Ночью Виктору приснился удивительный сон: брёл он в длинном тоннеле, больше похожем на захламлённый подвал многоэтажного дома, как вдруг, за одной из железобетонных опор ему открылся небольшой ручеёк, по-над самой поверхностью которого, стремительно обгоняя течение воды, струйкой неслись тысячи огоньков величиной от крохотной горошины, до большого теннисного шара. Завороженный необычным зрелищем он решил вблизи рассмотреть эт о чудо. Осторожно преодолев кучи строительного мусора, обойдя битую сваленную опору и перепрыгнув зияющий мраком глубокий провал, он вышел на ровное место, быстро подошёл к ручью и, совершенно не задумываясь над последствиями, решительно сунул свою открытую ладонь навстречу светящемуся потоку.
Шарики, едва касаясь руки, стали ловко огибать её, веерно разлетаясь в стороны, но, облетев препятствие, вновь соединялись в единый поток, и весело улетали прочь. Да, именно весело, он ясно слышал их тонкий смех! Смех этот был настолько заразительным, что Виктор сам рассмеялся, и уже скоро, продолжая с ними играть, безостановочно гоготал.
Игра эта настолько его увлекла, что он не сразу заметил одиноко стоящую в глубине тоннеля у одной из опор женщину, откровенно наблюдавшую за ним. Полумрак скрывал её лицо, слегка вырисовывалась только её фигура в свободном, белом, длинном до пят одеянии, но и по этому едва уловимому облику он мог определённо сказать: женщину эту он ранее где-то видел, и если бы сейчас присмотрелся к ней внимательней, то конечно узнал бы её!
Но теперь она его совершенно не интересовала, только слегка удивляла своей, как ему сразу бросилось в глаза, пронзительной печалью - и это в таком удивительном месте, где радость естественное состояние! Словно малое дитя, а не тридцатисемилетний мужчина, он носился вдоль ручья разгоняя, или тщетно пытаясь поймать руками живые солнечные зайчики, испытывая при этом истинный восторг. Его даже не устрашила внезапно пришедшая в голову мысль: а, ведь, это тоннель в царство Аида, и если пробежать по нему ещё несколько шагов вперёд, то cможет ли он потом вернуться обратно?
Но в счастливые минуты не думается о плохом, тем более что в жизни эти минуты случаются редко, а здесь счастье обещает быть вечным!
Вихрь веселья кружил ему голову, всё дальше и дальше завлекая в глубь тоннеля. И вот он уже поравнялся с женщиной, и скоро краем глаза заметил, что та осталась позади, и, кажется, впереди уже забрезжил свет: удивительный, манящий, дающий надежду окунуться в безбрежный океан вечного блаженства! И Виктор уже сам жаждал скорого соединения с ним.
Но тут его позвали. Он услышал своё имя и оглянулся.
Он проснулся. Странный гогот раскатывался по комнате, оглушая утреннюю тишину. Пытаясь обнаружить источник веселья, он приподнял голову и огляделся. Клокотало в нём самом, этот смех был его! Беспричинная радость захлёстывала грудь! Благо, что вокруг никого нет! Такого всплеска эмоций он не испытывал уже много лет и не только во сне! Жёсткая деловая жизнь, установившаяся в последние лет десять, больше похожая на заезд «багги», требовала от него постоянного волевого напряжения, расчётливой деловой хватки. Не каждый мог похвастаться таким карьерным взлётом, какой удалось совершить ему, приезжему, в довольно бедноватом, хотя и имеющем областной статус городе: от мастера цеха гальваники на автозаводе, куда он был распределён после успешного окончания института, до владельца нескольких крупных строительных и промтоварных супермаркетов, множества мелких магазинов, охвативших всю область. А ещё были: роскошный офис в центре города, пятикомнатная квартира в два этажа, устроенная по индивидуальному проекту; двухэтажный особняк из красного кирпича в пригороде на окраине леса, именуемая дачей. И семейная жизнь была на высоте: жена - Людмила, и двое вполне самостоятельных детей,учащихся колледжа: Александра - четырнадцати лет, и Алёны - одиннадцати лет.
Он не вскочил как обычно с кровати, а, поддавшись редкому чувству гармонии, с наслаждением расслабился, какое-то мгновение обдумывая сон, прикидывая: какую знаковую силу он может иметь для него. Но целеустремлённая, волевая натура его вскоре воспротивилась бездействию, он встряхнулся, как бы сбрасывая с себя мудрёную напасть, отнимающую время от великих дел, отделился от кровати, и легкой походкой спортсмена пошёл в тренажёрный зал. Напольные куранты в холле пробили шесть раз. День начался, и всё должно пойти по намеченному плану! Откуда он мог знать, что сон этот был в руку, и события текущего дня спутают размеренный ход последующих событий.
Домочадцев в квартире не было, они третий день жили на даче. Людмила имела свою машину ; белую «Лада 112», которую прекрасно и с удовольствием водила, расстояние в двадцать пять километров от дачи до работы - здания администрации Ленинского района, где она руководила жилотделом, с её неуёмным характером, она преодолевала с лёгкостью. Прокатиться с ветерком, для неё это означало: получить ещё одну порцию необходимого ей для активного образа жизни адреналина.
Утренний моцион без общения с домочадцами не занял много времени: уже через час с небольшим Виктор подруливал на личной «Audi» к расположенной возле своего офиса автостоянке. Поздоровавшись с охранником, он поднялся на второй этаж по выложенной мраморной плиткой лестнице. Преодолев в одиночестве короткий коридор, открыл дверь компактной приёмной. Уголок секретаря - Светланы, пустовал, но сводка за вчерашний день, как обычно, уже лежала у него в кабинете на столе.
Достаточно было бегло взглянуть на сводку, чтобы убедиться: спрос на некоторые виды товаров продолжал снижаться. «Плохо продаём, - гримаса неудовольствия тронула правильные черты его лица. - Маркетинг в спячке! Степанова надо убирать: работает только с толкача, инициативы - ноль. Пусть идёт мастером, или за прилавок, или ещё куда подальше, по желанию!». Он пометил в ежедневнике: «Сегодня на вечернем совещании озадачить замов проведением новых городских акций по привлечению внимания к своей компании». «Выходных на обдумывание им вполне достаточно, - решил он, откинувшись в кресле. - Свежие идеи поощрим, за уникальные повысим оклад. Что у нас дальше?».
Виктор набрал номер телефона своего помощника Юдина Сергея, отвечающего за снабжение товарами. Застал он его за рулём своей машины. Не прекращая движения, Сергей коротко доложил, что нашёл новых поставщиков, попросил встречи с ним в десять тридцать утра по этому вопросу, чтобы уже после обеда отбыть в командировку для налаживания тесных контактов и подготовки заключения договора. Виктор удивился: «На выходные?». «Как ни странно, но в субботу они работают», - лаконично ответил Сергей. «Хорошо, - согласился Виктор, и сделал пометку в ежедневнике. - Деньги возьмёшь в бухгалтерии, я позвоню».
Расписание последующих встреч сдвигалось, и его необходимо было согласовать со Светланой.
Затем он сделал ещё несколько звонков, завершающим из которых на утро был в администрацию города по поводу намечающихся торгов муниципальным имуществом, эти торги затевались его волей и желанием приобрести два довольно убогих, но расположенных в престижных районах города магазина…
Рабочий день шёл как обычно: встречи, звонки, поездки, совещания… Часов в шесть вечера Виктор полностью освободился от деловых обязательств и мог бы ехать к своим за город на все выходные дни. Но что-то держало его. Он задумался, прогоняя в голове картины прошедшего дня. «Нет, кажется, ничего не забыл». Встал с кресла, прошёлся по кабинету, сделав несколько махов руками; остановился у окна, и, разминая пальцами шейные позвонки, некоторое время сквозь двойные стёкла пластиковых окон наблюдал суету городского центра. «Устал, наверное, всё-таки конец недели, - подумал он, так и не определив причину своей неудовлетворённости. - Надо спуститься вниз и поплавать!».
Десятиметровый бассейн и сауна находились на цокольном этаже этого же здании. Виктор спустился вниз, найдя там небольшую компанию работников фирмы. Уже отопревшие после сауны они утоляли жажду баночным пивом, комфортно расположившись в соседней комнате на черном кожаном диване и таких же креслах за вытянутым каплей стеклянным на фигурных кованых ножках столом. Отказавшись занять среди них почетное место, и от угощения тоже, Виктор разделся и нырнул в воду…
Уже смеркалось, когда он выехал из города. Асфальт был сухой, хотя днём прошел короткий дождь. Включив дальний свет фар, резко надавил на акселератор. Зашуршала резина колёс, замелькали за окном остатки цивилизации: рекламные подсвеченные билборды, автозаправочные станции, залитые светом уличных фонарей и неоновых ламп, шоссейная разъездная эстакада… Минут через пятнадцать практически на автопилоте он должен быть на месте.
А на завтрашнее утро уже намечена рыбалка: сосед по даче, штурман авиакомпании «Волга ; Днепр» Георгий, уговорил его выехать на Волжский залив семьями! Уху гарантировал! Это замечательно, только удастся ли ему собрать всех своих? Сашка, конечно, поедет с радостью, Алёна - с какой ноги встанет, а Людмила ещё вчера по телефону отчитала его за эту затею: «Ты, Семёнов, совсем спятил, или думаешь не тем местом, - она никогда не церемонилась с ним в разговоре, осаждая негодную ей инициативу или тему короткими хлёсткими репликами! - Больше некуда поехать, кроме как на это болото, да ещё чёрт знает с кем!». «Что ж, - обречённо подумал Виктор, - поеду с сыном. Как хотят!».
Характер у Людмилы, конечно, не мёд, с норовом. Все они таковы первые красавицы института! А эта ещё и дочь в своё время первого секретаря обкома КПСС! Тем не менее, вот уже пятнадцать лет это счастье является его опорой в жизни, вместе с могущественным отцом, конечно! Хотя последний не оправдал в полной мере надежд Виктора, мог бы сделать для своего зятя куда больше! Мелочился, содержал семью своей единственной любимой дочери, можно сказать, в спартанских условиях, пока Виктор сам не встал на ноги! Толи никак не мог простить ему, бедному студенту родом из Тьмутаракани, что тот сумел влезть в его благородное семейство?
Теперь-то всемогущий Николай Семёнович сам оказался за бортом: не переизбрали в губернаторы - демократия! Заведует каким-то общественным фондом, вступил в правящую в стране партию и готовится к следующим выборам. По миру не пойдёт в случае очередной неудачи, в его квартире, как приличном банке, стопками хранятся личные акции местных ведущих предприятий, - хваткий народец ковала себе ленинская партия!
За боковыми стёклами всё чаще стали появляться прогалины в рядах придорожной лесопосадки, скоро останутся позади последние кусты ивняка и откроется гладь зерновых полей, а это значит, что половина пути уже пройдено. Виктор включил радиоприёмник, на волнах «Авторадио» звучала ритмическая песня от популярного телевизионного проекта «Фабрика звёзд». «Пусть хоть такая, - подумал он. - Всё веселее!».
«Сейчас приеду и чем займусь?» - простой вопрос, а ставит в тупик! Дома он себя чувствовал Наполеоном на Корсике. Молодёжь занималась своими молодыми делами, Людмила занималась всем, только не им: собой, своими родителями, знакомыми из бывшего окружения отца и их состоявшимися отпрысками; часто хозяйничала по дому: что-то перестраивала, перевешивала, передвигала, нанимая рабочих. Вдвоём они оставались редко, особенно в последнее время, и общением это вряд ли можно было назвать: привыкшая с рождения быть пупом вселенной, Людмила так и не научилась компромиссу. Высокомерие лезло из неё даже за обеденным столом! И Виктор больше безмолвно слушал её, вполне спокойно полагая, что поля его сражений находятся за стенами семейного очага.
Вот и заветный поворот с трассы на просёлочную дорогу. Осталось проехать два километра до своих ворот и, можно считать, начались выходные. «Сегодня ещё успею сыграть партию-другую в бильярд с Александром, если тот ещё не завис в Интернете. Потом снасти надо приготовить, еду, канистру для воды и что ещё? - Виктор задумался, пытаясь вспомнить что-то важное, что ещё с утра тревожило его. Глаза ухватили край неба. - Какая ночь! - мелькнула мысль. - Небо чистое. Звезды как в планетарии! Надо бы на природу выезжать с ночёвкой!».
