АЛЕКСАНДР КОЛОМИЙЦЕВ
ПРАЗДНИК ЖИЗНИ
рассказ
Сон, тягостный, душный, населённый омерзительными химерами, держал липкими щупальцами. Несколько минут Павел Викторович выбирался из тяжёлого, гнетущего забытья. Он был рад пробуждению, избавившему от гнусных чудовищ. Но явь оказалась подобной аду. Чудовище оказалось не плодом кошмарного сновидения. Оно жило в одеревеневшем от боли животе, рвало содрогающуюся плоть острыми зубами, терзало длинными, словно иглы когтями. Павел Викторович, избегая резких движений, старался принять позу, при которой боль локализуется, свернётся клубочком, и, если не исчезнет совсем, станет хотя бы терпимой. Он, то, запихнув под себя подушку, ложился на живот, то на спину, то набок, подтягивал колени едва не к подбородку, то, наоборот, распрямлялся и упирался ступнями в спинку кровати. Все ухищрения оказывались тщётными. Боль, подобно раковым метастазам, распространилась по всему телу, проникла в каждую клеточку. Во всём мире существовали только он, и овладевшая его плотью боль.
Павел Викторович едва не плакал от бессилия и унижения. Он, ещё вчера здоровый и крепкий мужик, шагавший по жизни победителем, сегодня превратился в безвольную тряпку, и вынужден искать помощь у какой-то пигалицы, мокрохвостки. Вчерашний Павел Викторович непременно бы обратил своё благосклонное мужское внимание на голубоглазое длинноногое существо с премиленьким личиком и нелишённой соблазнительности фигуркой. Обратил бы чисто мужское внимание. Этих бестолковых, капризных, взбалмошных существ Павел Викторович попросту презирал, отказывая им в способности всякого логического мышления. Интерес для него они представляли лишь в своём женском естестве. Ко всяким тюфякам, размазням, не умевшим самостоятельно решать собственные проблемы, относился с пренебрежением. Он был готов терпеть убыток в своих делах, но не обращаться за помощью к людям, лишённых его уважения. Теперь, раздавленный болью, готовился просить какую-то пигалицу избавить его от страданий.
От лихорадочных движений больничная койка пронзительно скрипела. В ночи этот царапающий звук казался оглушающим. Павел Викторович затих в напряжённой неподвижности. Скрип свидетельствовал о слабости и беспомощности, сознавать это было унизительно. На соседней койке раздавалось булькающее бормотанье, вскрикивающие стоны. Стоны были сонные, сосед спал и не знал о позоре Павла Викторовича. Старик у двери издавал рулады храпа. На особенно мощном аккорде храп резко оборвался. Старик забормотал неразборчиво, заскрипев кроватью, повернулся набок.
«Да что ж они так скрипят! Ведь это же невыносимо!», - всякие звуки раздражали и усиливали боль.
Терпения хватило ненадолго. Опустив ноги на пол, нащупал ступнями тапки. Один тапок лежал поперёк и долго не надевался. С шипением, вдыхая и выдыхая воздух сквозь стиснутые зубы, шаркая, Павел Викторович выбрался в коридор. Здесь, на свету, посмотрел на часы. Стояла глухая ночь, со времени последнего укола едва минуло два часа. Отбросив условности, созданные собственной гордыней, больной волокущейся походкой отправился в сестринскую.
Около десяти с обходом, в сопровождении пигалицы, державшей в руках журнал, в палату пришёл врач. Этого врача Павел Викторович не видел, вчера его принимал другой, годами десятью моложе. От человека, вошедшего в палату, в некотором смысле зависела его судьба. Павел Викторович, стараясь не выдать свой интерес, со вниманием разглядывал своего будущего спасителя. Новый доктор был одних лет с Павлом Викторовичем. Открытое лицо с крупными чертами ассоциировало с надёжностью, модная трёхдневная щетина, покрывавшая щёки и твёрдый подбородок, не делало его легкомысленным, но придавала мужественности.
