И, наконец, с самым великим трудом был готов изготовлен потрясающий истребитель.
Посредством любимого расстояния Иван Яковлевич рассчитал рядовую скорость своего летательного аппарата – расстояние от Москвы до Кишинева за одну секунду преодолевалось его небесным изобретением! Очень неслабая крейсерская скорость полета!
Рассмотрев все аэропорты вокруг Москвы, Иван Яковлевич понял, что ни один из них не соответствует авиационным техническим требованиям – и «Шереметьево», и «Домодедово», и «Внуково» и остальные столичные аэродромы имели слишком короткие взлетно-посадочные полосы для его летательного аппарата. Но с военным аэродромом вопрос был разрешен незатруднительно. Иван Яковлевич написал письмо в московскую мэрию, прямо самому мэру столицы господину Лужкову, и тот срочно выделил ему на трехгодичную аренду искривленный кусок МКАД – от Дмитровского шоссе и до «Рязанки» - километров пятьдесят. «Хватит» - на глазок прикинул Иван Яковлевич примерный будущий разгон своего летательного аппарата. Затем взял в руки железный каток и собственноручно выпрямил и раскатал как надо этот дорогой кусок кольцевой автодороги. Не допустил и близко среднеазиатских гастарбайтеров, так небрежно кладущих в дорожные выбоины ненадежный асфальт в самую сырую дождливую погоду и даже прямо на снег.
Скоро прибыл еще один заказ – так же почтальонша, что заходила недавно к отцу, из Верховного Штаба позвонила ему в дверь и сунула целофанновый пакет с сургучной государственной печатью. И еще достала из брезентовой сумки навигационную секретную карту, тоже где-то в Верховном Штабе разработанную.
Иван Яковлевич, весь в работе, не обращая внимания на работника почтовой службы, машинально расписался за доставку заказа, сказал «спасибо», уже закрывая дверь, читал адрес, а затем сломал сургучную печать. В пакете находилась рука штурмана. Отдельная разумная штурманская рука - еще одно совместное достижение современной техники и медицины - предназначалась специально для того, чтобы в самое нужное время нажать кнопку для сброса бомбы. В этой совершенной руке находилась программа равная по своему информационному объему примерно двум, а то и больше, высшим образованиям самых лучших учебных заведений России и ближнего зарубежья.
Рука была женская - белая и изящная, с прекрасной нежной кожей, с длинными гибкими пальцами, с ухоженными ногтями, чудно светилась живым матовым блеском. На ней были швейцарские часы, примерно, такие же, как у Ивана Яковлевича, которые подарил ему лесной старик. Также на ней были необходимые украшения в виде перстней с бриллиантами. И ее маникюр говорил о чудном вкусе создателя этого устройства. Она была даже с легким ароматом прекрасных французских духов. Даже гарантийный талон был при ней! Было заметно, что даже самое высшее командование, несомненно, заинтересовано в успехе его военной операции - хорошо изготовленную штурманскую руку послали на помощь Ивану Яковлевичу!
А карта была составлена из четырех частей – с компасом на все четыре направления и с поясняющими замечаниями; судя по почерку, части были сделаны разными людьми. И там же был указан главный вражеский штаб, выведенный кем-то совсем свежими надписями. Не дураки, все-таки, сидят в Верховном Штабе. Прекрасно знали и без всякого Ивана Яковлевича, где находится штаб неприятеля - и озадачили его сознательно, как запоздало понял он. Оказывается, не так уж самостоятельно занимался своим боевым заданием Иван Яковлевич. Если вообще он что-нибудь делал по жизни самостоятельно - без благословения командующих в Верховном Штабе, на одном крыле здания которого находится Военный Трибунал.
Через какое-то время пришел и заказанный бортовой компьютер, - еще одна важная деталь современного военного самолета – для более надежной работы истребителя и как дополнительная помощь штурману при вычислениях маршрута к цели. Компьютер, присланный Ивану Яковлевичу, был отечественного производства, и поэтому оказался самым большим в мире. И его также принесла девушка-почтальон в своей бездонной курьерской сумке из брезента. Неслабая оказалась военная девушка, сумевшая пешком доставить такую тяжелую железку и легко передать одной своей рукой в обе подсевшие руки, тоже не самого слабого, получателя…
Все шло в соответствии с намеченным военным план-графиком. И уже наступило время полетных испытаний. Сначала были стандартные пробные вещи – запуск двигателя, разгон по выпрямленному куску МКАДа, недолгий взлет, разворот, посадка, пробежка. Затем пошли более сложные тренировочные полеты. Разгонялся чудо-штурмовик автогенным синим пламенем учетверенного двигателя, рассекал синее небо, раскалывал громом тучи - весь истребитель от орлиного носа и до хвоста сверкал, горел ярким синим пламенем и полностью становился прозрачным, невидимым для врагов.
