Но не все гости, посетившие его военный завод, вызвали у него раздражение и оставили неблагоприятное впечатление. Согласно военному положению, здесь также проходила линия фронта, и к нему, на его передовую линию, то и дело пытались попасть с разными концертами разные творческие люди и коллективы. Но он чаще всего отмахивался от них, ссылаясь на свою чрезвычайную занятость.
И однажды прибыла на его фронт с концертом эстрадная группа «Фабрика», к которой Иван Яковлевич заочно относился не совсем благожелательно, из-за их видимого телевизионного легкомыслия. Но поскольку его не предупредили, то он вдруг столкнулся на территории собственного военного завода с девичьей группой «Фабрика». И вдруг понял Иван Яковлевич, как он ошибался в своем мнении относительно военной девичьей группы с самым мирным названием «Фабрика», увидев милые худенькие лица, самых приятных в общении, и скромных, и самостоятельно водящих свои не самые дорогие иномарки по московским дорогам и пробкам простых девушек. И не стал рассаживаться своими боевыми воздушными и сухопутными частями на зрительские концертные кресла. Только искренне поблагодарил и сразу честно признался, что их прекрасный концерт удался на славу. Не стал занимать не только свое, но постеснялся потратить даже их время - драгоценное военное время летающей боевой группы «Фабрика». Не стал даже, ввиду плотной занятости трудового их графика, спрашивать у них автограф и фотографироваться рядом с ними.
Вот так однажды пришлось Ивану Яковлевичу случайно встретиться с эстрадной группой «Фабрика», к которой он всегда относился не совсем с положительным предубеждением. Но когда увидел их живьем, то кроме аскетичных худеньких милых девушек, без всякого московского или провинциального снобизма самостоятельно катающихся на своих не самых дорогих иномарках, не увидел в них ничего кроме сурового аскетизма.
И еще только подумал, когда они - легкая изящная военно-воздушная тройка, удалились, что если бы фотографии этих девушек разместить в помощь рядом с измученной уставшей скорбной девой, висевшей на покрытых тусклой позолотой стенках уютных особнячков летательных учебных заведений, то гораздо бы повысился процент успешных по настоящему летающих выпускников этих изнутри сальными свечами коптившихся заведений.
Потому что ничего, кроме аскезы, кроме ломовой, но филигранной работы, как на самой настоящей хорошей фабрике, кроме ежедневного поста, простоты и душевности, ничего дурного не сумел заметить алмазный глаз Ивана Яковлевича в этих замечательных девушках.
И если бы многим небесным командирам взять такого аскетизма и такого отношения к своей военной работе, то дела бы у местных церквей были бы не столь скучны и безнадежны.
Церкви, которые занимаются теми же шоу, ничем не отличаются от группы «Фабрика» и других поп-групп. Только шоу у них, как звенья железной цепи, повторяется из года в год, из тысячелетия в тысячелетие без особых изменений. А изменение сценария этого начинавшего выходить из моды шоу всегда сопровождаются большими братскими разборками друг с другом, изгнаниями и сожжениями, всякими разрывами, расколами и отречениями. Что обычно происходит при разрыве железной цепи, и при разрыве связи времен. И то, если бы группа «Фабрика» пела в церкви, то куда была бы большая храмовая посещаемость, аншлаги были бы каждый день от самых необходимого возраста прихожан, так необходимых храмам, и кассы были бы в большом доходе, и монахи бы не позорились, занимались бы своим делом, а не занимались коммерцией, как это делается, к примеру, в Троице-Сергиевской лавре или Ново-Иерусалимском монастыре. Да и в других монастырях коммерческая картина, пожалуй, не лучше. Беда была бы больше в том, что как бы сами же монахи не начинали бы совращать этих девушек, освобожденные от своей бутафорской и коммерческой деятельности. Вместо того чтобы, наконец, благодаря «Фабрике» освободившись от мирского, начать заниматься своими молитвами и своим военным трудом священника.