Вдруг машина Виктора дёрнулась вниз и в ту же секунду получила сильный удар в правое переднее колесо. Подпрыгнув, задрожав, она скособочилась и стала разворачиваться поперёк дороги, одновременно подползая к её краю, за которым следовал двухметровой кювет. Виктор крутанул руль в обратную сторону, пытаясь удержать её на асфальте, одновременно сбросив газ и слегка притормаживая, чтобы не опрокинуться. Ему это удалось сделать на самой бровке откоса! И тогда машина, словно взбесившийся мустанг, метнулась к противоположному краю. Управлению уже не поддавалась, обречённо приближаясь к роковой черте. Лихо проскочив её, не снижая скорости, она кинулась вниз, перевернулась два раза, скатываясь, и уже внизу, вновь встав на колёса, взревев по-звериному, дёрнулась вперёд, готовая в истовом угаре мчаться куда угодно, но, уткнувшись в плотные заросли молодого березняка начинающегося перелеска, замерла.
Несколько секунд Виктор сидел, словно парализованный, сжимая руками руль. Затем, убедившись, что живой, если сознание работает, и, вроде бы, без боли удаётся шевелить частями тела, он отстегнул ремень безопасности, открыл дверцу и вывалился прямо на влажную от короткого шального дождя траву. Прижимаясь к ней щекой, он бесчувственно лежал какое-то время с открытыми, ничего не видящими глазами, и только сумеречная прохлада и сырость понемногу стали приводить его чувства и мысли в порядок. Он стал подниматься, озирая безмолвную темноту сжатого лесом и откосом дороги места своего нахождения.
Искорёженный кузов машины, отсутствие правого переднего баллона привели его в уныние. Даже если попытаться поставить запаску и завести машину, выехать из этой ямы на дорогу всё равно не удастся. Ясно, что без посторонней помощи не обойтись, и искать её придётся самому. Виктор неуверенно полез на дорогу, цепляясь руками за траву, скользя импортными гладкими подошвами туфель о песок, гравий, падая и срываясь вниз.
Добравшись до асфальта, постепенно, не без боли, он разогнулся, затем, пошатываясь и ощупывая ноющее тело, вновь стал оглядываться. Дачный посёлок, куда он направлялся, светился в километре от него редкими огнями окошек. От посёлка, пропадая местами в низинах и в черноте перелесков, едва заметно тянулась безжизненная дорога до того места, где он стоял, и дальше до автомобильной трассы, с которой он свернул несколько минут назад. По трассе ещё носились редкие легковые автомобили, но чтобы вытащить машину на дорогу, нужен был «Камаз» или какой-нибудь сельский трактор.
«Кажется, приехали, - устало произнёс Виктор и полез за сотовым телефоном, но футляр от него, плотно сидевший на брючном ремне, был пуст. Телефона не было и в карманах брюк. - Ну, он-то куда мог деться! - в сердцах слетело с его губ. - Неужели в машине оставил?». Виктор с тоской посмотрел в чёрную яму, где силуэтом виднелась машина, и тут же заметил, как в массиве леса, метрах в тридцати от дороги, блеснул огонь. «Уж не померещилось ли? - мелькнула мысль. - Или это прорезалась собственная запоздалая искра?». Огонь, на удивление ему, вспыхнул вновь и, мигая: исчезая и вновь загораясь в колышущейся толще перехлёстывающихся веток, листьев, стволов, тронутых легкими, игривыми вечерними воздушными потоками, продолжал обнадёживающе гореть.
Не мешкая, Виктор полез вниз. Поскользнулся, скатившись прямо под колёса своей машины, тяжело поднялся, и неуверенно на ватных ногах побрёл навстречу своей судьбе.
У костра, на стволе упавшей берёзы, сидели двое пожилых мужчин обычной крестьянской внешности и мирно беседовали друг с другом. На него началу и внимания никакого не обратили. Только когда Виктор приблизился к костру, громко поздоровался с ними, один из них, первый от Виктора, поднял заросшее бородой лицо и удивлённо даже не спросил, а заметил для себя:
- Разве ты жив?
Виктор бессильно хмыкнул от странного вопроса.
- Так получилось. Машине меньше повезло, - ответил он.
- Какой машине? Причём здесь машина, - обеспокоено пробормотал первый и, повернувшись к своему собеседнику, поспешно спросил у него:
- Это же Семёнов, это же Виктор Семёнов, верно?
- Да, - ответил второй куда-то в пустоту леса.
- А почему он жив? - не унимался первый.
- Мужики, вы чего меня хороните, я ещё пожить хочу, - добродушно заметил Виктор, пытаясь разглядеть хоть какие-нибудь знакомые черты в странных незнакомцах.
- Почему он жив? - не более как с лёгким любопытством, но уже настойчивее повторил свой вопрос первый, глядя на второго.
- Мария просила, - опустив голову, наконец-то ответил второй.
- Вот он каков, голубок, чужую жизнь живёт, - почти безразлично пропел себе под нос первый.
- Мы разве знакомы? - Виктор решил начать всё с начала, чтобы понять, о чём здесь только что говорилось. - Я что-то не припоминаю ни вас, ни вашу Марию.
- А ты иди, голубок, - обратился к нему первый по-простому. - Только знай, что: «…имею против тебя то, что ты оставил первую любовь твою.
…вспомни, откуда ты ниспал, и покайся, и твори прежние дела; а если не так, скоро приду к тебе и сдвину светильник твой с места его, если не покаешься». Аминь.
Он перекрестил совершенно опешившего Виктора, и, махнув на прощанье рукой, добавил:
- Иди с богом, за тобой уже едут.
Словно под гипнозом, не давая себе отчёта, Виктор послушно развернулся, но ступить ногой не смог. Гордыня взыграла: «Что это ещё за фокусы! Что себе позволяют эти несчастные бродяги! И что здесь вообще происходит?»
Он решительно повернулся, чтобы поставить на место зарвавшихся мужичков и обомлел: перед ним никого не было! Ни первого из них, ни второго, даже следов костра не осталось! Недоверчиво шаря глазами по небольшой полянке, он сделал несколько шагов вперёд, обо что-то споткнулся и рухнул на землю. Поднявшись, стал недоумённо озираться, внезапно осознав, что совершенно не знает куда идти. Виктор в страхе заметался по лесу.
Бравурная музыка телефона заставила его вздрогнуть. Виктор остолбенел - откуда? Лихорадочно завертев головой, одновременно инстинктивно похлопывая себя по карманам, он, к своему изумлению, нащупал телефон в накладном кармане рубашки, в диком восторге выхватил его оттуда и прильнул щекой к теплой пластмассе.
- Да! Кто это? - чужим голосом огласилась округа.
- Это я, Евгений. Где вы, Виктор Семёнович, я уже подъехал.
- Какой Евгений, куда подъехал? - остатки мыслей его за ответами кинулись в космические дали..
- Водитель ваш, - в голосе всегда спокойного Евгения чувствовалась взволнованность. - Я нашёл вашу машину, где вы сами?
- Здесь я! Здесь! - закричал он в трубку и, вновь обо что-то споткнувшись, навзничь упал. Лаконичный ответ своего шофёра: «Понял, Виктор Семёнович, я знаю где вы!» он уже не слышал - выронил телефон из рук.
Сильными руками Евгений, двадцатитрёхлетний крепкий парень, оторвал тело Виктора от земли и повёл к дороге. Ноги Виктора не слушались: путали очерёдность, заплетались в траве, цеплялись о палые ветки и кочки. Вытаскивали на дорогу его гуртом, вместе с водителем эвакуатора, и сразу посадили в машину Евгения. Откинувшись на спинку заднего сидения, Виктор закрыл глаза. Залетевший в салон Евгений предложил своему шефу съездить на «скорую», но тот отказался. Тогда не теряя времени, не дожидаясь окончания погрузки машины на эвакуатор, они тронулись в направлении дачного посёлка.
Минут через десять подъехали к металлическим воротам заветной дачи, спрятавшейся за высоким забором из красного кирпича. Виктор определённо успокоился, взял себя в руки, и, отказавшись от помощи услужливого Евгения, сам вылез из машины. Перед тем как захлопнуть за собой дверь спросил:
- Ты как узнал про аварию?
- Вы же сами мне звонили, Виктор Семёнович, - спокойно ответил тот, и, видя, что его ответ ещё больше озадачил шефа, добавил: - Голос, правда, был странный, как ни ваш, но это же понятно, я бы на вашем месте вообще пару слов не мог бы связать.
- Спасибо, - отрешённо отблагодарил его Виктор, развернулся и побрёл к воротам, так и оставив дверь открытой.
Выловив из барсетки ключ, открыл замок металлической калитки, осторожно вошёл во двор, стараясь не греметь железом, - хотелось остаться незамеченным до того, как смоет с себя ощущения вечернего кошмара, а то вопросы близких ему людей могут вытащить из него такие ответы, которые прозвучат как диагноз известного заболевания. Так же тихо, как ему казалось, открыл входную дверь дома и протиснулся в прихожую. Осталось пройти метров восемь широкого коридора, минуя деревянную лестницу из дуба с перилами ведущую на второй этаж и дверь в зал - это с одной стороны, а с другой - две двери: в столовую и на кухню, чтобы добраться до двери ванной комнаты.
Но ни тут-то было! Его чрезмерная осторожность: без обычных приветственных автомобильных сигналов, крадущаяся походка и долгая возня у замочной скважины, - всё это вызвало интерес у Людмилы. Её вечерняя, витаминная маска с сигаретой в зубах выглянула из зала, вопрошая:
- Чего крадёшься, как кот? Пьяный, что ли?
- Пьяный, - согласился с ней Виктор, продолжая движение к заветной цели в полумраке коридора. - Только рассказать от чего - не поверишь!
- А ты попытайся, надо когда-то начинать, - в её голосе зазвучала ирония. Она подалась вперёд и появилась вся в освещённом проёме двери: в коротком махровом халате, слегка распахнувшемся книзу от выдвинутой вперёд красивой ноги, и мягких больших тапочках; волосы на голове убраны в целлофановую шапочку. Виктор невольно скользнул по ней взглядом, но взгляд этот был холодный, будто осматривал он не свою жену, а в ночном небе красивую звезду, светящую из недоступной космической дали!
- Да и рассказывать нечего: один сумасшедший бред какой-то, - ответил он довольно сухо.
- Это твоё естественное состояние в последнее время, так что можешь не скромничать, - её ирония усилилась.
Виктор промолчал. Поравнялся с ней и пошёл дальше.
- Считай, поговорили! - зло кинула она ему вслед, затем, вспомнив, добавила: - Ты своего лётчика уйми, а то взбесился: звонит, как своей стюардессе, через каждые три минуты!
- Хорошо, - ответил Виктор, не оборачиваясь, а сам подумал: «И ему, наверное, досталось, бедолаге. Невероятно, чтобы Людмила дважды на один и тот же вопрос ответила спокойно!». Рука его потянулась к телефону, но чехол был пуст!
- Да, ты сегодня совсем трахнутый! - услышал он за своей спиной её голос. - Кто это тебя так?
- Я же говорю: рассказать - не поверишь, - заставил он себя ответить как можно спокойнее и закрыл за собой дверь.
Невероятная слабость во всём теле заставила его опуститься на кожаный пуфик, в коленях пробежала дрожь. Он стал раздеваться.
В карманах телефона тоже не было, но теперь это не вызвало у него даже лёгкого огорчения. Оставив на кафельном полу пыльную, измазанную землёй, зеленью травы одежду, косо взглянув на ванну, он открыл полупрозрачную дверь душевой кабины, ступил на деревянные мостки и включил воду. Прохладная струя вырвала его сознание из действительности, погрузив в безвременное блаженство.
Он стоял и наслаждался ожившими в нём, через десятки миллионов лет на генном уровне, приятными ощущениями от прикосновения родной водной стихии к своему телу. Неожиданно, словно вспышкой молнии, глянула на него призрачная тень из ночного видения, так близко, так узнаваемо, что сердце его ёкнуло и сжалось спазмой в груди! Это была Мария!
Волна нежности и какой-то приятной тоски заполнила грудь! И мир в ту же секунду стал проваливаться в бездну прошлого, приближая знакомые лубочные картины и черты людей. И он впервые за долгие годы не препятствовал этому, надеясь, что чувства не захлестнут разум, - столько лет прошло! И навеяно сверху в памяти многое, и сердце, поди-ка, как кусок гранита стало. Может быть, получится впервые после разлуки спокойно взглянуть на их отношения и ещё раз, уже окончательно, оправдать свой поступок.
…Это был пятый курс политехнического института, осень. Участники литературного кружка собрались на очередные еженедельные чтения своих новинок в редакции студенческой многотиражки. И здесь он впервые увидел Марию: улыбчивую, с рыжими короткими косичками, худенькую, среднего роста второкурсницу. Она робко вошла в комнату и как-то аккуратно села на предложенный ей кем-то стул, сразу замерев. Внешняя умиротворённость её оказалась обманчивой: глаза сверкали таким душевным жаром, что сразу выдавали пылкость её натуры.
