***

Валентина Майдурова 2
МАЛЕНЬКАЯ САГА О …   Для конкурса

           Глава 1

           Он родился в грозный  1990-й  год в одну из ночей Стрельца.   Жалобным и тонким плачем возвестил свой приход в этот мир, такой огромный, холодный, чужой, полный звуков резких и громких, среди которых потерялся мелодичный и такой родной голос его милой мамы, с которой они восемь месяцев были связаны одной пуповиной.
 На  плач новорожденного слетелись Феи, дарующие судьбу. Маленькие невидимые волшебницы, трепеща прозрачными крылышками и сжимая в миниатюрных ручках свои волшебные палочки, склонились над малышом. У них была одна минута. Одна минута вечности, после которой новый человек вступал в физический мир и забывал навсегда, что желали ему Феи судьбы. 
         Первой  коснулась лобика новорожденного Фея таланта:
           – Он будет талантлив.
Фея любви   коснулась волшебной палочкой  младенца и промолвила:
           – Его будут любить женщины.
Третья склонилась над новорожденным:
           – Жизнь его будет долгой.
           – Нет! –  чуть запыхавшись, склонилась над мальчиком опоздавшая на церемонию четвертая Фея, старшая в их группе. Она была всегда не очень доброжелательна к этим странным существам, которым должна была определять Судьбу. – Нет! Все будет не совсем так! Будет талант! Будет красота и любовь! Но… – Она не успела договорить, как молоденькие Феи окружили ее и увлекли прочь, чтобы не успела она запечатлеть на лбу всю горечь Судьбы, предназначенной этому красивому, как херувим, младенцу.
  Как будто понял малыш, что Жизнь его будет сложной, а Судьба непредсказуемой   в своих поворотах.  И  в ответ на неизвестность  молчавший всю долгую судьбоносную  минуту он опять заплакал, вначале тихо, но с каждой минутой голосок его креп. Он плакал долго, словно жалуясь на жизнь с неизвестной судьбой.
          – Смотри, недоношенный, а какой громкий! – со смехом  наклонилась над    новорожденным молоденькая медсестра, а более старшая, подняв голову от пеленального столика, ответила:
          – Есть такая примета: первое, что услышит и увидит новорожденный, будет сопровождать его всю жизнь. Он услышал смех -  значит, в жизни его будет сопровождать успех, а характер будет легким и веселым.
          Запеленав новорожденного, медсестра обратила свой взгляд на измученное лицо роженицы.
          – Вот Ваш крикун! Серьезный человек будет. Ишь, как громко заявляет о своем приходе на нашу грешную землю.
          – Дайте мне его! – послышался бесконечно любимый голос его Мамы, милый, мягкий, бесконечно родной голосок, напевавший ему  ласковые песенки, когда он был еще там.         
          Первый вдох, первый крик, первое сосательное движение, первое прикосновение маминых рук ... Жизнь началась.         
          Первое время дома он только спал и сосал  мамино молочко. Иногда плакал, иногда  плакал долго, всхлипывая часто, но негромко. 
          Через месяц открылись глазки, сформировалось личико. Маленький недоношенный человечек превратился в сказочно красивого принца. В семье его любили все, все лучшее отдавали ему, ни в чем он не знал отказа. Мамины руки всегда были рядом. Они подхватывали его, прижимали к себе, заслоняя от  всех неприятностей в его маленькой жизни. … 
          Первые шаги, первое слово, первый каприз,  определивший будущий характер: – «Мое». И первые слезы отчаяния, что есть еще кто-то, с кем надо делиться.

