Бывает, жизнь вцепится в человека, влечёт его за собой,
творит его судьбу, и, однако, эта судьба кажется
неправдоподобной, будто дурной сон.
- Я жду, - сказала себе миссис Морел. – Жду,
а тому, чего жду, может, и не бывать.
Дэвид Лоуренс. Роман «Сыновья и любовники»
ГЛАВА 33. ОНА ВЫЖИЛА
Яся не умерла. Месяц она провела в больнице. И весь месяц с ней был Павел. Все ночи. Дремал на стуле. Объяснял он свои ночные бдения так:
- Ночью, когда больной засыпает и его организм расслабляется, все его защитные системы ослабляют свой контроль. Поэтому именно ночью могут возобновляться кровотечения, возможны повторные сердечные приступы и гипертонические кризы.
Я не могу тебя оставить без присмотра. В отделении много больных в тяжёлом состоянии, персонал с ног сбивается. За всю ночь к тебе никто не подойдёт. Днём другая картина. А потому я могу съездить в институт, что-то для тебя постирать и принести свежее, приготовить для тебя какое-нибудь блюдо; и поспать.
Благородно? Безусловно. Ему, врачу, виднее.
Сыновья приходили к Ясе в больницу, но порознь. Инициатором посещения матери не в один день был Семён.
Он продолжал завидовать более успешному в жизни младшему брату – «капиталисту»; но теперь к зависти прибавилась и злость на жену Алексея, которая «прибрала к рукам не только самого Алексея, но и его имущество».
В этом он был прав. Хотя не его это было дело.
Не мирили между собой братья. Не мирили между собой и их жёны. То ли, потому что терпеть не могли одна другую, как женщины; то ли, потому что выступали в одном строю с мужьями.
Считается, что у женщин больше способности к дипломатии.
При желании они могут, на что угодно подбить и уговорить того, кого Иоганн Гёте назвал Мефистофелем, и ту, которая в русских сказках летает на метле. Но только при желании. И при наличии ума.
У невесток Яси ума не хватило, чтобы наладить отношения между братьями. А могли бы это сделать две интеллигентки. Значит, неинтеллектуальные интеллигентки попались.
Ясю всегда тревожили недружеские отношения сыновей. С какого только боку она к ним не подходила, чтобы выровнять эти отношения, снять налёт враждебности, идущий больше от Семёна! А Семён накалялся ещё пуще всякий раз, когда речь заходила о жене Алексея, стратегия которой, как выражался, была видна невооружённым глазом: «всё заграбастать».
Словом, ушло время братьям мириться.
Поэтому в ответ, именно от старшего сына, Яся слышала: «Не твоё дело! Не вмешивайся. Мы сами разберёмся».
Но так и не разобрались. Ясю удивляло, что Семён, став до чрезмерности верующим, чего не скрывал, в реальной жизни не использовал все благие советы из Библии.
Как-то, ещё до болезни, расстроенная несправедливыми его нападками на младшего брата, да к тому же, больного, Яся сказала Семёну:
- Сынок, в Библии написано: «Уклонися от зла и сотвори благо, взыщи мира и следуй за ним». Ты же ходишь в церковь, веришь в Бога. А он плохого не советует. Уклонись от зла, стань добрее к брату.
- Не смей трогать Бога! Ты в него не веришь. Я знаю, что Лёшка всегда был твоим любимцем…
- Я вас одинаково люблю, сынок. Напрасно ты так. Обоих выносила под сердцем.
- Меня могла бы и не вынашивать. Я не просил!
Хлопнул дверью и убежал.
Семён всегда пребывал в раздражительном состоянии. Он умудрился даже настроить против себя соседок матери по палате. В первое своё посещение, посидев возле Яси минут пять, он встал и обратился к больным женщинам:
- Что вы лежите! Вы должны больше ходить, делать зарядку. И не ешьте всё подряд. Голодайте! Голод оздоравливает.
Женщины молчали. Им было не до него. К тому же, мудрые на глупости не отвечают.
Но одна не выдержала – самая старшая по возрасту, с иронией сказала Семёну:
- Всё правильно вы говорите, молодой человек. А, что же, сами не пользуетесь своими хорошими советами? Смотрю я на вас – молодой, а уже сутулый.
Алексей всегда приходил с женой. Они приносили полные пакеты всякой еды, так что и Павел мог кормиться. Алексей был всегда так радушно настроен, что ему никогда ни в чём никто не отказывал. Например, чтобы сразу же разложить всякие деликатесы, нужен был столик. Он тут же появлялся. Алексей втискивал его между койкой матери и кроватью соседки, Валентина разворачивала свёртки, и дальше шло угощение всех, кто был в палате.
Яся ела мало и не всё. Но никогда не говорила сыну и невестке:
- Зачем вы тратитесь? У меня всё есть.
Алексей унаследовал от матери широту души. Правда, и его отец Марк тоже никогда не скряжничал.
В одно из посещений Семён принёс маленькую иконку с ликом Казанской Богоматери:
- Мать, я знаю, что ты неверующая и не крещённая. Но когда человеку даются испытания, надо молиться. Бог прислушивается к просьбам болящих и страждущих.
Я принёс тебе «Молитву оптинских старцев». Прочитаю тебе её, и ты поймёшь, что в ней много мудрости:
« Господи, дай мне с душевным спокойствием встретить всё, что принесёт мне наступающий день.
Господи, дай мне вполне предаться Твоей святой воле.
Господи, на всякий час этого дня во всём наставь и поддержи меня.
Господи, какие бы я не получил известия в течение этого дня, научи принять их со спокойною душою и с твёрдым убеждением, что на всё есть Твоя святая воля.
Господи, открой мне волю Твою святую для меня и окружающих меня.
Господи, во всех моих словах и помышлениях Сам руководи моими мыслями и чувствами.
Господи, во всех непредвиденных случаях не дай мне забыть, что всё ниспослано Тобой.
Господи, научи правильно, просто, разумно обращаться со всеми домашними и окружающими меня, старшими, равными и младшими, чтобы мне никого не огорчить, но всем содействовать ко благу.
Господи, дай мне силу перенести утомления наступающего дня и все события в течение дня.
Господи, руководи Сам Ты моею волею и научи меня молиться, надеяться, верить, любить, терпеть и прощать.
Господи, не дай меня на произвол врагам моим, но ради имени Твоего святого Сам води и управляй мною.
Господи, просвети мой ум и сердце моё для разумения Твоих вечных и неизменных законов, управляющих миром, чтобы я, грешный раб Твой, мог правильно служить Тебе и ближним моим.
Господи, благодарю Тебя за всё, что со мною будет, ибо твёрдо верю, что любящим Тебя всё содействует ко благу.
Господи, благослови все мои выхождения и вхождения, деяния дел, слова и помышления, удостой меня всегда радостно прославлять, воспевать и благословлять Тебя, ибо Ты благословен еси во веки веков».
Яся тихо плакала.
- Как хорошо сказано: научи меня молиться, надеяться, верить, любить, терпеть и прощать.
- Вот, мать, вот, - назидательно поднял указательный палец Семён, - я рад, что тебя проняла молитва. Читай её каждый день.
- Спасибо, сынок, - сказала Яся. – Очень хорошая молитва. Где ты её взял?
