Небо было светло-фиолетовым. Темные и длинные облака застыли на нем, похожие на корабли в заливе Эрвендела.
Деревья, невысокие и коренастые, чем-то напоминающие гномов из легенд, полукругом обрамляли луг. Дальше, насколько хватало глаз, простиралось море из луговой травы и цветов; волна изредка пробегала по нему, задевая чашечки ромашек.
До рассвета оставалось несколько часов.
Она сидела, положив руки на согнутые колени, и глядела вдаль, туда, где предположительно находился другой берег зеленого моря. Именно там должно было взойти солнце, так ненавистное ей в эту минуту. В ладони она держала сорванную травинку и последовательно, отсчитывая мгновения, отрывала от нее кусочки. Как только падал последний, она срывала новую, с которой повторяла то же самое. На земле уже лежало несколько десятков, а может быть, сотен тоненьких зеленых палочек.
Он стоял чуть впереди, так же, как и она, глядя на восток. На том клочке земли, с которого он только что поднялся, не осталось и следа его присутствия. Уйди они сейчас - и случайный путник не узнает, что их было двое.
Она не знала, что сказать. Казалось бы, им не нужны были слова. За все путешествие, полное испытаний и загадок, они редко когда говорили наедине, постоянно находясь в кругу друзей. Они почти не смотрели друг другу в глаза. Они не знали, что делать с нитью, что протянулась от сердца до сердца.
- Ты точно не можешь остаться?
Она скорее почувствовала, чем увидела, как он покачал головой. Ей не нужен был ответ – она и сама знала его. Спросила, чтобы просто что-то сказать, чтобы разрушить давящую тишину холодной майской ночи. Спросила – и сама испугалась звука своего голоса.
Он знал это все заранее. И потому, когда она задала вопрос, не шелохнулся.
«А я не могу уйти с тобой», - промелькнуло в ее голове.
Неожиданно он повернулся.
- Давай потанцуем.
Она с недоумением поглядела на его протянутую ладонь, не понимая, чего он от нее хочет. Они не могли коснуться друг друга – их руки встретили бы пустоту.
Затем она перевела взгляд на его лицо.
К коротеньким зеленым палочкам добавилась одна длинная и толстая.
Ни один хореограф из его мира или балетмейстер из ее не сумел бы определить, что за танец они исполняют, если бы вдруг оказался поблизости. Они кружились, замирали, расходились и сходились, тянули друг к другу руки и отворачивались, тут же вновь встречаясь взглядами. На ее щеках мало-помалу заиграл румянец. Поэт из его мира или менестрель из ее, пожалуй, и смог бы дать их танцу название. Но поблизости не было никого, кроме сонно хлопающей глазами совы и множества кузнечиков, а они не умели писать стихи.
Наконец они остановились. Зеленое море колыхалось, жадно ловя поцелуи ветра. Небо на востоке заалело.
Она поежилась.
- Холодно.
- Майская ночь холодна, - ответил он.
Несколько минут они молчали, не отрывая глаз от розовой полосы, растянувшейся от края до края лесного полукруга. Небо улыбалось, радуясь наступлению нового дня.
- Обними меня.
Удивленный взгляд черных глаз.
- Обними, и нам обоим станет теплее.
Он осторожно протянул руки. Она прильнула к нему, стараясь быть как можно ближе, и все-таки не пройти насквозь.
Тишина таяла вместе с уходящей ночью. Лес зашумел, возвращаясь к жизни.
Она зажмурилась, изо всех сил пытаясь почувствовать тепло под своими руками. Ей казалось, что у нее это непременно получится, - и тогда он не уйдет, и тогда она скажет ему все то, что не смогла раньше. У них будет много времени, чтобы наговориться – целая жизнь. И тысяча майских ночей, чтобы согреть друг друга.
Она почувствовала щекой теплое дыхание…
Ранняя птица проснулась, отряхнулась от объятий сна и подала голос, возвещая миру о своем пробуждении. Ей тут же ответили, и через несколько минут весь лес наполнился птичьим пением.
Она стояла на лугу одна, сжимая в руке пригоршню луговой травы.
Мгновенье назад, далеко-далеко от нее, на планете Земля… он проснулся.