Осмотр начался с соседа напротив. Сосед, рыхлый мужчина лет пятидесяти, с большим мягким животом, громко стонал, вскрикивал от прикосновения к чреву пальпирующих пальцев, даже пытался схватить доктора за руки. Павел Викторович отвернулся от неприятного зрелища, стал глядеть в потолок. Последний укол сестра сделала в половине восьмого, наступило некоторое облегчение. Самым верным болеутоляющим средством Павел Викторович считал анальгин, когда-то спасавший его от зубной боли. Сестра колола какой-то спазмалитик, он сказал об анальгине, и та как-то охотно с ним согласилась. Что сестра уколола, Павел Викторович не знал, но боль притупилась, он задремал. Приход доктора разбудил его, ненавистный грызун проснулся вместе с ним.
- На что жалуетесь, Павел Викторович?
Доктор стоял перед ним, сунув руки в карманы халата, выставив из них большие пальцы.
Пересказывать всё то, что привело его на больничную кровать, было неприятно, грызун, отбивая охоту к общению, входил во вкус, Павел Викторович недовольно проворчал:
- Я же вчера всё рассказал.
Доктор придвинул к кровати стул, сел.
- Я заведующий отделением, ваш лечащий врач. Зовут меня Леонид Михайлович. Поскольку лечу вас именно я, расскажите мне всё о своих болячках.
Выслушав Павла Викторовича, доктор задал вопросы, которые не принято задавать здоровому человеку, но обычны для больного, затем долго мял живот, опять уточнял симптомы. Закончив осмотр, Леонид Михайлович, глядя в глаза пациента, подвёл итог:
- Дела ваши, Павел Викторович, нехорошие, прямо вам скажу. Правая почка, по-видимому, отмерла и превратилась в водяной мешок. Отмершая почка разлагается, поэтому её надо срочно удалить. Но и с левой почкой не всё в порядке. Боль не купируется, вот что плохо. Сейчас болит? – Павел Викторович утвердительно кивнул, как ему показалось с излишней поспешностью. Леонид Михайлович повернулся к сестре, назвал неудобоваримый диагноз, лекарства, та записала назначения в журнал, и продолжил разговор с больным: - Сейчас поставят капельницу и вам полегчает. Потом сходите на УЗИ, сестра проводит. Вечером и утром с вами проведут процедуры, завтра сходите на рентген, и поставим окончательный диагноз.
Павел Викторович поморщился, и спросил:
- Вскрывать, кто будет?
- Скорее всего, переместим вас в центральную городскую. У них отделение урологии, а у нас обыкновенная хирургия. После уточнения диагноза решим. Да вам-то, какая разница?
- Я имел в виду, вскрывать будет хирург, или патологоанатом.
- Ценю ваш юмор, но, вот чтобы не попасть на стол к патологоанатому, не морщитесь, и выполняйте все процедуры.
Павел Викторович лежал с закрытыми глазами, пребывая в болезненном полузабытьи.
«Одна почка не работает, вторая тоже не в порядке, стало быть, на ладан дышит. Пора исповедаться, или собороваться, или как правильно называются поповские камлания?»
Рядом с кроватью раздался стук, Павел Викторович открыл глаза. Давешняя пигалица принесла капельницу, снимала со штатива жгутик. Сосед брюзгливо проворчал:
- Почему ему первому? Меня доктор раньше смотрел.
Подготавливая вену к инъекции, сестра ровным голосом ответила:
- Не волнуйтесь. Вашу систему готовят, сейчас принесу. У вашего соседа сильные боли, поэтому ему первому делаю.
Брюзга не унимался.
- А у меня чо, не болит? Знаю почему. Приплатил, вот ему и уход весь, а нам так, что останется.
Вздохнув, сестра промолчала.