         Глава 2
               
         В доме появился незнакомый человек. Стало непривычно и страшно. Этот человек  куда-то постоянно уводил мамочку. Не разрешал держать его на руках, прижимать к себе и целовать в щечки, ушко, макушку, говорить что-то таким ласковым голоском. А однажды  этот чужой человек стал громко кричать, сначала на маму, потом на него. И оторвал его от мамы, и отбросил далеко. Малыш ударился об угол кровати, описался от ужаса, но не заплакал.
          – Он должен расти мужчиной!! А ты делаешь его размазней своим постоянным лизанием. – кричал  чужой.   С этого дня мама  брала его на руки, только когда дома никого не было.
          Он потихоньку отвыкал от мамочки. Он еще бежал к ней, когда его обижали, когда она забирала его из садика,  тянул ручки в болезненном  бреду, но уже знал: у мамы есть другая маленькая куколка. Она называется его сестрой, и она заняла его место на мягких, родных, так необходимых ему руках.
         Теперь с ним всегда была бабушка. Она заняла все его жизненное пространство. Заменила ему друзей, которые его постоянно обижали, маму,  которую он  после безуспешной борьбы уступил сестричке. Бабушка постоянно брала его на дачу. Всю дорогу они пели песенки, учили стишки, рассматривали интересные и необычные цветы, на которых сидели страшные шмели. На даче они были только вдвоем. И он понял, что у него есть  его бабушка. Теперь он все время пытался быть ближе к ней. Она не давала его в обиду.  Всюду водила с собой. С бабушкой было не страшно в этом непонятном мире. Она принадлежала только ему. Им было так хорошо вдвоем. К малышу вернулась уверенность, что других взаимоотношений в этом все еще чужом для него мире, нет. Есть только любовь, когда тебя любят все.
          Как-то на рыбалке, бросая палки в воду, он мешал рыбакам.  Его погнали прочь. Бабушка тихонько увела его в лес, присела перед ним и попросила не бросать палки в воду.
        – Ты же видишь, радость моя. Это взрослые. Чужие люди. Ты им мешаешь. Они не знают тебя и могут обидеть.
           – Что ты, бабушка? Они меня любят. Это они понарошку так играют со мной. –  Он все еще не мог понять, что в жизни есть и другие взаимоотношения. Горьким  было для него это открытие.         
          Однажды бабушка взяла на дачу его сестричку. Всю дорогу малыш горько плакал и кричал, требовал, чтобы ее отправили домой или забросили в кусты. Бабушка его, только его и теперь она тоже не любит его, как и мама. Она его тоже бросила. Вначале бабушка смеялась и пыталась отвлечь малыша от его горя, потом попыталась поговорить строго, но сделала только хуже. Рыдания превратились в истерику, В глазах, таких огромных и всегда добрых, появились искорки ненависти. В душе появился первый росток обиды на этот злой мир, в котором ему ничего не принадлежит. Мир, в котором он только теряет.
          Отправив сестричку собирать одуванчики, бабушка наклонилась к внуку. Прижала его к себе и тихонько сказала ему в розовое ушко, что по-прежнему больше всего на свете она любит только его и никогда, никогда его не оставит. Глубоко вздохнув, все еще всхлипывая, маленький человек, обхватив бабушкину руку  и, прижавшись к ней, серьезно спросил:
           – Ты любишь меня и будешь только моей, всегда, всегда? А их не будешь любить?
           – Только тебя, мой хороший! Я всегда буду любить только тебя. - Доверчиво прижавшись к бабушкиной руке, он шел рядом со Своей бабушкой, а она шла и думала, не совершила ли ошибку, пообещав этому маленькому родному человечку несбыточную надежду, надежду ее вечной любви только к нему.

