Странный выхлоп

Владимир Пархоменко 2
© 2012г.                Странный выхлоп

Директора крепкого и довольно известного сельского кооператива, объединявшего нескольких жителей села Казановка и целую толпу начальников с семьями из райцентра и даже кое – кого выше (тс-с…), лёгшего спать уже в десятом часу вечера – днями наступала уборочная пора, вскоре подняли неожиданным телефонным звонком. И раньше его будили среди сна, но отключать аппарат на ночь нельзя было - в хозяйстве работали  люди, да и могли позвонить из области, не любящей медленных ответов.
  В окно супружеской спальни, забранное мелкой сеткой от мух, комаров и прочей летаю-щей нечисти, заливалась тихая летняя ночь.
По привычке тихо, чтобы насыщенные смыслом обороты речи не услышали дети в соседней комнате, он ругнулся, ладонью поправил остатки шевелюры на изрезанной мор-щинами темени, и босиком прошлёпал к аппарату.
Пол, покрашенный по весне местным маляром, холодил ступни ног. Зябко пере-дёрнув плечами, он снял трубку, поздоровался и представился. Очень знакомый женский голос из звонкой и далёкой глубины переспросил его фамилию и …
Хозяин сначала не понял, кто его вызывает. По голосу вроде бы секретарша Генна-дия Аркадьевича, а, может быть и самого Юрия Алексеевича. Но абонентша (можно так сказать?) радостно и легко, с непонятным панибратством кричала в трубку:
-Серёга Васильевич, здорово! Как ты? Сколько времени тебя не видела и не слы-шала! Вот на днях говорила с нашим общим знакомым и он дал твои координаты. Как ра-бота? А семья – большая, наверное? Вы, мужики, на природе, на свежем воздухе и нату-ральном продукте – половыми гигантами становитесь!
-Горячо приветствую. Насчёт гигантов – вы немного преувеличиваете. Если посад-ка не ко времени, то и семена – слабые. Но моё отчество – Петрович. Это вы, Клавдия Алексеевна? Не-е-ет? А кто тогда?
- Серёжка, пусть и Петрович, ты – совсем плохой! Ну, причём посадка и слабые семена? Ты, что, уже спал, а я тебя разбудила? Ну, это же, я, Маринка! Чего это ты на «вы» перешёл? Это же я, с которой ты по Днепру на плавтурбазе Министерства обороны СССРа  катался. Ты тогда имел двухместную каюту, а в Херсоне твой сосед сошёл на бе-рег, и потом, в этой каюте, в течение двух недель, ты имел меня! Как ты повторял: «Если б я имел коня – это был бы номер, если б конь имел меня, я, б, наверно, помер!». Я, конеч-но, не умерла, но ты являлся добрым жеребцом. Что мы тогда в этой  каюте  вытворяли! Совсем забыл?
- А – а! Рад тебя слышать. Ты как?
- Да, вот, в твоём областном городе, оказалось, живут мои далёкие родственники. Я у них остановилась на пару дней. В понедельник мне уже надо приехать в санаторий N, что в Алуште. Путёвка же у меня на двадцать четыре дня. Если хочешь меня увидеть - по-звони завтра мне по телефону, номер ….,но до полудня, а, то ведь – суббота. Родственни-ки купили билеты в театр на спектакль, какой – то московской антрепризы, но я не хочу туда – не повеселишься, всякие нормы приличия соблюдать надо – скука! Через неделю в тот же санаторий приедет мой дражайший супруг. Когда ещё мы с тобой увидимся?
- М-да…
            - Понимаю – семья. Но в городе завтра – сельская ярмарка. Повод, всё – таки…
            - Приеду – прозвоню. Пока.
Вот такой, односторонне эмоциональный разговор состоялся между двумя взрос-лыми, даже несколько пожилыми людьми, хотя Маринка и на десять лет младше, и в глаза назвать её несколько пожилой явилось бы большой бестактностью.
Но теперь Петрович, совершенно другой человек, чем двадцать лет назад, почувст-вовал себя действительно пожившим человеком. Скоро стукнет (кошмар!) полтинник. Нечто вроде перевала, перед которым остаются бесшабашность поступков и чувств, гусарство и романтика, а за перевалом – подготовка к заслуженной пенсии, внуки, геморрои, всякие радикулиты и простатиты.
