Рано утром я вышел на вокзале города, в котором никогда не был. На улице Усинска минус тридцать и переполненный автобус, надрывно завывая, везет меня в столицу нефтяников. Перекинув ремень сумки через плечо, иду по дороге мимо длинного бетонного забора и вижу на ржавых воротах объявление: Требуются водители.
Небритый мужик открыл ворота и молча посторонился, пропуская меня на территорию. На заваленной снегом площадке стоят автомобили, возле которых копошатся грязные и небритые работяги.
- Кто здесь старший? - спросил я.
Один из стоящих поднял голову и, посмотрев на меня, молча кивнул в сторону вагончика. На аккуратном крыльце стоял молодой парень с сигаретой в руках.
- Здравствуйте! С кем я могу поговорить?
- Заходи, – парень придержал дверь.
Внутри было чисто и тепло, а на столе стоял компьютер и факс.
- Чаю налить? - спросил он.
Я кивнул и через минуту стакан крепкого чифиря был у меня в руках.
- Есть работа? – мне нужно было где-то ночевать и не хотелось терять время.
- Работа есть всегда, но... - парень удивленно смотрел на мою куртку, купленную в Охотном ряду за пятьсот долларов.
На улице просигналила машина, и мы вышли на крыльцо. Новый Land Cruiser 100, мягко поскрипывая накатанным снегом, подъехал к нам, довольно урча мощным дизелем. Тонированное наглухо стекло опустилось, и я увидел мужчину крепкого телосложения. Его тяжелый взгляд пробежался по мне.
- Что нужно? – спросил он.
- Работу! - коротко ответил я.
- Сам разберешься! - бросил он парню. - А сейчас садись! - и черное стекло бесшумно поднялось, спрятав от посторонних взглядов хозяина территории.
Вагончик, где мне определили место, был старым, с наспех сколоченными нарами. На веревках висела одежда, неприятно пахло потом и дешевыми сигаретами.
- Спать будешь здесь! – мужик оторвал голову от грязной подушки и ткнул пальцем на свободное место.
Заправив не первой свежести белье, я лег и закрыл глаза...
Москва по ночам невероятно красива. Тверская залита светом от многочисленных рекламных щитов, а за стеклами ресторанов народ, лениво покуривая, поедает лобстеров и сашими с роллами. Садовое кольцо по ночам свободно и можно проехать по нему, пролетая на скорости Крымский мост и проносясь через туннели. Я любил кататься по ночному городу, ведь только в это время суток можно ехать, а не тащиться по пробкам...
Звонок мобильного вернул меня в действительность и, приподнявшись, я достал из сумки телефон.
- Ты где? – мне нравилось ее слышать. - Я волнуюсь.
- Я буду через месяц. Позвоню тебе! - и выключил телефон.
В помещении я уже был не один. Четверо мужиков молча рассаживались за накрытым газетами столом, где стояла прокоптившаяся кастрюля и лежал нарезанный крупными ломтями черный хлеб. Плотный запах еды, витающий в вагончике, заставлял в очередной раз вспомнить о мамином борще и котлетах.
- Парень! Иди ужинать! – громко сказал кто-то.
Не дожидаясь повторного приглашения, я спрыгнул со второго яруса в дорогие ботинки, купленные в бутике на Тверской.
- Меня Иваном зовут! Бери ложку и не стесняйся! – небритый мужик лет пятидесяти показал на свободное место рядом с собой.
- Алексей! И спасибо за приглашение!
- Ешь и не спасибкай! – угрюмо молвил бородатый.
Скоро я узнал, что зимник, который ни разу в жизни не видел, скоро встанет, а эти люди работают здесь уже пятый месяц и хозяин не платит зарплату.
- Он всем обещает вахту, а через месяц заставляет работать дальше, - рассказывал Иван. – Вот мы и попали все! Жрем тушенку и ролтон, воду для чая берем из батареи.
- Договор подписывали?
- Какой, нахуй, договор! – ударил кулаком по столу Юрий . – Он, блять, бывший мент и с местными бандитами дружит. Попробуй, скажи ему, мигом на вокзале окажешься без копейки.