В кружке сложилась такая традиция: новичков закрепляли за относительно более опытными его участниками. И Марию отдали ему, уже вполне сложившемуся поэту, имеющему весьма скромных по объёму, но довольно известных среди студенческой братии три сборника стихов. Словно ласковое солнышко она смотрела на него снизу вверх, внимая каждому произнесённому им слову. И он стремился не разочаровывать новоявленную поклонницу, оказывая ей знаки внимания.
Она была, практически, ребёнком, и стихи её были детские: простые, наивные, но пронзительно искренние, с искоркой таланта:
Наступила осень
За моим окном…
Что же ты не спросишь
Как мы здесь живём?
Надломилась ветка
Яблони в саду…
А я всё, любимый,
Жду тебя и жду.
По стеклу скользнула
Капелька дождя…
Вот ты и уснула,
Доченька моя…
Странно: почему он запомнил эти стихи? Шестнадцать лет они безгласно жили в нём, таясь в сознании. Уже и выветриться должны были из головы, или забыться под слоем ежедневного бытового мусора, часто надуманного, а вот и нет! Стоило только вспомнить Марию, и они на языке! Так без запинок он и биографию свою наизусть сразу не расскажет! Значит, память - это не просто набитая макулатурой корзина, это какой-то главный придаток человеческой души! И живёт она, порой, вопреки сознанию!
А что касается этих стихов, то у Марии в то время не было детей, и замужем она не была…
При выходе из душевой он наткнулся на сына. Серьезное Сашино лицо тронула улыбка, он был рад этой встречи. Высокий - в отца, курчавый, симпатичный - в мать, уверенный в себе, с независимым, серьёзным, целеустремлённым отцовским характером, он имел и высокие оценки в школе за знания, и закадычных друзей со своими интересами, и, если понадобиться, мог показать в деле два-три приёма карате, которым научил его отец…
Саша приветствовал отца как старого приятеля.
- Привет, пап! Ты сегодня поздно. Дел много?
Его юное открытое лицо смотрело на отца прямо, глаза, ещё не изведавшие вселенских пороков, искрились задором, теплотой, пытливостью.
- Домой добирался долго, - ответил Виктор.
- Понятно, - в тон отцу протянул Саша, видя, что тот не намерен объясняться, затем шутливо продолжил. - Внезапно возникшие в наших Васюках автомобильные пробки, разбушевавшаяся стихия, переросшая в природный катаклизм…
- Что-то похожее... - Виктор впервые за вечер улыбнулся. Ему нравилось разговаривать со своими детьми. По-детски чувствующие фальшь, между тем: умные, рассудительные, они тонко улавливали настроение собеседника в разговоре, могли легко, с юмором играть словами, превращая обычную историю в анекдот, а могли серьёзно посоветовать в жизненных вопросах.
- Машина у меня в дороге, можно сказать, совершенно пришла в негодность. Евгения пришлось вызывать.
- Совершенно - это как? Авария произошла? - Сашины глаза тревожно забегали по телу отца.
В ответ Виктор утвердительно качнул головой, и тут же поспешил добавить:
- Только это - тайна. Никому!..
- Кости целы, не болят? - спросил Саша вполголоса.
- Нормально, организм - железо!
- С машиной что, серьёзная поломка?
- Пока её увезли в реанимацию, думаю: стоит побороться за её жизнь.
- Пап, чуть не забыл: штурман звонил недавно, извинился и сказал, что завтра у него внеочередной полёт. Накрылась наша рыбалка?
- А это как мы решим, - вяло ответил Виктор.
- Понятно, - слегка огорчённо отозвался Саша, чувствуя усталость отца. - Значит: нет! Тогда можно я тогда с утра в город уеду?
- Вместе поедим, - сказал Виктор.
- Отлично, в квартире и заночуем, а то достала уже эта провинция! Закукарекать можно от безделья!
Виктор согласно махнул головой, зная, что тому трудно без общения с друзьями, но сделал он это скорее машинально, мысли его уже сконцентрировались к неожиданному для себя решению завтра ехать в город: зачем, для чего?! Он просто недоумевал: машиной займётся Евгений, про неё можно вообще забыть на неделю, вопросов по бизнесу авральных нет, личная жизнь - здесь, целиком на даче. Что его гонит, чёрт возьми, и куда?
- Пап, пошли детектив смотреть в зал, - предложил сын. - Шары мать не даст погонять, у неё сегодня мигрень. Мой телевизор приказал долго жить, так что надо занимать вип-места. Мать с Ленкой в твоё отсутствие всё время терроризировали меня своими сериалами. Я, как бедный родственник, ютился на кухне, пялясь в тамошний микроскопический экран, попутно травмируя свой желудок сверхлимитными калориями. Отяжелел за эти дни прилично!
Виктор вслед за сыном вошёл в зал и плюхнулся в кресло. Бессмысленно глядя на экран, он недоумевал по поводу будоражившей его усталое сознание затеи завтра едет в город? «Наверное, для того, чтобы остаться на выходные совершенно одному в пустой квартире, полежать на диванчике, потосковать о прошлом?.. Неужели какой-то нелепый случай может что-то решить, или изменить в его жизни? А что, собственно, произошло на самом-то деле? Галлюцинация, и больше ничего! Головой настучался по железу до коматозного состояния, а там уж и появились «мальчики кровавые в глазах!» От рихтовки в голове, наверное, все извилины выпрямились, стали как новенькие гвозди!».
- Нет, не могу больше смотреть, - проворчал он недовольно. - И глаза слипаются, и под ложечкой сосёт. Пойду на кухню, потом - спать. Устал я сегодня, извини.
Лег он в своём кабинете на диване. Иногда он здесь ночевал, припозднившись с пассивным отдыхом: телевизором, компьютером, книгой. А сегодня особый случай: с поврежденной головой, неземными видениями в глазах, - он просто обязан был крепко выспаться, чтобы проснуться на заре со свежей головой и старыми привычными мыслями, забыв всю сегодняшнюю напасть.
2
Утром во время завтрака Людмила, стеклянная от злости, сверкнув глазами в сторону мужа, нервно спросила:
- Почему я обо всём происходящем в семье узнаю последней? Неужели ты и правда думаешь, что мне всё равно: придёшь ты домой сам или тебя придётся соскребать с асфальта?
- Извини, - коротко ответил Виктор, догадавшись, что его тайна раскрыта: скорее всего, она звонила Евгению, и тот ей честно во всём признался. «Что ж, - подумал он, сосредоточенно рассматривая свой бутерброд. - Я ему не запрещал говорить. Да и вообще: что ни делается, всё к лучшему! - он хладнокровно откусил кусок бутерброда и стал мерно его разжёвывать. - Небольшой довесок нового раздражителя в доме вряд ли категорически повлияет на его общий психологический фон. А если повлияет, значит, - судьба».
Он удивился себе, что в такой нервозной ситуации может спокойно рассуждать. «Прямо: лёд и пламя», - кривая усмешка тронула уголки его губ.
«Но всё же надо бы её успокоить, - подумал он с некоторым упрёком в свою сторону. - Виноват я, поэтому надо хотя бы слегка потрафить её самолюбию».
Он поднял глаза на Людмилу и пожалел об этом: его встретил воронёный прицел её холодных глаз. Сразу расхотелось объясняться: диалога между ними всё равно не получится, а выслушивать в перепалке словесный звон бьющегося хрусталя с некоторых пор стало нестерпимо. Уж лучше как обычно пять минут терпеливо, спокойно и молча он попьет свой кофе, так сказать, под свист кипящего чайника и раствориться в дневном свете на несколько дней - уйдёт в работу! За это время забудутся и причина ссоры и её следствие - всё образуется! Во всяком случае, такая комбинация проходила не раз, почему бы её не проделать вновь!
- Ты, Виктор, больной, понимаешь? - с отчаянием выговаривала Людмила. В последнее время её просто бесила непоколебимость мужа и, прямо-таки, как ей казалось, показательная демонстрация его отчуждённости! Как он смеет унижать её своим невниманием! - Ты из мёртвого жилы вытянешь! Чего ты всё время молчишь?
- Успокойся, - сказал он и с любопытством посмотрел на неё, пытаясь разглядеть под этой настойчивостью кроме желчной обиды, какое-нибудь женское сострадание, что ли! «Если эти эмоции не капризы эгоцентризма, а следствие возросшей с годами семейной привязанности, не терпящей в отношениях пустоты и недомолвок, - подумал он, - то надо искать в себе силы для этического подвига: наконец-то наладить в семье настоящие идеальные супружеские отношения, если такие бывают!». Как можно мягче он добавил вслух: - Произошла штатная ситуация, я не придал ей большого значения.
- Тебя лечить надо! В психбольнице! - на выдохе высказалась она и как-то по-женски сразу обмякла, превратившись в обыкновенную тётку из трамвая. В облике её появилась человеческая печаль. Виктор даже удивился такому открытию, с грустью подумав: «Несчастье-то оно всех равняет». И тут же поймал себя на мысли: несчастье-то это обоюдное, только он никогда не признавался в этом даже самому себе.
Он жевал бутерброд и думал: а могло ли быть всё иначе? Чтобы и чувства были сумасшедшие, и боль в груди? И не ответил на этот вопрос. Молча допил кофе, встал, и, пряча глаза, сказал:
- Там Евгений приехал, срочно надо ехать по делам. Думаю, что сегодня не вернусь.
Людмила отрешённо молчала. И даже не вышла провожать, когда они, с Сашей, садились в машину.
По дороге Саша и Евгений без умолку болтали друг с другом, иногда оборачивались к Виктору: то ли вопрошая его о чём-то, то ли требуя от него подтверждения, но тот ушёл в себя не видя и не слыша никого. Он думал о своих взаимоотношениях с женой. Странное дело: когда какой-нибудь вопрос касался его бизнеса, его голова работала как компьютер, лихо решая любые задачи, а в личной жизни Виктора как будто заклинивало, он элементарно зависал, пуская всё на самотёк. Хотя ясно видел: проблемы в их отношениях всё копятся, становятся в тягость и ему, и ей. И порой было странно оттого, что они ещё терпят друг друга под одной крышей! Ладно - он, привыкший с самого начала их семейной жизни держать некую невидимую для неё и других посторонних глаз некую душевную дистанцию между ними, но она, с её крайним эгоцентризмом? Неужели её держат чувства? Самые элементарные человеческие чувства под названием любовь?
- Пап, я здесь выйду, ты мне не подкинешь на мороженое? - сын чуть ли не тормошил его. Машина уже стояла. Виктор невольно осмотрелся. - Пап, ты в порядке?
- Вполне, - ответил Виктор буднично. - Малость прикорнул.
- С открытыми глазами? Что-то я раньше за тобой такого не замечал.
- Всё в порядке! - бодро отозвался отец и протянул сыну купюру. - Пока! Приходи вечером пораньше.
Дверь захлопнулась, но Евгений не трогался с места, ждал дальнейших указаний. Ещё утром шеф просил его приехать, но для чего, куда они направятся, - ему было не ведомо.
- Слушай, Жень, - наконец-то ожил Виктор. - Давай купим мне телефон, я свой потерял. Найдём мы здесь поблизости такой магазин?
- Конечно! - бодро и уверенно ответил тот и включил зажигание. Но Виктор вдруг нервно крикнул:
- Постой! - он сделал длинную паузу, затем обычным тоном добавил: -Видишь, угол дома выглядывает? Давай туда минут на пять-десять заглянем.
- Один момент! - отчеканил Виктор и вновь включил зажигание.
Они подъехали к старому двухэтажному зданию студенческого общежития, в котором Виктор жил во время учёбы в институте, и в котором жила она, та самая Мария. «Надо же, - подумал Виктор. - Сон в руку. Что ж, привет, доходяга». Он не стал выходить из машины. Ничего не объясняя Евгению, несколько минут осматривал знакомый двор. Всё здесь осталось по старому: осыпающаяся штукатурка на фасаде, лавочка у входа, высокие тополя, -вневременная аномалия какая-то! Наверное, и тётя Нюра сидит до сих пор на вахте, сверкая спицами, и дородная Степановна, комендант, стоит поперёк коридора руки в боки, всматриваясь каждому проходящему в лицо и заставляя новеньких вздрагивать от вопроса: «Кто такой?». И Верка - совсем ещё юная девчонка, вся какая-то тихая, с тоненьким голоском и всегда убранными платком белесыми волосами, которая вместо того чтобы учиться, устроилась уборщицей, - сейчас добросовестно вымывает коридор. А в пятое по счёту окно на втором этаже скоро выглянут подружки Марии и приветливо помашут руками, как они всегда это делали, провожая их вдвоём на очередную прогулку.