   Тогда, вскоре после того путешествия по Днепру с Маринкой, он решил взяться за ос-тавшийся после молодых шалостей ум, и пошёл в гору по служебной лестнице, остепеня-ясь по пути - несколько лет назад стал кандидатом наук. Даже название диссертации вы-зывало у него отвращение: « Некоторые особенности искусственного осеменения коров элитных пород и их влияние на качество воспроизводимого поголовья». А сколько он тогда насмотрелся!    Если честно, то отвращение вызывали у него не только лицемерное поведение, если так можно выразиться, зоотехника, но и само написание диссертации, содержащей всякую хренотень, постоянные поездки в город к профессору, назначенному его научным руководителем, не только с продуктами для этого профессора, но и с кальва-досом, производимый на совхозном (когда ещё совхоз существовал) консервном заводике - для местного и районного начальства.
 Объективно, кальвадос представлял собой простой яблочный самогон, а импортное на-звание ему дал Палыч, главный технолог упомянутого заводика, вечно небритый и в измятой одежде, очень пьющий и потому неженатый молодой человек лет тридцати. Здесь – не совсем категорично: может, надо сказать - неженатый и очень пьющий поэтому? Трудно ведь угадать: будущая супруга – настоящая женщина или фурия? Это в городе – баб полно. А в селе – куда податься? Через полчаса всё, и даже более того, станет известно.
 «- Так о чём это я?- размышлял Сергей Петрович. - А, о кальвадосе… У Палыча есть не-известные технологические секреты. Следовало этот кальвадос облагородить, выдержав несколько лет в обугленных деревянных бочках, чтобы, помимо получившейся благород-ной чистоты самой жидкости изменился бы и аромат. Потому, что естественный аромат у кальвадоса имелся (Здесь Сергей Петрович имел в виду т.н. букет) – обычного самогона из яблок, пусть немного повалявшихся на земле. Натуральный, но немного необычный. На  вопросы добровольных и профессиональных дегустаторов о причинах этой необычности Палыч просто разводил руками и озабоченно сдвигал брови к своей, постоянно опухшей, переносице. Но дегустаторы интересовались не столько ароматом до употребления – их, до глубины души, потрясал аромат последующего после глотка выхлопа. (Не путать с выхлопом от естественной нужды, хотя и тот весьма тревожил окрестности внезапным эффектом – прим. автора).
  Этот выхлоп происходил после попадания кальвадоса в неведомые  и невидимые глуби-ны желудка и технологически походил на отрыжку после сытной и обильной еды. Но если эта отрыжка возвращает к столу ароматы съеденного обеда, пусть и в некоторой диспропорции, то выхлоп от кальвадоса производил на новичка впечатление, похожее на неожиданную атаку коварных инопланетян. Интриговало: букет этого «выдоха» желудка практически совпадал у всех пьющих, независимо от возраста, пола, национальности или натурального цвета волос.
   От упомянутого выше выхлопа шарахаются не только автохтонные кровососущие кома-ры и слепни достославной Казановки, но и всякие ползучие, летающие гады и насекомые в других частях света, включая тропические джунгли, пустыни и неблагополучные окраины буржуазных мегаполисов, согласно отзывам заезжающих в Казановку депутатов парламента и членов, отечественных и зарубежных правительств. Эти же высокие чины с удовольствием меняют всякие Курвуазье, Хенесси, Вайт Хорс на меньшую объёмом тару, но именно с казановским кальвадосом. В самой же Казановке этот напиток, пусть и с ис-панским  названием, за своё свойство активно используется местными рыбаками и охот-никами для охраны здоровья. Любят его и пасечники – пчёлы напрочь забывают о своих жалах и ульях, забиваясь во всякие укромные места. Некоторые заезжие путешественники ставят палатки, предварительно, после выпивки, помочившись вокруг выбранного места. Предположительно: если бы гоголевский Хома Брут при отчитке Панночки – вместо чер-ты мелом – сделал бы тоже самое, Вию бы никогда не смогли приподнять веки, одновре-менно зажимая тому ноздри. А если бы и приподняли – нечистая сила не смогла бы пре-одолеть  полосу духмяной мочи и  добраться до Хомы. До слёз жалко приснопамятного бурсака – но до рождения Палыча оставалось добрых полтораста лет.
