15
Ночью мне приснился пленный майор-танкист, которого мы с Дремовым и Ванькой притаранили к своим на его же танке. А в моем сне он вышагивал по Красной площади в больничной пижаме. А за ним маршировал Цапля в эсэсовской форме. Да уж, приснится же такое. Но эта дурь не сбила меня с хорошего настроения, и проснулся я довольно бодрым.
В первый день я ужасно боялся опоздать на службу и пришел самым первым. Не было еще ни военкома, ни рвущегося на войну Полупанова Василия Васильевича. Да и вообще, я мог дожидаться начала рабочего дня у себя в конуре, от которой до кабинетов было всего несколько метров по коридору. И вот в здание ввалился военком, и я поприветствовал его:
- Здравия желаю, товарищ майор!
- Здорово, здорово, Герасимов! Раз ты уже здесь торчишь, то подожди еще немного. Полупанов сзади топает, етить твою! И действительно, буквально через минуту, вошел Полупанов. В полушубке, зимней шапке и валенках он выглядел, более или менее, похожим на офицера. Радостно поздоровавшись, он отпер дверь своего кабинета:
- Прошу, товарищ лейтенант.
В общем, по рассказу Полупанова, служба была здесь так себе, от горя. Ничего серьезного, оформление бумаг в основном, да и то в большинстве случаев этим занималась машинистка. И еще формально под моим началом находилось отделение солдат, которые, как раз, и жили у меня за стенкой. А на самом деле ими командовал однорукий сержант.
В общем, передача полномочий длилась не очень долго, потом Полупанов познакомил меня с машинисткой Лизой, миловидной девушкой лет двадцати. Ее ничуть не портили небольшие круглые очки и длинная челка. Кабинетик у нее был совсем маленький, но с той же мебелью, а еще на столе красовалась пишущая машинка «Ундервуд».
Потом мы зашли к военкому, и Полупанов, глубоко вздохнув, положил перед ним очередной рапорт об отправке на фронт. А майор, почему-то, был недоволен:
- Ну что, дождался, етить твою!
А Полупанов даже не скрывал свою радость:
- Так точно, товарищ майор!
- Ну-ну, сходи повоюй, может поймешь что-нибудь, етить твою!
Полупанов с нетерпением поторопил его:
- Товарищ майор, надо бы подписать!
И указал на рапорт. Военком покряхтел и размашисто начертал какую-то визу. Полупанов внимательно прочитал и аккуратно сложил свою бесценную бумагу, при этом непрерывно улыбаясь. И чего лыбится, дурачок! Его стремление, конечно, похвально, но такие вот вояки, с позволения сказать гибнут в первую же очередь. В первом же бою. Ну что же, это его решение, и его нужно уважать.
Пришла пора прощаться, и мы сделали это сдержанно. Просто пожали руку Полупанову, и он ушел. Ушел в неизвестность. Некоторое время мы сидели молча, машинистка Лиза приступила к работе, и казалось, что она сидит совсем рядом. В этой же комнате. Военком устало спросил:
- Что ты об этом думаешь, лейтенант?
- О чем, Панкрат Семенович?
- Да я о вояке этом, о Полупанове, етить твою.
- Не знаю, но вряд ли ему повезет.
Военком горестно вздохнул, и я решил переменить тему. Человек только что ушел, и нельзя ему предрекать будущее несчастье, поэтому я и спросил:
- А чего тут такая слышимость хорошая, товарищ майор?
Он как-будто меня не расслышал, но потом встрепенулся:
- Чего, Герасимов?
- Да слышимость, говорю, хорошая здесь.
- А-а! Да тут раньше большое помещение было. А потом его разделили дощатыми перегородками, етить твою. Наделали клетушек, а за каким хреном, непонятно. Етить твою!
- Понятно, Панкрат Семенович.
И я решил перевести разговор на свою тему:
- Говорят, у вас здесь знахарка есть, Анисимовна какая-то, а. Панкрат Семенович?
- Да, есть такая.
- Ну, и как она. Лечит людей?
- Лечит, а как же не лечит. Хорошая бабка, етить твою. А ты чего вдруг спрашиваешь, Герасимов? Етить твою!
- Да подлечиться мне надо, товарищ майор. Даже не подлечиться, а руку сделать нормальной, чтобы работала, как часы.
- Так-так, очень даже может быть, етить твою. Она, вообще-то, многим помогла, старушенция эта. Может, и тебя вылечит, етить твою!
