Ситцевое платье

Шухрат Эржанов
Давно это было.

Жили в одной махалле (прим.: Махалля – небольшой жилой массив в городах Узбекистана, застроенный частными жилыми домами) два соседа – Отабек и Шавкат.

Отабек работал простым водителем грузовика. Жена его работала прачкой. Хоть и трудно им было, сами иногда не доедали, но старались своих детей красиво одеть и вкусно накормить.

А Шавкат работал где-то в Главке или на базе. В общем, имел хорошо и без напряга.

Купил однажды Отабек своей дочери по случаю красивое ситцевое платье. Оделась та, значит, и вышла на улицу. А там дочери соседа – Шавката. Вначале стали они играть, а потом не поделили что-то и разругались.

Побежали те жаловаться папочке, а Шавкат возьми и накатай куда следует, что, мол, так вот и так, живет сосед не по средствам, вот дочку балует, постоянно обновки ей покупает, откуда, мол, товарищи дорогие, у простого водителя такие средства?!

Ну, и заработала машина. Отабека с женой увезли с концами, а детей в приют отдали. Осталась в доме одна лишь старенькая мать Отабека. Ее решили не трогать, только вынесли все из дома.

А там и Великая Отечественная Война началась. Шавката, с его лоснившейся мордой, куда-то в штаб направили. А старушке – матери Отабека – два письма пришло: одно о том, что ее сын помер, а другое – что сноха.

Война окончилась, приехал он с ряхой еще больше отъевшейся. Отдохнул, осмотрелся и решил, что для такого героя как он земли-то маловато! Тем более, что детишки подрастают, скоро обженятся, им тоже жилплощадь нужна. А семье врага народа и собачья конура – дом!

И начал старушку притеснять да изводить. Всеми правдами да неправдами отсудил он ее участок. А когда пришел с рабочими, чтобы сносить ее дом, то увидел, что лежит старушка на земле мертвая. Не пережила она всего. Устала.

Отгрохал Шавкат домище на участке Отабека, а на своем участке сад разбил богатый, только вот павлины по двору не ходили.

А тут и старший сын подоспел – женить, значит, пора. Ну, нашли невесту достойную, отыграли свадьбу. Утром ждут родственники и гости молодую жену на поклон (узбекский обычай), но никто не выходит из комнаты. Пошла мать проверить, зашла да и заголосила.

Смотрят, а молодые мертвые лежат. Девушка просто задушенная лежала. А вот юноша весь изрезан, глаза выколоты, горло перерезано, а во рту кляп. Вытащили кляп, а это оказалось ситцевое платье.

Вот так праздник трагедией обернулся.

Милиция руками разводит, мол, не знаем кто и что, да как. А Шавкат помрачнел малость, ведь помнит он это платье ситцевое. Уж не оно ли было тогда на дочери Отабека?

Сообщил он милиционерам, что подозревает он детей Отабека, но проверка показала, что они вообще в другом городе, в приюте, и никуда не уходили.

Прошло какое-то время. Отгоревали. Вот и дочка подрастать стала. Пришла как-то она с матерью из магазина, взяла какой-то сверток и побежала в комнату примерять.

Вышла к родителям покрасоваться. Шавката чуть удар не хватил. На дочери такое же ситцевое платье, только размер побольше. Закричал он дочери, чтобы сняла немедленно. Испугалась дочь, побежала в комнату, да по дороге зацепилось платье за ручку двери. Упала дочка и корчится на полу.

Подбежали к ней отец с матерью и видят, как кто-то невидимый душит их девочку. Причем душитель сильный такой, что даже услышали родители как хрустнули шейные позвонки девочки.

Как похоронил Шавкат дочку, так и «двинулся крышей». Последний, говорит, у меня ребенок остался. Не отдам, говорит, его никому.

День и ночь мальчика не отпускал от себя. Даже спал в его комнате. На работу с собой ребенка водил, но там стали косо поглядывать – мол, смену себе готовишь? А не хорошо ведь это. Бросил Шавкат работу, дома сидит, да с мальчика глаз не сводит.

Сидит как-то Шавкат во дворе на тапчане, а рядом сынишка играет. Чуть поодаль – жена стирает в стиральной машине (только-только появляться тогда стали).

На шее у нее тряпка висит, один конец зацепился за что-то там в машине. Включилась вдруг машина, и затянуло тряпку. Да так сильно и быстро, что не успел Шавкат охнуть, как упало тело жены на землю, а голова ее отделилась и прикатилась к топчану.

Обезумел от горя Шавкат. Пинком отбросил голову жены, схватил ребенка и бросился в дом. Закрылся на все замки и сидит там.

Боится. Даже свет не включил. Вот пришла ночь. Сынишка уснул, а Шавкат сидит – глаз не смыкает.

Вдруг слышит, а по дому ходит кто-то. Шаги тяжелые. Полы скрипят. Не соседи это, и не родственники, потому как, если придет кто, то прежде чем войти, то окликнули бы хозяев.

Сел Шавкат поближе к сыну и прислушивается к шагам. А они все ближе и ближе стали.

Вот кто-то легонько дверь царапать стал. Сжалось сердце Шавката.

- Кто там? – Крикнул он, хотя догадался уже кто это мог быть.

Но никто ему не ответил. Только ручка двери дергаться да крутиться стала.

Никто не знает, что там произошло. Через несколько дней соседи забеспокоились, зашли, а во дворе обезглавленное тело женщины лежит. Вызвали милицию, те уж дальше в дом вошли. Все чисто, все спокойно в доме. И нет никого.

Только в последней комнате нашли изуродованное тело мальчика, и Шавката.

Сидит Шавкат и сверток убаюкивает. Увидел вошедших, да как заорет: «Не отдам! Не отдам! Уходите!»

Схватили его. Смотрят, а в руках у него ситцевое платье было.

Жену и ребенка его похоронили. А сам Шавкат в психиатрическую больницу попал. Да не долго прожил он там: нашли его утром санитары. Ночью прогрыз себе вены да и умер в палате.

А в махалле той с тех пор не спокойно стало. В доме том шумно стало, по ночам свет включается, соседи видят, что дома есть кто. А утром придут – все тихо.

Потом в семидесятых снесли эту махаллю, а на его месте многоэтажные дома построили.

В одном из таких домов я и живу, и пишу свои рассказы.