   Даже гаишники, много видевшие, но незнакомые с предметом, по врождённой наивно-сти проверяющие водителя знаменитыми трубками, видя, в облаке страшенного аромата, появление в этих трубках всех цветов радуги, впадают в транс на полчаса, в течение которого потенциальный финансовый донор успевает бесследно – для гаишника - исчез-нуть. Один был недостаток у знаменитого напитка – любая, самая дружеская компания неизбежно разваливалась, подобно травяному домику более известного поросёнка Наф – Нафа, если кальвадос употребляли не все. Оставшиеся от не всех либо впадали в транс, подобно гаишникам, либо торопились уйти, обнаружив массу срочных и таинственных дел.
   Но вот зачем профессору он привозил столько этого божественного напитка? (Только через несколько лет наш кандидат наук узнал, что профессор увлекался настоями трав по рецептам старинной медицины, стремясь превзойти знаменитую тибетскую).
 Однако нет предела совершенству - у этого кальвадоса имелся один существенный недостаток – перед свиданием с любимой женщиной его нельзя употреблять, тем более, для храбрости. Тогда ни о каких поцелуях, а, тем более, о других возможных вариантах общения, не могло идти и речи. Перешибить его могли только запах солдатских портянок после многокилометрового марш – броска в полной выкладке или освежителей воздуха для городских общественных туалетов. Трудности появлялись в выборе дозировки этих составляющих…
   С чего же я начал? С искусственного осеменения! Тогда, во время соискания учёной степени, мне стало совершенно ясно, что телята рождались бы более весёлыми существа-ми, если бы зоотехник относился к их, жестоко обманываемым, матерям ласковее и неж-нее. А так - их извечно печальные глаза становятся ещё печальнее.
   Почему это у меня появились мысли о выпивке и искусственном осеменении? Значит, нужно завтра ехать в город и увидеться со старой любовью - Маринкой!».
  После этих раздумий, он начал вспоминать то далёкое путешествие, уютную двухмест-ную каюту, красивую молодую девушку в своей постели. Затем подошёл к трюмо и, в слабо освещённом ночником пространстве, увидел начавшего лысеть, среднего возраста, мужчину, в растянутой серой майке, с брюшком, нависающим над резинкой от цветастых семейных трусов, из которых торчали мощные ноги с ранним варикозом.
  «- М – да, красавец, ничего не скажешь!»
   После этого вывода он попытался выпятить грудь, одновременно втягивая живот, на-прячь бицепсы и улыбнуться. Новая картина тоже не принесла восторга.
   Особой радости не принес и вид мерно храпящей супруги, разбросавшей отвисшие час-ти постаревшей плоти поверх одеяла.
  Воспоминания о корабельной каюте и сроднившаяся постаревшая плоть вызвала некие ассоциации. На секунду, он захотел чего – то от жены. Но он вспомнил своё отражение, а жена всхрапнула, бессвязно пробормотала несколько слов и повернулась к стене. Ассо-циации исчезли.
 « - Всё – таки позвоню Маринке и поеду. А там – как получится!»- решил хозяин и ти-хонько лёг.
  Но сон не приходил. 
И теперь, в постели, вернувшись после Маринкиного звонка, он понял, что не потерял  огонь в своих глазах, так привлекавший когда – то молодых девушек, не потерял и инте-рес к приключениям, естественный для настоящего мужчины.
  Сергей Петрович задумался о своей жизни – всё ли у него получается правильно?
 Дом,  и хороший, он построил. Строил, конечно, не сам, но платил – он.
  Сына у него не получилось – родились три дочери, после чего они с женой перестали искушать фортуну. Вот деревьев он посадил много, особенно, на приусадебном участке.
 Продвинулся по карьерной лестнице: из простого агронома превратился в директора коо-ператива. Эта нынешняя ступенька, хотя и являлась довольно покатой, но, стоя на ней, он многое видел и оценивал не так, как ранее. Поэтому и не старался подняться повыше – многие его знакомые оттуда по ней спускались, в разное время, с разной скоростью и в разные учреждения. Кое – кто – даже кубарем. Лучше всех там, наверху, чувствовали себя ораторы, в нерабочее время задумчиво ковыряющиеся в носу, пусть и в позе Наполеона, и рассматривающие обычных тружеников, подобно зоологу, как хлопотливых муравьёв…   
  Но чего он добился? Размеренного и до тонкостей расписанного быта? Постаревшей и умеренно сварливой женщины – матери его детей, делящей с ним, образно говоря, отпо-лированное привычными утехами, супружеское ложе? Уважения односельчан и алчности вышестоящего руководства в виде учредителей, всяких там инспекций?