Павел Викторович никогда не лежавший в больнице, и впервые знакомившийся с капельницей, приготовился к боли, но игла вошла в сосуд почти не вызвав неприятных ощущений. Слабо улыбнувшись, заговорил с сестрой.
- Как это у вас так ловко получается, я почти ничего не почувствовал. Вы, почему не сменились? Вы же вчера дежурили, и ночью, да я ещё покоя не давал.
- Сменщица звонила, просила задержаться. У неё ребёнок заболел, - проверив работу системы, добавила участливо: - Потерпите ещё немного, скоро легче станет.
После системы и вправду наступило облегчение. На УЗИ Павла Викторовича водила другая сестра, старше пигалицы.
Следующая ночь была самой тягостной и кошмарной в жизни Павла Викторовича. Боль вернулась, истерзала и обессилила. К физическим страданиям добавились нравственные муки. Будущее представлялось ужасным. Живут и с одной почкой, но здоровой. Если и вторая никудышная, придётся ходить на какой-то аппарат. Что за жизнь у него начнётся? Лечение, наверное, стоит уйму денег. Все его доходы, как в прорву, уйдут в больницу. Да и станут ли держать его, постоянно болеющего, на прежней работе? Он ещё не рассчитался за автомашину и кухню. Спрашивается, зачем ему, холостяку, питающемуся в кафе да столовых, дома потребляющего, кроме всевозможных напитков, традиционные пельмени, яичницу да бутерброды, понадобилось кухонное оборудование с всякими прибамбасами?
Павел Викторович лежал, плотно смежив веки и сжав зубы, не обращая внимания на происходящее. Соседи ходили, разговаривали о каких-то пустяках, ели, распространяя по палате запах жаренного. От запаха пищи накатывала тошнота, и сам запах был противен. Заглянула сестра, позвала на укол.
Боль на некоторое время отступила. Соседи, поскрипев кроватями, уснули. На Павла Викторовича накатило тягостно-тревожное состояние. Ему хотелось встать и куда-то идти. Не совсем соображая, что и зачем делает, он встал, вышел за дверь, долго бродил по коридорам мимо сонных палат, в которых раздавались храпы, стоны. В одной палате около больного суетились сёстры, он заглянул внутрь. Это была женская палата, он отвернулся, и побрёл дальше. Тягостное чувство не покидало его.
Бесцельное хождение утомило, Павел Викторович вернулся в палату, лёг на опостылевшую кровать. Перемежаясь с кратким, зачастую мгновенным забытьём, приходили разнородные мысли, думать связно не мог. Вполне возможно, живым из больницы не выйдет. Хороший же подарочек преподнесёт друзьям, выступившими поручителями. Воспоминания вытаскивали из памяти события, недавние и давно забытые, в которых Павел Викторович выглядел не лучшим образом. Припоминались эпизоды и эпизодики, когда он, молодой, полный сил, из какого-то непонятного теперь куража, гордыни обижал и, походя, оскорблял людей. От этих воспоминаний становилось неимоверно стыдно. Он был бы рад вернуться в прошлое, но, если жизнь заканчивается, исправить что-либо невозможно. Павел Викторович не верил ни в бога, ни в чёрта, ни в загробную жизнь, ни в берёзовое полено. Мировоззрение его было далеко от мистики, но оставлять после себя гадкую память было неприятно, думать об этом - мучительно. Исправить ничего нельзя, эта мысль грызла и доставляла страданий, не меньше боли, терзавшей почку. Ему припомнился давным-давно читанный фантастический рассказ. Забылось и название, и имя автора, и содержание, помнилась суть.
Героя рассказа посетил инопланетянин, изучавший жизнь землян, с этой целью читал их мысли. Герой же во время посещения по какой-то причине думал гадости о друзьях и знакомых. Таким инопланетянин его и запечатлел. Когда парень понял смысл происходящего, инопланетянина и след простыл. Герой горько сожалел о своих неудачных мыслях, по его подобию у инопланетян сложится впечатление о землянах, как существах низких, пакостливых, но исправить уже ничего было нельзя.