Сердце его ёкнуло, как перед настоящим свиданием! Было такое ощущение, что сейчас он поднимется на второй этаж, постучит в дверь её комнаты, и она, как шестнадцать лет назад, выскачет, счастливая, ему навстречу! Облокотится плечом о стену, сплетёт руки у груди и, кокетливо раздувая выпущенной вверх на выдохе струёй воздуха чёлку, спросит:
«Куда сегодня идём?».
«Сегодня мы с тобой летим в космос, - серьёзно известит он её. - Скафандры не берём, в них будет тяжеловато. Да и в ракете - всё равно, что в бане париться, в её крохотный иллюминатор созвездия покажутся обычной ёлочной гирляндой, - её мы тоже игнорируем! Полетим просто так, взявшись за руки!».
«Превосходно! - ответит она, смеясь. - Сейчас я только одену космическую одежду и можно отправляться!»…
…Это было, по истине, время полётов!
Виктор прильнул щекой к стеклу, и душа его вновь запела.
В комнату влетела
Птица золотая…
Я дышать не смела
Я таких не знала.
Покружив, прекрасная
Села на плечо
Значит, не напрасно
Я живу ещё.
Значит пригодилась
В жизни этой я.
Чтобы не случилось,
Я - счастливая.
- Заводи, - резко, чтобы отделаться от подступившего к горлу комка приказал он Евгению. - Купим телефон и - домой. На сегодня ты свободен.
Через полчаса, Виктор уже звонил своему первому заму Морозову Геннадию. Геннадий был с ним рядом почти с самого начала его бизнеса: среднего роста, худощавый, вездесущий, с невероятной работоспособностью, он пользовался у шефа таким доверием, что имел право подписи повседневных финансовых документов, и часто замещал Виктора во время его отпусков, рабочих командировок.
- Привет, догадайся, кто звонит?
- Наконец-то объявился, со вчерашнего вечера хочу тебя услышать, как узнал, что ты попал в аварию… - в голосе Геннадия звучали нотки беспокойства.
- От кого узнал? - перебил его Виктор.
- У меня двоюродный дядя медиум, разве я тебе об этом не говорил? Ты о себе лучше рассказывай, что и как у тебя произошло?
- Всё элементарно, Ватсон: попал на скорости в яму, вырвало шаровые у переднего правого колеса, и мы с этим колесом, совершенно независимо друг от друга, разъехались по разные стороны дороги. Такая вот история.
- Сам-то как?
- Ходячий. Слушай, я чего тебе звоню, ты видишь, у меня номер сменился, не скинешь его нашим и ещё кому надо.
- Нет проблем, - ответил Геннадий. - Что ещё?
- С чего ты решил, что есть ещё что-то?
- О-о, - протянул Геннадий. - Вот ты себя и выдал. Тут у нас не просто «ещё», тут у нас проблема, да? По всему видно, - личная.
- Тебе бы работать в больнице рентгеном, будешь два в одном: и аппарат, и рентгенолог!
- Тяжёлая форма заболевания, - констатировал Геннадий. - В общем, так: ты сейчас где?
- К дому подъезжаю.
- Максимум через полчаса буду у тебя, жди, будем исповедоваться!
«Как хорошо, что есть на свете Морозов Гена! Сейчас подкатит на такси с полным «боекомплектом» - ему ведь только разреши! И - прощай тоска-одиночество! День, можно сказать, определился. Возможны, конечно, небольшие нюансы - смена антуража: бар, кафе, боулингцентр, пол на кухне. Хотя, конечно, ещё не поздно в душевном порыве совершить какой-нибудь производственный подвиг, день только разгорается! Но уж больно жарко сегодня, особенно в машине. Одежда пристаёт к телу. Потный, будто после финиша марафонской дистанции! Может быть, это нервы? Раньше такого за собой не замечал… Ещё эта маета томит со вчерашнего дня! Неужели и правда я затосковал по первой любви? Хотя, это ноющее чувство больше сродни тревоге. Что-то недоброе сулит мне интуиция!».
Геннадий залетел в квартиру как ветер. Сходу бросив Виктору: «Где?», он смело выставил на указанный Виктором журнальный столик в зале бутылку водки, с порога поняв: если не на кухне, то они одни.
- Да? - вяло протянул Виктор. - Можно было бы что-нибудь солиднее для начала.
- Да! - твёрдо заявил Геннадий. - Разговор у нас серьёзный, тут нужна свежая голова!
Перетаскав добрую половину содержимого холодильника к себе, они расселись по креслам, подняли налитые Виктором до краёв хрустальные стаканчики, и Геннадий провозгласил тост:
- За успешные поиски!
Виктора будто прострелило насквозь! Он открыл рот, чтобы как-то выразить своё недоумение, но тот его опередил:
- Я же говорил: у меня родная сестра гадалка! - потом, ухмыльнувшись, повторил тост: - За успешные поиски истины! За поиски твоей дамы выпьем позже, после того, как всё о ней расскажешь.
- Ты - чёрт! - только и сказал Виктор. - Неужели вся моя подноготная изображена на лбу? Мне нельзя заниматься бизнесом.
- Успокойся, ты - лицо компании, оно должно быть кристально чистым, внушать только доверие, а все проблемы решаем мы - черти - твоё окружение. Ты давай не пропускай, а то от тебя толком ничего не добьёшься!
После третьего подхода к стаканам Геннадий уже знал о Марии всё. По окончании второй бутылки он внушал сильно захмелевшему Виктору:
- Ты обязан её найти!
- Почему я должен кого-то искать? - уже с трудом улавливая смысл разговора топорщился Виктор.
- Ты должен решать свои проблемы, чтобы свободно двигаться вперёд!
- Куда двигаться? - Виктор сморщил лоб.
- Вперёд! - Геннадий рукой показал направление.
- А-а…- понятливо пропел Виктор, разглядывая указанный угол между подоконником и большой развесистой пальмой.
- Смело ставить перед нами стратегические задачи, - риторически продолжал свою речь Геннадий.
- Какие задачи? - Виктор слабел прямо на глазах.
- Стратегические! - медленно повторил Геннадий.
- Нет! Я сейчас не могу, - сразу отрёкся тот.
- Ты думаешь, всё дело в твоей Марии? - Геннадий сделал паузу, артистически заостряя внимание собеседника к своим будущим словам.
- Наверное, - неуверенно признался Виктор.
- Нет! - отрезал тот. - Пусть она хоть трижды золотая, необыкновенная, воздушная, с крылышками.
- Она - без крылышек! - строго уточнил Виктор.
- Согласен! - Геннадий раскинул ладони в стороны, показывая, что с его стороны не было никакого злого умысла кого-либо оскорблять, затем поднял вверх указательный палец. - И не в этом тоже дело! Миллионы людей сходятся друг с другом, расходятся, бывает, по несколько раз!
- А в чём? - Виктор перестал жевать, с усилием воли пытаясь сконцентрировать своё внимание на собеседнике.
- В тебе! - наконец-то разрешил интригу Геннадий, затем пояснил: - У тебя душа болит! Это хорошо, с одной стороны: значит, ты - человек! Но с другой стороны, эта же самая боль может тебя и сломать! Мне этого не надо: у меня с тобой бизнес! Тебе, я думаю, тоже. Поэтому, до наступления настоящей ностальгической ломки, нам надо решить эту проблему: найти Марию, объясниться с ней, а дальше ты должен определить для себя свои будущие жизненные приоритеты, касающиеся её.
- Какой ты умный, с ума сойти!.. А где мы её будем искать, я ничего о ней не знаю? Был сегодня в общежитии, так там тю-тю - никого нет! Наверное, и тараканы разбежались столоваться в соседние дома - каникулы!
- Везде, - уверенно заявил Геннадий. - В нашем городе, в области, в России, в Европе! Если в Антарктиде, то лучше посылай туда Серёгу Юдина, он, когда выпьет, по снегу как белый медведь босиком бегает в одних трусах, - сам видел!
Виктор откинулся на спинку кресла, закрыл глаза и замер в каких-то внутренних потугах. Геннадий решил успокоить сквасившегося друга:
- Ты не переживай, я её найду, но разговаривать с ней будешь ты сам.
- Найти-то можно, - не меняя позы выговорил Виктор. - Только чего я ей скажу при встречи. «Помнишь меня, дорогая, это я, твой Витюша, который обещал тебе вечную любовь, а в один прекрасный день вышел подышать свежим воздухом и не вернулся. Вот, решил заглянуть к тебе на огонёк, узнать, как ты здесь кукуешь».
Геннадий оценивающе взглянул на товарища и успокоил его:
- Главное встретиться, а там разговор сам ляжет в нужное русло. Я думаю, ей нужна помощь! Видишь, она тебя не отпускает, значит, чего-то хочет сказать, ждёт от тебя действий, вспоминает.
3
Уже через три дня за рулём служебной машины Виктор ехал в маленькую деревушку под удивительным названием Васильки, именно в ней располагался детдом, в котором росла и училась Мария, из которого она и уехала поступать в институт. Это Геннадий постарался: нашёл адрес в архивах института. Там же он услышал совершенно невероятную новость: Мария исчезла! Сгинула по окончании зимней сессии второго курса! Даже документы свои не забрала в деканате! А дальше - ещё невероятнее: её примеру последовала сокурсница, а другая вообще погибла. Надо ли говорить, что все они - подружки, жили в одной комнате, и произошло всё это в одно и тоже время! Чего там у них случилось - неизвестно. Получается - детектив какой-то!
В родную деревню Мария по данным УВД не возвращалась. Этот факт Виктору и предстояло доподлинно проверить. Без прописки жить она вряд ли станет, даже в деревне - слишком честна и жизнелюбива, чтобы намеренно ущемлять себя в правах. Родственников обременять не станет, да и нет их там у неё. Навряд ли кто из местных жителей знает, где сейчас её искать, хорошо если кто-нибудь вообще вспомнит её саму! Выходит: ему и делать нечего в этих Васильках! Но какая-то сила тянула его туда. Может быть, это совесть его искала место покаяния! Кто его знает, как там устроено в тонком мире!
Он ехал и удивлялся себе: как это он так легко пошёл на поводу у своих эмоций. Кажется, впервые его разум сдался на милость им, даже не просто сдался, - с радостью переметнулся в их стан, потому как никакие внутренние противоречия его не терзали: ни думы о бизнесе, ни о семье, он мчался неизвестно куда и неизвестно зачем по первому их капризу.
А потом он никак не мог вспомнить лицо Юльки, той, которая погибла. Помнит, что она была меньше всех ростом из этой компании: шустрая, весёлая, с короткой стрижкой - и кому это чудо помешало? Надежда - та как бы была постарше их всех, серьёзная, степенная, с тёмными прямыми волосами, и изучающим вдумчивым взглядом. Эта была осторожнее, как отчасти и Мария, не то что Юлька - распахнутая душа, кинулась, видимо, в самое пекло!
А ещё его томила какая-то безысходная грусть. Это даже и не тоска была по Марии, или о ком-нибудь другом человеке конкретно, это была просто душевная боль, томившая его ежедневно с недавних пор. Он не исследовал её, - боялся этого делать, потому как, следуя свой железной логике, можно было поставить себе такой диагноз, от которого жить дальше не захочется! Поэтому нянчился с ней, как с неизбежной болячкой, не решаясь ни на какие крайности, всё же надеясь, что та со временем пройдет сама.
Часов в девять утра Виктор въехал в небольшое, не более трёх десятков обитаемых деревянных изб, среди множества полуразрушенных, село. Машину остановил около осевшего от старости деревянного двухэтажного строения, одиноко стоявшего в межрядье единственной широкой улицы, как он сразу догадался - бывшего детдома. Людей вокруг не было. Ходили куры, гуси. Виктор осторожно зашел в разросшийся бурьян двора, и приблизился вплотную к почерневшим брёвнам стены, только здесь проходила едва заметная тропка. Он пошёл по ней, огибая дом. Приземистые оконные проёмы и входная дверь были заколочены тёсом. Подойдя к единственному открытому окну, он прислушался. Вроде бы послышалось поскрипывание половиц, или это скрипел, разрушаясь, сам дом, готовый рухнуть в любую минуту? А, может быть, это была игра его собственного воображения, почти воочию представляющего картины прежней жизни. Так или иначе, но визуальный осмотр большой, открывшейся ему комнаты ничего не дал. А что там дальше внутри, - ведал один бог.