- Да хорошо бы. Панкрат Семенович!
И тут он подозрительно посмотрел на меня:
- А потом ты смотаешься на фронт, так, Герасимов, етить твою?
И погрозил мне пальцем:
- А я здесь опять останусь, не пойми с кем. Ты этого хочешь, лейтенант?
Мне ничего не оставалось, как ответить:
- Видите ли, Панкрат Семенович, если я вылечусь, то так и будет. Скорее всего!
Военком угрюмо пробурчал:
- Ну-ну! Етить твою!
А потом распорядился:
- Иди работай!
Я демонстративно отдал честь и вышел. Уселся на стул в своем кабинете и начал обживаться. Вот судьба какая, а? Приобрел себе личный кабинет, даже с сейфом. Кстати, нужно взглянуть, что там Полупанов прятал от лишних глаз. В сейфе лежало всего несколько папок – личные дела охраны, машинистки Лизы, которая строчила, как из пулемета на своей машинке, и свое собственное. Дела военкома не было, наверное. у себя хранил, етить твою! Заняться было совершенно нечем, текущих дел никаких мне Полупанов не оставил, оно и к лучшему. Не люблю я эту бумажную работенку.
Можно было и сегодня сходить к знахарке, но нужно отпрашиваться у Сергеева. А первый день это не очень удобно, и я решил потерпеть до завтра. Вдруг раздался стук в стенку и голос военкома:
- Эй, лейтенант, ну-ка зайди!
Я, нехотя, вошел к нему:
- Слушаю вас, Панкрат Семенович.
- Ты вот, что. Герасимов. В столовую можешь ходить без предупреждения, а в остальных случаях изволь докладываться, понятно, етить твою!
- Все ясно, товарищ майор!
- Свободен!
И я снова отправился в свой кабинет. Вот черт, да тут с ума сойдешь от безделья, надо у кого- то узнать, есть ли в этой дыре библиотека. Зашел к Лизе, и она подробно все объяснила. Библиотека находилась совсем недалеко, на площади. Но тут я заметил почку газет на тумбочке у машинистки, в военкомат приносили «Красную Звезду». Что же, это уже лучше. Я сгреб газеты о пошел к себе. Время тянулось медленно, но в госпиталях я уже привык к этому. После вчерашней выпивки есть не хотелось. И я решил дождаться обеда.
Скоро снова постучал военком и выдал мне деньги по денежному аттестату:
- Купишь себе чего-нибудь, етить твою. Чаю там, сахару. И бритву не забудь, а то зарос уже. Красный командир должен выглядеть, как положено, етить твою!
Я молча согласился, но про себя подумал, что военком этот какой-то занудный. У самого вот трехдневная щетина. Ладно, поживем, увидим.! А все же я должен быть благодарен ему за то, что он меня сюда взял. И где бы я сейчас был? Нет, надо с ним помягче, повежливей общаться. Хоть это и не в моих правилах, но никуда не денешься. Но я надеюсь, что со временем это пройдет.
После обеда записался в библиотеку, теперь веселее воевать будет. И до вечера время прошло довольно быстро. Ничего не произошло, жизнь, как в тихом болоте. Хорошо, что завтра выходной. И вообще, я не думаю, что такое существование мне по нутру. Но завтра все выясниться. В конце дня попрощался с Лизонькой, так я стал про себя называть машинистку. И зашел к военкому, тот сидел какой-то мрачный, и я поинтересовался:
- Случилось что-нибудь, Панкрат Семенович?
- Да нет, лейтенант, все нормально, просто завтра выходной. А ты сходи куда-нибудь. В кино, что ли. Завтра «Веселых ребят» крутят, етить твою!
- Товарищ майор, а почему у нас выходной в военное время?
- Так указание такое, не нам его обсуждать, етить твою.
Я пожал плечами, попрощался и пошел в свою конуру, думая, почему военкому так не нравится воскресенье. Об этом я узнал несколько позже, и стал понимать майора. По дороге решил зайти к солдатам. Двое бойцов и однорукий сержант поднялись с коек и нестройно поприветствовали меня:
- Здравия желаем, товарищ лейтенант.
- Здравствуйте, товарищи. Да вы отдыхайте, отдыхайте!
Ко мне подошел сержант и представился:
- Сержант Парфенов. Игорь, товарищ лейтенант!
- Ну, вот и отлично, сержант, будем знакомы.
Я уже собрался уходить, но он остановил меня:
- Товарищ лейтенант, вы заходите вечерком, чайку попить. Здесь у нас все есть.
