Светлой памяти

Евгения Серенко
               
   Умирает женщина. Бабушка, мать, сестра.

   Исповедовалась, причастилась, со всеми попрощалась, всех простила.

   Беззвучно плачет у окна сестра, о чем-то чуть слышно переговариваются на кухне соседки. Вжалась в кресло дочь.

  «Ты – моя самая любимая, - неожиданно донеслось с кровати. – Самая люби...»

   И все.


 ***

 
   Мы всегда были разные. У сестры в руках все горело. А я -  медлительная, даже очень. И понимала, что раздражает моя медлительность – но только  нервничала и ошибалась. «Давай, давай!», - часто торопили меня. И только она, моя младшая сестренка, ни разу не сказала мне: «Побыстрей!»
 
   Белой акации гроздья душистые...
   Как же мы молоды были тогда!
 
   Как ее звали, ту певицу? Не помню. Совсем памяти нет. Такая милая девушка, и голос - как колокольчик. Как же ее? Нет, не вспомнить.
 
   Сестра позвонила заранее и попросила взять отпуск с восьмого – за три дня до моего дня  рождения. Я спросила, почему, и услышала: «Сюрприз!» А потом она приехала и привезла билеты на поезд.

   Две недели я жила в раю. Мы сняли комнату в Гудауте. Я впервые была на море. Даже камни на пляже – галька? – не мешали. Плавать я не умела, но все равно не вылезала из моря, будто знала, что больше никогда не приеду. Наше окно выходило на железную раскаленную крышу, и однажды я увидела на ней скорпиона. Закричала от страха. А сестренка вылезла на эту крышу и сбросила с нее скорпиона. Не я его сбросила, а она. А потом мы ходили на концерт... как же ее звали? Совсем памяти нет.

   Годы промчались, седыми нас делая,
   Где чистота этих веток живых?
   Только зима да метель эта белая
   Напоминают сегодня о них...

   Давно–давно умерла наша мама. Мне было восемь, сестре – четыре. Но не я ее утешала, а она – меня: «Не плачь! Мама теперь на небе. Увидит, что мы плачем, и тоже заплачет!»

   Мы всегда были вместе. Даже в детстве она мне не мешала - как будто это я была младшей. И всегда как-то так получалось, что не она у меня, а я  спрашивала совета, не я приезжала ей помогать, а она – мне. А  когда рухнул мой мир – или мне казалось, что рухнул, – она примчалась, чтобы найти самые нужные слова. И вот ее нет. Не я ушла первой. Она – младшая. Опередила меня.

  "Ты – моя самая любимая..."
   Конечно, остались дочь, внучка. Ей было, кого любить.
 
   И сестру.


***


   Я стояла на пустынной дороге и ждала автобус. 
   Сейчас приедет мама. Она каждую неделю уезжает домой: проверить свою и нашу квартиры, взять почту, купить что-то вкусное – и сварить пшенную кашу.

   Вы любите пшенную кашу? Не простую – а рассыпчатую, сладкую, на молоке. Мама говорит, что когда я была совсем маленькая и никому не давала спать, только пшенная каша меня успокаивала.
 
   Ну, вот, уже гудит автобус. Скоро он появится из-за поворота, и я увижу маму – с сумкой и неизменным бидончиком с кашей. «Мама, почему она у тебя такая вкусная?» - спрашивала я. А мама смеялась: «И у тебя будет вкусная, если промоешь ее девять  раз, а потом не забудешь поглядывать – готова ли? не пригорела ли? не пора ли добавлять молоко? Всё терпения и заботы требует. Даже каша».

   Завтра к нам придут соседки. Они всегда скучают, когда мама уезжает. «Знаете, Николавна, - сказала как-то одна из них, - я вот думаю: как нам повезло, что именно вы купили в нашей деревне дом». Конечно, им повезло – как мне повезло с мамой.

   Несколько лет назад я прибежала к тебе в слезах: «Мамочка! Как мне жить?»

  «Самое страшное, что я помню с войны, – не сразу ответила  мама, - это вой  слепящих бомб. Ни убежать, ни спрятаться... Я холодела от страха и замирала. Как жить? Решать тебе. Но, поверь, это еще не конец света».

   Вот и ушла моя мама.
   Как это говорят? Мы становимся взрослыми, когда уходят наши родители. Вот и я теперь взрослая. Как ни вспомню детство – мама сидит у моей кровати, держит за руку, и приступы астмы ослабевают от этого прикосновения. «Ты – моя самая любимая». Конечно, это меня ты видела перед тем, как уйти. Прости меня, мамочка! Мне за многое нужно просить прощения. Я-то знаю. Ты всегда себя винила, если я что-то делала не так: считала - это ты не научила, не подсказала. «Отдай мне свою болезнь», - говорила ты, и я знаю: ты забрала бы её, если могла.
 
  «Мамочка, не умирай», - просила я. А ты ответила: «Не могу...»
 
  «Самая любимая»...
 
  Это ты – самая любимая.


***

  Не зря  говорят, что внуков любят больше, чем детей. А я – единственная внучка. Интересно, а какой ты меня  видела перед тем, как уйти? Взрослой, как сейчас, или трехлетней, когда вы с дедом взяли меня к себе, чтобы помочь маме с папой?
 
  До сих пор помню ту куклу – большую, в розовом платье, с бантом в черных волосах. Я ее как увидела в «Детском Мире», так и поняла, что это – моя кукла. «Купите», - попросила я. Но услышала – «Подожди! Она очень дорогая, попозже купим». А я только и думала об этой кукле. Знала, как ее назову, представляла, как буду с ней гулять. «Бабушка, - сказала я, -  у меня в голове всё время  одна мысль сидит: кукла тоже хочет, чтобы мы ее купили». До сих пор помню, как бабушка засмеялась, и мы пошли в «Детский Мир».
 
   Где теперь та кукла? А память осталась.

   Милая бабушка, ведь это меня ты видела, когда уходила?
   Конечно, меня.


***

 
  Умирает женщина. Бабушка, мать, сестра.
  Исповедовалась, причастилась, со всеми попрощалась, всех простила.

  Умирает женщина.


  Остается любовь.