Два времени года

Два времени года.         

Изменяя место жительства, человек неизбежно теряет в трех вещах: в деньгах, в здоровье, в престиже.       Аристотель

Сентябрь в Монреале в основном бывает мягким и теплым. Медленно и лениво катит свои волны спокойная река Святого Лаврентия. Небо постепенно теряет летнюю пронзительно- голубую синеву, а белые барашки облаков спешно передвигаются по воздуху, клочьями разбрасывая по земле бегущие тени, отражаясь, как в зеркале, в темных водах реки. Листья деревьев меняют цвет, застывая навсегда сочными красками на палитре местных художников. Ветер подхватывает и легко кружит паутинку бабьего лета, чтобы перед длинной зимой наиграться вволю.
Приближение суровой зимы еще не ощущается, но уже сама неизбежность природного процесса многим здесь отравляет жизнь. Да и кому могут нравиться ночные подвывания метели за окном или откапывание машины по утрам из –под снега. Наверное, надо очень любить Монреаль, чтобы не замечать этих продолжительных зимних неудобств. 
Лариса задернула шторку, не позволяя любопытным огням городских фонарей проникнуть в ее комнату. На улице было тихо, понедельник, пожалуй, самый спокойный день в Монреале. После шума и веселья трех последних дней недели, всегда наступает затишье. Это только в короткий период с мая по сентябрь можно позволить себе гулять побольше и подольше. Стоит только однажды подуть северному ветру, который безжалостно сбрасывает желтые сухие листья с погрустневших деревьев и вертит осенний хоровод на улочках города, как на смену веселью, открытым маечкам, желтым тентам над вынесенными на улицу столикам в кафе и ресторанах, холодному пиву и ледяному мороженому сразу же приходит своенравная и суровая канадская зима. Снова на несколько месяцев город окунется в уже привычный зимний график, при этом мечтая о первых лучах теплого весеннего солнца, хотя это так еще не скоро. Пока же только паутинки бабьего лета пролетают над острыми шпилями города тысячи колоколов и над золоченными купалами многочисленных церквей, да катит свои тяжелые свинцовые волны водная артерия страны- река Святого Лаврентия.
Как же быстро пролетает время. Подрастают мальчики, она становится старше. Хоть и не хочется об этом думать, но назойливые мысли все равно лезут в голову, особенно в такие одинокие вечера, когда она на короткий промежуток времени освобождена от домашних дел, от работы, от занятий. Уже два года, как она живет в Монреале. Много это или мало? Она уже научилась не задавать самой себе нелепые воросы. Ведь спросить, посоветоваться часто бывало не с кем.
Лариса зашла в спальню мальчиков. Они оба спали, но от скрипа полов, покрытых коврелином, зашевелился во сне младший. Он натянул на себя одеяло, уткнувшись в него носом, посмотрел сонным взглядом на мать и перевернулся на бок. Лариса осторожно присела на край его кровати.
-Ты повзрослел, мой маленький сын, стал похож на своего отца. И глаза у тебя такие же карие, с золотым ободком, по- детски доверчивые и распахнутые всему миру...- Лариса провела нежно рукой по его голове. Густые каштановые волосы у сына на концах закручивались в кольца, отчего при каждом мытье головы, дома в детстве стоял крик и плач, хоть стриги его наголо. Волосы больше напоминали струящийся поток, как у древних ассирийцев, персов или греков. Она вспомнила, как Самвел гладил волосы сына и тихо, умиротворенно шептал :- Мой породистый мальчик.
Это никому не казалось оскорбительным. Напротив, Самвел авторитетно доказывал всем, что белая кожа, большие глаза, тонкие длинные пальцы рук, а так же вот именно такие, как у его сына волнистые и густые волосы и есть признак благородных кровей, принадлежность к знати и к аристократии, это была тонкая генетическая нить, которая тянулась из туманного и далекого прошлого.
Над изголовьем кровати бледно- желтым светом горел ночник. Сын всегда, засыпая, забывал его выключить. Язычок ночника напомнил ей пламя свечи, которое извивалось, ежесекундно меняя свое очертание.
Свеча...
Не с нее ли и начались все беды, не она ли принесла несчастье в их дом, не в ее ли пламени сгорели все надежды и радость, которым казалось, никогда и ничто не могло помешать? Старший сын не задул последнюю свечку на праздничном торте, в тот же вечер из ванной комнаты, куда перед сном отправился младший сын, послышался звон разбитого стекла. Переливаясь в искусственном свете лампы, в осколках зеркала неровными кусками отражались потолок и выложенные белым кафелем стены, полотенца, висящие на бронзовых крючках, а так же испуганные и встревоженные лица близких, которые прибежали на шум. Мальчик очень испугался.
-Мама, я не специально. –едва не плача, повторял он.
-Ты не порезался? Нет? Ну вот это самое главное.- заверила она сына, поднимая его на руки, чтобы осколками он не поранил босые ноги.
Свекровь побледнела и перекрестилась, шепча губами молитвы, словно хотела взять на себя все те беды, которые должны были выпасть на долю семьи. Разбитое зеркало в доме -к несчастью.
Лариса слишком хорошо знала ее, чтобы не понять, что это был плохой знак. Свекровь знала все приметы. К ней часто приходили за разгадками снов, за советами, она хорошо гадала на кофе. Только своим- сыну и снохе никогда не гадала. Боялась увидеть в кофейной гуще знак судьбы, а уж кому, как не ей это было бы понятно.      
-Мама, -едва сдерживая себя, спросила тогда Лариса,- ну это же все- таки ребенок разбил.