- А ты уверен, что и через полгода там не окажешься? – вмешался в разговор бородатый Василий. – Вон, Петро с Украины! Проработал столько, а на четвертый месяц за рулем заснул. Смял кабину, капот, радиатор и всю зарплату оставил здесь.
- Было дело! Он плакал здесь, вещи собирая. Проработать полгода и нихуйя не заработать!
- Ты, парень, послушай нашего совета! – сказал Иван. - Беги ты отсюда, пока не поздно!
- Некуда мне бежать. От себя разве бегут...
Мощный Урал жестко потряхивает на стыках заснеженной бетонки. Я ехал вторым, с восторгом разглядывая сменившую тайгу лесотундру. Редкие деревья с уродливо загнутыми верхушками выглядели сказочно, и словно время навсегда остановилось здесь. Сутки назад нас с Иваном отправили в рейс, загрузив каждому по здоровенной хреновине весом в тридцать тонн каждая.
- Бери тушенку, хлеб, воды побольше, - наставлял меня Иван. – В тундре водопроводов нет.
- Снег же есть! – я был очень наивен.
- Где ты его топить станешь? И водки купи побольше.
- Зачем?
- За бутылку тебя любой тракторист вытащит, когда застрянешь.
Выехав из Усинска и проехав двести километров, я увидел столб с надписью Полярный круг, не представляющий географической ценности, но вызвавший у меня дикий приступ восторга. От радости я завопил во все горло и чуть не врезался в остановившийся автопоезд Ивана.
- Глуши мотор!– он открыл дверь моей кабины. - Я чай поставил кипятить!
Чайником служила литровая стеклянная банка, а кипятильником два Спутника, связанные между собой нитками и разделенные спичками. Я знал, что лезвиями для бритья чистят аквариумы и прочие инородные наслоения на поверхности, но то, что они кипятят воду, видел впервые.
- После Харьяги поужинаем и будем спать!
Иван, в отличии от меня, не первый раз ходил на зимник и мне ничего не оставалось, как только слушаться этого не раз битого жизнью человека. Столб с надписью Ненецкий автономный округ уже не вызывал у меня бурных эмоций, а долгожданная Харьяга вообще осталась в стороне. Зато, как по взмаху волшебной палочки, исчезает лес, словно кто-то специально провел именно здесь границу. Темнеет, фары освещают счищенный с трассы снег, образовавший высокие снежные брустверы и кажется, что дорога сейчас вот-вот закончится. Впереди тундра и почти пятьсот километров неизвестного мне зимника...
"...Зимник - это накатанная колея с односторонним движением в полном снежном бездорожье. Водители встречных машин сами решают, кто из них имеет преимущество на дороге. Пустой грузовик, двигающийся навстречу колонне груженных машин, съезжает с зимника в заснеженную целину, и последний проезжающий из колонны выволакивает его на трассу. Существует зимник примерно с декабря по начало мая, а когда в тундре наступит весна и машинами станет невозможно перевозить грузы на буровые, предприятия наймут дорогостоящие вертолеты..."
Утро следующего дня встретило нас великолепной погодой. Я поднял голову и тут же зажмурился от яркого, слепящего солнца. Нестерпимый поток света резал глаза, и его было так много вокруг, что слезы брызнули ручьем. Прикрыв лицо руками, я пытался хоть что-нибудь рассмотреть, но ослепительно белый снег вокруг резал как ножом. Вспоминая научно-популярные фильмы, где эскимосы обходились без очков, я обмотал лицо шарфом и осторожно выглянул в окно. Белая бесконечность уходила вдаль безбрежным океаном, а голубое небо и яркое солнце дополняли красоту, которую не передать словами.
Иван постучал в дверь и удивленно посмотрел на мое замотанное, как у мумии, лицо.
- Пошли завтракать!
На импровизированном столе стояла замершая банка тушенки и буханка черного хлеба. Иван достал бутылку водки и разлил ее в железные кружки.
- Если мы будем ехать только по ночам, то и к весне на базу не вернемся, - зажевывая тушенкой опрокинутый стакан водки, выдал умную мысль Иван.