Если скоро, очень скоро он уйдёт из жизни. Что останется после него? Неоплаченные долги и обиды…
Ему не на кого, и не на что обижаться. Кому в своей жизни он сделал добро? Не абстрактному человечеству, а конкретному человеку? Кроме школьных контрольных, память не находила ничего. В младые годы Паша Воскобойников имел недюжинные способности к математике, и ради интереса решал на контрольных задания двух вариантов. Как же он прожил жизнь? Ведь он не злой, не подлый человек, но добра-то, добра от него тоже никто не видел. Он даже пассажиров никогда не подсаживал, не из опасения нарваться на проблемы, просто ему неприятно присутствие посторонних людей в его автомашине.
Наряду с болью, эти мысли, многократно повторяясь, мучили всю ночь. Под утро сходил к сестре, и после укола забылся в липком сне. Уплывая в забытье, подумал: «Почему – пигалица? Вполне нормальная девушка, если бы не дурацкая болезнь…»
Вопреки его предположениям, после рентгена его не уложили на каталку и не повезли в операционную, где со скальпелем в руках Леонид Михайлович поджидал очередную жертву.
Почти всю наступившую ночь Павел Викторович спал. Он не знал, что кроме болеутоляющего, ему укололи снотворное, и посчитал сон предвестником исцеления.
Утром пигалица поставила капельницу. Он по-прежнему мысленно называл молоденькую медсестру «пигалицей», но слово это утратило свой настоящий презрительный смысл. Доктор пришёл позже, часов в десять. Потирая руки, вначале подошёл к Павлу Викторовичу.
- Ну-с, вижу после посещения Надежды, самочувствие улучшилось?
Павел Викторович пожал плечами.
- Человек всегда надеется, даже когда не на что. Когда на стол?
- Ну-ну-ну! Что так мрачно? Мой первоначальный диагноз не подтвердился, хотя операции вам не избежать. Готовьтесь, я имею в виду морально, телесно медики подготовят. Обе ваши почки работают исправно, причина не в них. Пока ничего отрезать у вас не надо. План следующий. Подлечитесь у нас после обострения. При выписке я дам вам направление в урологию ЦГБ. Специалисты решат, что с вами делать дальше. Заведующий отделением – лучший специалист в городе в этой области, мой однокурсник, кстати. Я записочку ему напишу. Как он посоветует, так и поступайте. Не унывайте, мой друг, жизнь прекрасна и удивительна, всякое в ней случается, нужно уметь бороться и надеяться. Поживёте ещё, при условии, что будете соблюдать режим, и с алкоголем будете поосторожнее.
В первой беседе с Леонидом Михайловичем Павел Викторович, как на духу, признался. В пятницу на широкую ногу отметил свой некруглый сорока двухлетний юбилей, утром хорошо похмелился, и весь день хлебал пиво, а во вторник у него случился приступ.
Днём слонялся по отделению, сидел в холле, пытался смотреть телевизор, но на месте не сиделось. У поста собрались сёстры со всего отделения, что-то живо обсуждали. Он невольно прислушался.
Ночью он просыпался, но не от боли, а от шума. Слышалась беготня, резкие голоса. Оказывается, привезли пятерых пострадавших с ДТП, шестой скончался на месте. Злополучная шестёрка в невменяемом состоянии раскатывала на «Жигулях», причём за рулём сидела девица. Павел Викторович видел эту девицу. Та, с подвешенной на шее кистью и самым безучастным видом курила на лавочке. Утром приезжал следователь, после его ухода ночное происшествие обсуждалось по всему отделению. Выяснилось, девица не помнила, как оказалась за рулём, и вообще, о правилах вождении имела смутной представление. Владельцем автомобиля был погибший. Когда он поменялся местами с пассажиркой, сидевшей на переднем сиденье, никто не помнил.