-С божьей помощью, Лора. Все в руках божьих. - Свекровь ушла к себе в комнату. Лариса понимала, что весь вечер она будет молиться, чтобы избежать того, что неизбежно должно было произойти в доме. 
А беда и не замедлила. Она давно караулила возле дверей, подглядывала в незакрытые окна, прислушивалась к звону разбитых зеркал, ловила пламя непотухших свечей, подстерегала тревожные сны. Она умела ждать...
Может быть поэтому, когда уже спустя год с лишним, Лариса, получив независимую иммиграцию и приземлившись в монреальском аэропорту, едва слышно прошептала: -Боже, пусть этот мой шаг будет правильным, пусть эта страна станет мне родной! Боже, прошу тебя, помоги мне, отведи от моей семьи, от моих мальчиков все несчастья, дай им подняться на ноги.

Иммиграция редко у кого проходит спокойно. Вечная нехватка денег на фоне богатых и битком забитых магазинов, тяжело дающиеся ньансы чужого языка, сложности с трудоустройством, с адекватным пониманием реальной ситуациии, не говоря уже о том, что и друзей настоящих здесь уже никогда не завести, что все надо начинать с нуля, и что надеяться в старости на детей, наверное, не стоит. Сколько же граней белых и черных у иммиграции, которая тем не менее зовет и манит тысячи людей, заставляя их покидать привычные и насиженные места и перебираться с востока на запад? До решительного шага жизнь за кордоном всем видится в мажорных тонах. Разве плохо они жили в Союзе? Сколько было рядом друзей и родных! Какими веселыми были праздники, которые отмечали все вместе, накрыв красивые столы!
Может поэтому особенно тяжело было перенести то незаметное разрушение громадной страны, когда все, как крысы с корабля заметались в поисках лучшей доли, понимая, что жить на тонущей и шаткой палубе сложно. А колбасная иммиграция манила и звала своей шуршащей и яркой упаковкой, помидорами и огурцами, ананасами и мандаринами, которые независимо от сезона круглый год горками возвышались во всех супермаркетах. Последние годы даже ее муж стал подумывать об отъезде, несмотря на сильное чувство патриотизма и привязанности к своей стране.   
Воспоминания о Самвеле давно должны были спрятаться в потайных складках ее души, но они, особенно в последнее время выползали оттуда, вновь и вновь раня ее и без того больное сердце.

Утром она зашла в комнату мальчиков и негромко запела:- Я пришла к тебе с рассветом, рассказать, что солнце встало...
Именно так каждое утро ее будил отец, когда она была школьницей. В памяти остались освещенные утренней зарей розовые стены ее спальни, окна которой выходили на восток и добрые глаза отца, который, сидя на краю ее кровати, целовал сонное лицо и слипшиеся от сна глаза любимой дочери.
Но ее сонные мальчики прореагировали совсем иначе.
-Опять ты со своими песнями.- заныли оба, кутаясь в одеяло. – С утра уже нет никакого покоя. Дай хоть минутку полежать.
-Мы были другими. –подумала Лариса.

Бутик, в котором она работала, располагался между двумя кафешками, из которых одно было чисто американское, а во втором даже беспристрастый взгляд обывателя уловил бы оттенок восточного колорита. Кафе имело ностальгическое название Касабланка. На стенной афише под дымчатым стеклом куда -то торопилась прекрасная Ингрид Бергман, в шляпе и с сигаретой во рту дымил Хамфри Богарт.
Здесь, за маленькими столиками смешивались языки, страны и религии завсегдателей кафе. В Van Hoot многие приходили по утрам, как на работу, не изменяя своим давним привычкам. Заказывали себе кофе, круасаны, джем или масло, кусочек торта или слоенного пирога с яблоками, а затем  весь день сидели на своих местах, разворачиваясь на стуле в нужную сторону только в том случае, если появлялся очередной объект для разговора. Только случайный новый посетитель, не знакомый с заведенными здесь порядками, мог занять зарезервированный навсегда столик, вызывая досадливое недовольство тех, кто в это утро пришел чуть позднее обычного. Они разговаривали, продолжая свой вечный диалог, словно и не расставались. Больше всего каждый из них не любил длинные зимние вечера, которые они вынуждены были проводить в одиночестве, устремившись глазами в голубой экран телевизоров, заполняя таким образом время до сна.
Раз в неделю, в их квартирах раздавался звонок. Сын, дочь или внуки справлялись о здоровье, не всегда при этом вдаваясь в подробности.
-Был(а) у врача? Ну что он сказал? -но не дослушав ответа, обращался к собственному ребенку (мужу, жене): - Покормил собаку ( кошку)? Погулял с ней? Да, подогрей ужин в микровее, не забудь взять сок из холодильника. Да, мама (папа), я слушаю. Ну и как? Ты скажи, может что- нибудь надо купить, привезти? Нет? Ну смотри, тебе виднее. Будь острожна (ен), когда утром будешь выходить из дома- ночью обещали гололед. Ну все, пока.  Целую.
Старость, впрочем, им давала два варианта на выбор- оставаться в своих домах или аппартаментах, в которых они прожили большую часть жизни или же перебираться в дома престарелых, где в зависимости от нажитого капитала они имели опять несколько вариантов продления своего тихого одинокого существования.
