Не пью

Валерий Мартынов
                Не пью…

Витек Зинин, не подумайте, что он принадлежал какой-то там Зинке, это фамилия у него такая была, Зинин, проснулся. Минут пять полежал на кровати расхристанным, позевывая, почесывая как-то усладительно бок, медленно соображая, словно бы выползал из небытия. Этот процесс был ритуально отлажен. Сначала все затягивало серым, потом, щелчком, рябью проявлялись просветы, затем шторка открывалась и можно было вытянуть картину вчерашнего.
- Эх, пивка бы холодненького знатно испить было бы…- проговорил он, не относя ни к кому свою реплику.
Жена, Анна, обозвав его, лодырем и лежебокой, ставя табуретку, демонстративно стукнула ею по спинке кровати, чем вызвала приступ тошноты и амнезии.
- Кваску, слыш, нет у нас что ли?- продолжал гнуть свою линию Витек.
- Может тебе бочку вина доставить,- ядовито заметила Анна.
- Не, бочки много будет, бочку я не вытяну, да и где такого дурака найдешь, чтобы бочку выставил…
Витек замолчал, задумался, смог бы он одолеть бочку вина, потом громко зевнул, конфузливо посмотрел на жену, которую раздражать не стоило.
Витек отлеживался. Вчера была питница, так мужики давно перекрестили пятницу. По заведенному правилу сбросились по червонцу на работе, посидели вечерком. Что три раза посыльного в магазин отправляли, это Витек точно помнил, а вот финал, что в конце было, жена этой проклятой табуреткой, напрочь, вышибла из памяти.
«Стареть, не иначе стал,- подумал он,- Раньше литровку заглотишь, и ни в одном глазу, во, проклятая перестройка до чего довела, во, что значит капиталистическое производство, кровососы, кошки чтоб их легали, радости жизни лишили. Дожил, силов на вечер не хватило…Ай, чтоб им всем издохнуть! Ну, перебрал, так самую малость, но домой ведь тихо пришел, и вообще, не заслужил такого обращения: по кровати табуреткой стучат, обзывают по всякому».
Виски словно кто вилкой ковырял. Сушняк стянул нутро, проглотить слюну не было никакой возможности, будто рашпилем  горло продрали.
« Нет бы,- продолжал размышление Витек,- вместо того, чтобы табуреткой стучать, женушка, воды подала. Не переломится же. Все ж мужик я, не баран начихал. А еще лучше б, стопочку лекарства поднесла, поправила б здоровье своего благоверного – она по-хорошему, и я, гляди, уважу…Куда там, фыркает, взбеленилась, навроде кошки». 
Его отлучка на улицу длилась, может быть, минут пять. Что может случиться за пять минут с человеком, вставшим по нужде? А Витек вернулся в комнату совсем другим. Какой-то тихонький, съеженный, вроде там за дверью его, как снежный ком, потискали со всех сторон. Опал мужик и лицом и телом. Ни слова не говоря, Витек доплелся до кровати, иначе и не скажешь, вытянулся поверх одеяла, бросил руки вдоль туловища, голова запрокинулась.
Анна удивленно - вопросительно, осуждающе - гневно пронаблюдала за этими манипуляциями, ничего не сказала. До нее сразу не дошло, не допетрила, что муж, вместо того, чтобы помочь ей, опять демонстративно завалился на кровать.
Витек лежал, молча, уставившись в потолок, лишь на лбу прорезались, видать выжатые думами, мозговые извилины. Он почему-то только сейчас рассмотрел бурые разводы на потолке. Крыша весной протекала. Каждый год он выслушивал едкие замечания Анны по этому поводу, и каждый раз обещал все подлатать, но стаивал снег, и вместе с ним испарялись обещания.
Теперь разводы привлекли внимание. Чем дольше глядел, тем все четче и четче выпячивались свинячьи рыла, за ними еще какие-то каракатицы с пятачками, рожками, мохнатыми ушами. И все эти рожи кривились, ухмылялись, ехидно подмигивали, словно подавали знаки.
Витек тяжело вздохнул. Прислушался, как из него вышел воздух. Ему показалось, что внутри и правда все набрякло, заболело, заныл даже давно вырезанный аппендицит, стрельнуло в правый бок, подступила тошнота, а главное, главное…улика была на улице.
Он замер. Сложил уныло руки на груди. Сквозонуло, что прожил жизнь зря. Про героическое думать вообще не стоило, но выходило, что и вспомнить о нем будет некому. Когда вот он умрет, Витек закрыл глаза и представил, что за гробом пойдут лишь те, кому он должен, долг, правда, невелик, рубль там, трешка…Человек пять-шесть наберется…А ведь Анна и это не отдаст, даже если список – завещание оставить. Она - жила, сквалыга, не побеспокоится об его честном имени. Она, наверное, и не заплачет…
Анна между тем вышла на улицу, вернулась с охапкой дров. Шумно бросила поленья возле плиты.