Грубый, мужской голос, раздавшийся за его спиной, заставил его обернуться:
- Интересуешься? Зря! Гнильё одно!
В нескольких шагах от него, свесив руки по швам, стоял тощий деревенский мужичонка лет сорока, с осунувшимся лицом, и в надвинутой на брови кепке.
- Вижу, - согласился с ним Виктор после того, как ничего претензионного в этом явлении не усмотрел. Затем поинтересовался:
- Давно закрыли это заведение?
- Лет десять будет. Сначала правление колхоза здание себе забрало, после того как детдом закрыли, а когда колхоз сдох, всё пошло прахом! Никому ничего стало не надо! Папироской не угостишь?
Мужичонка торопливо приблизился к Виктору, и бережно взял предложенную тем сигарету; прикурил от поднесённой Виктором зажигалки, сладостно затянулся, смежив глаза, затем спросил:
- Ты чей будешь, что-то не припоминаю? Или так, залётный?
- Ничей. Человека одного ищу.
- А мы здесь подыхаем понемногу, - невпопад доложил он, наслаждаясь курением. - Колхозу нашему панихиду отслужили пять лет назад, а за ним и мы скоро подохнем.
- Ты подожди умирать, - остановил его Виктор. - Скажи, в деревне ещё кто-нибудь остался кроме тебя?
- Есть ещё кое-кто, - неторопливо протянул он. - Вот здесь - Марфины, там - Фроловы, Егоровы…
- Понятно, - опять остановил его Виктор. - У меня к тебе просьба. Тебя как зовут?
- Николай, - доложил он. Блаженная нега слетела с его лица, убрав изо рта сигарету, он угодливо подался вперёд. - Я готов.
- Просьба такая, - повторился Виктор для большей официальности. - Помоги мне как можно больше узнать об одной женщине, а я спасу тебя от смерти ещё, как минимум, на неделю.
- Как скажешь, - кротко, с готовностью ответил Николай.
Они обошли пятнадцать дворов тех жителей, кто хоть как-то был связан с детдомом. Некоторые из них помнили Марию, но где она обитает сейчас, никто слухом не слыхивал. «Вся молодёжь разлетелась из-за этой перестройки, - рассказывали они поочерёдно, отрываясь от хозяйских дел. - А что прикажешь ей делать? Коротать свои дни без работы рядом со старухами, коровами и свиньями, когда по телевизору городскую жизнь показывают какую сладкую! Там все только и делают, что бесятся без отдыха: жрут, пьют, деньги швыряют налево и направо, воруют, убивают друг друга! Врут, конечно, бестии! Такая жизнь для тех, кто помохнатее! Народу везде тяжело. Но наши-то дети несмышлёные во всё верят, полетели на огонь, как мотыльки! Тяжело им придётся там, хоть бы к добрым людям попали в руки, а то пропадут…
…Кажись, из годков твоей Марии один Васёк и остался. Сейчас шатается бобылём по деревне, как чёрт, пугая людей и скотину. И с того уж половину убыло. Грызёт его что-то изнутри. Лето ещё проживет, попользуется, чем бог пошлёт, а зимой тот его совсем к себе приберёт: или в сугробе замёрзнет, или сгорит вместе с избой, здесь их много брошенных. Свою, что колхоз ему выделил, давно спалил…
…Найти его можно возле магазина, он там у Зинки, продавщицы нашей, чем-то вроде грузчика отирается; а если там нет, то где угодно: или с удочкой сидит у реки, или спит в своём приюте. Живёт он там, горемыка, с тоскиует видать, по прежней жизни. Его многие к себе зовут, мужик всё-таки, и по хозяйству справный! Но не идёт ни к кому, а помогать - помогает, без разговору...».
Василия у магазина не оказалось. Где его искать, Виктор знал. Осталось только расплатиться с Николаем, и вернуться на место начало поиска.
Все деньги разом Николаю в руки, да ещё возле магазина отдавать он побоялся, - это же всё равно, что годовалому ребёнку разрешить поиграть с боевой гранатой: выдернет, не выдернет чеку - дело случая! Семьсот рублей, а это, в натуральном выражении десять бутылок водки, он отдал Зинаиде, обязав её выдавать спиртное в количестве не более одной единицы в два дня. В таком объёме, да ещё поделённом на товарищей, - этот продукт будет даже полезен! Выдача закуски - не нормирована! Идея эта нашла понимание у Зинаиды, встряхнув светлыми кудряшками в знаке одобрения, эта сорокалетняя женщина уверила Виктора, что всё произойдёт именно так, как он решил, и что она тоже не враг местному населению и всё прекрасно понимает!
Николай был обижен до глубины души! Прижимая к груди первую порцию - бутылку водки «Столичная», он потерянно выговаривал Виктору:
- Ты не русский, ты хуже фашиста! Этого мне до дома донести не хватит!
«Как люди живут! - думал Виктор, ступая по зарастающей травой дороге, и разглядывая вымирающую деревню, где почти каждый второй дом торчал полуразрушенным остовом. Пустующая кирпичная школа с разбитыми рамами и дверью, довольно солидный по местным масштабам кирпичный клуб, со стоящей в дверях пегой коровой, - вся эта картина наводило ужас на любого здравомыслящего человека. - Какое запустение. Разруха, как после набега Мамая! Чем питаться будем? Чипсами, с бананами? Гибнет народ!».
Возле приюта по-прежнему никого не было. Машина Виктора одиноко стояла на прежнем месте, отражая на своём глянце и хромированных причиндалах полуденное солнце. «В салоне, как в сауне, - подумал он, проходя мимо неё. - Надо было бы оставить под берёзой, в тени, теперь придётся принимать незапланированные лечебные процедуры!»
Осторожно продираясь сквозь заросли крапивы и репейника, Виктор подошёл к знакомому окну и, прислушиваясь, заглянул в него. Ему открылась большая комната: наполовину разобранный потолок опасно свисал на прогнувшихся деревянных балках, штукатурка на стенах местами осыпалась, полы отсутствовали, - сюда не то, что заходить, смотреть на это без судорог невозможно! Виктор приблизил голову к оконному проёму и громко крикнул:
- Василий!
С минуту простояв в полной тишине, он, не без опаски, сунул голову в помещение и, вздохнув на этот раз глубже, крикнул повторно:
- Василий, выходи! Поговорить надо! Василий!
Ему вновь никто не ответил.
- Спит зараза! - в сердцах выругался Виктор. - Или шляется чёрт знает где! Домой пора ехать, а тут ищи его! Чего делать-то? Плюнуть на всё и укатить! Вот не было печали!
Он потоптался на месте некоторое время, озирая округу в надежде отыскать юркого мальца для разведки, затем полез в окно сам.
Внутри здания, осторожно ступая по лагам и остаткам пола, он обошёл почти все комнаты, пока не обнаружил в одной из них на уцелевшем полу тело мужчины. «Вот оно чудо природы с именем Василий, - сразу догадался Виктор - кому ещё здесь валяться кроме него!».
Василий лежал калачиком, уткнувшись лицом в выщербленную штукатурку стены. Худой, чуть ниже среднего роста, заросший русыми сосульками; одет в одежду наполовину не со своего плеча: грязную, заношенную. «Живой ли? - Виктор подошёл ближе и наклонился над ним. - Вроде, дышит».
- Василий! - не громко, чтобы не напугать если тот спит, позвал он, и не дождавшись ответа, громко скомандовал, хорошо тряхнув его за плечо: - Василий, подъём!
- Тебе чего надо, - тихо отозвался тот, не меняя позы и не открывая глаз. - Тебя кто сюда звал?
- В общем, никто. - Виктор удивился такой не типичной для сельских жителей агрессии.
- Вот и проваливай отсюда, пока живой, - тихо, но твердо посоветовал Василий.
- Ого, какой шустрый! - Виктор выпрямился удовлетворённый хотя бы тем, что с трупами ему сегодня не придётся возиться. Обижаться на угрозы не было смысла, надо было завершать дело, поэтому он решительно перешёл на деловой тон: - Слушай, Василий, я у тебя здесь долго не задержусь, можешь даже не вставать, просто прошу тебя ответить на один вопрос. - Он сделал паузу, ожидая реакции Василия. Тот молчал, даже огрызаться перестал! Виктор продолжил: -
Я ищу одну женщину, тоже детдомовскую, как и ты. Семнадцать лет назад она уехала отсюда поступать в институт, рыжая такая, Марией звать, ты не знаешь где сейчас её можно найти?
Василий не подавал признаков жизни.
- Я слышал, что вы были одногодки, может быть, сидели за одной партой… Она стихи сочиняла… У неё челка была такая воздушная. Вспомни, постарайся…
В ответ опять прозвучала тишина. Виктор занервничал: вот упёртый попался, может быть, сплясать перед ним в присядку!
- Слушай, наверное, тебе денег надо на лекарство, а то вид у тебя вид бледноватый? Ты скажи, не стесняйся, рублей пятьсот хватит?.. Если мало, могу добавить ещё столько же. Чего молчишь?
Виктор еле сдерживал эмоции. Ещё немного, и он взорвётся как атомная бомба! А как иначе? Какой-то стручок доморощенный чихает на него с высоты птичьего полёта совершенно без зазрения совести! Хоть бы повернулся для приличия, посмотрел, кто с ним разговаривает!
И вдруг вся его накопившаяся злость, предназначенная Василию, разом опрокинулась на самого себя: «В конце-то концов, - подумал он. - Зачем я к нему привязался? Может быть, он, как египетский фараон, лежит здесь, не переворачиваясь, уже не одно тысячелетие! Что ему наша мирская суета, когда он находится в космической нирване! А я эту почти окостеневшую мумию пытаюсь воскресить - это же смешно! Пусть дремлет дальше, оберегая свою вечность, которую так никто и не познает! ».
- Ну, что же, - сказал Виктор и как-то облегчённо вздохнул. - Прощай, Вася, не кашлей!
Он развернулся и пошёл к выходу. В дверях, уже на выходе в коридор, до него донеслись слова Василия, от которых он вздрогнул и остолбенел:
- И тебя она достала?
- Что ты сказал? - он повернулся, уставившись на неподвижное тело.
- Каждый день приходит, или через день? - Василий говорил в стену, тихо, но его слова пронизывали насквозь. - Ты успокойся, она тебе не причинит вреда, мёртвая она.
Виктора словно током ударило, он подбежал к Василию и рванул его за плечо.
- Ты чего бормочешь, жук навозный, - с ним случилась истерика, он тряс Василия, заглушая его тихий голосок своим обезумевшим криком. - Чего ты здесь плетёшь, валенок! Ты бы в зеркало на себя посмотрел, пугало огородное, потом рот открывал!..
Вдруг тело Виктора взлетело, и, перевернувшись в воздухе, распласталось на свободном пространстве пола. Взметнулась, зависнув, пыль. В комнате вновь воцарилась тишина.
Виктор открыл глаза минут через пять. В метре от него стоял Василий, хмуро поглядывая на незваного гостя. Увидев, что гость пришёл в себя, тот молча отошёл к противоположной стене и спиной сполз на пол, потупив взор. Виктор хотел встать, но сильная боль в суставах и спине дала возможность занять только сидячее положение.
- Однако ты силён, бродяга, - не своим голосом произнёс Виктор, слегка покашливая. - С виду и не скажешь - как сверчок!
Всю злость как рукой сняло, хорошо, что память осталась! Только внутри наступила такая опустошённость, бут-то от встряски отлетела часть души, а другая часть, раненая, уже не в состоянии была согреть даже самого себя. Он ещё немного помолчал, привыкая к сидячему положению, затем, задышав без боли и кряхтения, спокойно спросил:
- Ты видел сам?
- Нет, я - чувствую, - ответил Василий, не поднимая головы.
- А если ошибаешься? - ухмылка вяло поползла по его лицу.
Не ответив на вопрос, Василий уточнил:
- Она погибла, с ней что-то произошло.
«Полнейший бред», - подумал Виктор, и кисло вгляделся в Василия - в своём ли тот уме? Такие доводы ещё неделю назад могли вызвать у него только смех и неприязнь к собеседнику, но после собственных галлюцинаций он вполне допускал, что то же самое могло произойти и с Василием. Только тот по слабости своего характера принял их за факт, отчего, возможно, и страдает! И больше из-за желания узнать что-либо новое о Марии, чем соглашаясь с ним, он спокойно продолжил беседу.
- Она сюда приезжала?
- Нет, ни разу. А к кому? Все подружки сразу после выпуска разъехались.
- К тебе, - Виктор пристальнее вгляделся в лицо Василия, - не плохо было бы подробнее узнать об их взаимоотношениях.