 « - Боже мой, пройдёт ещё два десятка лет, и я превращусь  в старика, щурящегося на прохожих со скамейки палисадника. Что ещё вспомнить? Долбаную диссертацию, о кото-рой вспомнят только при гравировке надписи на плите памятника? Допустим, съезжу я (один или с женой) в Турцию или на Мальдивы, пошатаемся там по пляжам или кафеш-кам, да и вернёмся в родное село – но неужели это – всё, что мне суждено?
  Молодости – ой, как хочется, но не возвратится желанная молодость в это постаревшее тело! Хоть волком вой!»
   Волком  выть совершенно не хотелось – можно ненароком испугать мирно спящих сосе-дей, однако Сергею стало так жалко себя, до слёз, что он и в самом деле расплакался. Ну, не так, чтобы по – настоящему, но - по слезинке из каждого уставшего глаза.
  Не хотелось и валяться без смысла - и он решил справить малую нужду.
 Придя в туалет, Сергей Петрович одной рукой оттянул резинку тех самых цветастых тру-сов, а шершавой ладонью второй выгреб наружу весь свой свободно болтающийся орган.
  Интенсивно протекающий процесс и шершавая ладонь способствовали размышлениям  о причинах влечения женщин к намеченным особам противоположного пола.
«- Они любят мужиков с искоркой. Пусть даже эта искорка представляется большим чле-ном, отлично согревающим любимую супругу в долгие зимние ночи…»
 И ему вдруг представилось, что его …, ну, этот самый, внезапно начал светиться. Неяс-ным, немного дрожащим светом, подобным китайскому ночнику. И свет от, если так можно выразиться, спирали, соответствует её физическому напряжению.  Если у женщи-ны хорошее зрение – можно и почитать на сон грядущий что – нибудь об Анжелике. Хотя какая женщина сможет внимательно читать, если накал – полный. С другой стороны, если у женщины болит голова, то, как выключить ненужный ей ночник?    
 « - Какая – то ерунда полезла в голову!» - Сергей Петрович решительно, но осторожно, той же, шершавой, ладонью, опустил орган в трусы.
  На кухне ему стало комфортно, - раздражали только комары, налетевшие по причине от-сутствия сетки.
   Из сада доносились неясные ночные шорохи, заглушаемые утренними склоками ворон на дальних тополях, от недавно вскопанной и вчера обильно политой земли поднимался еле видный при свете, уходящей за границы его владения, толстой луны, пар, в сарае по-дали голос первые петухи, и, странно, Сергею Петровичу совсем не хотелось спать. Ду-ша, растревоженная воспоминаниями, предложила, непрерывно атакуемому комарами, телу  выпить стопочку знаменитого кальвадоса с таким родным  названием «Палыч».
  Он заранее сделал себе бутерброд из домашней буженины, небольшую тарелку салата из свежих помидоров и огурцов, отрезал от несравненной паляныцы, купленной у той самой тёти Фроси (см. рассказ «Моня»), хороший ломоть и только после этого налил себе стопку.      
  Во время подготовки одна часть комариных баб - в полёте - осматривала его, начинаю-щее зарастать седеющими волосами, плотное тело, другая часть, подобно хозяину, растя-гивающая удовольствие, расселась на ближайших к нему поверхностях. Но Сергей Петро-вич не обращал на них никакого внимания.
 - Щас, - злорадно шептал он, - потерпите ещё пару минут и моя горячая кровь покажется вам недостижимой мечтой!
  Наконец, он удобно уселся на плетёном из лозы стуле и опрокинул в себя полный ста-канчик. Замер на мгновение и сделал  знаменитый выхлоп, от которого у зловредных на-секомых сразу пропал аппетит.
  « - Не уподобляется ли Маринка вот этим самым комарам? Свеженького ей захотелось! (В Сергее Петровиче заговорила его крестьянская натура). Хотя не крови же моей она хо-чет! Задел я тогда её, на Днепре, за живое, немного, если принять во внимание некоторые мои размеры. Можно сказать - породнились…
   Но, уже вторые петухи прокричали – поспать надо, иначе вечером не оправдаю женских ожиданий».
   Супруга на этот раз не храпела, но что – то бормотала.