Затем пошла работа в воздухе - отработка приемов и упражнений воздушного боя по бомбометанию. И одним из способов воздушной атаки, согласно мудрому и блестящему руководству, было глубочайшее пикирование, до самого нуля по высотометру, а затем, после больших перегрузок, мощный взлет самолета и набор невиданной высоты...
«Здравствуйте, Алена!» - как всегда, в тренировочный день или ночь, в зависимости от графика подготовки, говорил Иван Яковлевич, когда штурман занимала свое место – левое кресло в пилотской кабине.
Боевой задачей штурмана было выведение боевой машины на вражескую цель, с помощью математического расчета выверять путь. И поэтому, несмотря на большой объем содержащихся знаний, ничего, кроме как вывода координат самолета, кроме изображения цифр, женская рука никаких литературных слов писать не умела – так уж ее запрограммировали ведущие программисты из Верховного Штаба, такие ей уж требуемые функции задали.
Может кому-то постороннему показалось бы странным штурман, но Иван Яковлевич пока тщательно изучал штурмана, в форме отдельной женской руки, пока читал инструкцию по его применению, как-то уже привык к отдельному ее состоянию. Даже как-то сдружился, что-ли. Рука-штурман, это забавное явление, стало казаться ему, была как будто живая. Она каким-то образом могла улыбаться и другие эмоции проявлять - гибкими своими пальцами показывала знаки, как у глухонемых, и еще каким-то непонятным образом. Ее эмоции были похожи на так называемые «смайлики», как называл Алексей Сергеевич, интересующийся компьютерами человек, такие штучки. Алексей Сергеевич использовал «улыбающиеся», «горюющие» круглые желтые рожицы, когда лазил в Интернет и там общался с кем-то. Занятый военный Иван Яковлевич, также как и его цирковой отец, не слишком разбирался в интернет-технологиях, а для общения у него тем более не было времени, занятого выполнением своей боевой задачи. Но, тем не менее, нашел он вот такой «смайликовский» сравнительный образ эмоциям своего штурмана - пахнущей самыми дорогими французскими духами ухоженной женской руки с длинными гибкими пальцами. И он, условно признавая какую-то живое начало в штурманской руке, таким образом назвал ее человеческим именем. Этому способствовала даже надушенность штурмана французскими духами, как у настоящей живой женщины-преподавательницы курсов по повышению личного самомнения. А поскольку женских имен, которыми приходилось ему пользовался по жизни, было не так уж много, то и отдельная рука штурмана стала называться Аленой, в честь матери и утренней невесты Ивана Яковлевича. Да и душистого преподавателя по его выросту также называли Алена Георгиевна. Поэтому штурман был для него женского рода, судя по всем внешним признакам. Говорил про своего штурмана «она». И обращался он к ней на «Вы», как у них было в общении с утренней невестой. Но еще больше от того, что им обоим, военным «людям», ради соблюдения субординации по войсковому уставу полагалось обращаться на «Вы».
Отдельная штурманская рука на левом сиденье «поприветствовала», помахав сама собой, и даже «улыбнулась». Она была без всякого скафандра, так как создавалась уже специально, по прямому предназначению – ведению боевого истребителя. И поэтому защита от перегрузок, кислородного голодания и другие надежные свойства были уже заранее встроены в ней самой. Здесь она находилась в том, в чем была, как ее выслали по почте – со швейцарскими часами, с алмазными кольцами, с накрашенными ногтями. И так принаряженная, она и «усаживалась» на штурманском кресле.
Странным бы, наверное, постороннему человеку показался штурман, которого прислали Ивану Яковлевичу из Верховного Штаба. Но не менее странным показался бы этому случайному товарищу-наблюдателю и сам клонированный Иван Яковлевич, воздушная копия которого выглядела как серый облачный человеческий ореол - без глаз, носа и рта. Он смотрел и разговаривал, видимо, также не слишком известным для штурмана способом. Но, тем не менее, она взаимно понимала воздушного Ивана Яковлевича - облачного размытого человеческого контура. И, в свою очередь, даже признавала в нем, бесполом облаке, мужское начало.
Они, видимо, были еще не очень старыми по возрасту «людьми», и каждый из них быстро привык к нечеловеческим странностям другого члена экипажа. Общались достаточно легко – видели, слышали и понимали друг друга без всяких глаз, ртов и ушей.
Больших проблем при стандартных полетных испытаниях у них не возникало – так все и шло по утвержденному Верховным Штабом плану. Иван Яковлевич, уже привыкнув к штурману, привыкал к штурвалу, к панели приборов, кнопочкам и рычагам управления, шуму работы двигателя, к начальным небольшим перегрузкам при разгоне и взлете.