- Я был в Храме Христа Спасителя. Там и взял. Оказывается, полное его название Кафедральный Соборный Храм Христа Спасителя. Ты там хоть один раз была?
- Не была. Поправлюсь, тогда и схожу.
В другое время и в другом месте Яся, наверняка, осторожно попеняла бы ещё раз старшему сыну, что он читает такие хорошие молитвы, а сам не следует им: всё время цепляется к младшему брату, можно сказать, поработил свою жену; упрекает её, мать, и отца, что они мало лично для него сделали…
Яся жалела Семёна, своего первенца. Он стал ещё более ершистым; складывалось впечатление, что у него внутри находится туго закрученная пружина, и потому он напряжён, раздражён, недоволен всем и вся.
С годами Семён стал сутулиться, похудел, хотя никогда и не был полным. Но его нельзя было назвать хлипким, потому что мышцы его были хорошо накачаны – результат посещения с сыном спортивного зала.
Яся смотрела на своего взрослого сына, а видела его младенцем. Вспоминала, как она зацеловывала его розовые пяточки, ладошки, животик, а он радостно смеялся. И это теперь помогало матери не обращать внимания на его хмурое лицо, и брюзжание - на родных, которые, по его мнению, не умели жить; на власть, которая не могла навести порядок в стране…
Когда Яся вернётся домой, возле её ложа будут иконки с ликами православных святых. Семён принесёт. Но она так и не (если можно так говорить в данном случае) примкнёт ни к одной религии. Ей, как она однажды призналась Елизавете, была более близка католическая вера. К тому же, её дорогая мамочка тоже тяготела к католицизму. А, как историк, Яся ко всем религиозным конфессиям относилась с одинаковой пытливостью, как к предмету, ставящему большое количество вопросов.
Однако Яся так и останется в нейтральной зоне – между верой и неверием. И это был её выбор. Нельзя навязывать человеку веру в Бога. Как говорят: к Богу приходят, а не притаскивают на канате. Истории известны трагедии, разворачивающиеся при насильственном крещении народов.
Яся не была уверена в том, что она не крещённая. Но в своё время она не спросила об этом у мамы, а отец, партиец, был «не в курсе». В то время, когда она родилась, крестили всех младенцев, или - почти всех. В основном, тайно, поскольку большевики запрещали крестить, венчать…
Но для многих «простых» товарищей указ большевиков – не был указом там, где дело касалось веры. Его обходили. Кто-то из родителей, а чаще – бабушки, договаривались со священником о крещении младенца. И этот обряд совершался.
Знала или не знала Яся, что вождь большевиков, любимый её Ульянов-Ленин венчался с Надеждой Крупской? И, вполне возможно, что был крещён. Уж в пору-то его младенчества крестили всех.
Как-то известный в советское время писатель рассказал о своём посещении одной из северных областей России:
- Еду на машине. Поздний вечер. Всё замело снегом. Вижу только дорогу, которую освещают фары. Если бы не этот свет, можно было подумать, что ничего вокруг живого нет, что я в какой-то чёрной пустоте. Вдруг увидел огонёк. Подъехал ближе – большая хата. Постучал, сразу же без вопроса: « Кто там?» дверь открыла пожилая женщина.
В её доме было тепло и уютно. На столе стоял самовар, а рядом на берестяном подносе лежал, явно домашней выпечки, хлеб, наполовину прикрытый полотенцем с ярким узором на концах.
Хозяйка пригласила выпить чаю. Я пил чай и всё время оглядывался, надеясь увидеть ещё какую-нибудь живую душу. Увидел: две козы, петуха и кур.
- А вам не страшно здесь жить одной? Что-то я не видел ещё домов рядом?
- Их и нет. Старики поумирали, а молодёжь в город подалась.
Женщина помолчала и с улыбкой добавила:
- Я не одна. Я с Богом.
У верующих всегда есть собеседник – Бог.
Обращалась ли когда-нибудь к Богу наша героиня, мы не знаем. Это её тайна.
…Ясе становилось лучше. Она, пусть с трудом, но могла сесть на край кровати и спустить ноги. Из дома Павел принёс половину простыни. Он скрутил её жгутом и привязал к спинке кровати со стороны ног Яси. А другой конец её лежал возле подушки.
Здоровой рукой Яся бралась за простыню и приподнималась. В то время уже были кровати с регулируемыми спинками и другими вспомогательными функциями. Однако в СССР властвовал закон: что имеем, то - не для всех.
Павел уговорил Ясю не пытаться садиться без него, предостерёг: «Ты можешь упасть». Она согласилась, так как ничем не хотела раздражать своего супруга.
Для поддержания духа жены, муж (врач!) мог бы хоть как-то называть Ясю. «Душенька», «милая», «дорогая» - эти слова не срывались с его языка давно. Видно, что-то заклинило. При подружках, посещающих Ясю, он говорил «наша больная» или «наша Яся Викторовна».
Яся теперь, в своём плачевном положении, считала это мелочью. Она давно уже растворила слезами тот порог отчуждённости, который проложил между ними Павел. И если они не расстались, значит, что-то заставляло их быть вместе. Что-то – это одиночество, хотя вместе они были ещё более одинокими.
Человек, оказавшись в больнице с серьёзным заболеванием, - уже другой человек. Он всеми силами хочет решить самую важную для него задачу: уйти домой на своих ногах. Других эмоций у него нет. Они остаются в добольничной жизни.
Ясе существенно сбили давление, перестала болеть голова. Речь ей восстанавливал логопед специальными упражнениями. А вот от массажа парализованных руки и ноги лечащий врач решил воздержаться, ему ещё не совсем ясна была картина её болезни. Но позже массаж ей всё же будут делать, что даст Ясе не только облегчение общего состояния, но и заметные движения в парализованной стороне тела.
Незадолго до выписки Яси из больницы её лечащий врач - молодой, неулыбчивый - вдруг улыбнулся ей, и весело сказал:
- Яся Викторовна, хочу вас обрадовать: у вас неплохая динамика восстановления движений. Хотел бы сказать «хорошая», но не хочу вас обманывать. «Неплохая» - тоже хорошо. Мы с вами молодцы! Остальное зависит от вас и от…Может, от Бога, может, от судьбы. Но и от медицины – в большой мере. Сейчас существует много разных методик для восстановления движений в конечностях. У вас есть шанс ходить, если будете серьёзно относиться к своему здоровью. Я сделал всё, что мог. Сможете ли вы танцевать, если имеете к этому склонность, не знаю. Но ходить с палочкой или с костылями, я уверен, будете. Но вы должны очень стараться! Очень!
Яся рыдала. Если бы она могла дотянуться до врача, то целовала бы ему руки, как спасителю.
Полина несколько раз навещала Ясю. И ей и Павлу понравились её протёртые супы на нежирном курином бульоне, и Полина каждый раз для разнообразия добавляла в них ещё что-нибудь «растительное». Поздоровавшись, Павел всякий раз выходил из палаты. Где-то дремал, или уезжал домой (кстати, как говорят: не ближний свет), чтобы к ночи вернуться.
Как-то Яся рассказала подружке о причине (причин было много, но эта, можно сказать, стала решающей) своей болезни:
- Ты давно не видела моего Алексея, а он очень изменился. Сейчас он уже едва тянет свой бизнес.