- Я про очки как-то и не подумал! – оправдывался я.
Только дурак вроде меня мог позволить себе появиться в тундре без очков, где их и взять-то негде!
- Как солнце зайдет, поедем, - сказал Иван и снова стал укладываться спать.
Ехать ночью, при свете фар, удобней, но и вместе с тем сложней. Иван не рассчитал скорость и на коротком, обледенелом подъеме его машину потащило назад, мне же удалось, заранее разогнавшись, подняться в горку. Оставшуюся ночь мы вытаскивали тяжело груженный Урал на пригорок и только с помощью проезжающей колонны машин нам удалось это сделать. Снова наступило утро и приходится ждать темноты. Иван забрал у меня очередную бутылку водки, компенсируя вынужденный простой, и погрузился в спячку. В подрагивающей от постоянно работающего двигателя кабине не спится, и я любуюсь редкими былинками и кустиками на бескрайних снежных просторах. Ослепительно сверкающий на солнце белый пейзаж изредка оживляют пробегающие мимо песцы и приближающийся трактор на болотоходных гусеницах...
Он прет по тундре, не выбирая дороги, и я начинаю понимать, что движется он точно на мою машину. Тракторист, уткнувшийся в свои рычаги, даже не думает сворачивать, и я уже приготовился выпрыгивать из теплой кабины. Но трактор зарывается в снежный бархан и останавливается, не доехав до меня какие-то десять метров. С облегчением перевожу дыхание и подхожу, чтобы понять, что с трактористом. Но тот крепко спит, пуская сопливые пузыри, а на полу кабины валяются пустые бутылки из-под водки и очки. Еще раз трясу пьяного тракториста, но тот даже не думает просыпаться.
Местная шоферня знает зимник как свои пять пальцев и носится по тундре в любую погоду. Наши машины с невероятно тяжелым для этих дорог грузом мешают работе мужиков, которые приехали сюда со всей России на заработки, и на каждом подъеме за нами скапливается огромная колонна грузовиков. Ругаясь и кляня тех, кто послал нас в этот рейс, мужики все же помогают нам, и мы с Иваном по очереди выбираемся на очередной подъем.
- Как бы в пургу не попасть! – Иван бодро закусывал консервами мою еще одну бутылку водки.
- Ты что, метеосводку слушал? – рассмеялся я.
- Ногу тянет, пурга будет! – не обращая внимания на мой недоверчивый тон, продолжил Иван.
К вечеру едва заметная снежная поземка начинает стелиться над дорогой, образовывая на неровностях переметы снега. Еще немного и сильный ветер начинает поднимать в воздух снежные массы, и я понимаю, что мне сейчас повезет увидеть настоящую пургу. Снег летит настолько плотно, что я порой не вижу дороги, и только красный свет габаритных огней впереди идущего прицепа помогают не слететь в тундру. Колею переметает полностью и пробиваться сквозь снежную стену становиться все тяжелее. Иван спешит, пытаясь добраться до стоянки, чтобы не остаться одним в стихии, которая может продолжаться не один день. Неожиданно его прицеп сваливается с дороги и ложится на бок.
- Писдец! - выругался я, смутно догадываясь, какие проблемы мы огребли.
Сквозь снежную завесу и сильный ветер пробивается Иван и залезает в кабину.
- Поворот срезал, вот и завалило, - Ивану неудобно передо мной, ведь он уже не раз ходил на зимник в отличие от меня.
По зеркалам ударил ослепительный свет, и колонна бензовозов остановилась, догнав нас уже в третий раз.
- Придется груз бросать, - мужики немного нервничали из-за возникшей проблемы. - Иначе машину на трассу не поставить.
- Парни, езжайте, мы тут сами разберемся, - сказал я, понимая, что быстро нашу проблему не решить.
- Я с ними! Можно? – Иван смотрел на меня просящими глазами.
