- Не смывать! Работают водолазы! – сиплым воплем озвучил по дебаркадеру очередную претензию старший строитель плавучих средств Альберт Леонардович Жмерин, услышав в гальюне за переборкой своей каюты шум, присущий работе системы смыва. – Для кого объявление висит!? Идиоты!
В ответ там скрипнула дверь, и в коридоре раздались шаги размеренной, грузной походки с непонятным пришлёпом. Вибрация с гулким эхом распространялась от них по всем конструкциям дебаркадера из сверхпроводящей всякие звуки и колебания, чтоб не дремала дежурная служба, дюралевой стали.
- Неужели пингвин!? – прикинул Альберт Леонардович и выглянул из каюты, однако за дверью нарисовался крупномасштабный мужчина в элегантном, с иголочки, гидрокостюме и в стильных оранжевых ластах. Это был старшина водолазов, между прочим, тоже Альберт.
- Не кипятись, Леопардыч, – сказал он по-свойски, переводя по ходу отливной клапан гидроширинки в закрытое положение. - Пусть смывают, кому охота! Мы закончили нашу работу! В подводном мире гармония и порядок - ржавеет по нормативу!
- Что-нибудь интересное наблюдали? – поинтересовался Жмерин.
- Рыбки какие-то странные на уровне минус ноль пять по правому борту. Плавают к верху пузом, а всплывать, не всплывают.
- Может, это к дождю? – осторожно спросил Альберт старший строитель.
- Нет. Живые, значит, мертвецки! - подмигнул Альберт старшина водолазов, затем развернулся и пошлёпал на выход, весело припевая. Его задорное: - «Аквалангисты – это хорошо-О-О!!!», ещё долго носилось по коридорам.
* * *
- Акт, абзац… настоящий… составлен в том... запятая, - диктовал Альберт Леонардович текст делового шершавого документа, с трудом подбирая слова в тумане воспоминаний, - что по плану подготовки... атомной подлёдной водки…
- Шеф, что вы несёте?! – поморщилась машинистка, почтенная Люся. – Даже клавиши западают!
- То бишь, подводной лодки… - поправился старший строитель, - БН№б/н… по замечанию личного состава, запятая… а именно двоеточие...
- Тук-тук! – почтенная Люся напечатала двоеточие.
- ...падение сопротивления изоляции... до нуля... изделия «чёрный квадрат»... заводский номер б/н левого борта... точка!
- Тук! – поставила Люся точку.
- По данному факту... специалистами судозавода выявлено, запятая… - шеф продолжал диктовать диктант, но невзначай устремился взглядом в иллюминатор, и диктовка стала сбивчиво-несуразной, - когда изоляция… перестала сопротивляться... электрический ток…
Тут даже клавишам стало понятно, что старший строитель Альберт размечтался - из кабины берегового крана, проползавшего вдоль дебаркадера, красной масленицей сияла напоказ ядрёная крановщица. В тексте сразу же пропечаталось непечатное выражение от печатной машинки по поводу жмеринских мыслей, но почтенная Люся проморгала его, как обычно.
- Перестала сопротивляться? - она спросила, - непонятно! А дальше?
– Электрический ток вошёл в неё и зажёг! – наконец встрепенулся Жмерин.
- Да у тебя же психоанализы брать пора! – втихаря подумала машинистка, но добавила вслух, - для шершавой бумаги, однако, не слишком ли романтично?
- Изделие закоптилось, запятая… но в результате совместных грамотных действий… запятая… - продолжал Альберт Леонардович, не обращая, как бы, внимания на заявки почтенной Люси, - электрическая цепь... была демонтирована из отсека… и передана по акту... точка.
- Ну-У-У! А я-то подумала! - вся в обманутых чувствах подумала Люся вслух, и втихаря загнула матюг.
- Также выполнена промывка системы «слива», запятая... после которой наблюдалось... увлажнение стыковых соединений... без каплепадения... точка.
- Альберт Леопардыч, да тут не производственные отношения, а имитатор реальной жизни! – прокомментировала машинистка и напечатала точку: точка!
- Использованные материалы… - игнорируя досужие домыслы Люси, продолжал деловито Жмерин, - двоеточие… спирт ГОСТ 18300… в количестве… - но тут призадумался, - нет, ты подумай - двести литров! А ведь мы их на самом деле… - затем хитро прищурился, - позовите Паловича! Срочно!