- Я знаю, что он болел, но диагноза не было, - сказала Полина.
- У него болела голова, его обследовали в разных клиниках, просвечивали, чем только можно. А чувствовал он себя хуже. Главное – стал терять сознание. Рассказывал: внезапно, без причины, он вдруг мгновенно и на какие-то секунды отключался.
- Бедный мальчик! Он же водит машину. И в машине такое было?- с волнением спросила Полина.
- В том-то и дело! Несколько раз случилось такое и в машине, когда он ехал по шоссе на работу. Представляешь, как это страшно на дороге и для него, и для других!
- Дорогая, у тебя покраснели щёки, ты разволновалась. Может, не будешь рассказывать? – предостерегла Полина Ясю.
- Позволь мне дорассказать. Я не могу это держать в себе. Подай мне, пожалуйста, мензурку, в ней лекарство.
Яся выпила лекарство, полежала, прикрыв глаза. Полина тихонько гладила её больную руку.
- Когда он стал терять сознание в машине, на работу его начала возить Валентина. Она же теперь помогает Алексею заниматься делами фирмы. Пока ещё справляются, но, возможно, им придётся взять управляющего.
Никак не могли поставить сыну диагноз. И только в одном, недавно появившемся, оснащённом по последнему слову техники, научно-исследовательском институте, наконец, определили, что у него за болезнь. Сказали: одно из редких заболеваний. Страшный диагноз! Я, как узнала, перестала спать и есть. За какие грехи это моему сыну, не могу понять?
Но операция была под вопросом.
- Почему под вопросом? – спросила Полина.
- Специалист по такой болезни открыто сказал Алексею, что не видит смысла в хирургическом вмешательстве…Повторяю его слова. Дескать, бесполезно.
Но всё же, в том же институте Алексею предложили полностью обследоваться, чтобы решить вопрос о целесообразности операции, а ещё, если, оперировать, то где? В одной из зарубежных стран или в клинике этого института?
Представляешь, Полина, все эти разговоры, обследования продолжались долго. Я каждый день начинала с тревоги за сына, была как на иголках. Чувствовала себя отвратительно, болела голова, ныло в затылке. Приставала с вопросами к Павлу. Но он ничего не мог сказать. И, вообще, держал нейтралитет, как будто его эта беда не касалась.
- Дорогая, не вини его. Это твой сын, а не его.
- Ладно, не буду. В тот день, когда Алексей с Валентиной поехали в институт за заключением, я уже была в таком состоянии, что краше в гроб кладут. Вот тогда мне надо было лечь в больницу, чтобы мне там отрегулировали давление.
Давление у меня было двести на двести и двести на двести двадцать. Никакие лекарства не снижали его, хоть я уже пила всё подряд. Павел меня отговорил от больницы. Теперь я думаю о себе: «Какая дура! Надо было бежать в больницу. Может, и инсульта не было бы. А теперь что? Калека! И кому я нужна такая?».
Полина не успела сразу ответить. В палату зашла санитарка с ведром и тряпкой:
- Посетители, - сказала она, – вам пора уходить. Сейчас будет ужин.
- Яся, напрасно ты думаешь, что никому не нужна, - прощаясь, сказала Полина. – Ты нужна детям, мужу, нам, твоим подругам. Отдыхай. Завтра к тебе придёт Елизавета.
…На своих ногах из больницы Ясе уйти не удалось. Но, по крайней мере, она могла, опираясь на что-то, стоять. И это уже было большим прогрессом. И большой надеждой на лучшее.
Когда в семье появляется больной, нуждающийся в посторонней помощи, прежде всего, надо облегчить ему дальнейшую жизнь всеми способами.
Раньше Яся занимала комнату с балконом. Говорила:
- Я не могу без свежего воздуха. Балконную дверь закрываю только, когда очень холодно.
Дышала свежим воздухом, а читала «на сон грядущий» при свете торшера, принесённого Павлом с помойки.
Вернувшись, она заняла комнату поменьше, но светлее. В ней стояла «стенка» и диван-кровать. К кровати Павел поставил столик, на котором сразу же появились упаковки с лекарствами, чашка с блюдцем, бутылка воды. И, наконец-то, телефон. А на кровати быстро поселилась, скучающая без хозяйки, пушистая кошка.
Павел, практически каждый день, но в разное время, на несколько часов или на половину дня, уезжал в свой институт. Яся оставалась одна. Ей надо было приспосабливаться к новой роли. Но как, если плохо действуют нога и рука?
Вспомнили о сиделке. Жена Алексея вызвалась найти фирму, предлагающую сиделок, а Алексей обещал оплатить её услуги. Сиделку нашли. Это была молодая пышнотелая (по словам Яси) женщина. Она спрашивала, что Яся хочет съесть, приносила еду (Павел готовил), давала лекарство… и дальше читала газеты. Сиделку вытерпели неделю. Обошлись её услуги суммой, равнозначной месячной зарплате Павла.
Почему не получилось с сиделкой? Советский человек (рядовой) делал всё сам. Ему внушили мысль: ты – пролетарий, а пролетарий не может быть эксплуататором.
Поэтому с грузчиками, привёзшими из магазина мебель, со слесарем из ЖЭКа, обязанным бесплатно поменять прокладку на кране, с сиделками, с почтальоном, доставившим телеграмму, со штукатуром, нанятым для ремонта в квартире или доме (перечень можно продолжать и дальше) устанавливались( и устанавливаются) не деловые, а панибратские отношения.
Их кормили и поили, совали им в карман деньги…Тем самым ломали деловые отношения, а значит, и спрашивать за качество работы «стеснялись». И зачем той сиделке было стараться для Яси?
Если бы, Павел или кто-то из сыновей, позвонили в фирму, откуда была сиделка, узнали перечень её услуг и потребовали, чтобы сиделка не только подавала больной еду, но и мыла ей волосы, меняла постельное бельё, помогала бы ходить и прочее – по перечню, она бы вела себя по-другому. Получаешь деньги за работу – будь добра, трудись, как положено!
Не позвонили. Почему? Боялись обидеть сиделку. Вот что значит панибратские отношения!
И расцвёл в нашей стране во всей своей красе парадокс: чтобы хорошо сделали – надо задобрить. Это и есть истоки коррупции, которую, как заразу, травят, а она – хоть бы хны!
… Яся оказалась в замкнутом пространстве. Читать она не могла - текст плыл перед глазами. Разнообразить её жизнь мог телевизор. Но…
Ещё раньше-раньше, во время одного из девичников Полина увидела в комнате Яси три огромных телевизора. Спросила:
- Дорогая, они работают?
- Один, если хочет, то работает, а остальные мне нужны, когда я глажу…И вообще, они нам с папой не мешают.
- Откуда их так много?
- Сыновья свезли. Себе купили цветные.
- И почему они находятся в твоей комнате? – подключилась тогда к разговору Любовь. – Мой муж говорит, что от всех телевизоров, даже если они не включены, идут вредные излучения. Повторяю его слова. Зачем тебе это?
- А, это всё сказки! – со смехом отмахнулась Яся. – Живы будем – не помрём.
И вот теперь у неё был лишь огромный телевизор, работающий только по настроению. Да и места для него в её нынешней комнате не нашлось. Но самое главное – это был тот тип телевизора, который надо было вручную включать и выключать. А Яся не ходила.