-Ты что ль чернила вылил возле крыльца?- недовольно сказала она.- Будут, на ногах носиться в избу…Чего лежишь? Чего лупишь зенки в потолок? Счас тоже вот  все брошу, тоже разлягусь. Кому я себя вверила, как проклятая живу! Кровосос, не только жилы, соки все высосал, радости лишил…Что ты из меня душу-то вытягиваешь? Ни денег, ни…Чего лежишь, говорю, хвачу вдоль спины…Водку лакал, небось, по-ученому, тогда ничего не болело, чуть живой приполз…
Витек скосил голову, не меняя положения тела, сказал.
-Дура, ты! Человеку, может, осталось жить кроху, может, и говорим последний раз, может, у меня все нутро в студень разложилось…Чернила вылил?!- страдальчески выдавил он из себя, не замечая, что губы дрожат.- Это ж из меня такое вылилось…Понимаешь, дурья твоя башка…Может, мне и жить-то ничего осталось…
-Допился, ирод, страмоту выдумал, ты кому эти сказки рассказываешь?.. мне что ли?- всплеснула руками Анна, присматриваясь к мужу, врет или правду говорит,- то-то гляжу, что на удивление тихий…Чего лежишь, в больницу надо…
- В какую больницу?- раздраженно взъерепенился Витек,- в больнице унюхают, что с похмела и аля-улю, гони гусей, в больнице этот нужен, как его, полис, а у меня он на старой работе остался…А без полиса деньги платить надо, а денег нет…Живи тут…
- Живи, живи,- ядовито заметила, передразнила Анна, скорчила при этом смешную рожицу, но тем не менее посмотрела на мужа жальче,- меньше водку лакал бы, тогда и полис был бы, и на работе ценили б…Опять, поди, тормозную жидкость или стеклоочиститель жрали? С кем бражничал, ирод? Может, и они загинаются? Мучитель,- Анна окрысилась из-за того, что, даже собираясь помирать, Витек все не по-людски делает, нашел время помирать, когда земля мерзлая, какие деньги за рытье могилы платить нужно, да и продукты к весне подъели, чем угощать на поминках. Так называемый муж одно расстройство и хлопоты доставлял. - Может, еще, окромя водки, чего пили? Вот нутро и выворачивает. Ты давай, вспомни, а я пока молочка принесу… Займу у соседки. Молоком всё отпивают, всякую отраву…И давно из тебя такая зелень лезет?
-Зелень я счас только заметил, может, и раньше бегло, там за углами не смотришь, что и куда льется…Накопилось дряни, прохудился мужик,- попытался робким шепотом пошутить Витек, в то же время умилостивляя жену.
-Копилось - накопилось,- угрюмо-укоризненно передразнила Анна,- умные люди копят в банках деньги, а ты заразу копил в себе…Лежи уж, копильщик…Пойду, сбегаю к Ваське, узнаю, как он…Вместе с ним приволоклись, значит, и пили вместях…Уж если отравились, то… Васька послабже тебя будет. Если его скрутило, то он часика два наперед загинаться начал, может, ему какое лечение уже прописали, вот и ты тут без полиса причепишься…Лежи, уж не вставай…
Анна торопливо накинула на плечи пуховик, так она называла старую курточку, подбитую рыбьим мехом. Витек запоздало подумал, что совсем не ценил жену, про ласковые слова и говорить не стоит, даже одеть прилично супругу не сподобился. Окромя « эй ты и Ань», разбавленных еще матерными словами,  больше ее никак не называл. Туг был на хорошие слова, все не к месту казалось, эх, как бы все по-другому теперь сделал.
Витьку стало жалко и себя и жену, и то, что жил не так. Вот надо бы крышу подлатать, и сарай подправить, и в подполье завалинку, нарушенную крысами, засыпать. Опять же ремонт внутри: там побелить, покрасить…Все на бабу остается…И работу стоило подыскать более денежную, на этой выпивать можно, а денег не платят…И костюмчика приличного нет, чтобы на том свете предстать, чтобы место выделили не совсем уж завалящее и к должности приставили, не все ж в грязи ковыряться, тоже, поди, по одежке встречают…
Витек пошевелил ногой. В горле совсем пересохло, страсть хотелось пить. Но терпел, ждал молоко.
На крыльце раздались шаги. Распахнулась дверь.
- Лежишь, обабок трухлявый, пьяница…Ишь, выдумал…И язык как повернулся! Гниет он! Надо ж такое сморозить! А я поверила…Ты, чем запивал вчера? Кому хвастал, что отстой из-под Тархуна выжрешь, и тебе ничего не будет? Рожа, твоя, прокисшая! Поднимайся, а не то, правда, поленом вытяну. Урод, окаянный…
Из-за спины Анны в проеме двери лыбилось круглое, лунообразное лицо Васьки. Живого и даже как будто подлечившегося.
-Витек, да то не страшно, то осадок, как чернила красит, у меня так було…То ты не лежи, шевелиться будешь, все зараз пройдет…
Витек Зинин решил бросить пить окончательно. Третий день не пьет.