Товарки называли пигалицу Надей. Воскобойникова осенило. Вот про какую Надежду говорил Леонид Михайлович. Действительно, после посещения Надежды полегчало.
Боль приходила на короткое время, да и была не острой, приглушённой. Павел Викторович чувствовал себя почти здоровым, разговаривал с соседями, перешучивался с сёстрами. Не сознавая, для чего это ему нужно, выяснил распорядок дежурства сестёр. Те работали через двое суток на третьи. Обычный график был через трое на четвёртые, но одна из коллег ушла на больничный по уходу за ребёнком, а они решили обойтись своими силами. Это обстоятельство вызвало чувство близкое к радости.
Нагибаясь над его рукой, накладывая жгут, вводя в вену иглу, Надежда произносила слова, которые в подобных случаях говорят сёстры: «Поработайте кулачком, сожмите, разожмите. Как себя чувствуете?» Слова были обычные, но произносились особенным тоном, предназначенным только ему. Так казалось Воскобойникову. На склонённой головке из-под пилотки выбивалась русая прядь, закрывала левый глаз, щекотала кожу. Выставив нижнюю губку, девушка пыталась дуновением отбросить волосы, но они лишь шевелились. Он улыбался над её ухищрениями, глаза их встречались, и щёки её розовели.
«Когда-то говорили – ланиты», – думал он, и ему становилось радостно, и от её взгляда, и розовеющих при этом ланит.
Пришёл срок, и Воскобойникова выписали. Сестра, сообщившая ему об окончании лечения, видя его удручённое лицо, спросила удивлённо:
- Вы не рады? Неужто, понравилось у нас?
Павлу Викторовичу вовсе не нравилось лежать в больнице, Надежда дежурила на следующий день. Горевал Павел Викторович преждевременно. Леонид Михайлович, занятый в операционной, не успел оформить выписку и направление в ЦГБ. На следующий день Воскобойников приехал в больницу. Сухая, как жердь санитарка, с вечно брюзгливо злым лицом, оравшая на больных по всякому поводу, сделала вид, что впервые видит его, и не пустила в отделение. На просьбу позвать врача, фыркнула в лицо и принялась яростно махать шваброй, едва не пройдясь мокрой тряпкой по ногам посетителя. Воскобойников вернулся в холл, обнаружил вешалку с полупрозрачными накидками, картонку с такими же бахилами. Облачившись в униформу, смело двинулся по коридору. Никто не препятствовал его проникновению в недра хирургического отделения, злюка-санитарка исчезла. Исчез и Леонид Михайлович. За столом на посту сидела Надежда и что-то быстро строчила в журнале. Павел Викторович поздоровался. Во взгляде пигалицы отразилось удивление и радость, тут же сменившиеся строгой официальностью. Леонида Михайловича вызвали в приёмный покой, нужно подождать. Сообщив эти сведения, Надежда вернулась к писанине. На левый глаз всё также свешивалась русая прядка. Павел Викторович засмотрелся на милый локон, Надежда подняла на него глаза, хотела что-то сказать, но её позвала другая сестра. Девушка вскочила, и убежала, едва не опрокинув стул. На тумбочке у стены, наполняя пространство приторным ароматом, в двухлитровой банке стоял букет красных пионов. Павел Викторович подумал, какой он осёл, что не догадался купить цветы. Ещё он хотел заговорить с Надеждой, но вовремя спохватился. Банальный вопрос насчёт вечера прозвучал бы совсем по-дурацки. Самому глупому ёжику понятно, что она делает вечером, надо спросить о завтрашнем дне. Надежда не возвращалась, Воскобойникову в голову пришла другая мысль, прямо противоположная давешним. Девушка ему в дочери годится, он для неё старик. Кем бы он выглядел с букетом в руках? Престарелым бабником, слащавым селадоном, кем же ещё.