Полина знала, что больному человеку не нужны «охи-ахи», нужны дела, улучшающие качество его жизни. Вспомнив о неработающих телевизорах, которые сыновья свезли к ней, вместо того, чтобы, сбросившись, купить матери новый, Полина предложила подружкам пожертвовать, сколько, кто может, на телевизор с пультом для Яси.
Деньги собрали быстро. Кто поедет покупать? Полина слабо разбиралась в технике. Она решила позвонить Семёну:
- Здравствуйте, Семён. Мы собрали деньги на телевизор для Яси. Вы – мужчина, инженер, разбираетесь в телевизорах. Нам надо встретиться, я передам деньги. Купите, пожалуйста, ей телевизор.
- Хорошо, я позвоню.
Прошло несколько дней. Потом – неделя.
- Семён, это Полина, - снова позвонила Полина, - давайте сегодня встретимся.
- Не могу. Ни сегодня, ни завтра. У меня много работы.
- Может, ваш сын сможет со мной встретиться? Я готова приехать к вашей станции метро.
- Сын занят в институте. Потом, как-нибудь…
Тогда Полина позвонила Павлу:
- Павел Иванович, поедем мы с вами в «Пражский рай» и купим телевизор. Я уже заходила в магазины и присмотрела, какой по нашим деньгам, мы можем купить. Цветной, с приличного размера экраном, очень симпатичный.
И поехали они вдвоём: женщина и уже немолодой мужчина. Походили по «раю», поговорили с консультантами, нашли, подходящий по всем параметрам. Павел не предложил добавить к деньгам подружек, но зато раскошелился на так называемый сетевой удлинитель – он оберегает телевизор при перепадах электрического тока.
Ящик оказался большим и тяжёлым. Можно было за триста рублей взять такси. Павел даже не сделал попытки. Повезли в метро. Пришлось делать пересадки. А от их станции метро надо было ещё минут двадцать идти пешком, вглубь квартала.
Несли вдвоём. Ничего! Донесли.
Сразу же распаковали, подключили. Павел поставил телевизор в нишу «стенки», напротив Ясиной кровати. Полина положила пульт в здоровую руку Яси, сказала:
- Включай!
Яся включила. Техника не подвела. Засветился цветной экран. В это время по телеканалу «Культура» передавали концерт симфонической музыки. Яся улыбалась, а по щекам её бежали слёзы. Увидев, как обрадовалась подружка, Полина забыла об усталости и о том, что у неё от тонкой верёвки, которой был связан ящик, затекли кисти рук.
Потом Яся будет рассказывать звонившим подружкам, бывшим коллегам, сыновьям все новости, которые услышит за день. Но больше всего она будет радоваться возможности послушать оперетты и оперы по тому же телеканалу «Культура», послушать передачи о кино и литературе, и, конечно, посмотреть на этом и других каналах «старые» - советские фильмы, наполненными разговорами о нравственности, дисциплине, любви к родине и коммунистической партии, о патриотическом долге, борьбе за мир…И послушать песни – редкий советский фильм был без них.
Рассказывая по телефону Елизавете, как она с наслаждением, хоть и в «десятый раз», слушала «Сильву», Яся призналась:
- Я подпевала: «Сильва, ты меня не любишь! Сильва, ты меня погубишь!»… Так что, может, мы действительно ещё споём на нашем девичнике?
- Обязательно споём! Не сомневайся. У меня для тебя подарок. Привезла тебе из восточной страны расшитое зелёное платье. Красивое и сексуальное. Скоро приеду к тебе, привезу. Ты подумай, чем я могу тебя ещё порадовать, что тебе купить вкусненького…Накануне позвоню, ты мне скажешь. Договорились?
- Спасибо, Лиза. Еды у меня много. Здоровья бы столько!
- Не дрейфь, подруга! Я тут кое-что узнала о том, какая гимнастика тебе нужна, чтобы восстановить руку и ногу. Приеду, расскажу.
Любой здравомыслящий человек понимает, что неработающий орган будет постепенно умирать. Если не работают мышцы, они слабеют и атрофируются. А, возможно, для того, чтобы человек чувствовал себя здоровым, ему нужно ещё испытывать то, что называют, земным притяжением.
Полина вспоминала полёт двух космонавтов – Андрияна Николаева и Виталия Севастьянова. Они полетели 1 июня 1970 году на «Союзе-9». И хоть это были уже далеко не первые полёты в космос, площадь космического корабля не была рассчитана на то, чтобы на них были установлены спортивные тренажёры. Врачи ещё не знали, как будет себя вести человеческое тело в невесомости при длительном полёте.
Потом космонавты вспоминали, что видели, как на их глазах уменьшаются мышцы ног; нижние конечности становились всё тоньше. Космонавты в корабле не ходили, а плавали. Следовательно, мышцы ног не имели должной, как на Земле, нагрузки. И усыхали. Хотя по программе космонавты кое-какие упражнения выполняли, и у них были жилеты с амортизаторами. Эти наши храбрые парни летали всего неполных восемнадцать суток.
Кто-то из них пошутил:
- Когда мы вернёмся на Землю, у нас вместо ног будет по два хвоста.
По телефону Яся рассказывала Полине, что время от времени она поднимается и стоит, держась за стол. Но столик этот был хилым, да и по высоте не подходил. Тогда Павел поставил рядом с кроватью Яси, отслужившую своё, стиральную машинку, внешне напоминающую большой металлический бак.
Рачительный хозяин! Он ничего не выбрасывал.
- Мне кажется, - говорила Яся, - что, если бы у меня была какая-то опора, я могла бы потихоньку ходить. Больная нога, конечно, слабая, но меня радует, что я могу стоять на ней, сгибать. Когда папа меня поддерживает, я по своей комнате делаю несколько шагов. Но я могла бы и без него пытаться ходить, если бы была опора. Я весь день сижу или лежу. А врач сказал, чтобы я старалась двигаться.
Павлу тяжело. Он работает, ходит в магазины за продуктами, готовит еду, кормит меня, возится с посудой. Убирает в квартире. А ещё меня надо подмыть, я же женщина, без этого нельзя. Волосы хоть раз в неделю надо вымыть. До ванной дойти мы даже вместе не можем, а так хочется вымыться в горячей воде с душистой пенкой! Пока мы меня обтираем прямо на кровати.
Я так хочу ходить! Ни минуты не сижу просто так: поднимаюсь и стою, сгибаю ноги в коленях настолько, насколько получается, а руку разминаю постоянно, даже, когда смотрю телевизор. Тру её и тру.
- Павел ведь по возрасту пенсионер. А он не думает уйти с работы? – спросила Полина.
- Нет. Алексей сделал папе такое предложение: «Я буду вам платить в месяц столько, сколько вы сейчас получаете в институте, включая премии и всякие другие доплаты, если они у вас есть. А вы уйдёте на пенсию, и будете ухаживать за мамой».
- Павел согласился?
- Ни в коем случае. Не понимаю, почему? – удивлялась Яся.
А Полина понимала. Нельзя было осуждать Павла за то, что он не пожелал бросить преподавательскую работу. А если это было его призванием? А если он от лекций, от бесед со студентами, от встреч с коллегами испытывал такое удовольствие, которое ни с чем другим сравнить не мог? А если именно любимое дело держало его на поверхности жизни, вдруг так осложнившейся болезнью жены?