Филосовское спокойствие, с которым они встречали свой закат, был естественной и спланированной акцией, к которой они сознательно шли все годы своей жизни, старательно сберегая и откладывая себе на пенсионный фонд. Старость была третьим по счету и последним этапом жизни. Это молодым кажется, что встречать старость должно быть скучным и, пожалуй, самым неинтересным занятием, не понимая- почему каждая прожитая стариками минута ценится на вес золота. Ведь в молодости никто не считает дней, не радуется новой утренней заре, не замечает пролетевшей недели. Молодым не понять почему каждый раз, когда дрожащие и бледные, тонкие, словно древний пергамент старческие веки с трудом приподнимаются, чтобы вновь увидеть дневной свет, они радуются как дети тому, что еще один день оказался подаренным им природой, а это значит целых 24 часа жизни, которые можно, если особо не спешить, растянуть, радуя себя услышанными новостями, подогретым бутербродом, слабеньким, чуть подслащенным кофе или звонком телефона. Старики здесь были обречены на одиночество.                Лариса, глядя на них, не раз вспоминала строки из своей любимой книги детства- Три товарища Ремарка.
Друзья довезли домой одну бабульку, которая приобрела в этот день на аукционе попугая. На вопрос зачем он ей, она мудро ответила:
-Для вечеров. -И тут же добавила, увидев непонимающий взгляд двух мужчин, которые довезли ее, спасая от назойливых мальчишек, дразнивших птицу:
Он говорящий. Мне будет с кем разговаривать по вечерам. А вы не знаете, корм нынче дорогой?
Монреаль занимал совсем не престижное первое место по количеству одиноких стариков в стране.
-Да, не обнадеживающаяся статистика! -только успела подумать Лариса, как прямо под ухом раздался такой знакомый тонкий голосок: - Ой, Лариска, душечка, приветик. А где же твоя Шапокляк? Ха-ха-ха! Ну без обид, дорогушечка, ты же знаешь мое отношение к тебе, тем более, что я не упоминаю никого больше. Ты же не будешь на меня дуться? Фи, это было бы с твоей стороны так примитивно. Ты такая умненькая и благоразумненькая, ты все в этой жизни понимаешь правильно, а иначе я и не относился бы к тебе так. Правда же?- светлые, аккуратно подведенные серым карандашом глазки так мило и  дружелюбно смотрели на нее, что она рассмеялась.
-Мне только и осталось в этой жизни, как обижаться на тебя, Сережа. Тогда считай, что и жить не стоит.
-Киса моя, ты знаешь, я так мультик этот люблю. Он такой клевый, особенно эта прикольная старушенция. Грациозное, злое создание, словно придуманное специально для меня. Ах! Ларисочка, посмотри на меня своими умными и прозорливыми глазами, как тебе мой причесон? Я надеялся, что ты сама все заметишь, но ты удивила меня. Ты, во-още, такая забитая стала в последнее время, ну... -он запнулся, -ну не то что забитая, ну как это? У меня, кисочка,  начинаются глобальные иммиграционные проблемы. -Поймав удивленный взгляд Ларисы, он продолжил:- Я имею в виду, что  начались проблемы с великим и могучим, с тем, который мы зубрили и учили все десять лет в школе. Лучше бы нас, как в царское время, иностранным языкам учили. Пользы сейчас больше было бы. Но у меня французский стал, почти как у Мопассана- отточенный и пикантный, правда с квебекским прононсом. Мой новый друг- Морис, ты видела его, деточка моя? -Лариса только отрицательно кивнула головой.- Ой, упадешь и не встанешь, глаз на жопку не натянешь! Ты помнишь Джанни Версаче? - он закатил глазки, облизнув влажным языком подведенные губы.- Ну того, которого из пистолета трахнули? Так вот мой- такой же обаятельный. Знаешь, он как магнит, от которого невозможно оторваться. Вот поэтому к нему все и липнут.- вдруг зло добавил он. В его глазах появился холодный металлический блеск.
Лариса поняла, что у веселых и внешне беззаботных, симатичных ребят тоже не все всегда бывает спокойно и просто. Сергей работал в парикмахерской через дорогу, но иногда прибегал сюда попить капуччино с ванилью. Шоколад и сахар он исключил из своего меню, чтобы не набрать нежелательные килограммы.
Он тяжело задышал, но быстро отошел и, натягивая тонкую улыбку, под которой спрятал свои чувства, произнес:- Ну, приветик, я  уже обратно топ- топ. Да, киса, запомни, сказочка моя, меня зовут не Сережа и не Серж, а Сержио. Знаешь, такая маленькая деталь, которая может здорово обгадить мое лучезарное настроение. Ты же мне не захочешь сделать плохо?
-Обещаю, даю тебе честное комсомольско- пионерское слово, Сержио.- она потянула последнюю букву под его благодарный кивок головы именно так, как ему и хотелось.
Едва Сержио растворился в толпе, как перед ее глазами появился новый объект- Гойко Митич -Соколинный глаз. Именно так Лариса про себя назвала этого мужчину с пристальным взглядом горящих глаз, орлинным носом и сильным мощным торсом, совсем как у популярного югославского актера, который играл главную роль в фильмах об индейцах Северной Америки. В руках Гойко Митич держал запотевшую баночку пепси и чипсы, аккуратно и старательно, как всегда, двумя пальцами вытаскивая из шуршащего пакета жаренный, соленный  картофель. Вот где проигрывали компании -производители напитков и чипсов- он один смог бы заменить им любую дорогостоящую рекламу. Мела Гибсона, например, вездесущие фотографы - папарацци тщетно пытались поймать без сигареты. Он ее не выпускал из рук, тогда как монреальский Гойко Митич в любое время дня жевал свои любимые чипсы и пил ледяную колу.