Колонна скрылась в снежной буре. Я включил свет в кабине, достал банку тушенки, хлеб и бутылку водки. За окном выла уже не пурга, а целый ураган. Рев ветра смешивался с шумом бьющего по кабине снега, и было реально жутковато от взбесившейся стихии. Я впервые в своей жизни видел подобное и только одна мысль сверлила мозг: «Господи! Лишь бы мотор не заглох!». В кабине Урала заметно похолодало от задувающего в щели холодного ветра, но водка быстро согрела меня, и от выпитого стакана стало легче. Я лег на масляный радиатор, размещенный на полу, и закутался в старый, промасленный бушлат, оставленным мне в наследство прежним вдителем.
Третьи сутки пурга не давала возможности высунуть нос из относительно теплой кабины. Вспоминая все молитвы, я шептал их утром и вечером, не допуская даже мысли о том, что будет со мной, если заглохнет двигатель. Закончилась вода, и приходилось выползать на улицу, чтобы набрать снег в банку, которая заменяла мне чайник. Естественную нужду я справлял в огромной трубе, которую загрузили мне неделю назад, и которая от сильного ветра выла и раскачивала прицеп вместе с автомашиной. Дизельный мотор ярославского завода спокойно урчал, потряхивая оборотами коленчатого вала и внушая спокойствие. Делать было нечего и, периодически закусывая водку поднадоевшей тушенкой, я спал, иногда просыпаясь от звуков бушующей за окном стихии.
Проснувшись от оглушительной тишины и едва открыв глаза, я тут же зажмурился и потянулся за очками, которые оставил мне в подарок пьяный спящий тракторист. От яркого солнца тундра переливалась всеми красками, и белый песец удивленно смотрел в мою сторону черными бусинками глаз. Потянув за ручку, я открыл дверь и радостно вывалился из кабины. С наслаждением потянувшись, прошелся по сугробам в надежде, что песец еще хоть немного позволит полюбоваться его красотой, но хищное животное, напоминающее лисицу, быстро убежало, едва увидев мое небритое лицо. После трех суток бушующей пурги все вокруг оживало, а майское солнце начинало едва заметно пригревать, обещая скорый приход весны.
Мимо меня пронеслась колонна бензовозов, а за ними мощные трубовозы приветственно взвыли своими сигналами. Попинав колеса и подождав, не покажется ли еще кто-то сзади, я сел в ставшую мне родной кабину, и медленно тронулся. Дизель довольно зарокотал, соскучившись по оборотам и машина, мягко покачиваясь под весом огромной и вызывающей уважение у водителей «железякой», тронулась, подчиняясь каждому моему желанию. Иван, бросив машину и груз, уехал с колонной, и теперь я штурмовал подъемы в одиночку, научившись вовремя дергать нужные рычаги пониженной и повышенной скорости, блокировки и уровня давления колес. Но не всегда мне удавалось с ходу побеждать затяжные горки, и тогда приходили на выручку водители, уже знавшие меня по имени.
- Леха, ты что здесь потерял! - удивлялись они. – В Москве не сиделось! На романтику потянуло!
Бескрайняя равнина раскинувшейся тундры беспредельна, словно морская гладь, и теряется в голубеющей туманной дали. Каково же было мое удивление, когда я увидел идущего по дороге человека, а вокруг не было домов, леса, машин и даже оленей с нартами. А он шел, одетый в меховую малицу, небогато расцвеченную узорами и почти не имеющую украшения. На ногах легкие пимы из камуса с традиционным орнаментом, украшенные меховыми полосками и разноцветными ленточками, а на голове шапка, мягкая и мастерски разукрашенная. Коренной житель тундры был невероятно красив в своей строгости и монументальности и я остановился рядом.
- Здравствуй, человек! – радостно высунулся я из окна своего грузовика.
- Нани-торова! – слышу я в ответ.
Плоское, исполосованное морщинами коричневое лицо, узкие губы, густая бородка и внимательный взгляд вызывали во мне почтительное уважение.
- Ты куда идешь?
- Идешь? Оленя ищу! Не видел? – выдерживая паузу, отвечает ненец.
- Нет, не видел.
- Не видел. А ты куда едешь?
- На Варандей!
