Утро. Давно бодр рассвет и прекратили перебранку крикливые петухи. Клавдия, проводив корову на пастбище, напекла горку оладий и, накормив домашних, вышла на улицу с веником, чтобы возле лавочки подмести шелуху вчерашних бесед.
Не успела до конца прибраться, как появилась Тимофевна с кульком аппетитных семечек. Завязался мимоходом разговор с вопроса «Что новенького?», как будто расстались не накануне вечером, а неделю назад.
- Всю ночь сегодня не могла уснуть, молодёжь под окнами так и гудела, так и гудела, - пожаловалась Клавдии Тимофевна. – То ревматизм замучил. Ничего не помогает.
Внезапно беседу нарушило вмешательство двух котов, которые, взгромоздившись на забор, стали выяснять отношения с таким истошным воплем, что внимание соседок невольно переключилось на непрошеных скандалистов.
- Чьи это? – спросила Тимофевна.
- Один наш, другой – Сенькин. Драчун! Повадился ходить к нам. Но наш-то спуску не даёт. Скоро разбегутся, - объяснила Клавдия.
Так и вышло. Перебранка ещё продолжалась несколько минут, но сведение счётов было отложено на неопределённое время. Соседки присели: Клавдия – отдохнуть, Тимофевна – скрасить семечками время.
Скрипнула калитка напротив. Баба Глаша вышла с пустым ведром, решила набрать воды в колодце. Но, завидев соседок, присоединилась к ним, забыв, зачем шла. Разговор о том о сём продолжался бы долго, если бы баба Глаша, попятившись, не опрокинула ведро. Спохватившись, отправилась к колодцу. Но минут через пять вернулась с пустым ведром. Оказалось, что цепь в колодце оборвалась и ведро утонуло. Это, конечно, была пища для обсуждений: кто и когда повесит новое ведро.
Жертва или спаситель вскоре появился сам. Это был Петро. Он шёл вразвалку, держа в руках пузатый подсолнух с недозревшими семечками. Разговор сразу оживился, переключившись на витиеватое приветствие громогласного мужика в шлёпанцах. Узнав, в чём суть страданий, заверил, что всё «будет путём», и пошёл к колодцу, презентовав подсолнух соседкам.
Солнце стало пригревать сильнее. Через некоторое время появились бабы с вёдрами – пришла пора доить коров. До стойбища путь неблизкий. Часа через два возвратятся с полными вёдрами, закрытыми белой марлей.
Палящий зной достигнет пика, и будет казаться, что даже солнце изнемогает от этого пекла. Ребятня поспешит на речку, чтобы спастись от нестерпимой жары. Улица опустеет, возле лавочки будет трепыхать шелуху от семечек непоседа-ветер…
Вечер. Закат уже облюбовал колыбель для ночлега. Клавдия, уставшая после прополки и поливки огорода, вышла на улицу, присела на лавочку, обмахиваясь платком. Из-за забора выглянула Тимофевна, тоже копошилась на грядках.
- Картошка нынче уродилась, не надо вёдра считать, - похвасталась Клавдия.
- Вёдра… Главное, чтобы не пришлось считать зёрна, - ответила, вздохнув, Тимофевна, присаживаясь на лавочку.
Ничто так не выматывает человека, как работа под палящим солнцем, поэтому так хочется отдохнуть в тенёчке, под свесившимися ветками вишни.
Заслышав голоса Клавдии и Тимофевны, стали собираться и другие соседи: Екатерина, жена Петра, баба Глаша со своим Антипычем, затем появился и сам Петро. Клавдия вынесла две табуретки, потому что места на лавочке уже не хватало. Всех объединила задушевная беседа об урожае, дождях, одним словом, насущных проблемах, под щёлканье семечек.
Прошла Динка в короткой юбке, что послужило поводом для пересудов с ярко выраженным интересом всех присутствующих полов.
- Не холодно же! – воскликнула Тимофевна, кутаясь во фланелевый халат.
- Это ты всё лето мёрзнешь, ещё бы валенки надела! – выдохнул Петро.
Загудели бабы, каждая на свой лад, вспоминая годы юности, перечисляя нехитрые гардеробы своей молодости: от телогреек до капроновых чулок. Динки след уже давно простыл, а «модная» тема продолжала занимать мысли соседей. Но то ли Антипыч плохо разбирался в моде, то ли ему нечем было похвастаться, кроме галош и кирзовых сапог, он решил перевести разговор в другое русло:
- Не слыхали? Говорят Митька вернулся.
- Уже отсидел? Как быстро время летит! – поддержала разговор Клавдия.
- Быстро не быстро, но сейчас хоть можно повидаться, и знают, сколь ждать, - задумчиво произнесла Тимофевна.
Слова старой женщины повисли в воздухе, наступило молчание, когда совпадали мысли и не нужно слов.
Подъехав на велосипеде, нарушил молчание сын Катерины и Петра Иван. Весь в отца – высокий, косая сажень в плечах, осенью его должны забрать в армию…
Будут очень шумные проводы, но не пройдёт и года, как Иван геройски погибнет, когда будут цвести вишни в каждом палисаднике его родной улицы. Потом белый цвет сменится сочно-красными плодами с неповторимым ароматом и вкусом, которые останутся памятью детства на долгие годы…
Раздался треск мотоцикла, который возвестил о возвращении Лексеича с покоса. Рычание старого драндулета было слышно с другого конца улицы. Лексеич лихо подкатил на видавшем виды мотоцикле с люлькой, забитой доверху травой. (Нужно было заготавливать сено на зиму). Он приветливо поздоровался, живо разбросал траву вдоль забора для просушки, после этого присоединился к соседям, которые, угостив семечками, стали наперебой делиться новостями прошедшего дня…
Незабываемый запах свежескошенной травы вытеснит пыль и сделает уступчивым надоедливый зной. Немного погодя опустеет улица. Лишь будет перешёптываться шелуха от семечек, которая завтра станет вчерашней…