         Глава 3
       
          Будучи мальчиком болезненным, с очень низким болевым порогом, он не мог, а очень хотел и погонять в футбол, и посоревноваться в беге, и нашкодничать. Смешно и печально было смотреть на его попытки  попасть по мячу в общей куче детей. Он прыгал где-то рядом с ребячьей  свалкой и при этом счастливо визжал от сознания,  что и он играет в футбол.  Потом счастливый прибегал к Своей бабушке и спрашивал:
         – Ты видела, как я играл?   Ка-а-к дал по мячу!
         – Видела, видела!  Только будь осторожней, не упади, а то разобьешь коленку и будешь  опять плакать.
         – Нет! – отвечал малыш, – я верткий.
         Эти бабушкины напутствия поневоле запоминались, делали его осторожнее, и со временем он отошел от общих игр. Но жить в одиночестве без компании не мог. И ребенок нашел выход. Он стал дружить с детьми младше или слабее его. Он мог ими командовать. В таких компаниях он был лидером. Теперь не его выгоняли из компании, а он мог вершить судьбутоварища: оставить или с позором выгнать. Малыш  часто приводил своих друзей домой и гордо сообщал: он мне «блатан» (братан). И еще долго, уже будучи взрослым, он старался пригреть возле себя слабых, ущербных, сторонился сильных, умных, хватких ребят и даже девочек.
          Со временем открылась и еще одна  черта в характере  маленького героя. Он не мог учить стихи. Не запоминать, нет. Именно сам процесс, необходимость запоминать слова в определенном порядке вызывали у него ужас. Он рыдал, умолял, размазывая крупные слезы по щечкам, доказывал, что не сможет, не сумеет запомнить такое длинное стихотворение. После долгих уговоров,  соглашался. Четыре-пять строчек были благополучно выучены, пересказаны на занятиях в садике и столь же благополучно через день-два забыты. Эта боязнь, этот ужас перед необходимостью запоминать неинтересные ему  вещи осталась и в юности.  Бабушка с  сердечной болью ждала  школу.
          –  Каким он будет учеником? Как он сможет  запоминать материал в школе, если четыре строчки  стихотворения вызывают такое отторжение в познании нового? Что это? Органическое недоразвитие или свойство характера? Ох, несладко ему будет в жизни, ох,  несладко. –  думала бабушка бессонными ночами.
          Страх за это одинокое дитя заставило ее совершить ошибку. Оберегая его от всех переживаний, физических и моральных обид,  бабушка  опять создала ему тепличные условия. Она  определила мальчика в прогимназию, где контингент класса ограничивался пятью-шестью учениками. Бабушка понимала, что убивает в нем ростки самостоятельности,   умение постоять за себя. Жизнь в большом коллективе быстрее бы научила его быть ловким, сильным,  даже изворотливым. А золотая клетка только способствовала развитию эгоизма, который со временем  обрушится, в первую очередь, на нее. Но до этого времени было далеко, а пока ее любимец, ее херувим был с нею и днем и ночью. Бабушка забрала внука к себе. Мама отошла на задний план, сестричка его не интересовала. Что лепила из него бабушка?  К жизни в каком обществе его готовила? Какие черты характера воспитывала в нем? Не будет ли поздно, когда спохватится, что вырастила не херувима, далеко не херувима!

