42. Энтузиасты воздухоплавания

Максим Москва
     Попутно с постройкой самолета, для собственного совершенства он уже изучал теорию полета и пилотирования. Инструкцией по пилотированию служило то же самое предание, написанное своими предками - утвержденное прабабушкой руководство, с помощью которого она еще в девятнадцатом веке совершила с глубочайшими авиационными познаниями свою фигуру высшего пилотажа. Все рассчитала единым порывом – и возможности здоровья своего летательного аппарата, и надежную слаженность двухтурбинного двигателя. Великое мужество надо было иметь, чтобы еще в девятнадцатом веке сделать такое крутое и опаснейшее пике: рассчитать запас собственных сил, перенести сильнейшую перегрузку, а затем, взвиваясь вверх, салютовать небесному пространству очередью из дюжины здоровых пуль и, перегоняя свои взрывающиеся разноцветными огнями пули, по пути настигнув журавля, уйти еще выше, и уже на недосягаемой высоте превратиться в единую звезду - стать самым ярким светилом на разноцветном детском небосклоне. Тут двигателям нужно было очень правильно взаимодействовать, не подводить спаренному двигателю самого себя - довериться бесконечно своей половинке, и, в свою очередь, очень ответственно отнестись к доверию с другой стороны. И экономическую сторону дела рассчитала в два счета мудрая боевая женщина - а не то что нынешние технически экипированные специалисты с высшими образованиями. Прекрасно понимала, что для большей скорости и дальности полета стрелы требуется максимально оттянуть тетиву, также как для весомого удара саблей или броска гранаты требуется максимально оттянуть руку назад, чтобы добиться наибольшего экономического эффекта от оружия. Простая трудовая практика удара - как крестьянский замах топором при колке дров, только примененная к своей жизни. Казалось бы, очень рисковый шаг совершила отчаянная прабабушка. Но с помощью этого надежного военного и рабочего приема в каждом нормальном крестьянском дворе лежат тысячи поленьев, как подтверждение правильности и справедливости, как неизбежность результата это принципа, если правильно следовать ему.
     Вот такие уже в девятнадцатом веке были небесно грамотные предки Ивана Яковлевича! Поэтому и перенял этот прием себе на вооружение мудрый не по годам Иван Яковлевич. И его рабочим принципом стало такое надежное деяние своих прадедов. И эта траектория полета по простому бабушкиному счету «раз-два» – от исходного земного положения и до абсолютного нуля общественного статуса (раз!) и от нуля и до максимальной человеческой высоты (два!), увеличенной разгоном отречения от всего во имя любви, собственными силами и верой, стала еще одним любимым расстоянием Ивана Яковлевича.
   
     И еще Иван Яковлевич, кроме боевой подготовки, кроме изготовления бомбы и постройки самолета, изучения инструкции по пилотированию, занимался изучением вражеских языков – осваивал общие понятия, на которых можно будет переговариваться с вероятным противником. Начал брать уроки у отца по зарубежным языкам, ходить с толстым словарем иностранных слов. Хотя бы несколько вражеских слов ему следовало знать, чтобы он мог спросить, как зовут врага, когда он родился, какая у него фамилия, то есть семья, и какое сейчас время тикает на вражеских часах. И о себе позаботиться с помощью того же врага, интересуясь, где находится на вражеской земле хорошее ближайшее кафе, чтобы позавтракать перед боем или где стоит уютная гостиница, чтобы переночевать, и даже, если хватит словарного запаса, полюбопытствовать, есть ли там душ, чтобы можно было ополоснуться после жаркого боя с ними.
     Изучал он вражеские языки, но без особого успеха, - и этим самым еще раз подтвердилось то, что он все-таки произошел от родного отца, также постоянно забывающего иностранные языки в виду их постоянного неупотребления.