Каждый человек – своеобразная планета. Каждый человек – это особый, только его, мир. И каждый человек не хочет, чтобы кто-то вторгался на его территорию, нарушал границы его мира. Он сопротивляется.
А что такое долг?
Лишь у военных, которые принимают присягу, да у тех, кто, также по долгу службы, подписывают документы «о не разглашении тайн», да, может, ещё у какой-то категории лиц, о сфере деятельности которой мало кто знает, долг - юридически закреплённое понятие.
Есть юридически закреплённые обязанности отца и матери по отношению к несовершеннолетним детям, а затем совершеннолетних детей – по отношению к состарившимся или заболевшим родителям.
В большинстве же случаев, долг – это нравственное понятие. В законодательных документах нашей страны нет статей о долге, как об обязанностях, мужа перед женой, жены – перед мужем. Исходя из этого, муж может и не ухаживать за заболевшей женой, а жена – за заболевшим мужем.
Ухаживать за больным человеком трудно и муторно. Не все люди готовы к этому.
Получается, что Павел мог бы и не ухаживать за заболевшей женой. К суду бы его не привлекли. А если бы Яся и написала заявление в суд, то речь бы шла лишь о материальной помощи мужа, а не о том, что он обязан подавать ей судно, готовить еду, мыть её, делать массаж, стирать её вещи…
Всё это так, только с одним «но»…Павел – врач. С врачей и другого медицинского персонала особый спрос.
Да, конечно, клятва Гиппократа, которую и до сих пор торжественно произносят выпускники медицинских институтов, академий, факультетов, давно уже – лишь театрализованное представление. И ответственность врачей всех профилей (наверное, нужно исключить здесь только хирургов) - контролирует только их понятие о врачебном долге.
Доктор, мало смыслящий в своём деле, но тихо где-то сидящий на приёме больных, может сидеть там десятилетиями. Не проштрафится, не будет на него жалоб – и до пенсии досидит, да ещё и награды какие-то получит.
Однако хочется думать, что у людей никогда не атрофируется то, что называют совестью.
Не ходи в доктора, если тебе противны люди, если тебя бьёт озноб, когда ты к ним прикасаешься! Не занимай место того, для кого медицина – творчество, призвание, и для кого клятва Гиппократа – не формальный акт, а стимул для добросовестной (и интересной для самого врача) работы на благо людям. Не ходи в доктора, если ты собираешься быть доктором лишь до тех пор, пока ты в больнице или поликлинике, а, когда снимешь халат – нет.
Павел, ухаживая за Ясей, вёл себя, как благородный человек. Но это была тяжёлая ноша. Почему-то он не понимал, что одному ему не справиться. Почему? Можно лишь строить догадки.
Как говорится, ежу понятно: если в доме больной человек, а ты не можешь (или – не хочешь) быть постоянно рядом с ним, значит, надо открыть двери для тех, кто готов прийти и помочь. Павел отказался от социального работника.
Да, помощь от социальных работников не так уж и существенна. Немало среди них таких же недобросовестных, как и сиделка, отсидевшая за неделю своё «мягкое место» возле Яси. И всё же контакт можно наладить с любым «служивым» человеком.
Чтобы у Яси вместо ног не оказалось два хвоста, нужно было помочь ей их тренировать. К тому времени уже появился большой ассортимент различного медицинского оборудования. Например, то, что советский человек мог видеть только в зарубежном кино: ходунки.
Причем, в основном, импортные, разной модификации: на двух и на четырёх колёсиках, из всевозможного металла, с разным количеством перемычек, со столиком и без него, с золотистыми (наверное, для поднятия настроения) вставками, тяжеловатыми и в облегчённом варианте…
Полина звонила Ясе часто. И вскоре, осторожно расспрашивая подружку, поняла: сыновья и муж привезли её домой, усадили на кровать, и успокоились. Дальше каждый побежал по своим делам, а Яся сидела. А ей нельзя было засиживаться.
Полина просмотрела литературу по инсультам. Муж полностью разделял её беспокойство за состояние Яси. Как-то вечером он сказал, что среди своих знакомых нашёл врача, который сможет ответить на все её вопросы. Резюмируя всё услышанное, Полина убедилась, что Ясе нужно восстановительное лечение. И нельзя откладывать это в долгий ящик.
Но сначала надо было выяснить атмосферу в доме Яси, настрой её родных.
- Привет, дорогая, - сказала Полина, позвонив Ясе, - хочешь анекдот?
- Рассказывай.
- Идёт грузин по улице в Москве, видит девушку. Подходит к ней и спрашивает: «Дэвушька, а дэвушька, у тэбя грудь есть?» «Есть», - кокетливо отвечает девушка. «А пачиму дома дэржишь? Пачиму с собой нэ бэрёшь?». Смешно?
- Смешно, - ответила Яся, но в её голосе не было оптимизма.
- Ещё один, из твоей профессии. Сидят в фильмохранилище де мыши и грызут плёнку фильма. Одна другой говорит: «Знаешь, а сценарий был лучше…». Как тебе он?
- Не в бровь, а в глаз, - в голосе Яси даже не предполагалась улыбка.
- Что делаешь, дорогая? Ты одна?
- Я всегда одна. Папа ни свет ни заря уехал читать лекции. Ночью у меня так болела парализованная нога, что я не могла спать. Уснула только под утро. Наверное, поэтому Павел не оставил мне завтрак. Вот сижу и мну свою руку. Никак не могу сжать пальцы в кулак.
- Бедненькая! Уже одиннадцать часов, а ты ничего не ела!
- Нет, я поела. Папа, уезжая, не закрывает на ключ дверь квартиры. Ко мне то одна, то другая соседка забегут. Татьяна зашла, сказала, что идёт в магазин и может что-то для меня купить. А у меня под подушкой всегда есть деньги. Я и попросила её купить для меня кусочек солёной сёмги, триста граммов хорошей колбасы и свежего хлеба.
Татьяна-умница выполнила мой заказ, всё порезала, сделала бутерброды, принесла от себя чай. Мы и устроили с ней пир на весь мир. Я с удовольствием поела.
Не хочу упрекать Павла, он возится со мной, устаёт. Но готовит он всё жирное, я не могу такое есть. Если отказываюсь или не всё съедаю, он ругается.
- Ругается? – удивилась Полина.
- А что ты думаешь? Что он ягнёнок? Он вежливый со всеми, кроме меня. Допечёт, и я его матом посылаю. Я ему уже надоела.
- Да? - удивилась Полина. – Весело вы живёте. Но не будем о грустном. У меня есть хорошие новости. Хочу рассказать тебе, дорогая, о том, что необходимо сейчас делать. Во всех районных больницах Москвы появились восстановительные отделения для больных с инсультами и другими заболеваниями, при которых нарушаются движения.
Я позвонила в твою больницу. Да, ты можешь лечь в такое отделение. Если бесплатно, то нужно получить направление из поликлиники. А если за плату, то можно даже иметь отдельную палату, в которой душ, туалет. Предполагаю, что там вполне нашлось бы место и для раскладушки. Если бы твой супруг захотел проводить рядом с тобой ночи, то мог бы спокойно лежать на раскладушке, а не мучиться на стуле. С его-то ростом!