         Глава 4

         Сложными были бурные девяностые, но не легче было и в начале  двадцать первого века. Голые полки. В магазинах не купить, а достать. Очереди до драки. Повторение   голодного  бабушкиного детства. Платить за прогимназию было нечем, и маленького ученика перевели в обычную государственную школу с углубленным изучением иностранных языков.  Появился большой коллектив, в котором властвовали свои законы, пахнущие большими деньгами, взятками, подарками. Группка из пяти-шести крутых  родителей вершила судьбы малышей. Рос новый класс пока очень маленький по возрасту молодежи, у которых потом появились «пальцы веером, зубы шифером». И разделение началось с родителей. Им не нужны были бедные, не  модно одетые, с бабушками, у которых очень странные взгляды на жизнь.
          – Где ты взял эту обувь?  Что за белые кроссовки? Они же  не подходят к костюму?  – накинулась  на мальчика учительница.
          – Это мне бабушка достала. Они нарядные. А когда я их испачкаю, они станут темными.
         – Вечно ты со своей бабушкой посмешище из класса устраиваешь.  Что, совсем уже нищие?!
         – А-а-а! Нищий, нищий, у нас в классе нищий, – пританцовывая, начали дразнить его одноклассники.
          После домашней истерики он заявил бабушке, что в эту школу больше не пойдет. А для себя маленький «нищий»  вынес определивший его дальнейшую жизнь вердикт –  кто богатый,  того и уважают. Значит надо иметь много денег.  Можно сесть где-нибудь в сторонке, рядом положить кепку. А прохожие будут подавать и к вечеру он станет богатым.
         Вечером мама за шиворот притащила его к бабушке.
         – Ты посмотри, что учудило это чудовище? – кричала она, встряхивая сына, отчего голова его болталась как у тряпичной куклы. – Что ты нас позоришь? Ты что голоден?  Чего тебе еще не хватает?
          – Я хотел стать богатым. Тогда меня будут все уважать. – Он отвернулся и ни с кем не стал больше говорить. Он не плакал. Он молчал и грыз костяшки пальцев. Чтобы не кричать, не выдать своих мыслей о взрослых, которые не могут, не хотят его понять.
          О чем думало это дитя, столь несправедливо наказанное матерью, униженное учителем и соучениками? Кем видел он себя в будущем в тот злополучный вечер?  Героем, разбойником?!
        Долго в ту ночь плакала бабушка и на другой день решила поговорить с внуком, объяснить.  Что объяснить? Она и сама не знала, не понимала, не могла понять учительницу, тех разжиревших родителей, то общество, которое зарождалось в новом, разорванном на куски государстве.
          Но не смогла найти нужных слов, не сумела бабушка по душам поговорить с малышом.  Внука у бабушки забрали. Вернула мама его в семью. Поняли обе, что теряют ребенка.
            – Ему надо быть в семье.  Ты идешь у него на поводу! Он растет лживым эгоистом. Ты что, не видишь этого? В семье он будет с сестричкой. Они должны привыкнуть друг к другу. Они родные. Им всю жизнь быть вместе.
           Новая школа со специальной воспитательной программой «Каждому ребенку особое внимание».
          Выстояв длинную очередь, мама с бабушкой попали на прием к директору школы. Не скрывая, рассказали о сложном характере подростка и услышали в ответ:
          – Милые мои! Ничего не осталось от программы. Только чисто внешняя атрибутика.
          – Но в газетах, на телевидении, на Коллегии министерства просвещения ... – начала бабушка. – Нет,  – перебила ее директор. – Ничего нет.  Опытные  учителя состарились и ушли, а молодежь?! – Директор безнадежно махнула рукой.
         – И все-таки возьмите его, коллектив большой. Я думаю, в этой школе не будет таких моральных издевательств. Посмотрите на его руки. Они изгрызены. Это ж какую душевную боль несет в себе этот мальчик! – умоляла бабушка, не веря, что нет и не было никакой программы, что была просто  показуха. Думала, не хотят брать сложного ребенка. Уговорила. Взяли. Убедилась со временем, что не соврала ей директор. Сказала правду, как коллега коллеге.         
          А в тот день они радостные шли домой. Шутили, смеялись. Казалось, вернулось то счастливое время, когда бабушкин херувим держал ее за руку и  доверчиво заглядывал в глаза.
          В  седьмом классе произошел перелом в характере любимого внука. Семья не состоялась. Пьяный отчим  сходил с ума. Постоянные драки в семье,  пьяная матерщина.  Угрозы в адрес пащенка закончились выстрелом. К счасть пуля пролетела мимо. И тогда ребенок ему сказал:
          – Вырасту и убью тебя! – Хлопнул дверью и ушел.  Ушел на улицу, где его понимали, сочувствовали, где он  не видел унижений мамы и бабушки перед  озверевшим ментом его отчимом.
          В школе скатился до двоек, хотя  был талантлив, как говорили учителя. Все ему давалось легко. И это было плохо. Он не научился трудиться. Главным в его жизни стала улица, друзья, братаны. Договорились "взять" ларек. Там конфеты и еще кое-что. Заныло, заболело маленькое сердечко. Это же воровство. А вдруг поймают. Но и  нельзя не пойти. Засмеют. Забьют. Они его друзья. Он с ними. Нет! Не вспомнил он бабушкины уроки доброты. Забыл о ней. Забыл все. Зверело потихоньку маленькое сердечко. Рождался новый незнакомый семье человек. А семья пока не  знала, не видела этого.