Сержант этот был черен, как грач, а в глазах у него стояла какая-то немыслимая тоска. Я внимательно посмотрел на него:
- Хорошо, спасибо, сержант.
- Товарищ лейтенант, а вы к нам надолго? А то я вижу, рука у вас не в порядке.
- Да я и сам еще не знаю. Завтра все выясниться.
- Извините, товарищ лейтенант!
Но я только рукой махнул:
- Отдыхайте, бойцы.
У себя в комнате я улегся и принялся читать «Войну и мир», но через некоторое время ввалился Ломоносов:
- Здорово. Витя! Как служба?
И хохотнул:
- Не напрягает?
Я тоже решил отшутиться:
- Это дело по мне! Знаешь, почему?
- Ну, и почему же?
- А по мне – где бы ни работать, лишь бы не работать. Примерно так!
Ломоносов усмехнулся:
- Считай, что ты попал, куда надо! А если серьезно?
- Да ну, тягомотина какая-то, Миша. Слушай, я про военкома спросить хотел. Чего он такой смурной? Воскресения, почему-то, не любит.
Ломоносов покачал головой:
- У него на глазах вся семья погибла, жена и двое детей. И случилось это как раз в воскресенье, двадцать второго июня.
- Как это произошло?
- Их гарнизон стоял недалеко от границы. Авиационный налет, и все! Прямое попадание. Он сам только-только выскочил по тревоге, а тут такое! Врагу не пожелаешь. Сейчас живет на квартире, вот и мается по воскресеньям.
- Понятно.
- Ну ладно, Вить, я побежал. Значит, завтра идешь? Удачи тебе!
- Спасибо, слушай, а где ты еду-то домашнюю берешь? Давно хотел спросить.
Он рассмеялся:
- Да мать у меня живет в деревне, три километра отсюда. Небольшое хозяйство держит. Ну все, бывай!
И он выскочил за дверь, а я снова улегся, но чтение не лезло в голову. Да, незавидная судьба у военкома. Чтобы такое пережить, надо быть очень сильным человеком. Наверное, ненависть к убийцам своей семьи просто кипит в нем. Я еще не знал, что военком постоянно бомбит вышестоящее начальство рапортами об отправке на фронт. Да, дела!
Незаметно мои мысли перескочили на другое. Вот, черт, бойцы же приглашали на чай, а у меня шаром покати, не буду же я солдат обижать. И я помчался в военторг и, слава Богу, успел.
Уже вечером, где-то около девяти часов, за мной пришел сержант Парфенов, и я отправился на чаепитие. Познакомился с бойцами, но с первого раза так и не запомнил, кто есть кто. И тут же мне вспомнился военком – это недопустимо для красного командира. Етить твою! После общения с солдатами стало как-то повеселее. А все они, как выяснилось, были инвалидной командой, годные к нестроевой. Вот и я, их командир, такой же. Вернувшись к себе, почитал на сон грядущий и заснул.
А утро пришло с ощущением. Что все у меня будет в порядке. И после завтрака отправился на улицу Стрелецкую, дом двадцать четыре. Городок хоть и казался не очень большим, но полчаса мне пришлось затратить на поиски. С бьющимся от волнения сердцем я постучал в калитку и вошел. Из дома навстречу мне вышла миловидная пожилая женщина лет шестидесяти с небольшим. И старушенцией ее назвать можно было только с большой натяжкой. Голос у нее был под стать – грудной, с небольшой хрипотцой. Она только поздоровалась и еще ничего не спросила, внимательно глянула на мою подвешенную руку и медленно произнесла:
- Проходи, солдатик.
Я зашел в дом и неуверенно затоптался у порога, а хозяйка спокойно сказала:
- Раздевайся и проходи.
И указала на небольшой деревянный диванчик. Потом долго-долго смотрела мне прямо в глаза и, твердым голосом, приказала:
- Рассказывай все по порядку.
Я особенно распространяться не стал, остановился поподробнее на ранении и моем лечении по госпиталям. Она внимательно выслушала и сказала:
- Показывай руку.
А потом тщательно ощупывать ее, совсем, как московский профессор. А я напряженно сидел и ждал ее решения. Но знахарка не торопилась. И как-будто совсем не замечала моего беспокойства, только тихо сказала:
- Сиди спокойно, солдатик. Тебя как звать-то?
- Виктор.
- А меня Анисимовной кличут.
- Спасибо, я знаю.