Пришёл доктор, позвал к себе. Леонид Михайлович откладывал писанину «на потом», и Павел Викторович, сидя в кабинете, ждал, когда тот напишет необходимые документы. Скучая, смотрел на шкаф со старыми историями болезней, и видел Надежду в своей ультрасовременной кухне. Что девушка делала на кухне, было непонятно, главное, она находилась в его квартире.
В последние двадцать лет Воскобойников пару раз собирался жениться. Собирался, собирался, да так и не решился. Подобно герою известного фильма, отказывался от этого намерения, представив, как посторонняя женщина будет мельтешить в его квартире туда-сюда, туда-сюда. Он с ужасом думал, что станет делать через неделю, месяц, год, когда жена надоест ему. В том, что непременно надоест, не было никаких сомнений. Некоторые друзья заводили любовниц, и жили подобно тайным агентам, другие разводились. Зачем ему эти проблемы?
Леонид Михайлович дописал бумаги, посоветовал не затягивать с посещением специалиста, и вернулся к больничным делам. Воскобойников вышел из кабинета. На посту сидела операционная сестра и что-то записывала. Павел Викторович решил подождать Надежду и поговорить о завтрашнем дне, сделать это ему не удалось. Смешав планы, запел мобильник, и призвал к исполнению служебных обязанностей.
Неделю Воскобойников собирался с духом, и отправился в ЦГБ. Всё это время Надежда жила в его мыслях небесным видением. Специально он не думал о девушке, но каждую минуту чувствовал её присутствие. Пока вопрос о болезни не выяснен полностью, Павел Викторович не принимал решения. Зачем нагружать человека своими проблемами. В центральной больнице его заставили сдать анализы повторно, провели исследования на УЗИ и рентгене, но уже не такие, как в районной больнице, а какие-то особенные. Последнее он понял из разговоров медиков во время проведения исследований
Просмотрев результаты анализов, снимки, лучший уролог города удовлетворённо кивнул.
- Мой диагноз подтвердился. Однако нагнал на вас Лёнька жути. Это он умеет.
Воскобойников взял под защиту лечащего врача.
- Лучше готовиться к худшему, чем наоборот.
Доктор хмыкнул, подвинул к себе фирменный больничный бланк.
- Ваша левая почка сморщенна, на её фоне правая выглядит увеличенной. Обе работают исправно, трогать ни ту, ни другую не нужно. У вас врождённая патология, которая проявляется, начиная с сорокалетнего возраста. У некоторых вообще никак не проявляется. Устраняется она оперативно. Решайте сами, вы человек взрослый. В стационарном лечении в настоящее время вы не нуждаетесь. Если решитесь на операцию, я вас запишу, ждать придётся не меньше месяца. Тот квиток, что выдал Леонид Михайлович, действителен в течение полугода, потом придётся брать новый. Я пропишу лечение, зайдите в аптеку, купите лекарства и травы. Лечиться нужно в обязательном порядке, тут выбора нет. Я запишу болеутоляющее, обязательно купите. Если приступ повторится, примете его, и немедленно обращайтесь к врачу. В общем, насчёт операции решайте сами. Ели лечиться будете исправно, приступы могут и не повторяться. Если повторятся, придётся оперировать. Имейте в виду, в пожилом возрасте операция бесполезна. Через полгода в своей поликлинике возьмите направление к урологу в диагностический центр. У уролога наблюдайтесь постоянно, когда пойдёте к нему, не забудьте захватить все выписки.
Погода сменилась. Небо затянули косматые мрачные тучи. Лил дождь, но не тёплый летний, а холодный, мартовский, с резкими порывами ветра. Через десяток метров Павел Викторович перестал выбирать места посуше, и шлёпал прямо по лужам. Пока добежал до автомашины, промокли не только туфли, но и одежда. Холодные струи добрались до тела, знобили кожу, противными змейками ползли по спине и груди. Павел Викторович запустил двигатель, включил печку, смотрел на пустынную улицу сквозь залитое дождём стекло. Им владело ощущение, которое бывает у детей накануне Нового года и дня рождения. В ненастном мире жила Надежда, и мир был прекрасен.
