- Ленка! Ленка, что с тобой?! Открой дверь!
Николаевич, одолеваемый самыми мрачными мыслями, колотил кулаком в дверь, поддерживая другой рукой спадающие брюки. Крик, посреди ночи донесшийся из соседской квартиры, заставил его выскочить в коридор, едва натянув штаны.
- Ленка, открой, Леночка! – звал он, продолжая барабанить в дверь.
Стоит заметить, что причина беспокойства о судьбе постояльца крылась вовсе не в добром характере Николаевича и даже не в желании избежать ненужного внимания со стороны «законников», в том случае если с девушкой приключится что-то нехорошее. Елена была одной из девчонок Потемкина, местного заправилы и держателя одного из самых больших роддомов в городе, и потеря плодовитой «свиноматки» - как он сам называл работающих на него женщин – могла обойтись Николаевичу очень дорого. Настолько дорого, что об этом лучше было не думать.
- Да что б тебя, Ленка! Открой деверь!
- Чего шумишь, Николаевич?
Из двери в конце коридора показалась заспанная всклокоченная голова Кузьмы. Просунув голову в узкую щель, тот уставился на пляшущего перед дверью домовладельца заплывшими глазами, испещренными частой сеткой лопнувших сосудов.
- Ночь на дворе, - продолжил Кузьма, - дай выспаться, не кричи.
- Да пошел ты! – рявкнул на него Николаевич. – Ты что, крика не слышал?
- Крика? – Кузьма удивленно смотрел на него глазами быка, увидевшего красную тряпку. – Нет, не слышал. Ты бы все-таки не кричал, а? Голова болит.
Николаевич не ответил, приложил ухо к двери и прислушался - за тонким листом фанеры царила тишина.
- Твою ж мать, - зашипел Николаевич, засунув руку в карман брюк.
Он наконец-то вспомнил про дубликат ключа, сделанный тайком от Потемкина и хранимый «на всякий случай». Узнай тот об этом и Николаевичу пришлось бы туго, но в сложившейся ситуации альтернатива была еще менее привлекательна, а там глядишь, если с Ленкой действительно что-то случилось, то авось и пронесет.
Ключ легко вошел в замочную скважину, и Николаевич оказался в темной прихожей, пропахшей самогоном, дешевыми духами и едва различимым чуть сладковатым запахом «ночного огонька», которым любила баловаться Ленка.
Не закрывая двери, он бросился в комнату, где за полупрозрачным покрывалом стояла поставленная Потемкиным диагностическая кровать.
- Лена, что ты, девочка… - упавшим голосом проговорил Николаевич, глядя на перемигивающиеся в темноте огоньки индикаторов. Девушка была жива.
* * *
- Малыш в порядке, Валентин Александрович. Уже совсем скоро.
Врач, один из уличных «мясников с дипломом», поднялся с кровати и убрал сканер в портфель, со звонким треском снял перчатки и бросил их в переполненное мусорное ведро.
- Я бы рекомендовал перевезти ее в нашу клинику, тут ведь недалеко, - добавил доктор, обращаясь к высокому мужчине средних лет, одетому в длинное кожаное пальто – настоящий шик в трущобах. Тот стоял у окна и задумчиво смотрел на лежащую в кровати девушку, изредка бросая взгляд на мерцающую индикаторную панель.
- Не стоит, Лена у нас девочка крепкая, - он улыбнулся. – К тому же, как вы сказали, доктор, клиника недалеко, в случае чего успеете. Я ведь прав, да?
Валентин перевел взгляд на собиравшего свои вещи врача и улыбнулся.
- Конечно, Валентин Александрович, по первому звонку, - торопливо закивал врач.
- Ну, вот и славно, идите в машину.
Доктор еще раз кивнул, подхватил портфель и исчез в коридоре, протиснувшись между двумя ухмыляющимися детинами, стоящими у двери.
- Как себя чувствует моя девочка? – мягко спросил Валентин, подойдя к кровати и присев на краешек, с легкой брезгливостью приподняв край грязной простыни.
- Я в порядке, Валентин Александрович, - ответила девушка и слабо улыбнулась.