Во всей его одежде- будь то джинсы, шорты или брюки было одно общее, что их объединяло - дырки на коленях или на заднице. В этот день он шел по коридору в новых голубых джинсах, которые ладно сидели на его крепких бедрах, обтягивая мускулистые и кривые ноги. Дырки, размером с его ладонь, обнажали волосатые колени. Любимые чипсы на удивление в этот раз были заменены на плитку шоколада. Он ел так сосредоточенно, словно от этого напрямую зависела погода на континенте. Когда в очередной раз он поднес шоколад ко рту, Лариса вышла из своего бутика и попала в фокус его зрения. Ладонь сильного мужчины чуть дрогнула, но только на долю секунды. Глаза цепким взглядом мгновенно, как бросок ядовитой змеи, охватили всю ее фигуру с ног до головы. Холодный стальной блеск зрачков скрывал его подлинные чувства и только челюсти методично, как ни в чем не бывало продолжали свою работу.

В бутике, где работала Лариса, ей представилась возможность созерцать живую галлерею лиц. Интересным было то, что со временем, узнавая многих из них поближе, она изменяла свое мнение, словно заново переписывая прежде нарисованный портрет или быстро схваченный с лица карандашный набросок. В Москве на Арбате она любила смотреть за работой уличных художников, которые на тротуарах зарабатывали себе на хлеб и на вино. Талантливые и влюбленные в свою лиру, упоительно веря в свое предназначение, они вынуждены были выходить на художественную панель столицы, т.к. их серьезные работы не продавались, а надо было кормить семью. Не идти же работать кочегаром или дворником, как это делали дессиденты, покинувшие страну в семидесятые годы. Бродский писал свои нобелевские стихи в кочегарке, т.к. поэзия не считалась профессией, ну а у художников при таком раскладке, была одна дорога- в маляры. Многие ломались от безысходности, у некоторых начиналась депрессия или затяжные запои, а ведь некоторые из них действительно обладали незаурядным талантом, который не воспринимался средним зрителем. Художники проставляли в углу свою фамилию и дату. Кто знает, может фортуна будет благосклонна и через многие годы этот маленький набросок, за который заплатили копейки, будет стоить баснословные деньги?
Уже через несколько дней работы в бутике Лариса потянулась к карандашу и бумаге. Новое увлечение, вернее возвращение к тому, что осталось за бортом ее юности, окрыляло ее. Она купила в магазине Омar Desеr хорошие листы, карандаши и мягкий белый ластик.
Сначала она просто решила сделать небольшой набросок группы людей, которые каждый день сидели в нескольких метрах от нее. Сможет ли она передать их внутренний мир? Ей хорошо был виден крайний столик в кафе Van Hoot. За ним удобно распологались и пили кофе четыре женщины пенсионного возраста. Одна из них обязательно приходила утром и занимала столик, чтобы случайные посетители не посягнули на их территорию. Три женщины были внешне похожи- худощавые, с седыми, короткими и подкрашенными в бледно- голубой цвет волосами, которые закручивались в одинаковые мелкие кудряшки, словно они стриглись в одной и той же парикмахерской и у одного и того же мастера. Четвертая разительно отличалась от своих подружек. Высокая и полная, она не могла передвигаться без помощи пустой коляски для продуктов, которую находила всегда у входа в магазин. Ее глаза были маленькими и косо посаженными, а сама она напоминала грозного телохранителя с коротко остриженным затылком.  Казалось, коснись его и уколишься.
Карандашный портрет Ларисы быстро схватил основные черты завсегдательниц. Благо, что времени для работы было достаточно- каждый день с утра и до пяти часов они бесплатно позировали ей самым естественным образом, не коим духом не догадываясь об этом. Менялась только одежда, а точнее цвета, т.к. они все предпочитали носить удобные брюки и просторные блузы. Ноги у всех были обуты в кроссовки.
Несколько дней Лариса подправляла рисунок, внося в него новые штрихи.
Три грации после завтрака- так она про себя назвала другую зарисовку. На ней она зафиксировала момент когда три полные женщины вставали из- за стола, на котором оставались пустые стаканы, тарелки, мятые салфетки, пластиковые вилки и ножи. Лариса постаралась перенести на бумагу внутренний мир каждой из них. Вечерами дома она перенесла все на холст, стараясь быстро закончить картину, пока она еще жила ею, пока чувствовала движение каждой из этих женщин. Очень быстро она отложила кисточки в сторону и показала мальчикам, но они только переглянулись и промямлили что- то непонятное. Ей самой картина очень нравилась, она впервые поняла, что хочет писать портреты, что научилась заглядывать за зеркало, как и читать по взглядам несказанное.
Никогда прежде она не бралась за портреты. В той прежней жизни она с Самвелом и детьми часто выезжала на природу, они брали бутерброды, соки, горячий чай, а так же мольберты, кисточки, краски. У Самвела пейзажи получались настолько живыми и естественными, что хотелось подойти к рисунку и погладить яркие лепестки цветов, потрогать шероховатую кору деревьев, щербатую древесину заборов и ветхих заброшенных домиков или же послушать шум воды горной речки. Самвел считал, что для того, чтобы написать портрет - надо иметь особый природный дар, т.к. надо донести его настроение, увидеть и понять его душу, прочувствовать его внутренние эмоции, понять его мироощущение, увидеть все то, что скрыто и недоступно для постороннего. Надо заглянуть в зеркало, но с другой стороны, с той, в которую никому, кроме художника или психолога, не считая бога, не попасть. Это как подводное течение огромной реки- его не видно, но оно существует и значительно влияет на поток воды, искажая поверхностную картину водной глади, меняя цвет и направление, оттенки и повороты, температуру и общий климат.