Василий выждал длинную паузу, затем признался:
- Не любила она меня. Она тебя любила.
- Тебе то откуда знать кого она любила? Опять чувствовал? - Виктор иронизировал, но Василий был слишком занят своими мыслями, чтобы заметить это.
- Она сама мне об этом говорила, я же приезжал к ней в город несколько раз, - ответил он просто.
- Почему именно меня? - Виктор хитрил, хотя отлично знал, что это правда, просто ему не хотелось сознаваться в этом перед Василием, для него это был не тот человек, перед которым можно было распахнуть душу и покаяться - много чести! - Она что, в меня пальцем ткнула?
- Я как-то гостил у неё, когда ты уводил её гулять, и даже махал вам на прощанье ручкой вместе с её подружками, а потом, допив чай вприкуску со своим гостинцем, побрёл на автостанцию. Я тогда опоздал на последний автобус, и пришлось добираться до дома автостопом.
Он поднял голову, устремив голубые глаза на Виктора. В них не было злости, ненависти, как можно было ожидать, был только едва уловимый безысходный укор.
- Я же тебя сразу узнал, как только ты вылез из машины, - в голосе звучала пустота. - Ну, думаю, сам явился за своей смертью. Это ведь из-за тебя она пропала! Ты ей жизнь сломал! Я тебя хотел собственными руками придушить ещё тогда, когда вернулся из армии и узнал, что её нет! Нашел тебя, а ты с детской коляской гуляешь. Так и уехал, духу не хватило!
Василий замолчал. Виктор тоже не нарушал тишины, что-то вроде жалости или участия шевельнулось в нём к этому нескладному человеку. Он понимал, что если сейчас оборвать эту паузу, остановить рвущийся за ней наружу из душевных недр Василия монолог, то этим подпишет тому смертельный приговор: разорвётся у бедолаги сердце от душевной боли или хватит его кондрашка. И Виктор решил слушать, испить эту чашу, по возможности, до конца ради неё, Марии!
Нет, он не считал себя виноватым перед этим человеком хотя бы из-за того, что, возможно, стал помехой их счастью, - этого нельзя предугадать! Василий был ему практически безразличен, как обычный уличный прохожий. Но тот знал Марию. И любил её. И эта жертвенная любовь, которую Василий нёс в себе всю жизнь, вызывала у Виктора уважение и удивление. Наверное, это дар божий!
Только почему вся эта картина так нелепо смотрится со стороны? Или любовь и убожество могут существовать одновременно? А, может быть, это и не любовь вовсе, а какая-то всеобщая деморализация? Ведь настоящая любовь должна звать человека на подвиги, благородные поступки или подвижничество, а не предполагает кому-то лежать в навозе и безутешно страдать. Когда твоя воля парализована на протяжении многих лет, и нет сил хоть как-то приспособиться даже к обычной повседневной человеческой жизни, - это какое-то недоразумение, а не высшие чувства.
А, может быть, в генетике русского человека заложено так, что чувства и действия не связаны друг с другом. Вот лежит, к примеру, мужик несколько дней один на полатях с большим чувством, счастливый, и - лежит себе! А может встать и вообще совершить неадекватное действие: вдарит со всем этим чувством по любимой женщине или отдерёт её за космы!
Думается не прав классик, утверждавший, что все счастливые семьи одинаковые, потому что: одни люди нуждаются в полном покое, другие кричат: «Покой нам только снится». Или в корнях этого классика заплёлся немец, у которого действительно разложено всё по полочкам.
Так и не определив своего отношения к Василию, Виктор в одной из затянувшихся пауз спросил у него:
- Что дальше делать собираешься?
Тот удивлённо посмотрел на Виктора, не понимая, каких ещё действий от него требуют.
- Как чего?
Затем стушевался, понял, что делать действительно чего-то надо, пожал плечами и ответил:
- Не знаю. Уеду куда-нибудь.
У Виктора вновь зазвенел в ушах дивный, щемящий душу голос…
Как уеду я, уеду
В дальние края
Не во вторник, так уж в среду
Отпустите вы меня.
Не держите и простите
Дом родной, любимый край.
Иногда к себе зовите,
Вспоминайте невзначай.
Буду помнить, обещаю
Огонёк души живой.
Что же ждёт меня, - не знаю…
Дай мне силы, боже мой!
У Виктора зазвонил телефон - всего пятый раз за полдня, Геннадий его сегодня прикрывает, принимая тяжёлые удары бизнеса на себя. Судя по высвеченному номеру, звонил он сам, возможно, что-нибудь неотложное, если не мог подождать до вечера. Хотя и необязательно, - это может быть его очередной театральный фортель, иногда которые он позволяет себе просто от избытка экспрессии.
- Да, слушаю тебя, - Виктор сразу собрался - звонок мог быть деловым.
- Здравия желаю! Спешу доложить!
- Разрешаю, - полушутя, как бы играя, ответил Виктор.
- Всё - замечательно!
- Это я и без тебя знаю, хотя - спасибо.
- Спасибо отдашь потом отдельно в конверте.
- Что случилось то, выкладывай?
- Хочу напомнить, что сегодня планёрка, если не успеваешь, могу провести её я.
- Вот если не успею, проведёшь. У тебя всё?
Виктор не то, что бы грубил товарищу, просто в настоящей игре: «Начальник - подчинённый», если такая уж началась, надо было соответствовать образу на все сто процентов!
- Почти. Так, осталось кое-что. Ты не за рулём?
- Нет, не томи, говори быстрей!
- Я и так не молчу, чего ты меня всё время гонишь, понукало! - картинно пожаловался Геннадий.
- С такими претензиями чтобы не получить выволочку от начальства, надо иметь в запасе шедевр!
- А просто поговорить с хорошим другом для тебя уже ничего не значит?
- Понятно: шедевр всё-таки имеется.
- Небольшой по твоей Марии, - скромно отозвался Геннадий и тут же добавил: - Ты заметил, что мы понимаем друг друга с полуслова? Половина информации достигает своей цели напрямую из одной подкорки в другую без участия остальных органов! Годков эдак через пять, возможно, мы с тобой дожмём это средство общения до ста, как ты думаешь?
- Ты её нашёл?
- Я тебе не собака Баскервилей, и не Интерпол! У меня не такие широкие возможности. Но кое-что удалось узнать. Перед исчезновением Мария была беременна.
- Откуда информация? - у Виктора перехватило дыхание.
- Всё точно, не сомневайся, мы нашли её медицинскую карту в архиве, там есть подтверждающая запись гинеколога. Как ты себя чувствуешь? Алло!
- Нормально, нормально, - нервно проговорил Виктор. - Ну и что?
- Что это ещё за «ну и что?», - возмутился Геннадий. - Я ему такую радость сообщил, а он!..
- Извини, что дальше, - перебил его Виктор.
- Дальше - уже некуда! Поздравляю тебя!
Виктор вскочил и маятником зашагал по комнате.
- Ну, не знаю, - неуверенно выжал он из себя.
- Ты сядь, я тебе ещё кое-что расскажу.
Виктор остановился и по стенке медленно сполз на пол. Слова Геннадия зазвучали слабым эхом. Дальше наступила удивительная тишина. Сквозь выщербленную казённую стену он увидел её: радостную, смеющуюся, искрящуюся божественным светом. Она стояла и смотрела на него и что-то говорила, указывая рукой в сторону, а он не мог оторвать взгляда от её лица, которого так давно не видел! Тогда она приблизилась и почти в самое ухо прошептала:
- Я хочу тебе сказать…
- Что? - млея от счастья спросил он и закрыл глаза от дурманящей близости, от предвкушения необыкновенного. Где-то в висках, билась тугая бесполезная мысль о том, что это всё неправда! Призрачная галлюцинация! Какая же это неправда и галлюцинация, когда всё это немыслимо твёрдо стоит перед глазами! Вот она Мария, живая и невредимая, шепчет ему на ухо одним дыханием:
- Я хочу тебе сказать…
- Что же, что?
Хочется её обнять, руки кончиками пальцев пытаются прикоснуться к её телу, но, описав круг, неожиданно встречаются друг с другом.
- Что же это такое! - кричит он и открывает глаза…
Тревожный взгляд склонённой над ним пожилой незнакомой женщины пугает его своей близостью. «Где я?» - толи про себя, толи вслух подумал Виктор. Глаза его тревожно забегали по комнате - «Уж, не умер ли?». Сознание искало естественные подтверждения своего бытия. Явь, напоминающая злодейку с косой, между тем, не исчезала. Только неожиданно преобразилась в лик обычной женщины, лучисто подобрев, послышался ласковый голос:
- Вот и хорошо! А то перепугал до смерти! Дай-ка я тебя ещё смочу для пущей бодрости.
Она протёрла лицо Виктора влажным платком и оставила его на лбу.
- Как тебя сморило! - вновь заговорила она. - Видать, не любит тебя солнышко. Я тут рядом проходила, слышу - Васька зычет! Ненай, случилось что, думаю! А тут вот что случилось: солнышко гостя нашего чуть не уморило! Палит сегодня безбожно! Ну, как, полегчало?
- Мне ехать надо, - сухо сказал Виктор.
Он хотел встать, отстраняясь от её рук, но голова так закружилась, что тело само свалилось навзничь.
- Лежи уж, герой, - мягко, но властно приказала женщина. - Едут уже за тобой.
- Кто едет? - спросил Виктор.
- Кто ж его знает, друг твой. Ты, пригляди за ним, - обратилась она к Василию. - Я скоро приду, молочка принесу.
Когда Виктор вновь открыл глаза, её уже не было.
4
Геннадий ругал себя последними словами: «Додумался по телефону в дороге сообщать Виктору сногсшибательные известия! Хотел обрадовать друга, а чуть не угробил. Что значит: радость слепа! С такими замашками можно работать киллером по найму. К этому у тебя выдающиеся способности!»
Он мчал свой «Audi – 80» на всех парах. Рядом скучал Евгений, уставший предлагать Геннадию свои услуги.
- Где же это видано, что бы шеф катал своего шофёра на своей личной машине! - ворчал он. - Вы, Геннадий Петрович, случайно не брякните об этом при людях. Мне кажется, это их развеселит.
- Моя машина, что хочу, то и делаю! Отлынь!
- Хоть бы какая знакомая зараза встретилась по дороге, - мечтательно продолжал подтрунивать Евгений. - А то потом никто не поверит!
Геннадий вёл машину уверенно. Голова его постепенно свежела от мрачных мыслей, на их место обрывочно залетала повседневность: смета на ремонт магазина, рекламные тексты, документы на возврат брака поставщикам. Ещё - планёрка, как он про неё забыл!
«К черту всё! - спохватился он. - Надо одно дело доделать. Вот привезу Виктора, потом проведу планёрку, потом займусь сметой, потом… всё это похоже на бред больного!»
- Минут через двадцать будем на месте, - сообщил Геннадий, затем добавил: - Судя по километражу. Дай минералки.
«Надо думать вслух, чтобы в голову не лезла проза жизни… Чего же там случилось с Виктором?»
Его нетерпеливая душа рвала и метала. Это было, собственно, его естественное состояние! Словно заведённая с раннего утра юла, он успокаивался только ночью на семейном одре. Не будь транспорта, Геннадий укатил бы сейчас на самокате!
Нет, он никогда не стелился перед Виктором, и сейчас не рвался объясняться ему в преданности! Это был его искренний дружеский порыв, знак уважения и благодарности.
Десять лет назад произошёл несчастный случай, который разделил его жизнь пополам: спустя неделю после своей свадьбы, он потерял в авиакатастрофе свою молодую жену Зинаиду, и её родителей, которых она решила проводить до подъезда родного дома в Воронеже. Беспробудно заливая горе вином после такой беды, он намеренно пытался погубить себя. Тогда Виктор взломал дверь его квартиры, и насильно увёз полуживое тело Геннадия в больницу! А по выписке из неё через неделю выпихнул того в Сочи на два месяца: июль, август за счёт фирмы, которая только-только вставала на ноги. Затем нагрузил работой по самые уши - спас, одним словом! Теперь у Геннадия другая семья, поздний брак. Дочери, Светику, только четыре года. Былой страсти, как к Зинаиде, к своей новой жене Вере, он не испытывал, но живут они дружно.
С тех пор его жизнь, как он решил, определилась: рядом с Виктором!
- Петрович, не срами перед шефом, дай порулить, а то подъезжаем, - опять заканючил Евгений.
- Отлынь! - сердито повторился Геннадий. - Сбиваешь с мысли! Вот что у меня сейчас было в голове, разве я теперь вспомню?
- Ты думай вслух, уж вдвоём мы как-нибудь запомним!