И прихожане особо бы не думали слишком приниженно, слушая прекрасные молитвы от таких прекрасных преданных своему делу девушек – думали они бы о том же на службах, как и в том случае, когда поют любые девушки из церковного хора, о боге и человеческом призвании, и человеческом страдании. И даже думали бы более сосредоточенно, может быть пораженные тем, что такая распущенная, по их мнению группа, живые лица которой они никогда не видели, кроме как по телевизору, и которая вдруг оказалась поющей церковные молитвы в церковном хоре. Совсем по другому тогда посмотрели бы на себя, глядя на поющую «распущенную» группу, и по другому, по более живому подумали бы о Боге.
Прихожан проняло бы, увидев прекрасные аскетичные лица девушек, работающих так над собой. Прихожане бы думали, что самом деле что-то в мире произошло в сторону его улучшения, подумали бы что, наверное, Бог действительно есть, коль уж даже распущенная, по их личному мнению, группа «Фабрика» вдруг начала петь в церковном хоре.
Прихожане удивились бы, увидев вместо менее качественных артистов, равнодушно жующих жевательные резинки певцов из местного музыкального училища, подрабатывающих на клиросе, которые даже не мечтают пройти кастинг, который прошли девушки группы «Фабрика», и к репертуару которой так равнодушен, на самом деле, Иван Яковлевич, увидев в этой группе, кроме красивых следящих за собой девушек, еще лишь правильное отношение к своему делу и которое было бы неплохо применить в любом другом общественном деле.
И если бы нашелся какой-то уж слишком дотошный прихожанин, разместившись где-нибудь под иконой святой Марии Магдалены, начал бы придираться, отталкиваясь почему-то от их телевизионного, не самого плохого по сравнению с некоторыми другими, образа и принялся бы выискивать в блестящих глазах поющих девушек какие-то соринки, или рассматривать какие-то несвятые пятнышки на их платьях, то, пожалуй, мало бы нашел нечистого в их лицах и на их платьях. Ничем не смог бы испачкать эти прекрасные лица благодетельный суровый прихожанин, кроме как заляпать их собственной грязью…
Из людей, с кем Иван Яковлевич общался, иногда, но все-таки довольно регулярно, он заходил к отцу, сообщал ему результаты своих трудов. Тот с интересом следил за его трудовым процессом и иногда давал дельные советы, продолжал ненавязчиво поддерживать своего наследника по линии иванов яковлевичей.
Жизнь человека, собравшегося было на пенсию, сильно изменилась с тех пор, как однажды у его дверей появилась женщина-почтальон, которая заявила, что базовых знаний у него достаточно и военные сделали ему военное предложение. Вместо ярких выступлений на арене цирка теперь уже отец скромно помогал Ивану Яковлевичу по мере своих сил. При исполнении своей вспомогательной роли родитель обычно выполнял самую нудную, рутинную работу, так как все героические порывы сын брал на себя. Предок рыл котлован под фундамент военного завода, таскал кирпичи, чертил планы завода и военных устройств – самолета и бомбы, вел планирование и учет средств, мастерил агитационные плакаты. Однажды даже держал лестницу, когда сын красил свой самолет. На отца сверху капала краска, и он даже не смог поднять голову, чтобы разглядеть, какие отличительные знаки намалевал Иван Яковлевич на крыльях у воздушного изделия под секретным заводским номером. Но когда посмотрел, отойдя в сторонку, то даже через грим клоунской маски, которую он редко снимал по жизни, можно было заметить, как он был удивительно поражен.
А вечером этого же дня он появился со стремянкой на плече и ведерком краски в руках, и без всякой поддержки снизу, матерясь, полез на шаткую стремянку. Затем, кое-как удерживая равновесие, рискуя сверзиться и свернуть себе шею, почему-то стал перекрашивать художества своего наследника. И на сумеречном горизонте клоуна-художника с протянутой рукой, в которой болталась малярная кисть, современный прохожий с фантазией, такой же мрачной и нездоровой, как у режиссеров и писателей жутких триллеров, мог бы принять за виселицу. На фоне современного суперсамолета увидел бы прохожий средневековое орудие смерти, которых не так давно было натыкано одной «высшей расой» по всей цивилизованной Европе во время Второй Мировой войны, и Нюрнбергским восклицательным многоточием которых эта война формально закончилась. Недавняя великая война, эхо которой вдруг стихло, хотя некоторые взрослые ветераны и многие детские участники которой почему-то до сих пор еще живы.