Но пока бежал Иван Яковлевич к фронту с бетонными ведрами случилось Невероятное! Настолько неожиданное, что удивленно раззявили свои жерла немецкие пушки, и умолкли китайские подделки автоматов Калашникова, и попадали с неба американские бомбардировщики, заглохли боевые там-тамы и застыли в воздухе уже занесенные над головой врага палаши аборигенов на самых далеких диких островах. Умолкло все оружие на войне – и чужое вражеское, и наше - родное.
Наступила удивительная великая тишина. Только набатный гул шел по земле - Патриарх вернулся! И этот слух несся далее - по всему миру…
Все началось с того, что молодые семинаристы вышли на перекур во время перемены и только успели сделать по первой затяжке военного «Беломора» как вдруг увидели бегущего к ним человека. Семинаристы сначала не признали, начали гадать, кто это может быть. Начали переглядываться между собой, недоумевать, затем заподозрили, что виноват «Беломор», который бесплатно раздают во всех военных заведениях. А потом, все-таки, ахнули, перекрестились и бухнулись на колени – перед ним предстоял не так давно усопший патриарх Иван Иваныч!
Новоизбранного патриарха Семена Семеныча сия весть застала за распределением авиационных билетов. Он рассматривал списки достойных лиц, предоставляемых со всех весей и военных округов, и самолично решал, кто достоин из его прихода полета в рай, за кого надо походатайствовать, а кому придется еще потерпеть. Он утомлялся, но отдыхать не мог себе позволить, так как касса по выдаче авиабилетов находилась только при нем. И типография, в которой эти билеты печатали, также находилась в подвале его резиденции. Очередь большая, но доверить в чьи-то посторонние руки такое ответственное дело он опасался.
И очень у него испортилось настроение, когда удивительная весть о воскресении его предшественника застала его за таким ежедневным, пусть не пыльным, но утомительным пасторским занятием. Новоизбранный патриарх Семен Семеныч, уже процарствовавший сорок дней, ходил туда-сюда, раздраженный и сконфуженный, нервный и недовольный, взволнованный и удрученный. «Что делать?» – задавался он вечным русским вопросом. Ведь уже все документы, пенсионная книжка и паспорт предшественника были списаны в архив. И все его пожизненные, даже финансово продвинутые, проекты были срочно свёрнуты и положены на эти же архивные полки. Ведь даже уже, отдавая ему последнюю честь, оформлялся пакет документов о внесении Ивана Иваныча в списки заслуженных религиозных деятелей. И как теперь быть?! Тяжелы были раздумья Семена Семеныча. Тем более, что своему предшественнику он многим обязан. Как бы еще креслом не пришлось поделиться или пересесть на прежнее место, рангом пониже, что уж никаким образом не ожидалось - и чего бы уже не хотелось.
Семен Семеныч чувствовал раздражение до зуда. Зудело все у него под рясой. И залазил то и дело он под рясу и шкрябал себя всей петерней, где только мог достать. Затем сорвал с себя одеяния и раздирал себя до кровавых полос. Зудело все в нем от такого «прихода», которое по закону большого всепрощения требовалось принимать ему под свое пасторское крыло. «Какое паскудство!» - охарактеризовал в целом необыкновенную, но вполне христиански допустимую ситуацию новоизбранный патриарх Семен Семеныч. Прямо так несмиренно и охарактеризовал!
Но делать было нечего, надо было что-то предпринимать. И последовали нужные звонки, и были даны соответствующие указания. Но и из архива, уже другими силами, извлекались прижизненные атрибуты Ивана Иваныча. Бог его знает, как повернется дело, что скажет суд присяжных – признавать обратно Ивана Иваныча, восстанавливать его полномочия в полной мере или отказать ему в праве на земное гражданство – что с глобуса упало, то пропало.
Не угадай немного туда-сюда по шкале времени воскресший так нечаянно Иван Иваныч, то повезло ему бы меньше. При сталинизме НКВД бы затаскало, замордовало, а в «застой» в психушках бы залечили Ивана Иваныча. А при большем временном промахе нечаянного воскресника уже инквизиция бы допрашивала с пристрастием - и объявили бы самозванцем и спалили бы Ивана Иваныча вместе с документами при всем честном народе. Чтобы даже и фотографии из паспорта и ненужных отпечатков от него не осталось! Чтобы не смущал людей и пикнуть не посмел против устоявшихся религиозных доктрин и догматов церкви. Да, в мрачные средние века нелегко было доказать кто ты есть – дактилоскопические, генетические и другие научные методы установления личности еще не были так широко распространены в то время на древней Руси.
Конечно, в иное время воскресшему Ивану Иванычу не так бы повезло, но сейчас были уже не те времена. Дошлые журналюги уже про все прознали и раструбили по всему миру. Они тыкали Ивану Иванычу в лицо микрофонами, держали постоянно на прицеле камер, фотоаппаратов и диктофонов. Телевидение и радио, газеты и журналы, все средства массовой информации за большие гонорары приглашали Ивана Иваныча на главные печатные полосы и на лучшее время передач. И огромная толпа уже собралась вокруг здания, где рассматривалось это чрезвычайное событие. И благодаря гласности он остался живой. Вот они, наконец-то, - плоды утвердившейся демократии! Это вам не мрачные средние века!
