Быстро летит время, совсем почти взрослый стал Иван Яковлевич, коль уважаемый Трибунал доверил ему такой большой военный кредит. Отец, проводив Ивана Яковлевича, задумался, загрустил. И начал вспоминать свое боевое задание…
Более двадцати лет уже прошло с тех пор. Еще существовал Советский Союз и была Советская Армия. И не было перестройки и последующих потрясений. И все они были еще живы. Четверо из одной разведгруппы – двое высоких и сильных, и два друга ростом поменьше, но пошустрее в движениях. Группу отправили на вражескую территорию уточнить карту в некотором заданном квадрате - им просто приказали сделать карту лесной никому не известной местности, не объясняя ничего для чего все это надо.
Приказы не обсуждаются, и они пошли, продвигаясь вперед наугад по лесу темными осенними ночами.
И чуть углубились в чащу, как сразу же попали во вражескую засаду. Начались погони и перестрелки, в которых при любом стечении обстоятельств они должны были делать свою карту.
Поняв, что все оказалось на самом деле более серьезным и всем вместе труднее будет скрываться, для того, чтобы сбить погоню с толку и чтобы увеличить шанс выполнения задания, они разделили заданный квадрат на четыре сектора, и разделились сами, чтобы каждый наносил свой сектор на общую карту.
И сравнительно скоро двое из разведгруппы, высокие и сильные, были уничтожены. Одного - устойчивого мастера различных единоборств - в том же самом сентябре в рукопашной схватке с перерезанным горлом выбросили на муравьиную кучу. Другого - штангиста, мастера спорта по тяжелой атлетике – уже в октябре разорвали в воздухе двумя деревьями.
Так их осталось двое, невысоких и шустрых друзей. Товарищ отца Ивана Яковлевича был совсем юным, слишком молодым даже для призывного возраста. Но не была еще закончена карта, и оставшимся двоим пришлось разделиться снова, чтобы продолжить выполнение своего боевого задания, чтобы каждому заполнить свои секретные участки.
Отец Ивана Яковлевича – которому тогда было только двадцать лет и он еще не был никаким отцом - наконец к концу ноября нанес на карту свой сектор и шел на встречу с оставшимся товарищем. Тот, также сделав свое дело, должен был ожидать его в горах - в одной из вырубленных военнопленными пещерах, там, где находились заброшенные военные подземные заводы.
Но когда приближался к назначенному месту встречи, уже слышал яростную перестрелку. И он понял все и побежал по незнакомой темной местности на помощь своему боевому товарищу. И когда добрался, то увидел на фоне черного ноябрьского неба пылающую печь – заполненный огнем зев пещеры, а на фоне огня сгорающего своего последнего товарища…
Но не дали ему слишком долго погоревать - уже его самого окружили враги. Но быстрым и легким, и смертельно опасным он был все-таки в молодости, проникающим, как клинок его земляка и однокровника комдива Чапаева. Не зря он служил в одном секретном отделении. И он среагировал, открыл автоматный огонь, рванул из окружения, почти вырвался, стрелой полетел в спасительные освещенные страшным пожаром заросли кустарника, но встречная автоматная очередь почти в упор как раз оттуда ударила по голове и груди, и он слетел в овраг, закручиваясь в огненных бликах опавшей ноябрьской листвы.
Враги даже не стали слишком осматривать его - темно и поздно уже было, да и торопились куда-то они. Посветили фонариком, и черные пулевые отверстия на голове и груди не оставили сомнений относительно того, жив ли разведчик, пришедший с другой, вражеской, стороны…
Вот так познакомился отец Ивана Яковлевича с белым лесным стариком, большим немецким профессором. И отцу старик дарил швейцарские часы. Немец нашел чужака в овраге на следующее утро, уже слегка запорошенного первым снегом, и увидел то, чего не было заметно при искусственном свете фонарика, и притащил его домой. И там он выходил его, полностью залечил раны головы и груди, поставил на ноги и научил тем вещам, которые отец Ивана Яковлевича до сих пор использует как реквизит в своей мирной и веселой цирковой профессии…
Выписался он от лесного старика через некоторое время. А затем отвечал на допросах следователей армейского особого отдела. И два доклада больших подробных написал. И теперь пылятся, видимо, его доклады где-то в военных архивах. Вместе с такой дорогой, оплаченной самой настоящей красной человеческой кровью картой, на которой нанесены полностью три сектора, кроме одной – сгоревшей в ярком огне пожара черной и страшной ноябрьской ночи. Карту и доклады никто не оценил. И никого из них, из всей разведгруппы, не приставили к награде.