Я был рад общению с этим оленеводом и с удовольствием попросился бы к нему в гости, но нужно было ехать дальше.
- До свидания, брат!
- Лакамбой! – и он махнул мне рукой.
Немного проехав, я увидел высокий чум, покрытый сверху брезентом. Размещался он на небольшой площадке, очищенной от снега. Стояли, потряхивая ветвистыми рогами, олени, и ненка, в таком же живописном наряде, развешивала на веревках постиранную одежду. Удивительные, не испорченные цивилизацие, люди!
Полярная ночь ложилась на тундру и на очередном подъеме я снова встал,перекрыв дорогу. Подъехавшая за мной колонна машин с номерами ненецкого округа остановилась, и четверо небритых мужиков подошли ко мне.
- Слушай, парень, заебал ты уже всех тут, - по всей видимости, это был самый старший. - Ты понимаешь, что мешаешь нам работать?
То, что мешаю обычному ритму движения, я догадывался уже давно, но таким тоном со мной еще никто не разговаривал.
- Знаю, - ответил я, продолжая посыпать дорогу цементом.
Я давно мог бы бросить этот груз вместе с машиной и уехать домой с первой колонной, но это противоречило моим принципам. Поступив так, я перестал бы уважать себя и смысл нахождения здесь, в этом богом забытом месте, сводился бы к нулю. Но эти четверо были настроены очень недоброжелательно.
- Послушай, парень! Сейчас ты заведешь свой Урал и скатишь его в тундру! А мы довезем тебя до Баренцева моря, - мужик заржал, довольный своей шуткой.
- Парни, помогите лучше выехать! А наверху я пропущу вас, - делая вид, что не замечаю их агрессии, я пытался разрядить ситуацию.
Но эти рыбоеды были далеко не похожи на тех, с кем мне пришлось повстречаться здесь, на зимнике, и я услышал звук, который отличу от любого другого из тысячи. Парень держал ружье и зрачки стволов вертикалки холодно смотрели на меня, завораживая взгляд. В моей жизни были ситуации и посложней, но здесь я реально напрягся.
- Садись в машину и съезжай с дороги, - скомандовал старший. - Иначе мы сами столкнем ее.
- Я так сильно мешаю вам? – спокойно отвечаю, хотя по моей спине струится холодный пот.
Этим уродам несложно разнести мою голову одним выстрелом и бросить труп здесь же, в сугробе. А весной мое тело обглодают те же песцы и от меня ничего не останется.
- Ну что надумал? – парень с ружьем подал голос. - Или жить не хочешь?
- Хочу! Но машину сбрасывать не стану, так что можете валить меня, – я немного стал приходить в себя.
И тут послышался шум двигателей. Колонна бензовозов, еще недавно сигналивших мне, возвращалась обратно. Водители повыпрыгивали из своих машин и начали дружно посыпать дорогу, помогая мне въехать на подъем.
- Впереди горок больше не будет, - весело сказал усатый бригадир. – Тащи свою трубу спокойно, а к вечеру будешь на месте.
Медынско-Варандейский участок, расположенный в юго-восточной части Баренцева моря, встретил меня обычной рабочей суетой.
- Куда мне ехать на выгрузку? – спросил я у рабочего в каске.
- Езжай на площадку, - ответил он, как-то странно глядя на меня.
Тяжелый кран легко снял изрядно поднадоевший мне груз, и я зашел в красный вагончик, чтобы подписать документы.
- Здравствуйте! Кто подпишет накладную? – но тут я увидел зеркало и свое отражение в нем.
Десять суток, проведенных в машине, сильно изменили мою внешность. Борода рыжего цвета обрамляла мое черное от копоти лицо и меня не узнала бы даже мама. Но народ равнодушно посмотрел на меня и снова склонился над столами с бумагами. «Видимо, к таким рожам здесь уже привыкли», - подумал я.
- Что у вас? – ко мне подошла очень красивая женщина.
В тот момент я считал бы красивой даже дохлую верблюдицу, настолько я отвык от нормальных людей, и в частности от женщин.