         Глава 5

          Разве можно описать словами, что творилось с родителями, когда  участковый появился в квартире!  Впервые на него мама подняла руку. Жестоко избитый, он  лежал в кровати, и единственной мыслью было отомстить. Но как и кому, за что отомстить – по малолетству  не мог понять, но  для себя усвоил, что виновен не он, а другие. Мысль эту навеяли сайты компьютера. Кто-то посоветовал ему или сам нечаянно наткнулся на  сайты сатанистов, неизвестно. Как много соблазнительного было там: обряды, кресты, огонь, смотреть на который он обожал с детства. А главное – вседозволенность: делай, что хочешь, когда хочешь, как хочешь, с кем хочешь. Стоит лишь войти в секту, принять присягу и принести клятву.
         К кому обратиться за помощью? Конечно, к ней, к Своей бабушке. Она знает все. Она разъяснит и поможет найти эту секту. Ни на минуту не сомневался мальчик, что бабушка ему откажет. А вот если он станет сатанистом, он покажет всем, чего он стоит. И пусть тогда попробуют его тронуть хоть пальцем, хоть кто-то.  Даже эта, которая называется его мамой, а сама кричит, что ненавидит его и чтобы он сдох.
         Бабушка переполошилась. Стала рассказывать, кто такие сатанисты, что представляет собой эта секта, но ... только еще сильнее заинтриговала его. Наученный горьким опытом, подросток затаился. И однажды открылось страшное.  Он не забыл о секте, но, не имея на нее выхода, сам  для себя установил  определенные правила, виртуально заключил своеобразный завет. С тех пор он верит, что только сатана в состоянии ему помочь. Больше никто.
         Закончилось первое уголовное дело. Пока наказание было условным. ... Окончен девятый класс.
          Одна из Фей,  была права. Высокий, стройный как тополек. Красивый, он обладал определенным шармом. Его милая улыбка и чуть прищуренные  зеленые глаза, обрамленные длинными ресницами, так много обещали, что девочки дежурили у его подъезда с шести утра и до поздней ночи, чтобы хоть глазком глянуть на своего кумира.
         Он был разборчив. Познав женщину, он отныне выбирал тех, что не будут доставлять ему никаких забот. Переспит и выбросит из памяти и жизни, как  отслужившую вещь. Никакие примеры, фильмы, разговоры и уговоры, призывы опомниться не помогали. Каждую ночь гулянка, гитара, блатные песни, крутой мат, полупьяная (от пива) компания таких же  недорослей. И слепая милиция, от которой пацаны откупались тем же пивом, что пили  сами.
         С великой надеждой и мама, и бабушка ждали призыва в армию.  Воспитанные на старых фильмах, они свято верили, что именно армия вернет им мальчика. А пока, а пока терпели все его выходки. Ждали, когда перерастет.
        Два педагога в семье - мать и бабушка. Но они были бессильны.Внуку и сыну нужен был психолог.Но психологической службы в то время (впрочем, как и сейчас) не было. А обратиться с такими вопросами к  участковому врачу –  это обречь ребенка на уничтожение.
        Категорическое - служить не буду, уйду в бега - родные восприняли как очередную трагедию.  Призыв. Проводы. Учебка.  Армия. Временное затишье, перерыв в череде уговоров и драк, пьяных угроз и наказаний.
         Телефонный звонок, поздно ночью: вам надлежит срочно явиться в часть с медицинской картой сына.
          В ту ночь семья не спала. Сразу, как молния, сверкнула у всех одна и таже мысль. - Мы были в последнее время так жестоки к нему. Физические наказания, изгнание из дому. Жизнь по подворотням, а потом в одной комнатушке с бабушкой. Его постоянная ложь была, видимо, во спасение, а мы требовали чего-то сверхъестественного.
          Госпиталь. Травматологическое отделение. Госпиталь. Хирургическое отделение. Госпиталь. Инфекционное отделение. Перевод в другую часть. Госпиталь. Неврологическое отделение.
          – Внучек, родной мой, что ты с собой делаешь? Уже нет отделения в республиканской больнице, где бы ты не лечился. Что с тобой?
         Усмехнувшись,  он ответил бабушке: – Я же сказал, что не буду служить. Лучше сдохнуть, как сказала мама.
         – Она не специально, она тебя любит и переживает за тебя. Пойми ее. И не сердись.
         – А я и не сержусь.  Я не люблю ее. Она мне не нужна.
         – Как же так? Передачи от нее принимаешь, а знать не желаешь?!
         – Ничего, переживет!
         Какой холодной,  беспощадной  жестокостью повеяло от этих слов. Он не простил. Не забыл «чтоб ты сдох», «я ненавижу тебя, ублюдок», «убирайся вон из моей квартиры», «у тебя тут ничего нет, во-о-он!!». Он затаился и терпел, пока терпел.
         Бессонные ночи. Страшные мысли. Слезы. Поняла бабушка, что потеряла своего херувимчика, который когда-то доверчиво смотрел в ее глаза и спрашивал: – Ты будешь только моей? Ты будешь любить только меня, всегда, только меня?!
          По результатам медицинского обследования внука из армии списали. Он вернулся домой. Каким, кем?