Знакомый моего мужа – врач, расспросил меня, как ты лечишься. И сказал, что Павел и ты занимаетесь самодеятельностью. Ты говоришь, что всё время мнёшь свою руку. А врач сказал, что это, как мёртвому… прости… ты знаешь эту поговорку… как мёртвому - припарка. Есть специальные методики по восстановлению утраченных функций рук и ног. Это я повторила слова врача. Как ты к этим моим хорошим новостям относишься?
Ответа не было. Яся молчала.
- Яся, ты почему молчишь? – кричала Полина в телефонную трубку. – Тебе, что, плохо?
Наконец, Яся отозвалась.
- Ты знаешь, почему ко мне перестали ходить Люба и Лиза?
- Они пытались мне объяснить, да только туману напустили. Так почему?
- Сначала Елизавета, а потом – Люба пытались убедить Павла, что меня нужно определить в больницу и продолжать лечение. Приводили разные примеры о том, как людей приносили на носилках, а из больницы они уходили, кто с ходунками, кто - на костылях… Меня уговаривать не надо, я готова хоть сейчас.
А Павел… - Яся тяжело вздохнула, - вежливо объяснял им о нецелесообразности лечения в больнице, о том, что он сам делает мне массаж, что дома мне лучше, так как – родные стены помогают.
Елизавета… ты же знаешь, Полина, она - девушка горячая, вспылила, сказала Павлу всё, что о нём, как о враче, думает. Что он не выполняет клятву Гиппократа, что он закостенел, не развивается, как лекарь, не следит за новинками медицины, а сейчас начало двадцать первого века и медицина ушла далеко вперёд…А ещё ляпнула: « Или вы, Павел Иванович, не хотите, чтобы ваша жена выздоровела?».
- А что Павел? – спросила с тревогой Полина.
- Павел, не повышая голоса, ответил ей так: «Ставлю вас в известность, Елизавета Иосифовна, что с этого дня я не желаю видеть вас в моём доме. Я больше не позволю вам переступить порог моего дома». Такую же отповедь получила и Люба.
- В его доме? Очень интересно. Яся, но ты же не рабыня Павла, не его крепостная. Если хочешь лечь в больницу, какие проблемы? Главное – твоё желание. Тебя могут сыновья отвезти.
Я могу тебе помочь. У нас есть машина. Мой муж готов тебе помочь. Сказал: «Пусть Яся Викторовна только свистнет. Я, как Сивка Бурка, готов лететь к этой красавице».
Яся долго сдерживала слёзы, в конце концов, зарыдала:
- Спасибо вам. Какая я теперь красавица! Я не могу, Полина, пойти против Павла. Сыновья-то отвезут. А после больницы я вернусь домой, и мы будем с Павлом вдвоём. Он и не подойдёт ко мне. Я не уверена, что после лечения в больнице смогу полностью себя обслуживать. Не верю я в это.
Мне не нужна сейчас война с мужем. Сыновья живут далеко от меня. Алексей серьёзно болен. Пока его лечат консервативно, но всё идёт к тому, что нужна операция. Я так за него волнуюсь, с ума схожу. А Семён? Что Семён? Он зол на весь мир. Не возьму в толк, почему мой старший сын получился таким. По характеру не похож ни на Марка, ни на меня. Я не жду от него помощи, не хочу ему надоедать. Наверное, ему тяжело с самим собой. А тут ещё я со своими болячками…
- Яся, не о том ты говоришь! Семья, прежде всего, должна помогать. Мы все, как говорила моя бабушка, под Богом ходим. Сегодня тебе нужна помощь, а завтра, может, Павлу… Хочешь, я поговорю с Павлом?
- Не надо, ни в коем случае, - торопливо завозражала Яся. – Только хуже сделаешь. И тебе он запретит ходить ко мне. Раю я вовремя предупредила, чтобы она не говорила с Павлом о больнице. Остались ты да Рая. Ещё кое-кто из коллег по киностудии иногда ко мне заезжает. Но у всех свои дела и проблемы. В Москве такие большие расстояния, что не наездишься.
- Что ты, дорогая, так разволновалась? – пыталась успокоить подружку Полина. - Давление нагонишь волнением. Я не сделаю ничего такого, чего ты не хочешь. Скажешь: «Поговори», я поговорю. Скажешь: «Не говори», я никогда не сделаю наоборот.
Но признаюсь тебе откровенно: я не из тех людей, кому твой Павел может запретить навещать тебя, мою подругу, в твоей квартире. Навещала, и буду навещать.
А пока хочу предложить тебе купить ходунки. С ними надёжно. Ты сможешь ходить, опираясь на них, и будешь более свободна и не так зависима от Павла и других. Я видела на улицу женщину с ходунками. На улице! Понимаешь?
И ты со временем сможешь выходить. Рядом с твоим домом благоустроенный двор, много скамеек, цветы. Только…- Полина вздохнула, - вот только в твоём подъезде почему-то нет перил. Черти полосатые! То ли строители не сделали их, то ли потом кто-то отодрал. А по плану, перила должны быть.
Ничего, ничего…Не волнуйся, будут в вашем подъезде перила. Теперь у нас есть депутаты, которым очень хочется иметь хорошую репутацию среди населения. Так, как ты смотришь, дорогая, на ходунки?
- Хочу купить, - ответила Яся повеселевшим голосом. – Ты умеешь уговаривать. А ты ходунки видела?
- Да, видела. Я уже сделала разведку в магазин, который относительно недалеко от твоего дома. Теперь в свободное государство – Россию - во всех концов света хлынули товары. На разный кошелёк и на все вкусы. Ты должна решить: какие ходунки тебе больше подойдут - с четырьмя колёсами или с двумя?
- Посоветуюсь с папой. Я не думаю, что он будет возражать против ходунков. Я их куплю за свои деньги. Так хочу для себя что-то сама делать! Надоело сидеть в кровати.
Мечтаю умыться в ванной под струёй холодной воды. И в туалет могла бы ходить сама. – Яся помолчала, потом со вздохом сказала, - Павел бесится ещё и оттого, что не может на дачу ездить. Он дом-то слепил, но там ещё много разной работы…Я ему мешаю.
Ходунки Полина и Павел также покупали вместе. Договорились встретиться в магазине. Павел пересмотрел все ходунки, взвешивал их на весу. Они решили, что ходунки на четырёх колёсиках опасны, могут сами по себе тронуться с места, и что Яся с одной здоровой рукой не справится. Выбрали лёгкие, с двумя колёсиками впереди.
Павел ходил по магазину, удивлялся:
- Так много всего интересного! А вот такая кровать с массой функций могла бы пригодиться нашей больной, когда она лежала в клинике…И поилки, и сушилки…Костыли до локтя…Я удивлён!
- Павел Иванович, - Полина намеренно остановилась возле колясок для инвалидов, - присмотритесь к коляскам. Ясе нужна коляска. В коляске её можно вывозить на улицу. Сначала Яся сидела бы в ней. А, когда у неё окрепнет парализованная нога, она сможет и ходить. Я видела мужчину, который шёл, держась за спинку коляски.
- Хорошо, хорошо… Мы подумаем.
