След, которого нет...

Галина Соляник
   Ольга ладонью взъерошила короткие волосы надо лбом и спросила:

   – Кто крайний к нотариусу?

   Ей ответила миловидная, кудрявая женщина, с черными глазами.

   – Держусь за Вами, – ответила ей Ольга, садясь рядом на второй свободный стул. Соседка оказалась словоохотливой, возможно, просто хотела казаться милой. Сразу начала объяснять Ольге, что ее визит в кабинет к нотариусу много времени не займет, что ей только и надо что забрать уже готовый документ о вступлении в наследство. Маму вот похоронила полгода назад, а квартира, в которой она живет, была на нее оформлена…

   Ольга неожиданно для себя ответила женщине, что, собственно, и она пришла сюда по тому же поводу.

   – Ой, я Вам соболезную, – запричитала соседка. – Как Вы с этим всем справились? Я каждую ночь просыпаюсь и не могу заснуть, все думаю: вдруг почувствую мамино присутствие.

   – Да никак я не справлялась. Как спала, так и сплю.

   – Моя у меня на руках умерла, я прямо как чувствовала той ночью, от нее не отходила.

   – Мне врачи сообщили, моя последнюю неделю в больнице провела.

   – Моя нет, врачей сторонилась. Началось все с простуды, слегла, да и не встала больше. Девять дней пролежала и ушла. Той последней ночью я ее за руку держала, а она все мне наказы давала, советовала, да прощения просила. Я плакала, а потом она глаза закрыла, и я поняла – это все. Зеркальце с тумбочки взяла, к лицу поднесла, а дыхания нет… Чистое зеркальце… Так-то вот.
Женщина закрыла лицо руками, и ее плечи затряслись от новой волны рыданий. Терпение Ольги подошло к концу, она подождала, пока соседка немного успокоится и посмотрит на нее, и сказала:

   – Если хотите справиться с горем, то думайте и ищите то, что не будет напоминать Вам о смерти матери. Жизнь-то ведь продолжается. Все там будем в конце концов.

   – Нет, – женщина категорически замотала головой, – нет, нет, ничего такого нет…

   – Как нет? Вы собственно о чем? – удивилась Ольга.

   – Нет, потому что не может быть, – Олина собеседница скорбно вздохнула и промокнула салфеткой набежавшую слезу. Оля удивленно вскинула брови и нарочито равнодушно стала смотреть в окно.

   Женщина же, напротив, начала обстоятельно отстаивать свою точку зрения:

   – Нет, Вы подумайте, что это за вопрос такой бестолковый: что в этом мире может не напоминать мне о моей родной матери? Да все мне о ней напоминает… Сижу и как сейчас вижу, как идет мне навстречу с коляской, в которой сидит мой младший сын. Она же мне всех моих троих детей вынянчила. Я после родов через три месяца уже возвращалась на работу. Горя не знала, домой иду и знаю, все у них там хорошо.

   Оля участливо посмотрела и утвердительно кивнула.

   – Мама же меня всему научила, клиентов мне своих передала, мы с ней обе давали уроки английского языка. Я, как на пенсию вышла, можно сказать, семейный отстроенный бизнес унаследовала.

   Оля снова вежливо кивнула.

   – Да о чем ни подумай, везде в моей жизни мама свой добрый след оставила: готовить меня научила, шить, вязать, одеваться, покупки делать.

   Оля решила вмешаться, уточнила:

  – Я же обратное имела в виду, не то, что напоминает о ней, а наоборот…

Женщина неожиданно замолчала, но вскоре продолжила:

  – Нет, не могу ничего найти, воспоминания прямо захлестывают. Вдруг вспомнилось, как она мне платье свадебное сама подгоняла, как танцевать учила, как возила меня через весь город на уроки музыки, мы тогда не в Москве жили. Я росла молчаливой, замкнутой, до трех лет от всех, кроме матери, пряталась. Всю жизнь она для меня была самым главным человеком на свете, а Вы говорите…

Женщина шумно шмыгнула носом и снова вытерла очередную слезу.

   Оля откинулась на спинку кресла, закрыла глаза, и как-то так вышло, что тоже принялась искать в своей памяти мамин след. События не заставили себя долго ждать: тот день выдался такой тяжелый, такой нервотрепный, матушка тут как тут с претензиями и невыполнимыми просьбами…

   Сыну три, у самой температура под сорок, холодильник пуст, муж в командировке, старший сын на учебе в Англии, лучшая подруга на теплом курорте. Оля позвонила матери с просьбой сходить в магазин и узнала много нового о себе и своей жизни, о том, как надо жить и почему она попадает в такие ситуации, положила трубку. Дошла до старушки соседки, та и выручила: сходила и в магазин, и в аптеку, и за ребенком присмотрела, и предложенных денег не взяла.

   А была ли у меня мать, подумала Ольга. Была ли эта женщина, которую я всегда считала своей мамой, мне матерью на самом деле? Нет, в том, что она меня родила, в этом сомнений нет. Но это же не все…
Или для нее на этом материнский долг был выполнен?
Странно выходит, что у меня не было никогда никакой матери.

   Потому что, когда я месяц провела между жизнью и смертью после аварии, она не захотела прерывать свой отдых на Гоа, ни звонков, ни писем…

Потому что, когда я однажды хотела занять у нее денег до зарплаты, мать отказала мне со словами «Доченька, у каждого своя жизнь, думаю, ты найдешь достойное решение». Ольга нашла: взяла кредит в банке, который потом долго и тяжело выплачивала.

   Потому что в тот год, когда меня бросил любимый муж, старшему сыну тогда едва год исполнился, и они оказались по сути на улице, без средств к существованию. Мать не позволила ей не то что пожить у нее, даже вещи предложила сдать в камеру хранения.

   Она могла, но не захотела кормить меня грудью и даже не попыталась скрывать этого факта от кого бы то ни было…

   Ольга вспомнила, как в детстве ей хотелось именно от матери получить похвалу или одобрение, читая выученные с няней стихи…

   Как она завидовала своим сверстницам, которые с мамами могли часами ходить по магазинам, подыскивая нужные вещи, те в свою очередь, избалованные вниманием и опекой, завидовали Ольге, вынужденной лет с десяти самой покупать себе одежду и все необходимое.

   Она вдруг отчетливо поняла, что всегда, всегда, всегда, когда ей была нужна мать, ее советы, ее забота, поддержка, жизненный опыт, ее не было рядом. Иногда Ольга думала, что таким образом мать хочет сделать ее сильной, независимой, что своим отрешенным отношением готовит ее к жизненным трудностям, сейчас усомнилась в правильности своего суждения.

   Ольга всегда хотела быть похожей на нее, но у нее не получалось ни одеваться так, как мать, ни окружать себя людьми, готовыми ловить каждое ее слово. Может быть, и хорошо, что я совсем не похожа на свою мать, в конце концов я – это я, подумала Ольга.

   Позднее, когда сама стала матерью, оправдывала все ее занятостью, потом состоянием здоровья, возрастом.

   Обе женщины молча сидели в приемной нотариуса, непрерывно вытирая слезы, каждая по своему поводу. Одна от невосполнимой утраты, другая от понимания того, что невозможно найти в душе след, которого нет…