         Глава 6

        Вернулся, ее милый внучок вернулся из армии. Вытянулся под два метра.  Худой до прозрачности.  Руки все в цыпках. Глаза больные. Все время нервно облизывает губы.
         – Нервничает! – подумала бабушка и не ошиблась.
         – Я уже взрослый, мне нужна отдельная комната или хотя бы отгороженный угол.
         – Иди, заработай и купи себе. Я в квартире ничего менять не буду. –  резко ответила мама.
         – Идем жить ко мне! – тут же вмешалась бабушка. – Ведь мы жили вместе, и нам было хорошо вдвоем.
        – Что ты опять берешь его под свое крылышко! Он уже взрослый оболтус. Не хотел служить, не хочет учиться. Пусть идет на квартиру и зарабатывает себе сам. Я его больше содержать не буду. У меня своя семья.
        – Да, я вижу.  Завела себе очередного  лымаря. Ну-ну! – Зверенышем из-подлобья глянул сын на мать.
        Хлопнув дверью, он опять ушел из дому.  Жил у друга. Бабушка утащила его к себе. Накормила. Прижалась к нему и, как в детстве, начала расспрашивать, чем бы он хотел заняться. Может, все-таки  пойти учиться?
       – Сегодня с девятью классами тебя и рабочим не возьмут  на серьезное предприятие.  Скажи мне, есть у тебя мечта? Большая, настоящая?
       Долго, очень долго молчал он,  непонятным взглядом  поглядывал на бабушку, как будто прикидывал, не предаст ли она его, как и остальные. Не высмеет ли.
         – Не бойся, милый, я не оставлю тебя. Помнишь, как в детстве мы договорились, что ты мой любимый внук, и я всю жизнь буду любить только тебя. Помнишь? Давай, как тогда, подумаем вместе, что же нам делать.
         Потихоньку оттаивали глаза, неуверенная улыбка скользнула по губам,  чуть заметно кивнул головой.
         – Я хочу заниматься музыкой. Хочу  собрать свою группу. Я и название придумал. Ты всегда говорила, что я другой, не такой как все. И я назвал свою группу «Другие».  Я мечтал об этом с пятого класса.
         – Почему же тогда ты бросил музыкальный колледж? Это же то, что тебе надо.
        – Нет!  Бесконечные гаммы не для меня. Хотя я понимаю, что без этого нельзя. Понимаешь, бабулечка, я хочу исполнять свои песни в своей аранжировке. Мне не интересно играть чужие вещи. А что мне неинтересно, то я не запоминаю. У меня есть уже несколько песен.  Пацанам они нравятся. Уже есть группа, но нет помещения. И жить мне негде, да и не на что.
          Осторожно, очень осторожно, чтобы не вспугнуть рождающееся доверие, бабушка предложила подумать вместе над  вопросом о серьезной учебе, а помещение для занятий  музыкой она ему найдет.
          – Милый мой, ты должен понять, что в жизни надо иметь мужскую профессию, а параллельно занимайся своей любимой музыкой. Пока ты будешь учиться, я буду содержать тебя. С мамой помирись, сынок. Она любит тебя, только никак у нее личная жизнь не получается, вот она и срывается, и нервничает. Скоро предварительное тестирование в колледже. Пойди, попробуй. Будешь знать,  как  будет проходить испытание осенью. А пока найди работу временную.
          – Да у меня есть работа. Меня подсобником берет отчим. У него сейчас новая семья, пить стал меньше. Мы помирились. Я простил его за те выходки. Что возьмешь с пьяного.
           – Радость моя! Видишь, ты же можешь быть добрым и прощать умеешь. Все у тебя наладится.
           Успокоенным ушел внук.  Казалось, мир наступил в семье. Потихоньку оттаивало сердечко его. В день рождения матери под окном на асфальте белой краской крупно вывел "Я люблю тебя мама" ... Прошел тестирование и набрал достаточное количество баллов.  Осенью, по предъявлению сертификата,  был зачислен в колледж ...
          Нет! Рано, рано бабулечка его успокоилась.  Опять с дружками обворовал ларек. Но теперь групповуха с серьезными последствиями.  Пять лет минимум, могут дать и больше, равнодушно заявил он. На бабушкины причитания огрызнулся:
          – Да, оставьте вы меня в покое! И так тошно! Может, мне веревку на шею надеть, чтобы  вам не мешать? Ненавижу вас всех! Ненавижу!!
         На него было страшно смотреть. Горящие ненавистью глаза, нервный тик по лицу, дрожащие руки. Весь какой-то нескладный, потерянный, неопрятно одетый, грязный. Перед ней стоял не любимый внук, а незнакомый бомж, обозленный на всех и  все в этой проклятой нескладной жизни, где нет ему места.
           Одна мысль днем и ночью подтачивала здоровье бабушки:
           – Тюрьма – это конец! Любым путем (вплоть до подкупа) надо его спасти от тюрьмы. - Дни тянулись медленно. Рыцарь в глубине своего естества, он взял все на себя. Свет померк в глазах бабушки.