- Господи, кого мы набрали на работу, - возмутился Геннадий. - Языки - до пояса…
- Петрович, мы уже в Васильках, ты скорость снижай, а то проскочим! - перебил его Евгений.
- Сами вперёд батьки так и норовят заскочить! - закончил мысль Геннадий и, чуть притормозив, свернул с трассы в деревенскую колею, вздыбив вокруг себя клубы пыли.
- Вот наша машина! - Евгений выставил вперёд указательный палец.
- А то я совсем без глаз! - проворчал Геннадий. - Не видел бы, не свернул! Ты аптечку с собой прихвати, мало ли что!
Виктор с Василием сидели на завалинке в тени дома - с дороги не видать. Василий, как всегда, был в полудрёме, Виктор наоборот: смотрел на мир широко открытыми, но совершенно ничего не видящими глазами. Когда подошли Геннадий с Евгением, они даже не шелохнулись.
- Виктор, ты в порядке? - Геннадий положил руку на плечо Евгению.
- Ты знаешь, - совсем не отреагировав на появление друга, не теряя из вида важную для себя точку, расположенную прямо перед собой где-то чуть выше горизонта, отрешённо произнёс Виктор, - у меня есть ещё одна дочь.
- Ну, это уже не новость, хотя почему дочь, а не сын? - Геннадий внимательно посмотрел на Виктора.
- Я это чувствую, - еле слышно выдохнул Виктор.
- О-о, - сочувственно произнёс Геннадий и, кинув взор на сидящего рядом соседа, скрюченного лишениями или каким-то горем, заметил: - Тут разразилась настоящая эпидемия! Надо производить срочную эвакуацию. Евгений, заходи к другому плечу.
Они потащили Виктора к машине. На полдороге тот упёрся вперёд ногами в землю.
- Ты чего, ожил что ли? - спросил Геннадий. Они остановились.
- Василий где? - Виктор рассеянно повёл взглядом по сторонам.
- Это тот, который в анабиозе сидел рядом с тобой? - предположил Геннадий. - Так мы его не будили.
- Да отпустите вы меня! - дёрнулся Виктор, освобождаясь от рук друзей. - Я хочу его забрать с собой.
- Обязательно этого? - скривился Геннадий и добавил: - Я по дороге видел пару-тройку подобных, да и в городе их немало, чего зря возить?
Виктор молча развернулся, и пошёл обратно в бурьян.
- Узнаю характер, - буркнул Геннадий и пошел следом, за ними - Евгений.
Василий уже свалился с завалинки, и лежал в рост прямо на земле.
«Вот лежбище устроил, - в сердцах подумал Виктор, глядя на него. - На всё наплевать! Даже на собственную жизнь!».
- Рота, подъём! - заорал он во всё горло. Василий вздернул на него круглые глаза: - Ты чего?
- Собирайся, уезжаем! - дал команду Виктор.
- Куда? - глаза Василия ещё больше округлились и заметались по сторонам, - уж не пожар ли случился, может быть, он уже наполовину обгорел!
- Ко мне домой, - твердо заявил Виктор. - Да вставай же ты!
Василий, однако, не пошевелился, молча наблюдал, как зритель партера, странный балаганный спектакль одного актёра. Понятное дело - послать человека куда подальше, но чтобы насильно пытаться увезти его в свою меблированную квартиру со всеми мыслимыми и немыслимыми удобствами, это, мягко говоря, вызывало у него сомнение не столько в совершении обещанного, сколько в дееспособности обещавшего. Но Виктор не отступал! Осознав, что Геннадий совершенно не поддаётся дрессировке, что говорит или о полной его деградации как человека, что маловероятно, судя по прежним его реакциям, или о наличии у того чувства собственного достоинства, - что вселяет надежду на возможность дальнейшего сотрудничества, он, сбавив напор, как можно спокойнее пояснил:
- Поедем Марию искать.
И кто бы мог подумать! В ту же секунду Василий зашевелился, встал, огляделся, как бы проверяя чего он ещё не взял с собой, затем доложил:
- Я готов.
«Бог мой, он готов! Он готов её искать! А кто утверждал часом раньше, что её уже нет в живых? Вот вам и проверка на истинность догмы! И на свою веру в эту самую догму! Всё надуманно, зыбко. Все догмы выросли на самомнении и личных амбициях!»
- Личные вещи можешь взять, - видя, что у того руки всё ещё пустые, разрешил Виктор. Василий опять пошарил глазами вокруг себя и настойчиво повторил:
Я готов.
- У тебя паспорт хоть есть? - спросил его Геннадий.
- Сгорел, - без всякого сожаления ответил Василий.
- Сделаем, - пообещал почему-то именно Евгений.
- По коням! - коротко отдал команду Виктор, жестом приглашая Василия занять место сталкера в их группе до выхода из его опасной крапивной зоны.
При выезде из деревни, они остановились у магазина и посигналили. Выскочила встревоженная Зинаида, привыкшая слышать автомобильные звуки только в определённые дни и часы, когда привозят товар. Увидев в открытых окнах чужой машины головы уже знакомого ей Виктора и своего работника, она поняла: Василия увозят.
- Уезжаешь? - крикнула она Василию, не подходя близко к машине.
- Да, - неслышно ответил тот, согласно тряхнув лохматой головой.
- Ну вот, - печально вырвалось у неё из груди. - Кто же мне теперь груз кантовать будет?
Но она тут же спохватилась: «Как бы, сердобольный, не вылез из машины, с него станется! Пусть уж едет! Чем здесь погибать, может быть на стороне найдёт какое-никакое счастье».
- Езжай, уж, так и быть, - разрешила она, махнув рукой. - Счастливого пути… Стойте!
Она метнулась в дверь своего магазина, и через минуту вновь появилась на деревянном крыльце, держа в руках две пачки печенья, батон колбасы, и полутора литровую бутылку лимонада.
- На дорожку возьмите.
Пряча глаза, Зинаида суетливо сунула гостинец в окно заднего сидения, где сидел Василий. Виктор протянул ей деньги, но та отскочила от машины, встала поодаль и пальцем смахнула слезу, будто задувшую ветром соринку.
- Ну, езжайте с богом, - велела она решительно, и стала махать рукой, прощаясь. Геннадий завёл машину и они тронулись. Евгений на служебной «десятке» последовал за ними.
Комфортно откинувшись на спинку переднего сиденья, Виктор всю дорогу не проронил ни слова. Бессмысленно вглядываясь в даль, он опять был не здесь, он опять летал в своих воспоминаниях под дивные, волшебные мелодии строк, изредка возвращаясь в салон автомобиля, встряхнувшись на какой-нибудь колдобине или завалившись на резком вираже:
Как уеду я, уеду
В дальние края
Не во вторник, так уж в среду
Отпустите вы меня…
Василий, на удивление, бодрствовал, глазея по сторонам. Кажется, эта поездка для него стала событием! «Интересно, он храпит по ночам? - подумал Виктор, бросив на него вполоборота косой взгляд. - Хотя, какая разница, я же этого не услышу. Поселю его в прихожей на коврике, он же привык спать на полу! Пусть наводит брезгливый ужас на всяк входящего! Марина тогда совсем забудет дорогу домой, пропишется на даче! Нет, ему нужна отдельная комната, пусть привыкает, он человек всё-таки! Отдам ему на время свой кабинет, а там будет видно».
Геннадий, кажется, что-то говорит. Прислушаться бы к нему, наверное, что-нибудь интересное балаболит, но эти стихотворные строки как пульс, как вздох, став неотъемлемой его частью, творили с ним что-то непонятное: то ли поднимали его душу до божественных высот, то ли приземляли её до естественных, истинных человеческих радостей, при этом напрочь отторгая надуманную суету, чужеродный трёп. Отчего простое присутствие друга, и Василия - живую частицу, напоминавшую ему о Марии, было достаточно для того, чтобы стать удивительно успокоенным. А от спокойствия по всему телу разливалась такая умиротворённость, что Виктор даже терялся: где реальность на самом деле, где его настоящая жизнь? Или там, в его далеком студенчестве, так неожиданно реально настигшем его вновь, или здесь, в этой какофонии, сумятице, толкотне, жестоких бегах за призрачным материальным удовлетворением, который никогда не бывает достаточным?..
«Выходит, как ни крути, их две? Две жизни, и одна из них не твоя, чужая…». Где-то он слышал про чужую жизнь?
Разлинованы тетради
Разлинована судьба…
Вы скажите, бога ради,
Отчего же жизнь одна.
Вместо Канта и Монтеня
Я б Есениным жила
На лугу, в цветах сирени,
На заре б, венки плела.
Целу жизнь я б только пела
Про тоскучую, всерьёз.
Ну, а третью б проревела
Над сюжетом дивных грёз…
На десятой б – поумнела
Обещаю, верьте мне!
И, возможно б, захотела
Научиться жить как все.
«Какой шлейф света и тепла исходит от этой маленькой, невзрачной девушки, сейчас уже женщины, конечно! Интересно, что хорошего, кроме детей, останется после меня?..
Машина резко остановилась. Виктор неуклюже стукнулся головой о стекло. «Так быстро доехали?», - удивился он про себя и стал оглядываться. Нет, это не его дом, это вообще какой-то посёлок. Провинция. Он вопрошающе посмотрел на Геннадия.
- Прокол, - озадаченно сообщил тот и стал вылезать из машины. - Видать, впереди нас фура худая с гвоздями тянется! Мы третьи такие любители гвоздей от Васильков!
Василий полез за ним - ничего, компанейский мужик оказался! Виктор потёр ушибленный лоб и внезапно лёгкий холодок прошёлся по его телу. «Началось, - застучало в его висках. - Всё повторяется!».
Он вышел из машины и удостоверился: меняли действительно переднее правое колесо. «Это не совпадение, это так задумано! Надо сейчас только сделать то, что нужно, и всё удастся, всё получится!». Он осмотрелся. Рядом, у дороги, торговали зеленью три пожилые женщины, по обочине ехал на велосипеде мальчишка лет десяти, - всё не то! Магазин в пятидесяти метрах, а вокруг частные дома. «Значит, магазин? А почему бы и нет?». Виктор решительно пошёл в сторону магазина. Это был кирпичный размером четыре на пять метров дом под шифером с деревянным крыльцом и навесом над входом. Он открыл дверь. Сладко пахнуло букетом дешёвой парфюмерии и прохладой. Скрипнула половая доска под его весом. Моложавая, лет сорока, полная женщина за прилавком оценивающе стрельнула в него глазами и вновь потупилась в прилавок.
«Не она! - он повёл взглядом по сторонам: обычный сельский смешанный магазин, по ассортименту явно претендующий на звание супермаркета. Прилавки Виктора не интересовали, он искал чудо, он искал ту реку, в которую можно войти дважды, или вход в сны своего воспалённого воображения. - Может быть, я схожу с ума? Хотя - нет, сумасшедшие в этом никогда себе не признаются! Это, скорее всего, лишь лёгкие симптомы открывающейся в нём вселенской бездны, в которой абсолютно не существует никаких границ между желаниями и возможностями! Это - начало сумасшествия!».
- Скажите, у вас в посёлке есть роддом?
- Нет, - женщина не сразу нашлась от такого вопроса, обычно, если начинаются роды, все вокруг с ума сходят, а этот стоит, как истукан! Она ещё раз окинула его изучающим взглядом - не ошиблась ли в первый раз, приняв проходимца за обычного транзитного посетителя, затем, на всякий случай, спросила - мало ли на свете бывают приторможенных: - Вы рожаете?
- Пока нет, - лаконично заключил он и замолчал, нервно поглядывая на дверь подсобки.
- Вам рожать лучше в городе, - сказала она, немного помедлив, тоже отчего-то занервничав. И от её слов, как и от её тяжёлого взгляда, повеяло холодом. Именно так, отчего же он тогда отвёл глаза? Он, привыкший кидаться в самое пекло деловых разборок! А тут - отвёл!
- А в округе? - неожиданно требовательно спросил Виктор, ему так хотелось, чтобы осенившая его мысль о том, что Мария могла просто не доехать до своих Васильков, и родить где-нибудь в дороге, в каком-нибудь придорожном роддоме, у повитухи, наконец, была правдой!
- Что в округе? - продавец ещё жёстче впилась в него глазами.
- В округе роддом есть где-нибудь в сторону города, или в обратную сторону?
- Вы сюда рожать пришли или за покупками! - за прямой иронией её явно скрывались нотки раздражения.