  Хозяин, только голова коснулась подушки, сразу заснул, и увидел себя на палубной ска-мейке, рядом, прижавшуюся к его груди, Маринку, серые, с редкими белыми гребешками, волны, несущиеся навстречу их кораблю…
   Проснулся он поздно для сельского жителя – около девяти утра – но в самое время для вкусного завтрака. Жена даже не успела его позвать, как он открыл глаза и сел на крова-ти.
 - Ты, что же, дорогой, пьянствуешь в одиночку, да ночью? – прищурилась супруга.
 - Во – первых, доброе утро, во – вторых, ты не закрыла окно на кухне и пришлось избав-ляться от комаров, в – третьих – начальство вызывает на ярмарку в город, в – четвёртых, душа захотела!
  Жена не смогла быстро усвоить все тезисы, учтиво изложенные благоверным, и посему небольшим подзатыльником направила Сергея Петровича к столу.
 -  Тогда просьба - возьми меня с собой. Хочу пройтись по магазинам.
  Такая перспектива мужа не устраивала и он, прожёвывая тушёную курицу с молодой картошкой, щедро усыпанной зеленью, изрёк:
 - Во – первых, не знаю, когда освобожусь – вероятно, придётся выпить в мужской компа-нии, да и о вечерней рыбалке сделал намёк Юрий Алексеевич, во - вторых, ты ездила с дочками в прошлое воскресенье, в третьих – кто покормит домашних зверей? Давай отло-жим твою поездку на следующие выходные – дам часть премии, обещанной  Юрием Алексеевичем.
  На этот раз информации поступило меньше, и супруга постепенно пришла в себя - мор-щины на лбу разгладились и она  даже, против обыкновения, поцеловала его в висок:
 - Кормилец наш! Для рыбалки с Юрием Алексеевичем я налью тебе фляжку «Палыча».
  И улыбнулась.
 От такого предложения любящей жены Сергей Петрович отказаться не смог, но он также не смог представить форму предложения и распития уникального кальвадоса вместе с Мариной. Конечно, следовало запрятать фляжку где – нибудь в сарае до отъезда. Не полу-чилось – супруга всё время находилась рядом. Фляжка являлась для него гордостью -  им-портные фляжки, ёмкостью от пятидесяти граммов до двухсот пятидесяти, не рассчитыва-лись на увлекающегося отечественного рыболова. И поэтому, несколько лет назад Юрий Алексеевич заказал на одном городском оборонном заводе несколько фляжек ёмкостью 0,999 литра, одна из которых и досталась Сергею Петровичу.
   Он оставить флягу в машине – носить с собой в кармане пиджака или заднем кармане брюк – рискованно: силуэт костюма заставит прохожих или любимую женщину  предпо-ложить наличие сколиоза, геморроя или, как у многих представителей сильного пола, не-давно проведённую операцию на простате. Нет, простата у него нормально функционировала, точнее, он, с завидным, многим городским жителям, постоянством, регулярно пускал в дело анатомически близкий орган. Тот самый, шершавой ладонью выгребнутый  или выгребенный, или выгребленный (неважно, как по – литературному, но, по сути – верно) из трусов в цветочек, поскольку  Сергей Петрович убеждённо употреблял лучшие натуральные афродизиаки, особенно, сало, кладезь так необходимого для настоящего мужика витамина «Ю». 
    … Город встретил нашего сельского жителя, как обычно – суетой и равнодушием горо-жан,  смогом и отсутствием естественных окрестностей.
  Маринка долго не подходила к телефону, но на третий вызов радостно ответила:
- Не говорите ничего, но уверена, что это ты, Серёжка!
Сергей Петрович оглянулся по сторонам и, показывая серьёзную эрудицию, изрёк: 
- Марин, ты, что, как Маша, сидишь в какой – то корзине с пирожками и видишь меня?
- Не – ет, милай, - пошутила женщина, - сердце всегда скажет правду. Нет, не всегда, по-этому: вопрос – ты действительно хочешь меня видеть?
  Сергей Петрович, исходя из небольшого жизненного опыта, знал, что женщина, кокетничая с избранным ею мужчиной, ведёт себя подобно рыбаку, ловящему нужную рыбу на спиннинг – и отдохнуть даст, и леску немного отпустит, но всё время выводит на мелководье, поближе к точке приёма любимого за беззащитные жабры. Дурная же рыба до конца не понимает, что она – совсем не охотник и что заглотнула она не лакомство, а кусок блестящей, но железяки.