Так что не все таким уж мирным и безоблачным было в жизни у спокойного и уравновешенного в быту отца Ивана Яковлевича. Было у него, у простого ведущего циркового клоуна, однажды такое опасное задание в его бесшабашной военной молодости. Был он когда-то смертельным и разящим всепроникающим беспощадным клинком.
И он теперь, единственный выползший из того осеннего черного леса, по рядовому поводу или в большие праздники с кем-то чокаясь, всегда внутренне провозглашал тост также и за них. За тех, кто не вернулся. За людей с настоящими паспортными именами. Хотя и паспорт у них был не у всех.
И в попутной церкви, если туда попадал, свечки он три ставил, несмотря на то, крещенные были они или нет, правильной отпетой христианской смертью погибли или нет. Людям с настоящими апостольскими именами ставил он свечки и еще ангелу безымянному, чем нарушал один служебный закон церковного министерства по чрезвычайным ситуациям - церковный закон, отрицающий спасение людей в исключительных случаях.
И этот яркий огонь живьем сгорающего товарища на фоне абсолютной черноты до сих пор часто полыхал перед глазами отца Ивана Яковлевича. Хотя и прошло уже более двадцати лет…
Было у отца свое боевое задание. И вот сейчас его младший Иван Яковлевич уже идет выполнять свое. Приходится в тех же местах сыновьям завершать боевые задания своих отцов. Все-таки есть какая-то преемственность поколений. Такое продолжение дела имеется, наверное, в каждой династии у всех народов. У разных людей, которые живут в разных местах и разных положениях, подобное наблюдается. Поэтому и имена отцов и сыновей, как у нашего описываемого рода, часто бывают одинаковые. Даже у американских президентов - джордей бушей, например. Ну чем они не иваны яковлевичи – и по преемственности имен, и по делам своим, и по сказочному отношению к жизни? Если Джордж Буш-старший не разгромил до конца сказочный город Багдад, то сын его, Джордж Буш-младший, все-таки достойно завершил дело отца. Нашли сказочную причину, и теперь Багдад то и дело сотрясается от добросовестной военной работы.
И даже упрямого багдадского диктатора Саддама Хусейна завоеватели оформили на пенсию в лучшем виде. Что, впрочем, тому уже давно назначали в судебном порядке – а от судьбы не уйдешь.
А то, что арабские жители забрасывают уважаемого президента ботинками, говорит лишь об их вековой отсталости от мировой цивилизации. Не понимают отсталые от запада местные жители ценностей американского образа жизни. Поэтому и не унимаются. Почему-то никак не хотят они создавать и приумножать те ценности, которые так важны передовым американцам и без которых они жить не могут.
Пока отец, отправив Ивана Яковлевича на машине, вспоминал некоторые события из своей жизни, отвлекался на постороннее философствование - на джорджей бушей, например, прошло уже немало времени. И он, наконец, вернулся к своим занятиям - к ежедневному пополнению своих энциклопедических знаний.
Этот человек среднего возраста поспешил назвать свою судьбу холостой и решил смиренно поставить на себе крест; вследствие этого, уже готовясь к пенсии, он обкладывал себя толстыми книжками, чтобы уютно коротать время за привычным пополнением своих базовых знаний. Он всегда любил копаться в библиотеках. И всегда жалел, что когда-то сожгли великую Александрийскую библиотеку. Тогда, видимо, были утеряны многие познания человечества.
И сейчас он, усердно копаясь в пыли одной старинной библиотеки, случайно нашел никому не известную рукопись - легенду об одной троянской женщине. Еще об одной, третьей, троянке, кроме всем уже известных – Елены Прекрасной, из-за которой началась война, и Кассандры, которая предрекла исход этой войны, и которую, в этой непривычной легенде, сожгли еще до падения Трои - а не то что, согласно прежней версии истории, она попала в руки завоевателей, и над нею то ли надругались греки, то ли убила ревнивая жена царя, которому прорицательница попала в плен.