Ее звали Елена, и она уже одиннадцать лет была одной из девочек Валентина Александровича Потемкина. В свои двадцать восемь у нее было уже пятнадцать удачных беременностей, что для условий жизни в трущобах было, чуть ли не рекордом. Именно поэтому Валентин предлагал Лену только особенным клиентам, перед которыми внезапно встала потребность скрыться от закона.
Для девушки без связей и знакомств, трущобы предлагали всего два варианта: пойти на панель и, заработав целый букет болезней, тихо скончаться в грязном переулке или стать одной из производительниц «чистого листа», попав под крыло директора местного «роддома». На маленькие кричащие комочки, не зарегистрированные в базе, всегда был высокий спрос.
Возможность оцифровать человеческое сознание и перенести его в другое тело открыла невиданные ранее перспективы. Неудивительно, что плодами нового достижения науки решили воспользоваться очень и очень многие. А потому для тех, кто мог хорошо заплатить и желал обойтись без оформления бумаг и контроля со стороны властей, вовсю работали подпольные роддомы, исправно поставляющие материал, пусть и более низкого качества, чем легальные центры, но зато не задающие лишних вопросов, когда на банковский счет ложилась нужная сумма. Естественно, что о личности младенца никто не думал - она стиралась при пересадке.
- Молодец, Леночка, - мужчина погладил девушку по волосам. – Но, что я вижу?
Он нагнулся и достал из мусорного ведра высокую бутылку, с плескавшейся на дне грязно-коричневой жидкостью. Рука в кожаной перчатке сжалась в кулак, и схватила девушку за волосы, заставив приподняться на кровати.
- Что это такое, Лена? – голос мужчины потерял былую мягкость, глаза зло сузились. – Я сколько раз говорил тебе, чтобы ты не пила? Мало того, что ты балуешься наркотой, но это пусть, это позволяет держать тебя в узде. Но я неоднократно повторял тебе – ни капли алкоголя!
- Да, говорили, Валентин Александрович, - простонала девушка. – Простите, этого больше не повторится, честно.
- Ладно, донашивай, давай, а потом поговорим, - буркнул мужчина и убрал руку.
- Спасибо, Валентин Александрович, - девушка попыталась улыбнуться. – Я, правда, больше не буду.
- Вот, это тебе вместо бутылки, привыкай.
На покрывало мягко упало большое яблоко.
- Ты ведь моя славная девочка, Ленусик, - он снова улыбнулся. – Ну, я пойду, если что, звони, доктор мигом приедет.
- Да, Валентин Александрович, обязательно, не волнуйтесь, - Лена улыбнулась в ответ. – Удачи вам.
Выйдя в коридор, он поманил к себе Николаевича, владельца дома, боязливо мявшегося в дверях своей квартиры. Тот поспешил подойти, шаркая тапочками и только что, не кланяясь. Потемкин вынул из кармана банкноту и, раскачивая ею перед лицом Николаевича, точно маятником, размеренно произнес:
- Присмотри за ней. Чуть что – звонишь мяснику и мне. Понятно?
Николаевич, водивший за купюрой глазами как загипнотизированный змеей кролик, утвердительно кивнул.
- И запомни, не дай Бог с ней что-то случится, хоть сейчас, хоть после того, как родит. Три шкуры с тебя спущу, сам у меня рожать научишься. Это, надеюсь, тебе тоже понятно?
Николаевича затрясло, и он торопливо закивал.
- Вот и славно.
Банкнота упала на грязный пол, и Потемкин в сопровождении телохранителей направился к лестнице.
* * *
- Вот урод, - проговорила Лена едва только за ее боссом захлопнулась дверь. – Козел драный.
Она потянулась за бутылкой, но обнаружила, что Потемкин вылил остатки на пол. Грязно-коричневая лужица растеклась по вздутому линолеуму.
- Вот дерьмо…
Она швырнула яблоко в стену. Хотелось выпить, жуть как хотелось, но попросить сбегать за бутылкой было некого. Николаевич, старый хрен, наверняка получил четкие указания от Потемкина и, конечно же, откажется, а если еще не все мозги пропил, то и шантажировать потом будет. Оставалось только встать с кровати и самой отправится в ближайший магазин.