  Будучи твёрдо убеждённым в мощи своего интеллекта, он решил не обижаться на такой глупый вопрос, а идти к намеченной прошедшей ночью цели, трезво оценивая свои спо-собности, тогда расслабленно лежавшие на шершавой ладони. Однако ответил банально-стью, так странно нравящейся прекрасному полу:
- Старая любовь не ржавеет!
- Ох, не ржавеет! – шутливо передразнила его Маринка. – Но думал ли ты обо мне все эти годы – я, дорогой, изменилась, пусть и не сильно?
 Она, в глубине души, надеялась, что он сразу станет её переубеждать, хотя её волновали не его воспоминания, а изменения в своей внешности, но сразу и поняла, что вопрос не-своевременен – они ведь ещё не увиделись.
 Опять-таки странно, но как часто женщины, более недоверчивые, чем суровые предста-вители мужского пола, сладостно внимают заведомой лжи – не желая разрушать свой ска-зочный мир с прекрасным принцем?
  Сергей Петрович твёрдо был убеждён, что подавляющее большинство ныне известных сказок придумали мужчины, готовые, ради обладания любимой женщиной, жениться на этой женщине. Посему  конец сказки наступает со свадьбой во время первой ночи - охота, как смысл жизни мужчины, заканчивается. А для  женщины, добычи охотника, примани-вающей  этого охотника всеми доступными средствами, официальная свадьба – промежу-точная цель, как, например, в сказке о Царевне – лягушке: малоприятное на ощупь земно-водное получает царевича, только ухватив его за стрелу (стрела – иносказательно). В спальне же, при плохом освещении, она становится красавицей. Пусть даже, вспомните её природную неряшливость (выросла ведь на болоте!), засовывающей обглоданные кости в рукава свадебного платья, а потом размахивающей этими засаленными рукавами.
   Женщина хочет другую добычу – своего ребёнка. А если мужчина соответствует пред-ставлениям об отце её будущего ребёнка – она любит этого мужчину. Если же она рожает дитя от любимого мужчины – тогда только, предварительная болтовня в виде сказки за-канчивается  и начинается настоящая жизнь. Но слишком много женщин всё время в по-исках именно любимого мужчины…А сказки – для недоразвитых мужиков! 
   Ошеломлённый Сергей Петрович издали смахивал на быка, не подозревающего о шпаге тореадора, но увидевшего кусок красной материи:
- Конечно, часто вспоминал, с нежностью!
- Со слезами в подушку?
  Он отнял от уха телефонную трубку и замолчал.
  Медленно стало появляться  раздражение – какого лешего она растревожила его устояв-шийся быт, заставила соврать жене – чтобы теперь копаться в его чувствах? Неясность перспектив будущего слишком искажает настоящее.
  Что хочет от него Марина?
 Её – около сорока лет. Возраст – самый критический: Марина понимает, что способность стать матерью скоро исчезнет, что потом она начнёт терять имеющуюся привлекатель-ность, а там, дальше, наступит болезненная, часто одинокая, старость. Ребёнок, да ещё здоровый – всегда хорошо. Её старость отодвинется, одиночества останется меньше.   
   Неужели ей захотелось ребёнка?
 Вспомнилась их первую ночь.
  Тогда луна проходила вдоль другого борта корабля, и в окно двухместной каюты с двух-этажной койкой им светили лишь бортовые огни прогулочной палубы.
  Им было тесно, но хорошо – что, в отношениях двух людей, прекрасней, чем молодая любовь?      
  Раздражение исчезло от встревоженного голоса когда – то любимой женщины:
 - Ты куда пропал, Серёженька? Что случилось?
 - Ничего особенного. Мы встретимся?
 - Обязательно! Назначай - где и когда?
 - В каком месте твоя штаб – квартира?
 - Проспект Победы 164, рядом магазин электроники…
 - Сколько тебе нужно времени на сборы?      
 - Не более получаса…
 - Через полчаса буду ждать тебя на остановке, рядом с эти магазином. Пока.
 Сергей Петрович поставил машину в ближайшем переулке и оказался на указанной оста-новке за пятнадцать минут до назначенного времени. Почему? Он, конечно, считал, что мужчина должен приходить на свидание раньше времени, а женщина имеет право опо-здать на несколько минут. Но не только это заставило его поторопиться: он хотел - до свидания – рассмотреть Марину. Вдруг прошедшие двадцать лет настолько изменили её, что видеть близко не захочется, не то, чтобы и …
   Сместившись на детскую площадку, находящуюся в отдалении от возможного движения Марины, он уселся на маленькую скамейку и стал ждать.
