой нормальный приняв, зевать наладилась во всю варежку, а Шах, тот и вовсе глаза закрыл и посапывать принялся.