Не знаю, сколько прошло времени, пару секунд или целая вечность. Агнешка замерла, слушая моё сердце. Не было никаких лишних движений, она не использовала свой дар, хотя могла бы... А то, что он работал на мне, я уже не раз прочувствовал на своей шкуре.
В душе происходило что-то странное, внутренний голос молчал. Я был предоставлен самому себе. Очередная проверка на прочность. Перестал ли я думать о Наташе в эти минуты? Нет. Она всегда со мною, неотделимая часть души и плоти. Понимала ли это Агнешка? Думаю, что да, потому и не оскорбила меня ни словом, ни движением руки, ни даже взглядом. Она была неповторима своей искренностью в этом порыве.
Я погладил её волосы, усыпанные снегом: белое на огненно-красном... Мои чувства к ней не изменились: безгрешная любовь наполняла моё естество, точно так же я бы приласкал родную сестру или дочь.
- Агнешка, нам пора, нас ждут... - тихо сказал я.
Она оторвалась от моей груди и подняла ко мне удивительно спокойные глаза, из которых буквально струился чистый свет.
- Спасибо, что подарил мне это мгновение, позволил запомнить биение любимого сердца! Теперь я всегда тебя услышу, где бы ты ни был!..
Не совсем понимая, зачем ей это нужно, я принял всё, как должное и только время спустя понял, что это был не только порыв любви. Звук сердца - это отражение твоего неповторимого сигнала во Вселенной. Нам только кажется, что все мы устроены одинаково. Каждая душа излучает свой неповторимый звуковой диапазон. Раскрыв мои "позывные", Агнешка знала, что без труда всегда отыщет меня в любом конце земного шара.
В доме у Варошиных почти не было света. Полумрак, мрамор, зеркала, хрусталь, позолота... кладбищенский холод пробирал до костей. Нет, помещение прекрасно отапливалось, дело было не в температуре по Цельсию, а в моих внутренних ощущениях.
Собаки вновь приняли меня, как родного, и легли у ног, одна по-прежнему ревновала другую, стоило только какую-нибудь погладить, как вторая начинала скулить и огрызаться, требуя к себе внимания. Агнешка обходила животных стороной, она, судя по всему, недолюбливала весь собачий род в целом, как воплощенная, гибкая, свободная кошка.
Когда Варошин привёл Миранду, больше похожую на тень, я почувствовал знакомый запах смерти. Она избрала путь самоуничтожения. Мы переглянулись с Агнешкой, и оба невольно ахнули. На лице у женщины больше не было ни грамма косметики, и внезапно постаревшие черты говорили об адских страданиях, единственным избавлением от которых могло быть лишь расставание с жизнью. Я пытался с нею поговорить, но мои слова отскакивали от этой брони, как горох от стенки. И, как я ни старался её образумить, она оставалась неприступной.
Путь уже предопределён. А когда это так, никакие способности и воздействия уже не работают. Оставалось только приготовить её к переходу. Возможно, в следующей жизни ей больше повезёт, и пережитые теперь страдания, помогут начать новый виток восхождения к свету.
Константин видел, что всё бесполезно. И, в конце концов, позволил ей уйти. Она так толком и не проронила ни слова, не пролила ни слезинки, не выразила ни одной эмоции, всё переживая внутри себя. Миранда споткнулась, уходя, и я попросил разрешения ей помочь.
Взяв её под холодный локоть, я понял, что она больше не примет ни капли утешения. Она закуталась в белый саван смерти, и всё, чего хочет Миранда - это быть рядом со своим мальчиком, и никто не сможет её остановить. Материнская любовь способна вершить чудеса, точно так же, как способна к полному самопожертвованию. Вряд ли этого хотел её сын, так решила она сама и вынесла себе смертный приговор. Привело ли к тому осознание собственных непоправимых ошибок или желание быть рядом с Ромой, я не знаю.
Доведя её до постели, я помог Миранде лечь, укрыл тёплым одеялом. Она была, как мумия, неподвижна в своей фатальной тоске. Прочёл над нею несколько молитв, прося Бога о Милосердии к этой истерзанной душе. Уходя из комнаты, я услышал первое и последнее слово, сказанное Мирандой в этот день:
- Спасибо.
Что я мог ответить?
- Спаси Господь!
Продолжение: http://www.proza.ru/2012/06/15/978