          Глава 7

          Но есть, есть Бог на свете. Услышал Он  ее молитвы, увидел слезы ее
горькие, сиротские. Долго шло расследование. Довел следователь работу свою до конца, свою работу выполнил адвокат. Суд!  Его решение – счастливый конец безнадежного дела. Ее мальчику был определен срок наказания в пять лет. Пять лет ... но опять условно. Значит, получилось. Значит,  он будет с нею, у нее на глазах. Больше она не позволит над ним издеваться. Его надо просто отогреть, приласкать, дать хоть немного покоя. Он должен понять и запомнить – несмотря ни на что, его любят, у него есть семья. 
        Заласканный в том далеком детстве, он оказался выброшенным, никому не нужным подростком, когда особенно нужны родители.  Во внешне благополучной семье мальчик не мог найти собеседника, советчика, как поступить, что такое хорошо и плохо. В детстве все всегда было хорошо. Его много хвалили, умилялись его способностями, а потом он вдруг стал никому не нужным, тупым, ленивым, эгоистом. Лишним в семье ... И только улица с ее звериными законами (выживает сильный) приняла его, поняла (по-своему) и приласкала. И в благодарность ей  подросток принял законы улицы и подчинился им. Отныне его семьей стала стая - не группа, а именно стая, и он как человек, как индивидуум потерялся в ней.
           С большим трудом удалось вернуть подростка домой, помирить с матерью и сестрой.  Первый семестр в колледже. Первые радости и обиды. Непонимание  между преподавателем и студентом. Преодоление. Самым сложным было преодоление тяги к улице, к приблатненной жизни, к кажущейся свободе выбора поведения и  поступков.
          Все было бы хорошо, но мешал матери взрослый сын. Мешал ее новому «счастью». Не получалось мира и в девятиметровой комнатушке между ним и сестрой. Чтобы выжить его из комнаты и квартиры, ему запрещалось все: приводить друзей, приходить поздно домой (могли и дверь не открыть),  есть (кто не работает, тот не ест),  садиться за компьютер. Его опять загоняли в угол, как зверька. И ребенок не выдержал.
          В очередном скандале он ударил мать и отшвырнул ее. Ушел с проклятьями из дому. Опять к другу, братану с улицы. Такому же заброшенному в пустой квартире, родители которого зарабатывали деньги в далекой незнакомой Москве.
          – Бабушка, я нашел квартиру, я хочу пожить один. Я не могу жить в   семье. Я когда-нибудь сорвусь... - он низко опустил голову.
         Слезы бессилия катились по его щекам, собирались лужицами в уголках дрожащих губ.  Он проигрывал в этой жизни. Былинкой пал он перед  жизнью-ветром, что гнула и ломала его,  выкорчевывая остатки добра и порядочности  в его душе.