     И поэтому решил Иван Яковлевич, что будет по ходу жизни разбираться с языками, - пусть противник только встретится, а далее выяснится, на каком языке они будут вести переговоры. И бросил заниматься этим долгим и упорным, но быстро забываемым делом - если только человек не родился с этим языком, или не ознакомился с языками в молодые годы, примерно до двенадцати лет…
   
     А для наступления по двум стратегическим направлениям ему пришлось нарушить международную договоренность о запрещении клонирования человека. Но сверху, ответственные службы по безопасности страны, не воспрепятствовали: почувствовали и поверили, что знает, видимо, малый свое дело, уверен в своих способностях, коль так уверено взялся за это небезопасное дело. И поэтому члены Международной конвенции по клонированию даже ни о чем не догадывались - настолько засекретили его операцию. И пожарным, то и дело наведывающимся из ближайшей «пожарки» с претензиями пожарной безопасности, когда водка в самом разгаре дежурства у них кончалась, соответствующие надзорные органы хвосты прижали – чтобы не совали свои шланги, куда не следует. Поэтому даже на такую - обычную в подобных случаях - противопожарную отмазку не пришлось Ивану Яковлевичу потратиться и раскрываться перед случайными, никакого отношения к его делу не имеющими людьми.
      А затем собственно произвели и операцию. Операцию по собственному клонированию делал сам. Правда, отца попросил стать ассистентом. Делал качественным немецким медицинским инструментом, - все как по науке положено произвел операционные стадии – стерильные условия, мания величия с возрастными переломными изменениями голоса, трепанация черепа, раздвоение личности. А затем прочие необходимые дополнительные операции, как-то прикрепление новых ног новому клону, кронштейна к спине и стальной резьбы на шее. Дополнительные запчасти предварительно были заказаны из Германии – еще одна пара дюралевых ног, кронштейн, и стальная резьба на шею последней версии выпуска, с металлическими голосовыми связками - что ровно в срок и прибыло почтовой посылкой из аккуратно выстриженной западной страны.
     Но не все запчасти пригодилось. Небесной его части не понадобились тяжелые металлические детали. И пришлось оставить их земному клону себе как двойной запас.
     Так разделился он и создал земную и воздушную свои копии.
     Наземная военная часть продолжала тренироваться по сухопутному плану - продолжала маршировать на плацу, подтягивалась на турнике, отжималась, тягала гири, обучалась всевозможным приемам с оружием. А также совершала ежедневные стокилометровые побежки с бегущими по разным направлениям энтузиастами легкой атлетики. Бегал земной клон Ивана Яковлевича до кровавых мозолей опухших дюралевых ног, не лезущих в фирменные кроссовки и сильных потертостей во всей паховой своей области, от трущихся железных частей его собственного организма.
     А военно-воздушная часть отправилась осваивать полеты на истребителе-штурмовике…
   
     Такое вот в самых общих чертах, с такими моральными стимулами и реальными причинами было делание ужасного для врага истребителя-штурмовика. И очень крупных успехов добивался в авиастроении Иван Яковлевич. Большого совершенства достигал он в самосовершенствовании и пилотировании, в ратном и матном деле.
     И уже его заметили специалисты в этих областях – и стали заманивать, предлагать ему деловые встречи: мол, у них тоже есть успехи, также имеются летательные аппараты, тоже построенные по старинным технологиям, которые достались им также по их наследству, которые они достали из своих запыленных чердаков и чуланов. Начали навещать курьеры, засыпать его почтовый ящик лестными взаимовыгодными предложениями. Призывали вступить в общество авиалюбителей, описывали обоюдную коммерческую выгоду, рекламные проспекты всучивали ему в руки, убеждали, как хорошо с ними быть навигатором, как замечательно всем дружным скопом осваивать новые небесные пространства. Призывали вступить в партию, участвовать в прениях и дискуссиях, найти общие знаменатели, призывали устранить разноголосицу взглядов на авиационное будущее страны.
     В общем, предлагали обсудить широкий спектр вопросов. В программке обсуждений даже сами энтузиасты воздушного полета выставлялись на обсуждение - как интересная тема «Бесконечные загадки небесного человека». Даже своим мужским уже не требовалось жертвовать ради всех этих открывающихся перед новым приглашаемым в их общество членом – разве что только надо было сдавать ежемесячные членские взносы.