Далее провели качественную человеческую идентификацию Ивана Иваныча. Может заинтересованные силы подмухлевали бы результаты генетического анализа, - даже перед глазами своего народа хватило бы им наглости, - но понаехали независимые внешние наблюдатели и не дали сотворить такую подлость. Под зорким оком международных экспертов не обнаружили у воскресшего следов разложения - только пролежни были несильные, которые скоро от приседаний, взмахов руками и от иных физических упражнений исчезли, и кожа Ивана Ивановича стала соответствующей своему возрасту. Наука неопровержимо доказала возрожденную личность патриарха Ивана Ивановича и вынесла соответствующий вердикт и распечатала документальные доказательства и закрепила все печатью. Общество и физически и юридически признало было усопшего по новому. И пришлось уже восстанавливать его в полных гражданских правах и свободах.
Но заинтересованные силы не успокаивались. Стали держать они совет, да вершить суд, начали допрашивать Ивана Иваныча.
Допрос начинался торжественно и чинно. Сначала дали слово действующему патриарху Семену Семенычу. Выступающий говорил, не глядя на Ивана Иваныча. Речь его текла как обычно – всем казалось, что льется вода. Его слова никого не задевали и ему, как обычно, никто не верил.
А далее все пошло классически, как на всех вселенских соборах - бедного Ивана Иваныча закидали мудрыми фразами, засмущали изречениями святых отцов о существовании потустороннего мира.
А он успел за время отлучки из мира все подзабыть, немолодой памятью смог извлечь лишь: «Прах к праху, дух к духу» и еще что-то про гробы, заполненные нечистотами.
«Так что вы там видели, Иван Иваныч?» – спрашивали явившегося из того света.
«Ничего не видел?»
«Душа твоя не вылетала, и не неслась в небеса? Ни ангелы небесные не встречали и сопровождали тебя, ни нечистые злые духи не преграждали путь? Ни через тоннели не пробирался? Никто тебя не встречал, никого из родственников не видел? Святой Петр не пожимал руку и не вводил в райские кущи? Никто не усаживал около десницы своей? Никто, никто?»
«Никто!» – разными голосами отвечал Иван Иваныч - убедительным-отчаянным-уставшим-упавшим.
«Ни блестка райского золота, ни крупинки потустороннего света, ни отблеска адского пламени, ни черноты непроглядной, ничего не было?»
«Ничего…»
«А может не в рай попали? Поди, согрешили тайком от всех, Иван Иваныч?» – заподозрили его в нераскаянном греховном случае в прошлой жизни.
« И в аду я не был!»
«А какой была сама смерть? Как ты умирал?» – снова и снова пытались сначала распутать клубок вопиющего нарушения религиозных представлений о том свете.
«Как на станции переливания крови при сдаче на плазму падают в обморок после долгого перерыва, - зарябило, потемнело в глазах, а затем провалился и все. Как будто спишь. А когда выспался, то и очнулся» - пытался объяснить смерть почетный донор Иван Иваныч ясным для него примером.
Осыпанный градом фотовспышек, под иллюминацией прожекторов, так долго лишенный общественного внимания Иван Иваныч растерялся, вспотел, осунулся, сник, устал так, как будто и не спал сорок суток в прохладной тишине. Иван Иваныч был уже не рад, что воскрес, и ему снова уже хотелось обратно - в полное свое беспамятство.
Снова и снова пытали Ивана Иваныча, терзали его вопросами разными и каверзными, взывали к совести – сколько государство потратило на его образование, никогда не отказывало ему в строительстве новых храмов и ремонте старых, обвиняли в том, сколько людей было обмануто им, брали на откровенность, кричали на него, топали ногами.
А он перешел к одинокой круговой обороне, отвечал только утвердительно или отрицательно, выбирая между «да» или «нет». Затем, совсем обессилевший, только отрицательно качнул головой и уже не утверждал ничего, - но и не мог отказаться от нелепой атеистической правды своей.
Так или иначе, получалось, что потратил он всю жизнь непонятно на что. И при этом еще вел за собой людей - в ничто.
Но такое упорство Ивана Иваныча прямым образом спасало какое-то время Ивана Яковлевича – запарившемуся трибуналу было пока не до мелкого военного дезертира. Пожилые но пока еще матерые дяденьки, сняв свои парики, с блестящими лысинами, как у игроков в казино, старательно обрабатывали виновника неожиданно сбившего с работы надежную судейскую машину. И потели, и думали, как бы исправить, восстановить судейский агрегат, заставить с прежней правильностью функционировать давшую сбой законную систему.
Потрудились святейшие члены вселенского суда и нашли все же консенсусное решение – отправили Ивана Иваныча в дом престарелых, пусть дозревает по настоящему - и не стали ничего обратно менять в уже сложившейся иерархии. И на следующий же день все забылось, несмотря на раздутый журналистами ажиотаж. И спроси теперь любого прохожего, кто такой Иван Иваныч? - никто уже толком не ответит, никто не знает, что был такой влиятельный человек. И тем более никто не вспомнит воскресный курьез, с ним произошедший: независимым журналистам было рекомендовано мигом переключиться освещать другие насущные проблемы.
Так что ничего особенного и не произошло, несмотря на всемирное чрезвычайное событие. Так что зря гудела земля вокруг.
Только управились с патриархом, как тут же прервалась военная пауза – снова застучали боевые там-тамы, загремели пушки, заговорили пулеметы, взлетели тяжелые самолеты...
А суды принялись с очередным провинившимся педантично исполнять свои справедливые функции.
Мир снова закрутился, завертелся. И лишь воз вопросов о потустороннем мире так и остался стоять на прежнем месте.