Силы ее были на исходе. Оставался последний грош от военной зарплаты без вести пропавшего Ивана Яковлевича.
И, наконец, настало время, когда она взяла из тумбочки этот жалкий последний военный грош и пошла в магазин за молоком и хлебом. И, как всегда, мало обращала внимания на значительные взгляды попутных случайных прохожих.
«Подайте, ради бога», - увидела она протянутую грязную руку нищего, сидящего в мутной луже на обочине.
Она остановилась.
«Мы сами не ученые, наук не знаем, не научились ничему, кроме как в школьных туалетах писать нехорошие буквы. Из трудовых навыков имеем только окурки собирать вокруг отхожих мест. Вот и трудоустроиться не можем по жизни. Да еще из уроков физкультуры сбегали постоянно. Вот и потерял я здоровье. И теперь инвалидность мне дали – импотенция с почти сорокалетним стажем, - жалобно продолжал повествовать нищий нехитрую свою житейскую историю, видя ее редкое колебание. – Подайте Христа ради, добрая женщина!»
Нищий, видя, что она остановилась и, вроде бы, прониклась, продолжая развивать свой профессиональный успех, вдруг воскликнул радостно:
«Да я вас, кажется, знаю! Видел вас в детстве, когда вы соседним двором проходили!».
Она бросила последний грош грязному нищему и пошла обратно домой.
Нищий, работавший когда-то также клоуном, как и отец Ивана Яковлевича, но только не в дорогом столичном цирке на Цветном Бульваре, а в провинциальном, самом захолустном и дешевом развлекательном заведении, воспринял это как знак небес. Он поднялся, взял весь свой реквизит – дешевые выходки и карточную колоду с двумя коронными картами, на которых были изображены трогательные детские лица - и пошел за ней.
«Давайте снова познакомимся» - он уже превратился в ухаживающего франта.
«Мне некогда, у меня семья» - бросила она.
«У меня тоже семья» - и показывая серьезность своих намерений, он достал игральные карты и начал их перебрасывать перед собой - колоду с двумя коронными картами, на которых были изображены трогательные детские личики.
Она молча пошла дальше. Но в глазах ее остались два трогательных детских личика.
А он понял, что дешевый трюк его сработал. И он начал, козыряя геройской неблагоустроенностью своей, начал свою неприятельскую атаку! Он принарядился в тяжело больного - тем более особых трудов для этого не требовалось с его стороны - геройски неблагополучному, курившему в туалетах и сбегавшему с уроков физкультуры - и пришел к нему тяжело больным и попросил ухаживать за ним.
Привыкшая к пожизненной заботе о других, да и по душевной доброте своей, отказать просьбе больного она уже не смогла.
Вот такой облик принял хитрый ее враг. Он стал говорить ей, какой он несчастный. Это им - красивым, добрым, сильным людям, родившимся в своих столицах, в самых экологически чистых местах, все легко далось. Как родились, так сразу же в столице, так сразу же появилась у них и красота, и высшее образование, и высокая должность, и крепкое здоровье.
И они, красивые, добрые, сильные люди, должны оказывать им помощь – несчастным и убогим, ничего не умеющим и не знающим, козыряющим своим неблагополучием и такими сильными козырными картами. Так сильно бьющими по материнской слабости!
И призывал ее бросить все и начать новую жизнь с ним. Мол, они птицы одного полета! Пусть даже и нет у него ни красоты, ни умения, ни здоровья. Пусть даже он впустую потратил свое военное драгоценное время и ничего не имеет за душой – ни совести, ни ума, ни банковской карточки. Ничего, кроме дешевых цирковых трюков. Просто за так, в силу своей великой доброты она должна быть с ним! И должна опекать его и ухаживать за ним пожизненно!
Он настойчиво преследовал ее, ухаживал за ней – без цветов и комплиментов, по мере соображений своего небольшого ума, в силу своей инвалидности высшей степени, не умея даже написать стишок и задуматься над ним. Не в состоянии даже устроиться на завод. Ленясь даже устроиться в дворники и освободить двор от грязной своей лужи.
И он призывал снизойти к его высоте. Прервать свой высокий полет, забыть Ивана Яковлевича, забыть о своей семье и сесть рядом с ним прямо в грязную лужу, где она будет вечно обхаживать его – просто в силу своей великой доброты и ответственности. И она увидит, как это прекрасно – сидеть с ним рядом в грязной луже. Ни о чем не надо помнить, ни за что не отвечать, и никуда не надо падать. И не надо ни за что бороться!
И он делал еще эффектные дешевые цирковые трюки. Геройствуя, продолжал не беречь свое время и здоровье – без всякого толку сидел на морозе и получал воспаление легких, дополнительно к своим многочисленным болезням.
И снова и снова давил он на ее жалость к нему - к такому убогому и несчастному. И снова доставал свои, так сильно бьющие, козырные карты…
И сделал он ей ад, не хуже, чем в ее небесной войне. И задумалась она, закручинилась, заболела сердцем от таких душевных проблем. И снижалась к нему – ниже и ниже. Хотя и оценивала трезво его дешевые цирковые способности. Детей кормить - если они у них будут, если медицинскими способами, искусственным оплодотворением народят они, так как он соответствующий инвалид - будет не на что. И воспитывать, поднимать их придется только ей одной.
И так продолжалось несколько адских лет. Но, наконец, наступило время, когда она достигла предела своего унижения, своего любимого роста в сто семьдесят три сантиметра – любимейшего алмазного роста Ивана Яковлевича. И больше не смогла унизиться ниже. Она достигла своего минимального роста - меньшего предела своего достоинства, природу алмазной твердости которого она уже не могла преодолеть. Не могла она опуститься с небес ниже своего непреодолимого достоинства, также, как и Ивану Яковлевичу никогда не удавалось снижаться ниже своего кнопочного достоинства.
И, достигнув своего нижнего предела, она покинула его – села в поезд и уехала - измученная совестью, разрываемая сердечной невыносимой болью, с трогательными детскими личиками в глазах.
А он бежал-бежал за ней... – какое-то время. Но затем остановился, задыхаясь от своих слабых прокуренных легких, увидел ближайшую «клушку» и опять легко завязал новое знакомство - с применением тех же дешевых цирковых выходок и козырных карт. Но и это очередное его знакомство, как и все последующие, имели такой же печальный успех.
Но когда он встречал эту небесную женщину, то всегда старался обвинить ее в своей личной военной несостоятельности и пожизненной сорокалетней инвалидности. До конца упорно пытался давить на ее материнскую слабость, причинить ей боль. До конца пользовался ее ошибкой, которую она так неожиданно совершила из-за своей глупой, слепой, ответственной, душевной доброты.
Такой хитрый враг, приползший из их главного штаба, был у Женщины нашего героя. Измотавший ее неприятель и ухудшивший вдобавок экологическую обстановку над головой безвестно сгинувшего где-то Ивана Яковлевича…
Да, были большие ее терзания. Но нет худа без добра. Кроме острого меча, яркого факела, сырых ниток и кривых медицинских иголок, кроме хорошей косметики, новые военные принадлежности появились теперь в ее боевом наряде - колючей проволокой скрутила она свое трепетное сердце, сковала добрую душу. И еще черные непроглядные лошадиные шоры на глаза одела и занялась с безоглядной серьезностью по домашнему хозяйству. И теперь, идя на свое дело, не засматривалась больше она по сторонам, по всяким грязным обочинам…