     И доставать начали его энтузиасты воздухоплавания, начали даже отвлекать от дела. Но воспитанно-сдержанный по материнской линии и природно-стеснительный от отца Иван Яковлевич всегда очень вежливо отказывался. А так как времени у него было в обрез, то поэтому всегда объяснялся кратко - всего лишь веером рассылался одновременно по всем адресатам одной недоуменной строчкой: «А на фига козе баян?!»
     Отказывался не оттого, что он был слишком занят и не по причине недружелюбия или своей склонности к самостоятельности. Знал Иван Яковлевич, что даже пожелай он, то все равно никак не попадет в предлагаемый славный кружок единомышленников. То споткнется и растянется в подвернувшейся луже в новом пиджаке, то поскользнется на банановой кожуре и вывихнет ногу, то, торопясь на точно назначенную встречу, зальет горячим кофе белую выглаженную рубашку и опоздает. Пожелай он попасть на важное собрание, то всегда найдется, как будто кем-то брошенная с неба, какая-нибудь подлость, неожиданная причина, препятствующая этому его общественному мероприятию.
     Да и попадись он, минуя чудесные препятствия, на уважаемое собрание поклонников и энтузиастов раритетного воздухоплавания, проку было бы очень мало от его появления на уважаемых людях. Не сдержался бы, все-таки, он, тоже импульсивный временами косвенный чапаевский земляк. Так как не был бы доволен он результатами небесных бесед, то потерял бы он свое лицо в конструктивной беседе о небесном полете и летательных устройствах и приспособлениях.
     Знал он, построивший свой такой безупречный истребитель и уже опробовавший неоднократно в полете, что начали бы оспаривать его неоспоримые достижения в обязательных прениях. Им, энтузиастам, «казалось» бы, что летать человеку невозможно, так как с их научной точки зрения невозможен полет тела тяжелее воздуха. Эти оспаривания были невыносимы, нестерпимы для него, так же, как если бы кто-то начал оспаривать существование предметов, находящихся в кармане у Ивана Яковлевича, который щупает их в это время своими собственными руками. Не поверили бы его полету – с тем же равным значением, как и настоящим предметам в его кармане.
     А кедровые шишки и другие, неизвестно откуда берущиеся, странные предметы, которые сыпятся на каждого любителя авиационного моделирования - это всего лишь случайные недоразумения, в лучшем случае - необъяснимые чудеса. И даже серьезные бомбы, падающие на их твердые костяные головы - это «тайна сия велика есть», говорящие о слабом их знании и представлении собственной личной природе, а не то что законов безграничной во всем природы. И свои темные заблуждения гордо не по своему чину определяющие как «неисповедимые пути господни».
     Ушел бы он раньше времени из уважаемого собрания бездельников с жалкими моделями, доставшимися им по наследству от своих невысоких дедов. Покинул бы без сожаления владельцев таких небесных устройств, не могущих с высоты таких своих предков броситься вниз, так как они и так уж находятся на слишком близком расстоянии от земли, чтобы пикировать и полететь со своих невысоких гнезд на слабых своих или совсем отсутствующих крыльях. Не стал бы тратить напрасно слова с народом, не понимающим даже принципов существования уличного воробья, а не то что такой серьезной птицы, как превосходный истребитель Ивана Яковлевича.
     Называли бы свою темную дремучесть «тайнами вселенной», которые разгадать уготовал им создатель этой вселенной. Как будто круглосуточно дежурящему в своей круглой будке с бесконечным числом стенок, раздающему хлеб во все стороны нечем больше заниматься, как запутывать великими тайнами бедных людей! - и так уже с самого рождения находящихся в дремучей темноте своего невежества, которое они только приумножили, доставшееся им как родовое наследие от предыдущих невежественных поколений, одаренных своей «тайной».