Перед собой на ветровое стекло кабины он прикрепил маленькую паспортную фотографию своей утренней невесты. Но источающее легкий аромат навигационное устройство женского пола не проявило никакой ревности по отношению к девичьей фотографии, появившейся в кабине. «Алена» быстро освоила свое штурманское оборудование отечественного производства, и так как особой нужды в ней пока не было, то включала бортовой компьютер и начинала играть в простые логические компьютерные игрушки. Или брала женские журналы и начинала просматривать разнообразные картинки; любовалась красивыми пейзажами, животными – львами и орлами, рыбками и саламандрами, цветочками и прелестными куколками. То что ей – штурманской руке – нравилось особенно, она молча показывала воздушному Ивану Яковлевичу. А тот, не тратя слов, снисходительно одобрял ее выбор - показывал большим облачным пальцем вверх - мол, - во! штурман-Алена.
Экипажу было интересней общаться друг с другом, чем смотреть по сторонам, что творится за бортом истребителя. В промозглое непроницаемое небо и на скрывающий землю туман смотреть было тоскливо. Только спросила однажды штурман Алена поинтересовалась, где здесь, в московском небе, расположена такая московская достопримечательность как ресторан «Седьмое Небо». Ивану Яковлевичу пришлось только пожать нетвердыми плечами - не сориентировался он, коренной москвич, в родной мутной пелене, окутывающей их со всех сторон.
Далее по ходу испытаний он проверял штурмовик, раскачивал, слегка дергая туда-сюда. Делал быстрые разгоны с вдавливанием в кресло, и резкие торможения, когда сила инерции, наоборот, выдергивала воздушную команду из своих мест и тянула к приборной панели, растягивая удерживающие ремни. Были резкие развороты, переворачивания вниз головой – «бочки», и даже недолгие падения в управляемом штопоре.
Иван Яковлевич проверял этим не только свой истребитель, но и – из простого личного интереса - находящегося рядом штурмана. А затем уже не из-за любопытства испытывал самую совершенную вычислительную разумную технику - он готовился к будущему своему сражению. И поэтому штурмана тренировал попутно, пытаясь найти какой-нибудь изъян, программную ошибку - возможно допущенную ведущими программистами из Верховного Штаба. Никто из них не должен был подводить друг друга и провалить общее великое дело.
И они вдвоем проходили все последние и самые сложные фигуры высшего пилотажа: раскручивались не на шутку, входили в глубокий «штопор», крутили «бочки», и, взвившись и застывая в небе, делали «кобру».
Штурман Алена вела себя сдержанно, не проявляла никакого страха и других внешних сильных эмоций. Все принимала за военное должное. И, видимо, даже не догадывалась о личной причине пилота - из-за чего, на самом деле, он выделывает такие трудные фигуры.
И он даже стал уважать своего штурмана. У него - серого бесполого ореола - стали проявляться какие-то мужские чувства по отношению к ней, представленной, в свою очередь, также не сильно выраженными женственными признаками. Ничего не замечая, кроме некоторых женских атрибутов, он начал потихоньку, прямо скажем, влюбляться в нее – в отдельную прекрасную женскую руку, с бриллиантовыми кольцами, швейцарскими часами, пахнущую французскими духами. Даже не помнил о том, что будет, если она, вдруг, ответит взаимностью. Терял воздушный клон свою курчавую голову, и даже не задумывался, что они будут делать, дойди дело до логического завершения – до свадьбы, и как они будут проводить свой положенный медовый месяц…
В конце очередного испытания Иван Яковлевич, как положено на любой военной работе, составлял отчет о полетах – десять-тридцать страниц текста. Прикладывал к своему отчету данные с бортовых самописцев и отправлял их в высокие инстанции, чтобы техническая комиссия приняла достигнутые результаты и утверждала следующий пункт полетных испытаний. Когда отчет был готов, тут же прибывала девушка-курьер, без устали несущая свою военную службу, и, положив в нелегкую почтовую сумку отчетные бумаги, уносила их куда следует…
Такие были начальные испытания истребителя и мирные, едва ли не житейские, отношения между членами небесного экипажа. Но когда началась отработка настоящих боевых ситуаций, то мирному освоению военного дела и поверхностному взаимопониманию наступил конец.
Сначала полагалось освоить военное наследие предков - так же, как человеческому эмбриону полагается быстро повторить все стадии человеческой эволюции, прежде чем выйти на белый свет самостоятельным человеком.