Лариса очень любила рисовать детей. Их открытые, а подчас даже распахнутые души не скрывали секретов и интриг под дешевыми масками.  Легко было схватить их настроение, но тем не менее она все равно предпочитала делать наброски стариков, рисовать лица людей, проживших долгую жизнь, полную воспоминаний, событий, с чередой веселых, радостных и печальных моментов. На них каждая морщинка, каждая складка была отпечатком их времени. Старики, по ее мнению, делились на две категории: добрых и злых. У первых к старости накапливалось столько доброты и жалости к окружающим, что они с радостью готовы были помочь каждому. Они смотрели за внуками, правнуками, кормили птиц, брали с улицы бездомных кошек и собак, стараясь им подсунуть лучший кусок, иногда даже в ущерб себе.
Вторые были озлобленны уже тем, что жить оставалось с гулькин нос. Бегом пробегая по жизни, они не сразу заметили, как свернули на последнюю развилку, где их поджидали старческие хвори, болезни, да глубокое одиночество. Все раздражало и угнетало, а им так хотелось, чтобы дети бегали с ними по врачам и кабинетам, выслушивали их жалобы и постоянное нытье, соглашались с ними в любых вопросах, ведь они прожили жизнь и опыта у них больше. Дети должны были в их присутствии сидеть молча, ожидая разрешения говорить, а если этого не было, то стариков сразу же одолевала нервозность, особенно раздражали непоседливые внуки, которые в нужную минуту мешали сосредоточиться и сконцентрироваться на одной единственной мысле.                Канадцы- пенсионеры не были загружены заботами о подрастающем новом поколении. Для этого существовала целая сеть ясель- садиков, куда местные малыши отправлялись без привычного советского утреннего плача. Их там ждали добрые и милые воспитательницы, которым государство щедро оплачивало их работу.

Зазвонил телефон. Лариса поторопилась взять трубку.
-Привет! Как дела? Знаешь, я подала на развод.- огорошила ее с первой минуты такой новостью Доминик, напарница по работе. -У тебя есть две минуты поговорить?
-Да, пока никого нет, говори. - успокоила ее Лариса, удивившись внезапному звонку подруги.
-Я устала, Лора. Знаешь, мне все надоело. Я никогда не говорила тебе раньше, но Лао- мой второй муж и он не отец моих детей.
-Уф, час от часу не легче. Вот и дружим почти год, а только сейчас узнаю правду.- подумала Лариса. Доминик родилась в Камбодже, но перед самой гражданской войной успела по настоянию матери уехать во Францию. Это и спасло ее, все остальные члены большой семьи погибли.
-Я все эти годы терпела его тяжелый характер, надеялась сохранить семью. – продолжала Доминик. -Мы поженились во Франции, но он уговорил меня переехать сюда. Я там продала все- дом, машину, я заплатила за перевоз. А ты знаешь, сколько это стоит?
Нет, этого Лариса не знала. Она свое барахло везла только в разрешенном количестве, оговоренном декларацией, может поэтому ей и было так нелегко вначале.
-Я оплачиваю все его счета.- продолжала Доминик.- Я платила все эти годы, а он не работал, он только катался по миру, покупал билеты, снимал дорогие гостиницы, объясняя мне, что занимается бизнесом. А что он заработал? Ноль! Чистый ноль! Мои дети ему не нужны, даже собаки, которых он сам и купил- и те его раздражают. Он кричит целыми днями на нас. Знаешь, в прошлом году он стукнул меня по руке. У меня такой синяк был! Я пошла и заявила в полицию, но он извинился и сказал, что это от любви, он просто перенервничал за меня и не смог сдержать свои эмоции...
-Совсем, как у нас.- грустно подумала Лариса.- Если муж бъет- значит любит.
Но у Доминик многое накопилось. Она говорила торопясь, захлебываясь, стремясь выплеснуть все и таким образом освобождаясь от негативной энергии.  -Моя дочь сказала- или он или я.
-Подожди, подожди, Доми, - перебила ее Лариса.- А ты говорила с сыном?
Лариса знала, что старший сын у подруги в настоящее время жил в Лондоне, стремительно поднимаясь по служебной лестнице. Его увлечение математикой, знание двух языков, а так же полученное хорошее экономическое образование во Франции сослужили ему хорошую службу.
-Да. Представь, он тоже очень обрадовался моему решению.
-Доми, смотри, чтобы ты не ошиблась. Скоро дети разбегутся, ты останешься одна.
-Нет, что ты!- возразила ей подруга. -Моя дочь так рада моему решению. Она говорит, что даже когда выйдет замуж, то не уйдет от меня.
Видно было, что Доминик именно в детях искала поддержку своему решению и что для себя она уже решила этот вопрос.
-Тебе виднее. –Тихо согласилась Лариса, вешая трубку и признавая в душе, что правильнее было бы отговорить подругу, но Доми от нее ожидала только поддержки, а не аргументированных и логических выкладок.

С утра было немноголюдно и Лариса решила забежать на минутку в косметический кабинет к Хелен напротив, чтобы купить крем. Хелен сама готовила кремы. Она всегда говорила, что все рецепты она привезла из Парижа, а потому ей можно доверять. В магическом слове Париж всегда присутствовали шарм и романтика, особенно когда это касалось красоты и косметики.