Для мужчины лёгкие ходунки – не ноша. Когда вышли из магазина, Полина сказала:
- Павел Иванович, вы сами донесёте ходунки?
- Да. Они не тяжёлые.
- Тогда я с вами прощаюсь. Мне нужно вернуться на работу. Ясе передайте привет. Я позвоню вечерком. Будьте здоровы!
- И вам – того же. Спасибо за помощь.
Что ещё делают в квартире, где находится человек, которому трудно передвигаться, подниматься, садиться? Везде, где только можно: возле его постели, по ходу движения в туалет, ванную, кухню; в туалете над ванной, в разных местах в кухне - прикрепляют поручни. Поручни помогают больному и облегчают уход за ним.
С первых же дней, когда Россия встала «на рыночные рельсы», в её магазины хлынули со всех концов товары, в том числе и зарубежных фирм, специализирующихся на медицинской продукции.
В советское время можно было по пальцам пересчитать инвалидов, которые имели коляски. Везло тем, чьи родственники или друзья могли привезти им лёгкие импортные коляски, снабжённые механизмами для управления. В СССР существовал лишь один завод, выпускающий инвалидные коляски – тяжёлые и громоздкие. Но и на такие очередь была громадная.
История умалчивает, какими колясками пользовались постаревшие партийцы «высшего клана» и их родственники. Можно предположить, что предпочитали импортные, как более комфортные.
Уверенности в этом добавляет и такой факт. Долгое время большинству советских граждан стоматологи ставили металлические зубы и коронки на зубы. Кое-кто щеголял зубами «золотыми». А между тем, в других, цивилизованных, как тогда говорили, подразумевая, что СССР – не совсем цивилизованная империя, чуть ли не со времён царя Гороха, были разработаны и применялись другие материалы для зубов и коронок: пластмасса, керамика и всё такое прочее, чем сейчас не удивишь и нас, горемычных.
Вряд ли кто-то может вспомнить хоть одного партийного босса советского времени, во рту которого были стальные зубы. У всех белые. Конечно, из импортного материала. Позже выяснилось, что все стоматологи, обслуживающие советскую «элиту», регулярно ездили в разные зарубежные страны на конференции, где знакомились и с материалами, и с обезболивающими средствами, и с техникой для лечения зубов…
Так что лозунг коммунистической партии: всё для народа – был «уткой».
Разговор о зубах автор останавливает на полдороги, так как здесь он не по теме. А поговорить есть о чём. Многие россияне - ближе к пенсионному и пенсионного возраста – беззубые или во рту торчит несколько зубов. Особенно это заметно в сельских районах. Чем дальше от центра – тем народ беззубее. Грустное зрелище. И стыдное. Но «простым» людям стыдиться нечего.
Будем надеяться, что когда закончится программа по стабилизации демографии, предусматривающая материальное поощрение для рождения второго ребёнка, начнётся программа « Зубы – всем!». Мечтать ведь не вредно.
Недавно уважаемый мною Михаил Жванецкий в телепрограмме «Дежурный по стране», выходящей на канале «Россия -1», сказал примерно так: «Надоело слово «будет». Там – уже, а здесь – будет…».
Я поднимаю спущенную петлю своего романа, и возвращаюсь к поручням.
После того, как были куплены ходунки для Яси, крайне необходимы были поручни, за которые она могла бы держаться; они бы страховали от падения. Полина сказала об этом по телефону Ясе и Павлу:
- Этого добра в магазинах сейчас много. Разного размера, толщины…
- Спасибо, Полина, - ответила Яся. – Самый мастеровой в нашей семье – мой старший сын. Я дам ему деньги и попрошу купить. – А потом засмеялась: - Ты не представляешь, как я теперь могу ходить с ходунками! Я уже забыла, как выглядит улица, с тех пор, как после больницы вернулась домой, в окно не выглядывала. И вот я смогла, пока с помощью папы, подойти к окну. Смотрела на деревья, на людей, на машины, на собак с такой радостью, словно никогда их не видела. Спа…
- Яся, ты почему замолчала? – Полина вслушивалась, надеясь прояснить молчание подружки.
- Спасибо тебе, - наконец, снова заговорила Яся, - я плачу. Спасибо тебе за помощь мне и папе. Ты для меня больше чем подруга, ты – сестра.
- Дорогая, я не сделала ничего особенного. Хочу, чтобы ты ходила. Вот соберём всё, что может тебе помогать, и вперёд! Помни слова врача.
Однажды я слышала, как актриса Людмила Гурченко рассказывала о своём отце. Он поддерживал её желание стать актрисой и советовал: « Дуй уперёд! Не помню точно, но, кажется, он называл её доцей… «Доця, дуй уперёд!». Она и дула уперёд, и стала прекрасной актрисой, певицей и режиссёром. А ты, дорогая, дуй теперь к своей цели.
- Да, неподражаемая Людмила Гурченко… Людмила Марковна…- сказала Яся. И вдруг запела. Голос её был слабым, но пела она с чувством: - Пять минут, пять минут… бой часов раздастся вскоре…Пять минут, пять минут, помиритесь те, кто в ссоре…Я фильм «Карнавальная ночь» видела не один раз. Но что с нами делает время! Из актёров, что снимались в этом фильме, нет уже больше половины.
- Но они остались в фильме. - Полина решила срочно переменить тему. – Яся, забыла тебе сказать вот о чём. Твой Семён - мастеровой. Очень хорошо. Я недавно разговаривала с Раей. Её муж, в свободное от основной работы время,– столяр-слесарь-плотник …Мастер на все руки, специалист в одном стакане.
Если у Семёна не будет получаться с поручнями, муж Раи готов к вам приехать со своими инструментами, и, как он выразился, пришпандорить, где надо, не только поручни, но и всё, что скажете. Как ты на это смотришь?
- Я знаю, Рая мне звонила. Спасибо вам всем, друзья мои. Но я всё же надеюсь, что Семён сам справится.
И когда, спустя время, Полина с пирогом, как и раньше, приехала навестить Ясю, она пришла в изумление, увидев «поручни». Это не были поручни.
Один из приятелей Семёна сколотил бригаду. И когда находилась квартира или офис для ремонта, он, по старой дружбе, приглашал Семёна, как специалиста по сантехнике. Платил он своим рабочим неплохо, в долларах.
В одной из таких квартир Семён и снял несколько ручек со старых дверей, вынесенных потом на помойку. Они были тоненькие, маленькие, неудобные даже для здоровой руки. В них можно было просунуть лишь несколько пальцев.
Вот их Семён и пришпандорил в туалете и в ванной. Они так и остались невостребованными, так как с ними Ясе было более опасно, чем без них.
- Зашёл я в магазин медицинских товаров, - рассказывал он матери, но предварительно очень долго хвалил «поручни»-ручки, которые приделал. – Ты не представляешь себе, мать, сколько там всего! Нашего ничего нет, всё импортное. Я удивился, не думал, что есть специальные заводы. Проторчал там целый час, разговаривал с консультантами. Все вежливые, терпеливые. Наверное, зарплату в долларах получают.
Проторчал там час, а поручни настоящие, надёжные для больной матери, не купил. Почему? Пожадничал? Но Яся ведь дала сыну деньги. Что за скрытые мотивы?
Полина не стала комментировать поручни, ей и так было видно, что Яся расстроена.