  Ещё через пятнадцать минут появилась она, на ходу поправляя причёску, и одёргивая лёгкое платье, обрисовывающее немного располневшую фигуру. Лицо он не мог рассмот-реть из – за расстояния и угла зрения. Сергей Петрович заторопился вслед.
  На остановке она посмотрела по сторонам, достала из сумочки зеркало и что – то попра-вила на лице. Он стоял сзади и вдыхал лёгкий аромат жасмина от её тела, стараясь не ды-шать громко. Но она почувствовала его присутствие за своей спиной и резко повернулась.
 И, глаза в глаза, несколько секунд они смотрели друг на друга. Её взгляд затем скользнул по её лицу, остановился на улыбающихся губах, опустился на туловище. Свободная рука коснулась его щеки, затем виска, затылка. Локоть остановился на плече, и она обняла его за шею. Они поцеловались так, как целуются давно не видевшиеся взрослые друзья, и им не становилось стыдно перед окружающими. Они ничего не говорили, не задавали при-вычных для подобной встречи вопросов – это свидание они, в своих мыслях, прожили неоднократно. Пусть они внешне изменились, но в глазах виделось и переживание от разлуки, и взаимное влечение, разочарование от рассеявшихся надежд и несбывшихся предположений…
  Как бы прошли их жизни, если бы они не расстались?
  Стоящая перед Сергеем Петровичем интересная женщина явилась ему, той же, Марин-кой, Мариночкой, тем же «зайчиком», той же, девочкой, доверчиво смотрящей ему в глаза и гордящейся его явными и воображаемыми достоинствами.      
  Да, у её глаз появилось немного мелких морщинок, на шее и в окрестностях декольте тоже постарела кожа, но ведь и он – давно не молодой человек.
  Она видела его внимание к своей внешности – её глаза немного заблестели, потом в них появилась некая обида и вызов.
- Успокойся, - чистосердечно произнёс Сергей, - я изменился намного больше!
  И он взял её за округлый локоть, и они пошли прочь от любопытных взглядов…
Вскоре они свернули на тенистую и пустынную улицу и часто останавливались, чтобы поцеловать друг друга, а, чтобы не молчать, говорили о всякой ерунде и смеялись каждой невинной и простой шутке.
  Сергей Петрович – до встречи – волновался от предположения своей случайной встречи с односельчанами, боялся возможного семейного скандала. Но теперь, волнения и страхи ушли, и в его душу – на нагретое от их ёрзанья  место - уселись непонятное равнодушие к будущему и умиротворение. Ему стало казаться, что время остановилось, что вновь сло-жившаяся ситуация – навсегда, что, именно в эти полуденные часы, он дождался своей судьбы.
 Он одновременно и спрашивал себя, что ему мешало тогда, двадцать лет назад, не разры-вать их, так романтически начавшиеся взаимоотношения? Что ему не позволило найти её, пусть и в чужом городе, среди незнакомых людей, и привезти её в свои, родные края, и прожить с этой, идущей рядом, интересной и много понимающей женщиной потерянные для обоих годы, и заниматься с нею любовью, и воспитывать детей, которых бы она роди-ла, и стареть рядом с ней – незаметно для них обоих…
  Потом они зашли в небольшое кафе, встретившееся на их, произвольно выбранном, пути и часто – в паузах, смотрели на когда – то, своего, любимого человека  и печаль часто за-мечалась в их глазах.
    Вскоре Серёжка увидел вполне понятное, но тщательное скрываемое Мариной недо-умение и, по этой, очень весомой причине, позвонил старому институтскому товарищу, одновременно, старому холостяку – в душЕ, выручавшего, чего греха таить, в трудные для женатого мужчины периоды.
  Она, эта квартира, от случая к случаю, напоминавшая фронтовой блиндаж во время бом-бёжки, являлась холостяцкой в принципе, а, после наведения порядка – весьма уютной по форме и содержанию, какие устраивают себе аккуратные мужчины со вкусом.
  Хозяин квартиры, Андрюша, фактически являлся гражданским мужем, проживающим в квартире своей гражданской жены. Совместных  детей у них не имелось, поскольку его гражданская жена раньше имела счастье быть официальной женой своего официального мужа и, тоже официально, родила мальчишку, подросшего до седьмого класса средней школы.