Голубоглазая, крашенная под Мэреллин Монро, Хелен, была приветлива и мила, как всегда. Ее красота, несмотря на возраст, перешагнувшая за столь не любимый женщинами пятидесятилетний юбилей, еще не пропала. Хотя  у кого, как не у нее, профессионального косметолога, должна быть столь ухоженная и нежная кожа. Ее лицо и есть ее СV, показатель знания и умения, диплома и практики. Здесь лозунг- сапожник без сапог может быть чреват последствиями. Ну кому захочется пойти на прием к косметологу, у которого дряблая кожа висит на щеках или же расписана возле глаз предательскими гусиными лапками. Ах, эти лапки! Их всегда так сложно спрятать от наблюдательных и проницательных женских глаз. Они получше рентгеновских лучей определяют возраст женщины.
Хелен прожила несколько лет в Париже и при случае любила вставить в разговор- в каком кафе или ресторане столицы европейской столицы она слушала эту песню и при каких обстоятельствах. Главными действующими лицами в ее жизни- всегда были мужчины, но гадкая судьба так и не захотела ей подарить такой ничтожный шанс- быть любимой ими. Вторым ударом судьбы было то, что у нее не было детей, но она стойко держалась, настойчиво продолжая поиск того самого, единственного мужчины ее жизни, правда при этом имея всегда кого- нибудь в запасе. К тому же, ну что поделаешь, ей нравились только красивые и молодые, чуткие и сильные, умные и терпеливые и, конечно, не жадные.
Вчера Лариса услышала случайно ее разговор в кафе за чашечкой кофе  с одной молодой марокканкой Ходичей. Она в маленьком закутке плазы продавала ремешки, перчатки, кошельки, сумки, а так же множество различных сувениров и бижутерию. 
-Молодость и чувственность, сила и свежесть- вот что приносит мне истинное удовольствие. А зачем мне старики? Те кому за 60? Что я от них получу? Только дружественный поцелуй в щечку или нежное прикосновение к руке. Я пока могу обойтись без этого. Думаю, у меня есть в запасе еще немного времени, чтобы не провести его даром. - она бросила взгляд на свою собеседницу, которая доедала маленькую порцию салата и, облизав свои пухлые, перламутровые губы, жирно обведенные розовым карандашом, добавила:- Я тоже вчера на ужин приготовила салат. Такой красивый получился, как- будто нарисованный. Жаль, что я не умею рисовать. Вот готовить- это другое дело, а особенно украшать! Кажется, бог этим компенсировал мое неумение держать кисточку в руках.
-Неужели твоему другу этого было достаточно?- искренне удивилась Ходича. Она сама вот уже несколько месяцев сидела на диете. Кроме фруктов, овощей и йогурта в ее рационе не было ничего другого, но для семьи брата, в доме которого она жила, она готовила кастрюлями еду, месила тесто, пекла и жарила. Это была настоящая восточная женщина, для которой весь мир состоит из мужа, а так же из желания ему понравиться и угодить, все остальное было вторичным. Странным было то, что в свои 27 лет она не была замужем. Восточные мужчины не любят умных женщин. Недаром гласит арабская поговорка- У женщины волос длин, а ум короток. А ей, в отличии от большинства своих подруг, нравилось учиться. Последнее время она старательно изучала английский, взяв вечерний курс после работы. В короткий обеденный перерыв, она, одетая в длинное черное платье, которое тщательно прикрывало кисти ее рук и лодыжки ног от случайного взгляда мужчины, читала и повторяла пройденное накануне, если, конечно, это было не время для молитвы.
На голове белый платок, а под ним, на открытом лбу тонкая кружевная полоса, которая закрывала волосы. Платок был всегда туго перетянут и застегнут под подбородком незамысловатой брошкой.
-Остальное он получил позже.- Невозмутимо ответила на ее вопрос Хелен. Француженка должна уметь говорить о любви красиво и не стесняться этого. Разве люди стесняются, когда хвалят вино или десерт? 
Ходича краснела при любом, даже самом незначительном упоминании о сексе. Оставалось удивляться тому что в скором времени она собиралась выйти замуж, хотя, для таких, как она больше подходило оставаться истинной фанатичкой религии и войти в историю, как Фатима, дочь пророка, святая ислама, которая подобно миссионерам прошлого, уговаривала людей поменять религию, поменять бога, изменить привычки и пристрастия и молиться, молиться, молиться, искупая вечные грехи человечества по пять раз в день. Именно это Ходича и делала, независимо от места своего нахождения. Если это было рабочее время, то она просила кого- то посмотреть за товаром и с гордо поднятой головой, держа в руках заветный коврик, заменяя его в случае забывчивости на листы девственно- чистой белой бумаги, уединялась в маленькой комнатке агентов по недвижимости, в которой работал ее знакомый араб. Там она преклоняла колени и голову и молилась, надеясь, что аллах услышит ее искренние и страстные просьбы и молитвы, увидит ее рьяность и усердие.
-Не забудь помолиться за наши испорченные души и грязные порочные мысли. Может твой бог снимет с нас наши вечные грехи.- кричала ей в догонку Хелен для которой главное в жизни -это красивый мужчина рядом, во всем остальном она была полной пофигисткой.
-Обязательно помолюсь и попрошу искупления для вас всех.- отвечала Ходича, не замедляя шага. -Аллах милостивый, он всем прощает. 
Аллах мог быть горд за нее. В ее отношении к религии она была подобна чистому горному хрусталю- вся светилась и искрилась под лучами света когда разговор заходил о нем. Нет бога кроме аллаха и Магомет пророк его. Истина, которая была ее девизом, смыслом жизни, ее откровением и сутью. Даже собственное будущее было не так важно, как ее святая и чистая вера. Мечта ее была проста и незамысловата- посетить Мекку и Медину, увидеть черный камень Кааба, святые реликвии, босыми стопами пройтись по священной земле, чтобы ощутить каждой клеткой своего тела давнее присутствие на ней пророка Магомета, чье откровение было истиной, а житие- сущей правдой.