* * *
Ведущий слесарь химического анализа лет пятидесяти четырёх Никола Палович выполнял особое спецзадание. Двести литров чистейшего спирта после промывки системы, как указано было выше, превратились в мерзкую кашу-малашу, извлечь из которой исходные компоненты, и стало его задачей. Специалист-то он был не промах. Компоненты из каши-малаши извлекал методом «перегонки» с применением уникальных банано-технологий, разработанных, между прочим, не шарашкиной корпорацией «Росбанано», а посредством собственной смекалки в специальной лаборатории, отведённой ему на нижней палубе дебаркадера на уровне минус ноль пять по правому борту - от дурного глаза подальше.
Никола не замедлил явиться пред светлые очи начальства, хоть и был кристально нетрезвый, вернее – трезвый, но не кристально, ну, в общем – датый по-деловому, согласно положений статьи «Творческий запой уникальных специалистов» из последней, секретной поправки КЗоТа.
- Доложите обстакановку! – потребовал строго начальник.
- Во! – лаконично ответил Палович, оттопырив два пальца, большой и мизинец, мозолистой левой ручищи. – Пребываем с утра в готовности! Делов на неделю осталось!
- Ни дня, и ни капли! – отрубил резко Жмерин. – БН№б/н возвращается нынче ночью, а у нас даже рыбки в стельку по правому борту! Если флот узнает про «перегонку», и дойдёт до высокого руководства - будем все иметь бледный вид!
- Работаем словно негры, света не видим белого! – нашёл отговорку Никола.
- Значит, вид у вас будет бледному негру подобный! Понятно я излагаю?
Палович крепко задумался, но, кажется, без просвета.
- Будешь, как Майкл Джексон! – подсказала почтенная Люся.
- Ништяк! – огрызнулся Палович и пришибленно-лунной походкой подался в лабораторию.
* * *
Помощников у Паловича было двое: человек со шлангом Муневич, по виду, абсолютно лысый пенсионер, и активный дозиметрист неопределённого возраста молдаванин Недогугонда. Оба, кстати, Альберты. Поддерживая давление в хитром баке с бурдой типа «каша-малаша» открытым огнём газорезательной горелки они наблюдали, как из стилизованной под ползущего зелёного змея трубки, наполнялась капля за каплей стеклянная ёмкость.
- Альберты! Аврал! Муневич, поддай-ка жару! – в лабораторию стремительным луноходом ворвался Никола.
- А мы, такие, зажигаем! – громко запел Муневич и, загнув дежурный матюг, увеличил пламя горелки.
Через пару минут из зелёного змея капало веселее. Работа пошла на пределе. Палович в белой спецодежде, походивший более на профессора Рабиновича, чем на слесаря химанализа, периодически снимал показания мутного показометра и, если делал условный знак: «суши вёсла Муневич», Муневич глушил горелку. Тогда дозиметрист Недогугонда отворачивал синий клапан на затейливом многоклапанном агрегате, заворачивал красный и активно дёргал заскорузлую задвижку старенького кингстона, выдувая с третьего раза дозу отстоя из хитрого бака за борт. Потом Альберты с Николой загружали лопатами в бак очередную порцию каши-малаши, добавляли банановых корок, и гнали, и гнали, и гнали, ибо знали - смены не будет. Так прошёл у них день, а следом и вечер.
* * *
К ночному приходу АПЛ БН№б/н процесс деления каши-млаши на исходные компоненты был тихо приостановлен: всё лишнее - шито-крыто, концы запрятаны в воду. Лишь только рыбки, водившие к верху пузом весёлые хороводы на уровне минус ноль пять по правому борту, могли навести на мысли, но мысли – удел серьёзных, а серьёзные этой ночью рыбок не наблюдали.
Ребята снимали пробу. Пионером у них был Никола. Нацедив мерную сотку, он в качестве тоста провозгласил:
- Стакан сиропу выйди в... э...?
- Европу! – подсказал находчивый Недогугонда.
- Точно! – обрадовался Никола, сделал глубокий выдох, и с видом заправского молодца решительно принял на грудь, но прежде чем пустить самотёком обжигающий ручеёк по лужёному пищеводу, демонстративно прополоскал адским сиропом горло, причём с лёгкостью непринуждённой, как будто фуруцилином, даже бурбалки были такие, точь-в-точь.