На первом месте в очереди освоения находился коронный прием из родового наследия – глубокое пике, сильные перегрузки, борозда на земле от реактивного удара и, набирая высоту, уход в небо. Все на простой счет легендарной бабушки - раз! - вниз, и два! - ввысь!
Достигнув нужной высоты, истребитель начал заваливаться носом вниз – со скоростью от Москвы до Кишинева в секунду устремился к земле. Ниже, ниже… «Может, хватит?» - наконец, к удовольствию пилота, забеспокоился штурман. Она озабоченно «посмотрела» на Ивана Яковлевича. Но тот, расхрабрившись перед «девушкой», решил сразу же пойти на максимальные испытания и продолжал держать штурвал от себя. И лишь когда приборы замигали красным тревожным «Критическая высота!», самоуверенный пилот попытался выровнять и вывести самолет из глубочайшего пике. Но было уже поздно. Катастрофа была неизбежна, и они – облачный растерявшийся пилот и рассерженная женская рука - уже поняли это. И в последние мгновенья жизни вместе со своим самолетом они вошли в раздрай - начался у них великий безмолвный скандал. Прекрасный учетверенный двигатель корежило от нестерпимых перегрузок, но он не мог выйти из пике с помощью «дерущихся» в кабине членов экипажа. Экипаж все равно бы не смог вытянуть и спасти воздушную машину. Она «вопила» - «Что ж ты делаешь, сволочь, Иван Яковлевич!? Зачем губишь такой драгоценный самолет? Зачем проваливаешь боевое задание? Ты же не расплатился за взятый кредит!!!» - знала, что ее, военную женскую ручку, не пожмут приятно суровые военные люди, пославшие ее на боевое задание вместе с облако-безголовым пилотом. А Иван Яковлевич в эти критические опасные мгновенья вдруг начал обвинять ее во всем. Пилот «называл» сложнейшее живое устройство «калькулятором» и другими обидными словами, «высказался» с безосновательной полнотой, что он думает о ее штурманском образовании и об ее полетных небесных качествах! Встречного ответа она уже не смогла подготовить. Находящиеся в кабине были прижаты сильнейшими перегрузками к своим рабочим местам, и они оба не могли уже ничего сделать – пилот плоско распластался на своем правом мужском кресле, а штурмана Алену забило в угол женской половины.
Вот так бы и закончился их небесный роман…
Но произошло чудо – сработала защитная система, умный бортовой компьютер автопилотом спас и чудом вывел из катастрофической ситуации великолепный боевой истребитель - умная техника спасла как самого себя, так и растерявшийся в нем экипаж.
И, ударив по земле реактивным взрывом, с великими перегрузками самолет пошел ввысь. Оставив глубочайшую борозду на черноземе колхозного поля - целое длинное озеро, в котором после заполнения дождевой водой купались все ребятишки соседних деревень, которые не могли нарадоваться такому неожиданному, с неба свалившемуся счастью. А местные научные деятели никак не могли разгадать загадку неожиданного появления этого странного феномена - этого глубокого длинного водоема на ровном колхозном поле. И называли это результатом проявления внеземных цивилизаций, так как нашлись редкие свидетели невозможно безобразного полета истребителя Ивана Яковлевича, и они решили, что по такой невозможной траектории не могут перемещаться земные летательные аппараты. А посему - это должно быть пролетело НЛО из другой планеты. Даже видеосъемки загадочного треугольного объекта, странный конус над Москвой, сняли некоторые наблюдатели в это критическое время небесных испытаний.
А избегнувший позорной судьбы истребитель продолжал нестись в космос. И уже оправились от перегрузок находящиеся в кабине. И заполнилась самыми волнующими, невыносимо резкими французскими духами кабина истребителя. И рука-штурман, даже не вспомнив о вежливой военной субординации, от всей души треснула по облакоподобной безответственной башке Ивана Яковлевича. И, как будто, кроме цифр, вдруг научившись писать человеческие слова, обозвала его «злобным недомерком». Так вот она обозначила карликовый рост великого Ивана Яковлевича, прошедшего специальный курс по повышению личного самомнения и собственноручно построившего такой великолепный самолет и управляющий этим несущимся в космическую высь боевым летательным аппаратом!
И если были бы у Ивана Яковлевича, кроме серого, были бы еще основные цвета, то она увидела бы, каким красным стало бы изображение пилота на правом мужском кресле - краснотой напоминающее пунцовые уши земного Ивана Яковлевича, когда он проходил курс повышения личного самомнения у прекрасной преподавательницы Алены Георгиевны.
И уже без всяких слов происходило приземление выдержавшего самое жуткое испытание истребителя на свой военный аэродром – арендованный прямой кусок МКАДа, длиной всего лишь в пятьдесят километров, примерно, от Долгопрудного до Люберец…