В какой -то женской голове- тряпки, деньги, мужчины, а у нее- ее бог, который заменяет ей все земные радости вместе взятые, умноженные и возведенные в степень. Она считала, что ислам -молодая религия, которая вобрала в себя все самое лучшее из жизненного опыта всех остальных религий, а поэтому все умные люди должны обязательно придти к мысли о перемене веры, т.к.именно в исламе они увидят правильную и верную дорогу для понимания и осмысливания жизни.
Она безоговорочно любила своего бога и верила ему, не сомневаясь в его величии и правоте. Когда 11 сентября два высотных здания мирового центра падали в клубах дыма и огня, как карточные домики, а толстая арматура плавилась, перемешиваясь с бетоном и кровью живых и мертвых, Ходича, видя, как нервничали люди, осуждающие жестокий терроризм, не вмешивалась в разговоры, но при случае, быстро проглатывая окончания слов, произносила: -На все воля всевышнего! Слава богу, что мы живем не в Америке.

Лариса быстро вернулась к себе увидев, что возле курток остановились две женщины, заглядывая в бутик в поисках продавца. Она не сразу узнала Зою и Тамару, которые изредка в обед забегали сюда выпить кофе. Им обеим оставалось отработать двух- месячный стаж после учебы в колледже, чтобы получить местный диплом.
Зоя была тонкой, моложавой рыжеволосой дамой, у которой на иждивении было две дочери, тогда как Тамара была постарше, имела троих мальчиков, мужа, свекровь и двух собак. Зоя приехала из глубинки России и чудесно окала. Жизнь потрепала ее, но она научилась приспосабливаться. Четыре года, проведенных в стране, позволили ей освоиться, выучить язык, водить машину, поднимать двух детей, а так же с постоянством менять любовников.
-А что мне делать?- искренне возмущалась она, закуривая тонкую сигарету. -Я хочу замуж, я хочу иметь нормальную семью, дом, мужа, уют, но здесь все мужчины боятся регистрации, как черт ладана. Я их всех очень устраиваю в должности подруги, ну а мне это порядком надоело. -Вот я и с Джоржем рассталась, а он был чертовски интересным, а главное умным и наглым!- рассказывала Зоя за чашечкой каппучино, глядя Ларисе в глаза. Она любила, чтобы ее слушали.
-С ним было всегда весело и хорошо, но он сволочь, прогуливаясь со мной, умудрялся всем молодым девкам вокруг глазки строить, а ведь у самого семья- жена, дети!
-Так что же вы разбежались? –удивилась Лариса. –Может он был жадным?
-Да ты что! –нервно засмеялась Зоя и стряхнула пепел, откидываясь на спинку стула. - Он был такой щедрый, такой обходительный и такой ласковый! Он такой бесподобный любовник, но и такой же страшный бабник. Настоящий Казанова! С ним я была во всех самых дорогих ресторанах Монреаля, пила самые дорогие вина, ела изысканные блюда, от него я научилась наглости и хамству. Знаете, девчонки, это, как вирус. Вот только сейчас я начинаю избавляться от пагубной привычки, но когда была с ним, то становилась такой же.
-Ты, кажется, в душе жалеешь, что вы расстались.- Тамара допила свой кофе и отстранила чашку. -Зоя, поторопись, нам уже на работу бежать.
-Ой, девочки, ну еще немного посидели бы.- попросила Лариса. У меня сегодня такой скучный день с утра. Не с кем даже словом обмолвиться.
-Жалею? -задумалась на мгновение Зоя. -Да я и не знаю. Жизнь с ним была красивой, но уж какой- то чудной. Вот представляешь, он заказывает ужин на двоих- белая скатерть, свечи, хрустальные фужеры, да вино старое, долларов за 300, не меньше, а я пригублю его и говорю:- Дорогой, а оно мне не нравится. Кислое.
А он знаешь, что делает? Он целует мне пальчики по одному и говорит:
-Хамы! Нахалы! Это невероятно! Как они посмели подать нам такую дрянь? Извини, милая, я сейчас все исправлю! -Он так искренне возмущается, что даже я верю ему, и зовет щелчком официанта, предварительно быстро выпив половину фужера и долив в бутылку немного простой воды и добавив щепотку соли. Подошедшему гарсону мой Джорж с обвораживающей улыбкой протягивает чистый фужер, наливает осторожненько так немного вина, под углом держа бутылочку.
-Попробуй,  друг.
-Да, действительно, странно.- соглашается в недоумении вышколенный официант.-У нас такого никогда не было, мистер. Простите. Я принесу вам другую бутылку.
-Нет, лучше другое вино. -милостиво разрешает мой Казанова, улыбаясь мне сверкающими глазами. -Я боюсь вконец испортить настроение моей даме.
-Это было ребячество, которое приносило ему несравненную радость и удовлетворение. Он всегда был игроком, риск доставлял ему несравненное удовольствие! Менеджер приносил нам из запасников выдержанное вино, цена которого ой- ля- ля сколько! Он собственноручно открывал бутылку, пробовал сам, затем протягивал Джоржу, извиняясь за испорченный вечер, добавляя при этом, что стоимость вина не будет включена в счет. За нее заплатит ресторан.
А мы, наглые и бесцеремонные и безумно довольные своей выходкой, целовались и смеялись.
Последние слова Зоя договаривала уже на ходу, вытирая губы салфеткой. Тамара, поглядывая на часы, выволокла разговорившуюся подругу.