- Класс!!! - Муневич с Недогугондой изобразили аплодисменты.
- По-моему, получилось! – скромно сказал Палович, вот только выглядел он уставшим и не то, чтобы шибко довольным.
- Прими, как следует, не дай-ка себе притухнуть! - посоветовал Недогугонда.
Никола, естественно, принял, но всё же притух и сломался, пристроился на рундук и, задраив люки сознания, погрузился в другую реальность.
* * *
Пока к дебаркадеру швартовалась подводная лодка, Палович нёс сонную вахту, похрапывая умело, а Муневич с Недогугондой, дегустируя помаленьку, беседовали о жизни. Беседа была задушевной.
- Вот я, когда выйду на пенсию, - поделился мечтой Муневич, - первым делом бороду в рост пущу.
- Лысый ты сукин-хэд! – рассмеялся Недогугонда, он произносил слово скин-хэд с молдавским акцентом. – Выход на пенсию в наше время, это вынос вперёд ногами!
- От сукинд-хэнда слышу! – надулся Альберт Муневич на Альберта Недогугонду, - Я, между прочим, не только свою газорезку, но и свечки за здравие зажигаю! В отличие здесь от некто! – он говорил слегка несуразно, когда волновался.
Закончив беседу за здравие, тёзки не успели распить мировую, как по громкой трансляции дебаркадера на связь вышел третий Альберт, старший строитель Жмерин:
- Внимание! Для подачи на БН№б/н берегового питания отключается свет!
В эфир прорвался мощный треск электрического разряда, а за ним - искромётные матюги и вопли долбанутого током растяпы - флагманского электрика, по странному совпадению, отъявленного Альберта.
* * *
Когда дебаркадер погрузился во тьму, Муневич с Недогугондой услышали в тишине, что Никола Палович перестал вдруг храпеть и беспокойно зашевелился - другая реальность бодала его кошмаром. Там были и стоны, и скрежет зубов, и журчание утробных протечек, и даже повеяло запашком, с которым в чемпионате мира по скунсингу можно было спокойно претендовать на первое место. Похоже, не нашедший покоя во чреве Николы адский сироп, искал-таки выход в Европу.
Затем под действием восстающего тела скрипнул рундук и, вроде бы головой, ударили в рынду, свинченную где-то по случаю и висевшую для интерьера в изголовье над лежаком. Рында пробила одиннадцать склянок, а по московскому - было двенадцать. В тот же миг послышался возглас:
- Йо-О-О!!! – оттого, что какой–то Альберт уронил в темноте стакан, но стекляшка разбилась на счастье, восстановив двенадцатой склянкой строгий морской порядок.
– Не бес ли в тебе, Никола?! – подал голос Муневич.
- Борись, давай, за живучесть! – посоветовал Недогугонда. – И не вздумай тошнить! Не зря же тебе доплачивают за классность!
- О-о-ой! Мужики! А какого цвета на мне штаны? – спросил вдруг Палович безнадёжно потерянным голосом.
- Какого, какого?! Вчера, вроде, белого были! – ответил Муневич, не совсем понимая, к чему это гнёт Палович.
- Сироп, что ли вышел в Европу? – съехидничал Недогугонда.
- Кранты! – отчаянно вскрикнул Никола. – Господи! Кажется, я ослеп!
Альберты, однако, очень быстро смекнули, в чём дело, и подхватили тему.
- А кто ещё говорил, не дай, мол, себе притухнуть? – высказался Муневич в адрес Недогугонды. – Вот будешь теперь для Николы собакой-поводырём!
- Господи! Не выпью больше ни капли! Только бы мне прозреть! – взмолился слёзно Палович. - Мужики! Не пейте адского пойла!
– Жаль, что мы, россияне, такие люди, с которыми чудеса в наше время в основном происходят по пьяни! – заметил Недогугонда. - Господи! Что бы ему прозреть! – и тут загорелся свет.
* * *
Обещание - не выпью больше ни капли! - раб Божий Никола замылил практически сразу и, как ни в чём не бывало, продолжал наступать на рюмки. Те легко поддавались, и он поддавал не слабо – пей-гуляй душа, веселись!
Но однажды утопленника Николу распухшим и безобразным выловили в канале. Утонул он мертвецки пьяным. А это уж точно – кранты.