Пошли вы с вашим Пушкиным!..

               
   В Феодосию я прибыл в полдень. День уже достаточно раскалился, и долгая вдоль моря береговая полоска, ее легко было наблюдать из окна ползущего поезда, кишмя кишела пляжниками.

   Состав последний раз дернулся и замер.

   –  Всё, приехали, – засуетились мои попутчики супруги-москвичи: он – отставник с большим до неприличия животом, обнажив который еще с вечера,только сейчас соизволил убрать в широкую тенниску; она – щупленькая, худенькая, морщинистая. В Феодосию они едут не первый раз, обожают этот город, и у них здесь друзья.
 
   –  Дальше дороги нет. Рельсы закончились, –  сострил отставник, –  взгромождая на плечо габаритную сумку.

   –  Приятного вам отдыха! – прощебетала щупленькая, худенькая. –  А насчет остановиться, не переживайте: комнаты здесь –  на каждом шагу.

   Я поблагодарил их, соображая, что для начала все же надо ткнуться в какой-нибудь пансионат или санаторий, и, если уж не получится, снять комнату.

   Пристроил нехитрые пожитки в камере хранения и, не спеша, как человек свободный (как ни как отпускник) и которому совершенно некуда спешить, вышел на привокзальную площадь – выжженную, плоскую.

   И этот здесь! Слева на гранитном постаменте высилась известная фигура в картузе и распахнутом пальто. Ну да, как же без него? А чем собственно он отличился здесь, в Феодосии? Что собственно сделал для города? Железка и та усилиями Айвазовского проложена. Этот армянин, плодовитый художник и меценат, и водопровод сюда привел…

   Набережная дышала зноем и праздностью.

   К морю – потом, прежде - устроиться. Свернул налево, держась теневой стороны.
   
   Ба, музей Айвазовского! Оказывается, на самой набережной. Стало быть, художник и жил здесь, наблюдая море прямо из окна. Логично. А шагах в двадцати вверх по улице (Галерейная - называется) во всю стену белого приземистого здания - барельеф: нос корабля, мачты, снасти. Так и есть, домик Грина. Да тут все рядом! Еще бы алые паруса. Вот бы приманка была для приезжих. Впрочем, кому сегодня из молодых и не очень молодых интересен Грин? Спроси на вскидку: читал, читала? Последует недоуменное «А зачем?»

   Топаю дальше мимо полупустых кафешек, кофеен (они к вечеру оживут), торговцев сувенирами, пляжными штучками, мимо зазывных экскурсионных столиков (вон их сколько!) – до перекрестка. Акации, клены, каштаны.

   Фу! Что же так несет из канализационных люков? И вся эта нечисть – к морю, к морю? Второй что ли Айвазовский требуется?

   Еще один перекресток. Справа за высоким забором – серое массивное здание; верхний этаж его наполовину заколочен. Читаю: "Санаторий министерства обороны Украины". И вспомнился рассказ попутчика с круглым животом, о том, как здорово ему отдыхалось в феодосийской военной здравнице. Наверняка эту имел в виду. «Но то было давно, –  вздыхал он. – Санаторий теперь в ведении Украины. Влачит жалкое существование…»

   К зданию примыкает старенькое красного кирпича строение. Табличка: «Здесь 16 –18 августа 1820 года  останавливался проездом в Гурзуф великий русский поэт Александр Сергеевич Пушкин». Да, было такое. И не один останавливался, как явствует из таблички, а вместе с семьей прославленного героя Отечественной войны 1812 года генерала Раевского. Собственно, старый генерал и взял Пушкина под свое покровительство, договорившись с Инзовым, наместником Бессарабии, в чье распоряжение был отправлен поэт, о предоставлении тому (так неожиданно захворавшему) двухмесячного отпуска…

   Но что это было за здание? Кому принадлежало, кто в нем проживал? Увы! Все, к кому ни обращался из местных жителей, отдыхающие, понятно, там, внизу, у моря, лишь пожимали плечами. В лучшем случае советовали обратиться к экскурсоводу.