        Посоветовавшись с подругами, сняла бабушка для внучка отдельную квартиру, дешевенькую, но отдельную. Потихоньку все подружки бабушкины с шуточками и   доброжелательными пожеланиями помогали  ему обзавестись хозяйством:  ложки, плошки, кастрюльки, белье постельное, белье нательное. Одежда верхняя, да и всякая другая. Получил долгожданный подарок – компьютер. Теперь мог писать, слушать и подбирать музыку к своим стихам. Однажды, взъерошенный, забежал к бабушке:
          – Я встретил одноклассницу. У нее такое горе! Я написал стихотворение. Только что, за пятнадцать минут. Ты прочтешь его?
          – Ну конечно, мой хороший.
          – Ты только там ничего не правь. Пусть будет так, как я написал.
          – Ну давай, почитаю.
         
 Все начиналось, как в кино:               
Дым сигарет, друзья, вино,
Хмельной полуночный шабаш,
В руке дрожащей карандаш.
Она доверчива, а он
Был только в зеркало влюблен.
Красив, галантен, не простак,
Он тоже все хотел – за так.
За дверью ночь, приглушен свет,
Горячих губ живой ответ.
Она решила – это рай,
Нет, прошептал он, – жизни край.
Помады след исчез давно,
Безвкусным кажется вино.
Друзья нашли других подруг,
Бесцветной стала жизнь, и вдруг
Как вестник счастья – телефон.
Она молчит, в глазах туман,
В мозгу слова: – «прости обман»,
Он что-то непонятное твердит,
Он знал давно диагноз  – СПИД.
Как СПИД? В ушах кошмарный звон,
Летит в окошко телефон.
В груди грохочет, как набат, –
Он виноват! он виноват!
Он знал давно, он знал в ту ночь.
Теперь, кто может мне помочь –
Господь, родители, друзья?
Нет! Одинока в жизни я.
Он знал давно, что обречен,
Страдал и жаждал мести он.
Не знал, кто продал смерть ему,
Мстил человечеству всему.
Его отчаянье и боль
В судьбе других сыграли роль.

         Потрясенная бабушка молчала и молчала. Это был Крик отчаяния. Крик детей, потерявшихся в этом мире. Отзвук уличной свободы выбора и вседозволенности. Равнодушие родителей и «помощь» улицы, кажущаяся им до определенного времени бескорыстной, помощь улицы, пожирающей своих детей, как Молох.
          – У тебя еще есть стихотворения?
          – Много. Я давно пишу, но, в основном песни, и подбираю музыку.
          – Принеси мне. Я хочу их прочитать. Ведь ты,  мог стать совсем другим, не проходить этот ад!
          – Ты о чем, бабушка? Я здоров. Это просто стихотворение. Она была когда-то красивой, а сегодня. Сегодня передо мной стояла  дрожащая тень, и я испугался. Наверное, жить надо по-другому.
         Маленький живой росточек, предвестник будущего. Надежда?!

         Маленькая сага о ...     (...  о потерянном поколении).