- Металлическая труба в рулоне. Развертка или как она там называется, - в этот момент все, кто был в вагончике, подняли головы и с удивлением стали разглядывать меня.
Впервые за последние десять суток я сидел за обеденным столом. Мне принесли наивкуснейший украинский борщ, замечательные котлеты по-киевски с макаронами и чудесный сладкий компот. Столовая ИТР, куда распорядился проводить меня начальник участка, была очень домашней и уютной, и я сидел за столом, рассматривая людей. Кто-то разговаривал по телефону, кто-то просто ел, но все они улыбались и выглядели очень счастливыми людьми. Иногда поглядывали на меня и о чем-то говорили между собой. «Странно, - думал я – вроде лицо и руки отмыл и даже побрился».
К моему столику подошел мужчина.
- Разрешите?
- Да, конечно, – ответил я.
- Алексей, – улыбнувшись, представился он.
«Странно, - подумал я, - здесь принято знакомиться со всеми, кто оказался за одним столиком»
- Очень приятно! И я Алексей, - привстав, пожал его руку.
- Наслышаны о вас! – он улыбнувшись.
- Мне казалось, что в тундре нет радио, - жуя волшебную котлету, сказал я.
- Вы хоть знаете, что привезли?
- Железяку какую-то, - не задумываясь, ответил я, хотя уже знал из рассказа стропальщиков, что это такое.
Алексей засмеялся.
- На Варандей еще никто не доставлял автотранспортом вертикальные резервуары такого объема. Обычно их сбрасывают на снег, как только заканчиваются дороги и начинается зимник. Вы, Алексей, первый, кто сделал это.
Из его рассказа я узнал, что перевозчику предлагалось доставить груз до Варандея за хорошие деньги. Погрузившись в Усинске, водители по бетонке доезжали до зимника, а там машины либо ломались, либо опрокидывались. Заказчик цеплял груз и своим трактором, волоком по тундре, волок до места назначения. Деньги, соответственно, никому не выплачивались.
Обратная дорога казалась автобаном. Я не снимал ногу с педали газа даже на больших проталинах и уже через одиннадцать часов был на базе. Хозяйский крузак стоял у вагончика, и я постучал в дверь.
- Заходи! - раздался голос.
- Здравствуйте! – я вошел в теплое помещение.
Мордастый хозяин этой лавочки сидел за столом и молча смотрел на меня.
- Прошел месяц и я хотел бы получить свои деньги.
- Алексей, ты хорошо работаешь. Может, еще на месяц останешься?
Подобного предложения я ждал, зная со слов работяг, что денег он никому не выплачивает, предлагая остаться еще на какой-то срок.
- Спасибо, но я сегодня уезжаю.
- Подумай, - его угрожающий тон заставил бы поежиться любого на моем месте. - Могу предложить должность механика.
- Я уже ответил. Зайду через пятнадцать минут.
Переодевшись и собрав вещи, я стоял у тонированного внедорожника. Но не все так просто было на территории этого барыги, почти всегда кидающего мужиков на зарплату.
- Алексей, зайди к нам! – вышел на крыльцо вагончика Дима.
- Передай шефу, что я здесь подожду!
И он вышел сам.
- Послушай, Алексей! Я здесь решаю все и у меня есть одно правило - не платить! Но ты нравишься мне, и поэтому я с тобой разговариваю. Так вот, или ты остаешься, или уходишь без денег, - предложение было сделано жестко и доходчиво.
- А теперь ты послушай! - я прошел хорошую школу, и грамотно мурчать еще не разучился. - Я не из Москвы, как ты мог подумать. И в республике знаком со многими людьми, в том числе и очень уважаемыми. И для начала я возьму вон тот лом и расхуйярю твой кукурузник. А потом найду того, кто смотрит за городом, и объясню ему, кто я и кто ты!
В купе поезда Воркута - Москва было тепло. Я поднялся на верхнюю полку и достал телефон. К моему удивлению МТС давало возможность звонить даже далеко за городом, и я набрал ее номер.
- Але, але! Я не слышу тебя! - Танин голос по-прежнему волновал меня...