   Ладно, спускаюсь к экскурсионным столикам. И тут осечка:

   –  Да мы не экскурсоводы, –  простодушно сказала улыбчивая женщина. – Мы – распространители билетов на концерты, экскурсии. Подрабатываем в летнее время. Я, например, учительница. И Вера тоже. Вер! –  окликнула соседку. –  Тут спрашивают про дом, в котором останавливался Пушкин. Что там раньше было, не знаешь? Или жил кто-то?

   –  Понятия не имею, – ответила та, –  продолжая разговор с обступившими ее отдыхающими.

   –  Вот видите, тоже не знает. А хотите на Кара Даг или в Судак?

   –  Спасибо! В другой раз. Лучше скажите, где найти экскурсовода.

   –  Это туда, налево.

   Прохожу «туда, налево», где седая женщина-гид как раз набирала группу на очередную экскурсию. Ответила уклончиво:

   –  Там же не сказано, что Пушкин останавливался именно в этом доме, а написано «здесь останавливался». Дом мог быть и другой…

   И это экскурсовод! В Интернет хотя бы заглянула. Я, кстати, потом так сделаю и узнаю, что здание это принадлежало градоначальнику Феодосии. А собственно, где еще должен был остановиться прославленный генерал со своим семейством и многочисленной свитой? Естественно, у первого лица.

    – А вообще мы больше про историю города рассказываем, – словно оправдываясь, продолжила женщина-гид. – Каффа – древнее его название. Про крепостные стены и башни, про Айвазовского. А про Пушкина как-то не очень спрашивают. Но памятник ему есть. Недалеко от вокзала.

    Ну что же, спасибо и на этом. Поворачиваю назад, к вокзалу. Заодно вещи заберу.

    Снова выжженная площадь, черная фигура на постаменте в картузе и расстегнутом пальто, а правее (подсказали), чуть по диагонали сквер, там – Пушкин. Пушкин здесь совсем молодой (21 год), в длинном дорожном сюртуке. Высокий открытый лоб (бакенбарды еще не отрастил).

   Ну и соседство у Александра Сергеевича! Мог ли он представить, что через сто или чуть больше лет памятник ему (а что таковой будет, он наверняка не сомневался) окажетесь рядом с изваянием вождю-безумцу, утопившему Россию в крови?

   Облокотившись на осколок скалы, Пушкин всем своим обликом устремлен вдаль, ввысь, никого и ничего вокруг не замечая. Ни обступивших его разлапистых кленов, ни редких торопливых прохожих, ни меня с фотоаппаратом, ни женщину в белой шляпке и южном воздушном платье, устроившейся  на скамейке. Закинув ногу на ногу, она что-то записывала в тетрадь.

   «Местная поэтесса, – промелькнула мысль. – Пришла за вдохновением».

   Так и сяк всматриваюсь в памятник, выбирая удобный ракурс, один кадр, другой, и как бы невзначай приближаюсь к незнакомке:

   – У Пушкина, наверное, хорошо пишется?

   Вскинула на меня никакие глаза:

   – Мужчина, не мешайте мне.

   Понял. Удаляюсь. Снова прохаживаюсь вдоль памятника, по большей части для того, чтобы потянуть время (прости, Александр Сергеевич!), выискиваю ракурс, мельком поглядывая на ту, что на скамейке с тетрадкой. «Интересно, что она там сочинила? Подойду еще раз:

   – Ну и что у вас получилось? Можете прочитать?

   – Мужчина, я же вам сказала, не мешайте, - раздраженно ответила она, не глядя на меня.

   – А я вам своё почитаю. Стихи.

   – Да пошли вы с вашим Пушкиным и стихами!

   И только тут я заметил, что тетрадка ее испещрена цифрами, столбцами цифр, линейками. «Бухгалтер, что ли? Или торгашка, подсчитывающая барыши…»


   Комнату я снял легко. А через три дня мне позвонил знакомый писатель Виктор Пронкин и позвал к себе, в Коктебель:

   – Тут и пляж лучше, и публика другая, и «Черный полковник» в разлив.

   – И бухгалтер-поэтесса.

   – В смысле?

   Я не сдержался, хихикнул.

   – Ты чего?

   – Да так, ничего. Приеду, расскажу.