Пересекая вестибюль, обратил внимание на молодую пару. Она, очевидно, выписалась из больницы, он встречал семью. Молодая мама сидела на лавке, папа опустился на корточки напротив, между родителями стоял малыш. Супруги держали в руках ладошки ребёнка, и смотрели друг на друга непередаваемо счастливыми глазами. На него никто и никогда не смотрел такими глазами.
Завывали клаксоны, в открытое окошко врывались злые матерки, на светофоре горел зелёный глаз. Павел Викторович пребывал в превеликом смущении и растерянности. Павел Викторович ехал в больницу делать предложение пигалице.
На заднем сиденье лежал роскошный букет красных и белых роз. Полчаса назад Воскобойников вошёл в цветочный магазин, самоуверенно посмотрел на менеджера-флориста Нину, так значилось на розовом бейджике, но под приветливым взглядом серых глаз неожиданно для себя растерялся. Обилие цветов поставило в тупик, он даже не знал их названия. С лёгкой улыбкой на устах цветочница терпеливо ждала. В смущении Павел Викторович пролепетал заказ – ему нужен необычный букет, он, э-э-э, едет делать, кгм, предложение. Поинтересовавшись, сколько денег покупатель намерен потратить на свой необычный букет, девушка вскинула брови, уважительно посмотрела на Воскобойникова, принялась хлопотать. На прилавке появился ворох роз, мелких белых цветов, листья зелени. Цветы словно сами собой укладывались в букет, девушка давала пояснения:
- Середину мы сделаем из белых роз, по кругу пустим красные, обложим всё гипсофилой. Ну, и обрамление – из зелени. Нравится?
Упаковав цветочную композицию в кулёк из фольги и целлофана, цветочница Нина показала букет покупателю. Воскобойников протянул деньги и благодарно улыбнулся. Выбивая чек, продавщица с лёгкой завистью произнесла:
- Вот счастливица. Ждёт, наверное, не дождётся.
Павел Викторович почувствовал доверие к этой милой девушке, как своей помощнице, бывшей с ним заодно, в смущении пролепетал:
- Не ждёт. Она не знает.
Девушка удивлённо посмотрела на него.
- Так вы что, не объяснились?
- Нет.
Павел Викторович действительно не имел ни малейшего понятия об истинном отношении к нему Надежды, уже не как к больному, а представителю противоположного пола. Странно было другое обстоятельство. Павла Викторовича абсолютно не заботило отношение к нему пигалицы.
Нина улыбнулась, качнула головой.
- Однако!
Уже когда покупатель рассчитался и забирал букет, напутствовала:
- Желаю успеха! – и подмигнула: - Я бы не устояла!
В дверях Воскобойников остановился, вернулся назад, купил огромную красную розу и вручил её цветочнице. Он чувствовал, что физически не может не сделать кому-нибудь что-то доброе. Павел Викторович мужик был опытный и тёртый жизнью. За те несколько мгновений, когда дарил цветок, по глазам девушки, с которых в эти мгновения спала напускная весёлость, понял, та ждёт, не дождётся своего парня, не весёлого бойфренда, с которым приятно оттянуться и потусоваться, а парня, который составит её счастье.
Устраиваясь на водительском сиденье, Павел Викторович испытывал радостное чувство. Оказывается, сделав человеку не то, что добро, - уж какое великое добро – подарил цветок, - а всего лишь доставив приятные минуты, сам испытываешь радость. Почему он не знал этого раньше? Почему закрыл свою душу панцирем, заковал в латы? Ему казалось, делая что-то другому просто так, обедняешь, притесняешь себя. В действительности всё наоборот. Делая добро другому человеку, преподносишь себе в подарок радость.
Салон наполнял звон серебряных колокольчиков. Павел Викторович тронул автомобиль с места, и отправился в путь. Его звала и ждала Надежда.
2012 г.