О праве наций на самоопределение

Станислав Змачинский
О ПРАВЕ НАЦИЙ НА САМООПРЕДЕЛЕНИЕ.
   

В те годы я, шестнадцатилетний парнишка, живущий в рабочем посёлке под Ленингра-
дом, и слухом не слыхивал о работе В.И.Ленина, название которой вынесено  в заголовок  моего повествования. Случилось так, что, независимо от моей воли,  пришлось разбираться в некоторых вопросах национальной политики. По моей неподготовленности и малолетстству  к решению возникшей задачи  были привлечены  родители и, даже, дед! Задача была решена. Решение это сыграло в моей жизни свою роль, оценить которую я и сейчас, на седьмом десятке однозначно  не могу. Я чувствую, что поступил по совести, сохранив честь и человеческое достоинство,хотя  если сказать, что решение далось мне тяжело – не сказать ничего.
   В ноябре 1962 года я пришёл в поселковый совет,  чтобы получить паспорт. В то время никаких торжественных церемоний по вручению паспорта в помине не  было. Пришёл, постучался в окошко,  сообщил, что мне надо. Паспортистка ответила, что паспорт  готов, но осталось только вписать в него мою национальность. Она  поинтересовалась, какую национальность указывать: «поляк» или «русский»? Этим вопросом я неожиданно был поставлен в полнейший тупик. Никогда до сих пор, ни разу в жизни, я не задумывался над тем, кто я по национальности. « Мальчик, какую национальность тебе вписывать в паспорт:  по отцу или по матери?», допытывалась паспортистка. Меня «перемкнуло», я молчал, не зная,что ответить. Скажешь «поляк» - мать обидится, а скажешь «русский» - отец. Жаль, что нельзя вписать « русско-поляк» или «польско-русский». Паспортистка прервала моё молчание: «Мальчик, иди домой и узнай у родителей, какую национальность вписывать в твой паспорт.»
        Дома мой вопрос вызвал у родителей живую дискуссию. «Поляк» - убеждённо отвечал отец,  «нет, русский» - противоречила мать. Их спор затянулся до вечера, часто переходя на повышенный тон. Видя, что к согласию предки вряд ли придут, я лёг спать.
   Проснувшись утром я узнал, что родители к общему решению так и не пришли.  «После обеда поедем к  дедушке, пусть он нас рассудит!», сказал мне отец перед моим уходом в школу. Дед мой, генерал-майор запаса ЗмачинскийВладимир Михайлович, пользовался  у нас в семье непререкаемым авторитетом. Это былсуровый,справедливый и одновременно добрый человек. Я сейчас старше его по возрасту, но глубоко сожалею, что в те годы мало пришлось с ним общаться. Дед  больше всех сопротивлялся,  чтобы я был всю жизнь воен-  ным.  Все мы расселись вокруг стола и отец задал деду вопрос, мучивший нашу семью – кем по национальности записывать меня. Тут же мои родители, перебивая друг друга, высказали свои мнения. Дед выслушал их довольно спокойно, не проронив ни слова, подумал недолго и проговорил:
         -  Мой внук  -  Змачинский Станислав Эдуардович, родился в Польской Народной Республике, в её столице Варшаве. Предположим, вы запишете его русским… Странновато как-то: фамилия, имя, отчество, место рождения не очень-то стыкуются с национальностью. Я вам заранее скажу: все его будут принимать за маскирующегося
еврея. Так что остаётся единственный верный  вариант – указать ему в соответствую
щей графе – ПОЛЯК.
Логика в словах деда была. Возражений состороны родителей не последовало и отнюдь не потому, что в семье как-то по-особому относились к евреям. Никогда в жизни я не слышал от родителей уничижительных выражений об этой нации .Вообще не слышал мнений по национальному  вопросу, но тут я подкоркой понял, что есть какие-то сложности. Уточнять свои подозрения я не стал – выл рад, что вопрос с моей национальностью разрешился, что можно идти получать паспорт. Так я стал поляком в Советском Союзе, использовав своё право на самоопределение наций.
  В связи с этим вспомнилось высказывание маршала Рокоссовского К.К., по возвращении его в Москву из Польши, где он был министром национальной обороны: «это здесь я-поляк, а там я – русский». У меня с Константином Константиновичем одно место рождения-милая  Варшава, и это греет душу.
   В дальнейшем многие годы мне не приходилось как-то по особенному сталкиваться  с тем, что я поляк. Писал, где надо, свою национальность, никто мне вопросов по этому поводу не задавал. Я не задумывался, кто я такой. Ведь существовала «единая общность людей – советский народ.» Я искренне верил не только в этот постулат, но и во все другие, во всё, что вбивала  в голову советская пропаганда.
   Задумался  я над всем через много лет, будучи офицером штаба одного из соединений кораблей Черноморского флота. К тому времени я отслужил в штабе около четырёх лет и мне несказанно повезло: я смог дважды поступать в военные академии. Академии были разные, но результат, увы, был  одинаково  нерадостен. Ни в одну из них меня не приняли. Во вторую попытку  меня после вступительных экзаменов даже не вызвали на  мандатную  комиссию, чтобы объявить результаты. Несолоно хлебавши я вернулся на флот. Вернулся, зная что больше меня ни на какую учёбу никто не отпустит. Назойливые мысли не давали покоя, я постоянно анализировал происшедшее со мной, но однозначного ответа не мог найти. Раскрыл мне глаза один кадровик, «старый волчара». «Стасик –сказал он мне,- чего ты мучаешься? Тебя дробят по пятому пункту!». Пятый пункт в анкете – «национальность». Это сообщение было для меня как удар молнии среди ясного неба. Летели к чертя собачьим все мои убеждения и принципы. Втечение года я, где мог, искал подтверждения этому и,что самое страшное, находил их, прямые и косвенные. Я почувствовал, что оскорблён этим до глубины, души, оскорблён и обманут. Пришло понимание того, что меня считают человеком второго сорта. Продолжать службу в ВМФ с подобной перспективой я посчитал бессмысленным времяпровождением.
        В то время уволиться в запас по собственному желанию было невозможно, вернее, возможно,  встав на путь систематического грубого нарушения воинской дисциплины. По этому пути я прошагал три года и был уволен  с  « волчьим билетом» в сентябре 1981 года. Советские подонки-политработники прокладывали мне курс «на гражданку» между психиатрической лечебницей и военным трибуналом. Но и здесь свою роль сыграло право наций на самоопределение. В Польше до введения военного положения оставалось три месяца, страна бурлила, отвергая социализм. Братья-поляки, сами того не сознавая, выступили и на мою защиту, помогая мне. Очевидно, особисты объединили их действия с моими и ускорили моё увольнение, от греха подальше..
   Трудился я «на гражданке» больше тридцати лет, не высовываясь на руководящие должности и не встречая упоминаний о моей «неординарной» национальности, но всё время чувствовал, что за мной следит какой-то третий глаз. Иногда задумывапся, слыша заявления типа: «я горд, что родился русским». Смешно, гордиться этим всё равно, что гордиться тем,что родился  в среду…
         Я дожил до того времени, когда в паспортах россиян отменили графу «национальность»,  но всё чаще слышу как Жириновский, замаскированный под сына юриста, рвёт на груди рубаху в защиту «угнетённых» русских, как полицаи запрашивают в школах  данные детишек «кавказской национальности», как возрождается «чёрная сотня».  Придурки в Госдуме предлагают, вопреки Конституции, прописать главенствующую роль русской нации, забывая, что во владениях Господа перегородок нет. Приходится жить в том мире,который есть.