Она почти незаметно усмехнулась:
- Ну-ну!
Наконец, она закончила свое исследование и произнесла:
- Вот что я скажу тебе. Витя.
Я перестал дышать, а знахарка вдруг широко улыбнулась и мягко погладила меня по голове:
- Я помогу тебе, это в моих силах.
У меня непроизвольно закрылись глаза. А в голове закрутилась только одна мысль: «Слава Богу, слава Богу, слава Богу!»
А Анисимовна продолжала:
- Но надо набраться терпения, Витя. Сразу ничего не происходит.
Я нетерпеливо спросил:
- А как долго? А, Анисимовна?
- Этого я тебе сказать не могу, но я вылечу тебя, Витя. Ничего страшного нет. А теперь слушай. Для твоего лечения мне нужно приготовить две целебные мази, и втирать из надо будет по-разному, каждую своим способом. Тебе самому одной рукой этого не сделать. Поэтому придется тебе каждый день приходить сюда. Ты сможешь это сделать?
- Конечно, Анисимовна! Да ради выздоровления я готов на все! Я буду приходить каждый день после службы.
- Ну, вот и ладненько. Вот и договорились. Витя.
- Спасибо вам!
- Подожди, Витя, это еще не все. Подожди немного, можешь одеваться.
Она вышла в сени и через некоторое время принесла холщовый мешочек и небольшой круглый булыжник:
- Будешь делать следующее. Как от меня вернешься, то положи камень в мешок и привяжи к больной руке. И вот так будешь держать на весу примерно полчаса. И вот с
этим грузом пытайся помахивать рукой. Можешь начинать прямо сегодня.
- Все понятно. Анисимовна!
- Вот и хорошо! Можешь идти, а завтра приходи и будем начинать лечение.
Я пожелал ей всего доброго и пошел, держа в руке мешочек с камнем. Мне хотелось плясать от радости, надежда возвращалась. Теперь я твердо поверил, что я выздоровею. Ни больше, ни меньше! Ура, наши водокачку взяли!
Потом возле площади нашел маленький кинотеатр и посмотрел фильм. И смеялся от души, хотя видел эту комедию много раз. Народа на утреннем сеансе было немного, но зал, буквально, сотрясался от хохота. Да, «Веселые ребята» есть «Веселые ребята»! Потом заглянул к Ваньке, он уже с нетерпением ждал меня. И не успел я открыть дверь, как он уже спросил:
- Ну, как дела, Витька? Как колдунья, поможет?
- Да, Ванька. Похоже, что поправлюсь. Обещала поставить меня на руки!
- Это же здорово! А печку она тебя сажать не будет? Баба-яга, все- таки.
Я отмахнулся:
- Да какая там Баба Яга, Вань! Вполне приличная женщина, миловидная, и еще не очень-то и старая.
Ванька хитро подмигнул:
- А может того…?
А вот на это я даже разозлился:
- Ты что, Иван! Совсем с катушек съехал?
Ванька сразу же пошел на попятный:
- Да ладно тебе, Вить. Я же пошутил.
- Это хорошо, что ты уже шутишь, но больше так не делай, капитан!
Он поднял руки вверх:
- Все, Витя, все! Забыли об этом. Я же на самом деле беспокоюсь за тебя.
Но я никак не мог успокоиться:
- Большое тебе спасибо, Иван Петрович! Век буду помнить твою безграничную доброту. Ладно, а сам-то как?
- Да по-прежнему все, Вить. Я надеюсь, что оклемаемся мы разом.
- Вот и хорошо, ладно, пойду я, Вань. Счастливо оставаться!
- И тебе тем же концом по тому же месту!
- Бывай!
Мен не терпелось придти домой и попробовать знахаркино приспособление, но Ванька этим тоже заинтересовался и тормознул меня. Пришлось ему еще минут десять объяснять, что к чему. А потом я, все же, не выдержал:
- Все, Ваня, пошел я! Приду в следующее воскресенье.
А вот с этим я ошибся, но ошибся в лучшую сторону.
Придя домой, я немедленно привязал к руке лечебный груз и начал прохаживаться по комнате. Хотя, что там ходить – четыре шага вперед, да четыре назад. Особенных ощущений не было, но тяжесть в мышцах чувствовалась, попробовал поднимать – не получается. И раскачивать руку пока тоже никак не удавалось. Но мне это было не так важно, тем более, что сегодня первый сеанс. Потом, от нечего делать почитал «Войну и мир», сходил к бойцам на чай, и на боковую.