  У Андрюхи стержнем его бытовой философии являлась мысль: «Дети – цветы нашей жизни, но пусть они растут в чужом цветнике».             
   Тем не менее, его гражданская жена Ольга, часто намекала на узаконивание их отноше-ний, соединение обеих квартир в одну, рождение ею ребёнка от, естественно, Андрюшки и т.д.
  Андрей на все её намёки молчал – его индивидуальность требовала своего жизненного пространства, своего объёма, где ему никто не станет мешать, изменяя обстановку, где никто не задаёт ему глупых вопросов, и не обращается с приторно – сладкими словами, где он может делать всё, что захочет. 
  Но Андрей всегда шёл навстречу пожеланиям старого друга, жертвуя своим комфортом. И Сергей уже представлял, как они с Мариной принимают душ, как создают маленький интим, зашторив окна, при свечах, цветах и с шампанским. Затем степень интима плавно повышается, повышается, повышается…
    Даже замлело что – то под ложечкой, как в далёкой молодости перед первым грехопа-дением!
  Парочка зашла в магазин, где кавалер купил пару бутылок новосветовского шампанско-го, бутылку коньяка, несколько приток шоколада, свечи (в сей миг Марина вопросительно посмотрела на Сергея), различные консервы, салями, а на выходе – мороженое.
  Вскоре сели в машину.
- Куда теперь?- поинтересовалась Марина.
- На квартиру одного друга.
  На месте они приняли душ, создали маленький интим, о котором так мечтал Сергей, но, только он раскупорил бутылку шампанского, как в дверь позвонили.
 Любовники замерли. Звонить перестали. Любовники начали повышать степень интима – опять звонок. Кто и почему стремился в их уютное гнёздышко? В паузе между попытками близости и приступами внешней агрессии Сергей позвонил Андрюшке – тот тоже не понял причин постороннего беспокойства.
  Тонкая натура Маринки взбунтовалась:
 - Не хочу ни тебе, ни себе психоза. Здесь. Хочу полноценного секса. Давай, милый, по-едем за город, на свежий воздух – там будет спокойнее.
  Как отказать женщине в подобной ситуации?
 …Через полчаса он поставил машину среди густых кустов, недалеко от маленькой ре-чушки, петляющей среди камней и замшелых промоин…
  Сумерки принесли прохладу, от речки потянуло сыростью – чтобы согреться, Сергей включил печку.
 Они вспомнили многое из прошлого, поделились приобретённым за прошедшие годы опытом и, если не обращать особого внимания на историю приобретения этого опыта – им стало  хорошо.
  Нет худа без добра, но и добро часто влечёт за собой худо: когда они, при возвращении,  почти доехали до шоссе, двигатель родной для Серёжки «пятёрки» кашлянул несколько раз и заглох. Закончился бензин. Запасная канистра тоже не порадовала. Мысль идти с канистрой и в темноте клянчить горючее у проезжающих не понравилась лохматому и несколько осунувшемуся Сергею. Мысль бросить машину и уговаривать других водите-лей подвезти парочку до города понравилась ещё меньше. А мысль ночевать в машине до утра – при выключенной печке – совсем не понравилась.
 В лесу, наполненном ночной жизнью, раздавались всякие шорохи, всхлипы, свисты. Приближались комары…
  Сергей, было, хотел предложить Маринке выпить испытанного кальвадоса – от комаров, но тут ему представилось, что на литре этого самого напитка можно спокойно доехать, если не до города, то до ближайшей заправки.
  И он, с внутренним содроганием слыша бульканье из горлышка фляги, полностью вылил драгоценный кальвадос в бензобак, подождал немного, включил зажигание, минуту, не более, прогревал двигатель и …
  Как неслась его «пятёрка» по ночной трассе!
   Водители всяких «Мерседесов» и остальных «БМВ» уступали ему дорогу, с недоумени-ем видя простые «Жигули» вместо прилизанного «Феррари», но с ещё большим недоуме-нием и интересом они  вдыхали выхлопные газы от этой консервной банки…
  Похорошевшая, по ТРЁМ причинам, Маринка свысока смотрела на водителей иномарок, а Сергей… Сергей же не чувствовал аромата выхлопа двигателя своей машины, а мучил-ся  вопросом:
 - Какая гадина, всё – таки, звонила в дверь квартиры Андрея?