Когда Павел ушёл в кухню, чтобы разрезать пирог, понизив голос, Полина сказала:
- И всё-таки тебе надо было бы лечь в отделение восстановительного лечения. Хоть один раз. Попробовать.
- Он и слышать ничего не хочет о больнице, - также тихо ответила Яся. А потом продолжила громко: - О, папа принёс мне котлеты с картофельным пюре. Пахнет вкусно! А потом буду есть твой пирог.
…Вернувшись домой, Полина бросила сумку возле порога, села и некоторое время сидела, как будто у неё не было сил подняться.
Она не понимала мотивов сопротивления Павла и мотивов не сопротивления самой Яси.
Вечером она заговорила об этом с мужем. После того, как они поужинали, Полина достала из серванта бутылку красного сухого вина и штофчик с водкой. Её супруг не пил вино, а она не пила водку. Налила в японские малюсенькие рюмочки - подарок Агнессы, когда та приезжала на побывку в Москву.
- Я тебя люблю, - сказал супруг, стукнув своей стопочкой об стопочку Полины.
- Я тебя люблю, - сказала Полина.
Они выпили.
- Хочешь, миленький, ещё? – спросила Полина.
- Нет, миленькая, не хочу.- Помолчал. – Мне кажется, что ты чем-то озабочена? Тебя огорчили дети?
- У наших детей всё хорошо. А когда у наших детей, хоть они давно не дети, всё хорошо, и у меня всё хорошо… Не могу понять, что такое происходит в семье Яси.
Муж Полины сел на диван, потянул её за руку к себе:
- Садись ближе ко мне. Я обниму тебя, и все твои огорчения пройдут. А руки у тебя, какие холодные! Прячь их ко мне под рубашку… - Он поцеловал её в щёку. – Рассказывай, что с Ясей Викторовной?
- Павел, как осёл упёрся: не пущу тебя, говорит он ей, в больницу, там тебя загубят.
- Ничего себе! Он же врач! Как он смеет говорить такие ужасные вещи о больнице?
- Ты можешь объяснить его логику? Как мужчина объясни…
- Миленькая, логика здесь одна: ваш Павел не хочет, чтобы его жена выздоровела.
Полина отстранилась от мужа, смотрела на него оторопело:
- Как не хочет? Разве такое возможно, чтобы один человек не хотел, чтобы другой человек стал здоровым?
- Миленькая, какая же ты наивная! В подлунном мире и не такое возможно.
- Я не наивная. Я хочу понять.
- Психолог бы тебе объяснил поведение Павла лучше, чем я. А я тебе скажу, что Павел хочет за что-то отомстить своей жене. Здесь какие-то скрытые, глубокие причины.
Я имею дело с техникой. Случается, что и какой-то механизм, словно живой, затаит обиду или на что-то разозлится, и всё! Не работает. До винтиков приходится разбирать. Мне кажется, что у Павла есть какие-то тайные замыслы.
- Не пугай меня, дорогой.
- Не рви своё сердце, миленькая. Не мною сказано: чужая душа – потёмки.
… Навещали Ясю мало кто. Жена Семёна не пришла ни разу с тех пор, как свекровь заболела. В церковь ходила, а к свекрови – нет.
Но подружки, бывшие сослуживцы, разные знакомые звонили Ясе часто. И как-то она сказала кинооператору, с которым сделала несколько фильмов, что хочет приобрести коляску, так как уже по чуть-чуть ходит, а в коляске сможет больше передвигаться по дому.
- Яся Викторовна, - закричал обрадованно оператор, - не надо вам покупать коляску. Возьмите у меня. Я купил своей тёще, но… В общем, даю вам коляску на прокат. Пользуйтесь. Только не смогу сам вам её привезти. Подвернулась работа на телевидении, пропадаю там днём и ночью. Но у нас дома обязательно кто-то есть. Запишите адрес.
Павел записал адрес. То ли Яся не была уверена, что её «папа» сможет найти нужный дом, то ли боялась, что он отложит поездку за коляской в долгий ящик, но она позвонила Полине:
- Мы тебя, Полина, эксплуатируем, - сказала, волнуясь, с одышкой Яся. – Прости. Надо забрать коляску. Я позвонила Семёну, сказал, что занят. У внука тоже какие-то срочные дела. Алексею не звоню, сама знаешь, почему. Думала, что сосед Павлу поможет, но он уехал к родственникам в деревню…
- Дорогая, не извиняйся. Я и сама хотела тебе напомнить о коляске. Погода ещё позволяет погулять на улице…
- Какая улица! Мне бы по дому передвигаться. Пыль лежит на всём, папа не успевает. А я бы смогла сидеть в коляске и пыль вытирать…И в кухне что-то бы делала. Надо и мне как-то приспосабливаться к новой жизни. Как другие.
По телевидению я видела, как в колясках путешествуют инвалиды в Швеции, Норвегии…Никаких проблем у них нет въехать на паром, в автобус…Им, конечно, помогают, есть сопровождающие. А мне бы хоть по квартире… путешествовать.
Полина, ты уже многое для меня сделала. Помоги ещё раз. Я, боюсь, что Павел… из вредности… не поедет за коляской один. Подозреваю, что к Москве он так и не привык, боится её. Он и не знает город.
Его институт находится в нашем же районе, он ходит пешком, хотя мог бы ездить на автобусе. Ещё он знает только рынок, куда ездит за продуктами со своей огромной тележкой. Всё. А мой оператор живёт на другом конце Москвы. Боюсь, что Павел заблудится.
Если у тебя будет время, может, на той неделе?
- Нет, дорогая, откладывать мы не будем. Завтра у меня то, что называют, ненормированный рабочий день. Узнай, пожалуйста, по телефону подробности о дороге: как выйти из метро и прочее. И можно ли завтра пораньше приехать? А свободен ли Павел утром?
Всё утряслось, и снова «парочка»: Полина и Павел отправились за коляской. Путь был не близким: метро, автобус и пешком. Туда – налегке, обратно - пришлось потруднее. Коляска была большой, не «облегчённого варианта», никак не хотела складываться. Тащил её Павел. Колёса норовили направляться не туда, куда надо было, а куда они хотели. В автобус они втащили коляску с трудом.
До метро ехать надо было минут пятнадцать. Павел тяжело сел и прикрыл глаза. Полина обратила внимание, что одет он в старый, видавший виды, костюм, а впереди, на самом пикантном месте брюк частично была оторвана «молния».
- Запсивел мужик без присмотра женщины, - и жалеючи Павла, и с издёвкой, подумала Полина.
Она знала, что Павел не разрешал Ясе трогать его вещи, стирал, гладил сам. Но уж она обязательно пришила бы мужу «молнию» на брюках, не спрашивая разрешения. Чтобы избавить его от стыда: каждый день «в народ» выходит, читает лекции молодёжи. Небось, девушки похихикивают над преподавателем.
… Яся очень обрадовалась коляске. Правда, квартира их была заставлена разными вещами, проёмы дверей – узкими (Ах, архитекторы! Забываете, что в проектируемых вами домах живут не только здоровые люди!), но, путём проб и ошибок, Яся всё-таки стала передвигаться по дому.
И она ожила. Голос её окреп. Она была полна разных планов и радужных надежд.
Однако…