     Можно подумать, что такими мудреными путями они ходят в своих дремучих чащобах, что никакой лесник не сможет разобраться, на какой болотной кочке они споткнулись и на какой муравейник они садились отдыхать! Как будто невозможно угадать круговой путь их заблуждений! Как будто нет выхода из их дремучести и нет возможности вывести их из собственного темного леса! Такую уж они загадку представляли для охотника самой средней руки, как зайцы, гоняющие свои плоские круги! Не видящие, что находятся на самом деле в спасительном, хотя и страшном поначалу лесу, не замечающие вертикальности строения пространства, которое переходит в небо над головой. Такие уж неисповедимые пути – эти заячьи петляния по зимнему снегу, даже для самого малого охотника! Такие уж загадочные белые пятна эти «пути» выписывают неровные с большими стандартами по отклонения ноги, к тому же плохо дружащие с искривленной, плохо посаженной головой на левую петлю головой!
     А разница их взглядов могла бы проясниться в мгновенье, если бы у каждого хватило чуть грамотности, и каждый написал самую искреннее техническое описание и инструкцию по его использованию своего летательного предлагаемого аппарата каждого.
     И увидели бы не только разницу, но и, что более важно, много общего между всеми летательными аппаратами, и самую глубокую родственность бы всем обнаружили вдруг между собой сами энтузиасты и все остальные люди – очень глубокие общие принципы устройства каждого отдельного человека и не менее единые принципы небесного полета.
     И написали бы очень честно о себе, как о человеке, в меру своего таланта и по мере своего величия, то увидели бы много буквальной правды и символов, и прозрачного предвидения своей жизни. Много бы увидели общего с самой главной христианской книгой, и мало бы у них осталось выдуманной аллегории в этой книге, во всем увидели бы смысл, во всех примерах, взятых из своей настоящей жизни.
     А какие тайны может скрывать Вселенная, которая всегда прозрачная - как брильянт, сверкающий на груди его утренней невесты?
     Поэтому и не мог попасть, и не хотел попадать, на такие небесные диспуты Иван Яковлевич. И он ничем бы не смог помочь своим возможным коллегам по интересу, так как лишь каждый сам сможет постичь в некоторой мере смысл своей жизни и увидеть свое будущее. И по мере уяснения собственной инструкции, принять собственное решение, которое на самом деле есть согласие, принятие, с той или иной смиренностью, того, что называется настоящей судьбой.
     Но они, любители почесать о, невидимую и неощущаемую ими, небесную высь языки, все равно не унимались, доставали его до самого конца так срочно сжатого кредитного графика процесса изготовления его чудо-оружия.
     А однажды даже американский госсекретарь Кондолиза Райс заходила к нему с интересным коммерческим предложением - отняла несколько секунд драгоценного военного времени у занятого важным делом человека. Предлагала Кондолиза на хорошо известном ей еще со времен «холодной» войны русском языке штурманскую кнопку на его самолет - пластмассовую, большую и красную. И совсем не за дорого от настоящей авиационной цены предлагала - выдавала свою кнопку за качественный западный продукт. Чуть было не задумался покупатель над лестным предложением высокопоставленного лица - сэкономить хотелось время и деньги на собственноручном изготовлении этой детали. Но заметил вдруг вовремя бирку со знакомыми до боли буквами, с самым родными для всех живущих на белом свете грамотными китайскими иероглифами «МАДЕ ИН ЧИНА». И отказался, сразу же понял - пронырливая баба «фуфло толкала» ему. Хотела перед уходом на пенсию нечестно подзаработать на не слабом бюджете, которое под такие большие проценты выдали должнику. «Видимо и граната холостая была рук ее дело» - мелькнуло у Ивана Яковлевича, но не стал он бездоказательно обвинять нерусскую и не русую холостую женщину в своей неудавшейся первой атаке.
     Так и штурманскую кнопку для сброса бомбы пришлось изготавливать самому. Поковырялся в инструментах, в ящиках мозгов и груди, и сам слепил этот пустяк – обычную кнопку для сброса атомной бомбы…

     Но кое-какая польза была от свидания с Кондолизой. Иван Яковлевич, теперь опасаясь нечестного обмана со стороны поставщиков, застраховал на крупную сумму свои военные изделия; атомную бомбу застраховал от осечки, а истребитель – от падения, от сбивания и от других непредвиденных аварийных случаев, которые могут произойти в жаркой военной обстановке. И экипаж, то есть себя, он тоже застраховал от несчастного случая в бою.