Виктор нервно кашлянул, он вдруг понял, что очень торопится, что и так потерял здесь много времени, и продолжать стоять дальше в бездействии, теряя драгоценные секунды, больше совершенно не может. Он быстро подошёл к прилавку, лихо его перескочил, и направился к двери подсобки. Что там за его спиной блаженно орала продавец, Виктор почти не слышал. Вошёл в тускло освещённый коридор, и стал приближаться к первой от него двери. Дотянуться до ручки не успел, дверь резко распахнулась, и ему навстречу вывалился огромный молодой детина. Ловко схватив незваного гостя за шкирку, детина поволок потерявшего равновесие Виктора к выходу. Какие-то доли секунды тот бессильно болтался в могучих атлетических руках, но, изловчившись, оттолкнул обидчика в сторону, показав себя не худшим уличным бойцом. Затрещала по швам рубашка, но теперь это был такой пустяк! Глубоко вздохнув, Виктор оглушил замкнутое пространство коридора своим криком:
- Мария! Мария!
Она вышла из той двери, к какой минутой раньше он так рвался! Испуганная, в коротком платье, с растрёпанными рыжими волосами, и половой тряпкой в правой руке. Такая же молодая, как в ту их последнюю зиму.
- Мария, я тебя нашёл! - крикнул он ей, удивляясь её испугу. - Это я, Виктор!
Сильный удар в голову помутил его рассудок. Ощущение полёта длилось ровно столько, чтобы долететь до кирпичной стены, где память ему тут же отказала.
Но, кажется, в то же мгновение вернулась вновь, он открыл глаза, сквозь пелену появился прежний коридор, вместо атлета над ним стоял Василий, - видно сработала привычка спецназовца к подстраховке напарника! Марии не было вообще, - «Неужели опять привиделась?».
- Где она? - из уст вырвался его вопрос.
- Тётку я запер в чулане, - деловито отчитался перед ним Василий. - Девчонка сбежала, сейчас, думаю, прибежит не одна. Есть мнение: сматываться, и чем быстрее, тем безопаснее для нас.
Виктор смотрел на Василия удивлённо: неужели тот не узнал Марию! Столько страдал, жаждал встречи с ней, а когда нашёл, - не узнал!
- Неужели ты её не узнал? - он уже поднимался: надо было её найти! Никуда она, конечно, не сбежала, стоит сейчас под дверью и трясётся от страха!
- Кого? - Василий замер, но тут же отмахнулся от глупой идеи Виктора. - Ей же пятнадцать лет всего!
- Пятнадцать, - как-то обречённо согласился с ним Виктор, затем в бессилии удержать ускользающую надежду, беспомощно воскликнул. - Но это же была она!
Василий, привыкший больше общаться со своим внутренним миром, чем с людьми, даже не повёл головой в сторону Виктора, приняв его вскрик как личный вопрос, идущий из своих душевных глубин, поэтому, после секундных раздумий он и ответил как бы самому себе:
- Что-то здесь и в самом деле не всё так просто…
- И я о том же! - воспалился Виктор, он был рад, что его бредовая идея нашла хоть какой-то положительный отклик! Это вселяло надежду на наличие в ней - пусть ничтожной - доли истины! Двое сомневающихся - это вам уже не один! Это уже почти масса, а массовый психоз случается крайне редко!
Очередной возглас Виктора вывел Василия из привычного самосозерцания, он повернулся с немым вопросом в удивлённых глазах: «Разве здесь ещё кто-то есть?». Затем, осознав, что с ним, к тому же, ещё и общаются, неуверенно пожал плечами и произнёс:
- Давай у неё спросим.
- Так чего же мы здесь стоим! - воскликнул Виктор нетерпеливо. - Пошли догонять!
Они вышли из магазина через служебный вход. Охранник, или это был преданный хозяйке грузчик лежал на земле у порога, рядом со своим напарником такого же габарита. Девушка, похожая на Марию, стояла в шагах двадцати от них, на безопасном расстоянии и пугливо озиралась, ожидая нападения, видимо, с любой стороны. Виктор и Василий, радостные, весело зашагали в её сторону, но тонкий девичий голосок остановил их движение:
- Не подходите! Я буду кричать!
Сама не убегала, только отошла на два-три шага, восстановив прежнюю дистанцию, сократившуюся было под их натиском. Те, словно послушные дрессированные тигры, застыли у барьера - одиноко растущей берёзы, любуясь необыкновенным сходством! Куда девался дар речи! Стояли и смотрели на неё, будто только за этим и пришли сюда! И она обречённо стояла, то ли груз материальной ответственности за товар в магазине был страшнее смерти, толи её воля была на самом деле пуще неволи! Но она стояла и молчала. Только нервничала, оглядываясь. И это обоюдное молчание: без всякой агрессии, превосходства, даже с каким-то показательным послушанием со стороны мужчин, дало ей возможность определить, что перед ней не головорезы и душегубы, не разбойники с большой дороги, а, скорее всего, два помутившихся рассудком от избытка спиртного шалопая и недотёпы. И томилась она теперь больше не от страха за свою жизнь, а от внутренней неопределённости за свою дальнейшую судьбу. Кажется, вот и наступил тот момент, которого она долго ждала, теперь и осталось только дойти до шоссе, махнуть рукой любому подвернувшемуся транспорту и - вот она заветная воля! Но как тяжело даются шаги в неизвестность! К тому же, стало жаль этих двух велико-рослых подберёзовика, свалившихся на её голову, стоят, любуются ею, ждут сенокоса, который может начаться в любую минуту! Вымученная, вконец растерявшаяся, она крикнула в бессилии:
- Да что вы стоите здесь, уходите! Они сейчас сюда приедут и всех вас поубивают, дураков!
- Как похожа! - удивлялся Виктор. - Голос, манеры, те же вспыхивающие чёртики в глазах.
- Да… Особенно голос, - вторил ему Василий.
- Это провидение, - умилённо говорил Виктор.
- Да, - соглашался с ним Василий, хотя совершенно не знал значения этого слова.
- Вы что, сумасшедшие, что вы стоите? Их сейчас здесь будет целая банда! Могут и милицию прихватить с собой, они все здесь заодно! Бегите!
Она уже не предупреждала, она их умоляла. Но её слова, словно бодрящий ветерок в мучительно жаркую погоду только умилял их, теряя смысл, сладостно звенел в ушах, наполняя огрубевшие мужские души щемящим счастьем.
- Она нас жалеет, слышишь, Василий, - заметил Виктор.
- Её мать такая же была, всех жалела, - тут же отозвался Василий.
- И жалела, и прощала всех… Ты куда? - Виктор опешил: девушка ни с того, ни с сего развернулась и быстро пошла от них прочь. - Мы же за тобой!
Не сразу, но всё же Виктор бросился за ней вдогонку, без умолку тараторя:
- Подожди, я же за тобой, дурёха, за тобой, и за твоей мамой, за Марией, её же Марией звать, да? Скажи, она Мария? Я - Виктор, может быть, она что-нибудь рассказывала тебе обо мне? Я - Виктор, отец твой! Да погоди же ты!..
Она обернулась, в её голубых глазах блестели слезинки. Виктор подошёл к ней, и только после этого услышал её тихий голосок:
- Уже поздно, уже слишком поздно…
- Почему поздно-то! - удивился он и возбуждённо продолжил: - Ничего не поздно. Можно сказать, для нас только заря начинается, только солнце встаёт…
Сбитый машиной, Виктор отлетел в сторону метров на семь-восемь, навзничь распластавшись на земле. Сознание, кажется, не терял, потому что ощущение самого себя не покидало. Не в силах шевельнуться, он пытался открыть глаза и даже увидел отблеск солнечного луча, но его веки дрогнули, словно испугались вспышки молнии, и сомкнулись вновь. Слышать - ничего не слышал, кроме монотонного гула в виде надрывного паровозного гудка и отдающихся в голове болезненным эхом собственных мыслей. А, может быть, он и терял сознание, потому что ни одна из этих мыслей так и не завершилась в логическом венце. Мир тускнел сиюминутно, и скоро полный мрак остановил его сознание.
Он лежал словно распятый; изломанный, потерявший силу жизни, и теперь ему было безразлично, что происходит с ним и вокруг него, какая здесь разыгрывается битва. А битва, тем временем, разыгралась не шуточная. Геннадий, словно легендарный Талалихин, на полном ходу бросил свою машину на машину врага, врезался в переднюю дверцу, вмяв её в салон, напрочь повредив дееспособность четверых пассажиров довольно новенького «БМВ». Затем он отъехал, оценивая свою работу, и найдя в ней погрешности, без промедления повторил свой подвиг. Василий, с подбежавшим к нему на помощь вооружённым монтировкой Евгением встречали пятерых гостей из второй машины и укладывали их поочередно на землю. А когда не с кем стало воевать, началась битва за жизнь Виктора. Жизнь его, кажется, ещё теплилась где-то в потаённых уголках его обречённого, на первый взгляд, на полную гибель тела, может быть, её сохраняла свесившаяся над ним рыжая девчонка, прижавшись к нему своим горячим тельцем, оживляя капающими слезами, и неумелыми искренними причитаниями?
Уложили его на заднее сиденье служебной «десятки», и все, кроме Геннадия, помчались прямёхонько в городскую больницу. Геннадий, как ни странно, сумел завести свой раненый истребитель, и окружными путями подался в свой гараж, у него там сосед открыл мастерскую по ремонту автомобилей, так что дня через два его машина вновь обретёт прежний изысканный вид.
Трое суток Виктор не приходил в сознание. На четвёртые ожил, ночью. Открыл глаза и при тусклом дежурном свете люминесцентной настольной лампы в пятнадцать ватт, стоящей на тумбочке у его изголовья, увидел её, рыжую, спящую на стуле у своих ног. Скоро подошла Людмила, лицо осунувшееся и, вместе с тем, простое и какое-то светлое.
- Наконец-то… - Её веки задрожали, она полезла в сумочку за платком. И тут же резко прильнула к нему, осторожно обняв его забинтованную голову, прошептав в самое ухо: - Я не могу без тебя. Я чуть с ума не сошла, думала сама умру… Скажи что-нибудь…
- Пить, - выдохнул он.
Она пригубила ему бокал с фруктовым соком. Едва отпив из него глоток, он устало откинул голову на подушку и расслабился, ожидая, когда утихнет боль в потревоженном теле.
- Тебе плохо? - спросила Людмила. - Позвать сестру?
- Не надо, - слегка крякнув от сковывающих грудь спазм, не дающих свободно вздохнуть, ответил Виктор. - Всё нормально.
А сам подумал о себе в третьем лице: «Такой чрезмерной заботой она никогда тебя не баловала. Хотя, и ты таким беспомощным никогда не был. Смешно, чтобы наладить отношения в семье, надо обязательно, чтобы тебя покрепче стукнули по голове, а лучше - вообще избили до полусмерти! «Что имеем - не храним, потерявши - плачем». А, может быть, любовь - это просто жалость одного человека к другому? Ты - жалок, Витя!».
Он посмотрел на жену. В её глазах блестели слёзы. «Надеюсь, что не до такой степени я жалок! Ведь чувствую, что во мне ещё бьётся мужское начало, сила жизни! Нет, любовь- это, всё же, нечто большее, чем жалость, это вообще пьянящий ураган, который, если не выпустить из себя, не поделиться им с близким тебе человеком, может намешать в душе такой коктейль, что потом вся оставшаяся жизнь покажется адом! А уж если выпустишь, да ещё и взаимно, тут, как говорится, и слов не надо!».
- Тебе Светлана не мешает? - заботливо спросила Людмила. - А то лежит прямо в ногах?
Виктор посмотрел на рыжую. «Значит, её Светланой зовут. Имя красивое!»
- Давно она здесь? - какой-то греющий душу огонёк тлел в нём с тех пор, как, едва открыв глаза, он увидел её. Его брала даже оторопь: а вдруг это заметно со стороны? Вдруг Людмила обнаружит эту пылкость? Привыкшая к его ровным отношениям, не слышавшая восторженных признаний, она тогда вряд ли простит ему такой обман.
- Как тебя привезли, так она здесь и ночует. Хотела её домой забрать, чтобы отдохнула, выспалась, идти-то ей некуда, сирота она. Мать умерла пять лет назад. Документов нет никаких. Так - ни в какую, здесь, говорит, теперь моё место…
Какая-то огненная стрела пронзила Виктора насквозь, он даже, кажется, съёжился, затем пугливо стал внутренне озираться: вроде бы дышит, и вокруг него ничего не изменилось, всё осталось на своих местах, но вместе с тем он точно знал, что только что прошёл страшный рубеж. И этот рубеж завершил его прежнюю жизнь окончательно. И если по какой-то странной случайности его душа сквозь мрачные тоннели не отлетела к ангелам, и он останется жить дальше на этой земле, то всё в этой будущей его жизни будет достойно и искренне.