При одной мыли о предстоящем путешествии, Лену охватила дрожь, а ребенок, казалось, взволнованно заворочался в животе. И все же девушка, охая и матерясь сквозь зубы, поднялась с кровати и неуверенной походкой направилась к двери.
- Ты куда это собралась? – недовольно пробурчал Николаевич, пряча что-то в карман мятых брюк.
- Не твое собачье дело, - огрызнулась Лена, ковыляя к лестнице.
- А вот как раз то и мое дело, - отрезал мужчина и преградил путь, выставив вперед волосатую грудь, прикрытую не первой свежести майкой.
- Отвали, Николаевич, - зло процедила сквозь зубы девушка.
- Шла бы ты к себе, - не отступал тот.
- Отвали или скажу Потемкину, что ты меня домогался, - пустила Лена в ход тяжелую артиллерию. Николаевич побледнел, однако дорогу не уступил.
- Ну уйди, Николаевич… Ой! - Лена охнула и сложилась пополам, схватившись за живот, дыхание с хрипом вырывалось из ее губ. – Звони, Николаевич… Быстрее…
За окном уже стемнело, но она продолжала лежать в темной комнате, накрытая дурно пахнущим покрывалом. Несколько мучительных часов остались позади, боли больше не было, только слабость и желание выпить, но о том, чтобы сходить за бутылкой теперь не могло быть и речи. В ящике стоявшей у кровати тумбочки лежала пачка мятых купюр – плата от Потемкина.
Ребенка ей, конечно же не оставили, но она не очень-то и хотела, для нее он был всего лишь работой, выполненным заказом, как картина для художника или книга для писателя. Немного времени, чтобы прийти в себя и – новый заказ.
Голос, возникший в темноте комнаты, заставил ее вздрогнуть.
- Мама. Ты здесь, мама?
Тоненький по-детски выговаривающий слова голосок. Лена подняла голову с подушки. Что за идиотские шутки? Кому еще взбрело в голову затевать этот цирк? Она хотела выругаться, но слова застряли у нее в горле. В дверях, держась за косяк, стоял младенец и, улыбаясь, смотрел на нее.
- Здравствуй, мама, - пропищал он и затопал к кровати неуверенной походкой.
- Мама.
- Я скучал по тебе, мама.
- Мамочка!
Следом за ним в комнату входили все новые малыши, спешащие к Лене, карабкающиеся на кровать, забавно ползая на четвереньках по покрывалу. Девушка слабо вскрикнула, когда один из малышей тронул ее за руку своей маленькой ручонкой – пальцы ребенка были холодны как лед.
- Мамочка, мы так рады, что смогли найти тебя.
Уже около десятка малышей ползали по кровати, улыбаясь и норовя поцеловать обессилевшую девушку ледяными губами.
- Уйдите! – выкрикнула Лена, но ее голос утонул в гомоне тоненьких голосков. – Вы мне мерещитесь, вас тут нет.
Девушка попыталась подняться, сбросить с себя маленькие тельца, но почувствовала, как ручонки малышей удивительно сильно прижали ее к кровати. Страх провел своей холодной рукой по спине девушки.
- Вы мне мерещитесь, вас нет, никого из вас, - шептала она словно молитву. – Это сон, я хочу проснуться. Вас нет, нет…
- Мы скучали по тебе, мама, - произнес один из малышей. – Ты нужна нам.
Маленькое личико нависло над Леной, глазки, блестевшие в лунном свете, пристально смотрели ей в глаза.
- Ты пойдешь с нами, - продолжил он. – Ведь нам нужна мама…
Лена закричала.
- Господин Потемкин, не виноват я, не виноват, - причитал на кухне Николаевич. – Никто к ней не приходил, клянусь…
Послышался глухой удар и мольбы затихли. Валентин Александрович стоял у кровати Лены и смотрел на диагностическую панель, рядом, сжавшись и виновато поглядывая на хозяина, безмолвно стоял врач. Он никак не мог объяснить случившееся и ничем не мог помочь.
Девушка была в порядке, как показывали датчики, вот только перед мужчинами лежала пустая оболочка, тело, лишенное сознания, хоть сейчас готовое к пересадке.