Опаздывать на работу, даже если это неоплачиваемая практика, здесь не полагалось. Люди приходят на работу работать, а не обмениваться сплетнями и не обсуждать политические передряги в мире.
Во второй половине дня появилась Изольда. Она катила впереди себя тележку, в которую сложила свое пальто, перчатки и сумку. Лариса окликнула ее.
-Добрый день, Изольда. Как вы поживаете?

Из всех клиентов, пожалуй, самой интересной для Ларисы оказалась эта маленькая, странная женщина, появившаяся в первый день их знакомства в ярко- сиреневом брючном трикотажном костюме. В тот день она перемерила несколько кофточек, объясняя то на английском, то легко переходя на французский, что вот уже несколько недель, как она бросила курить, но вопреки всем прогнозам вместо того, чтобы поправляться, как это происходит со всеми, она катастрофически худеет.
-Приходится обновлять гардероб.
Лариса только мило улыбнулась, поправляя на ней рукав очередной надетой перед зеркалом кофты.
-Нет, эта мне тоже не нравится. Я такую не одену. Я не мусульманка. -Она выразительно посмотрела на продавщицу, явно ожидая от нее продолжения разговора. Кофта была с обильной вышивкой серебристым люрексом, бисером, цветными пайетками.
-Это уж вам выбирать.- рассмеялась Лариса, понимая, что доброохотливые завседатели кафешек, уже давно распустили слухи, что она -то ли русская, то ли армянка, то ли еврейка, которая приехала из Страны Советов. Лариса уже не раз сталкивалась с этим явлением, поэтому поняла сразу, что женщина хочет просто начать разговор, а для этого пытается зацепиться за любую тему. Пожилые люди, как малые дети остро нуждаются в общении.
Вот и сейчас, Изольда обрадовалась возможности поговорить, и хотя она предпочла бы пообщаться на английском, т.к. в последний раз она говорила на языке Пушкина только когда были живы ее родители, она остановилась и путая падежи и обороты, все же заговорила.
-Я сегодня нанесла визит твоей плазе. У меня, знаешь, все дни расписаны. На одной плазе я вяжу и разговариваю со своими подружками, а здесь у меня другие друзья. Надо для всех найти время. День длинный, но он тоже заканчивается. А что мне делать?- казалось, она спорила сама с собой.-  Я хочу жить. Пусть я не молодая, пусть все красивое уже осталось за спиной, но почему бы мне еще раз не встряхнуться? Знаешь, жить никогда не поздно. У меня есть друг, правда у нас нет секса,-она не чуть не смутилась, признавшись в этом.- нo это не страшно, сейчас для нас главное- общение. Оно нам заменяет секс. Ты его видела? Да, он не красивый, лысый, но и я тоже уже не Джина Лолабриджида и мне не восемнадцать, главное, что мы понимаем друг друга. Знаешь, когда мы с мужем переехали из Ирана в Канаду, я согласна была на любую работу, т.к. он серьезно заболел, а мне надо было дочь поднимать. Все, что мне родители дали в приданное, я оставила в казино. Канадцы поэтому все так благоденствуют, что у каждого из них есть доля честно заработанных денег моего отца, который, кcтати, закончил Медицинский институт в Санкт- Петербурге с золотой медалью. Ему ректор подарил свое золотое кольцо. Знаешь, милочка, я тебе его покажу в следующий раз, когда приду сюда.
Лариса быстро бросила взгляд по сторонам, клиентов пока нигде не было видно, значит можно было еще немного поговорить, вернее, послушать эту интересную особу, у которой жизнь была доверху наполнена воспоминаниями и продолжала бурлить до сих пор.
-Мой отец работал сначала в России, потом женился на моей маме и переехал жить в Грузию. Там я и родилась. Я тебе говорила, что я знаю 12 языков? -Лариса кивнула головой, не успев даже вставить слово.- Так вот, отец практиковал там, потом переехал в Армению- родина все таки, но после войны уехал в Иран и возглавил клинику. Он не не любил и не понимал коммунистов. 
-Вы жили в Тегеране?- только и успела спросить Лариса.
-Нет, мы жили в Тавризе. Ты там не была? Нет? Так ты не знаешь фарси? О, моя дорогая, это такой красивый язык! Жаль, что мне не с кем поговорить на фарси. Так о чем я тебе говорила?
Но память Изольду не подводила, несмотря на возраст. Память, как и ограниченное количество морщинок на ее мраморном лице были, как у молодой женщины. 
-Я в Канаде работала посудомойкой. Ты удивлена? У меня не было выхода. Муж мой был хорошим, пока мы жили на деньги моего отца, а когда они закончились, он стал предъявлять мне.... я забыла это слово по русски...
-Претензии. - подсказала Лариса.
-Вот- вот. - она продолжила, как- будто и не останавливалась. -У меня руки болели от воды, от мыла и порошков. Я попросила мужа купить мне посудомоечную машину. Знаешь, что он мне ответил? Пока я жив, ее у тебя в доме не будет. Но как он только умер, на второй день я купила машину. Пусть он там знает, что я всегда делаю, что хочу. Она простояла у меня на кухне пять лет, не подключенная. У меня не было денег на установку. Джанни установил мне ее на прошлой неделе. Ползал по полу на коленках, соединял провода, смотрел схему и все сделал. Я так счастлива.
-Вы уже пользуетесь ею?- наивно спросила Лариса.
-Нет, конечно, а после кого мне мыть посуду? Дочь моя живет отдельно. Я себе не готовлю- тут перекушу, там пообедаю.
Да, трудно было понять психологию этой дамы, которая родилась в стране Ленина, молодость провела в шахском Иране, а старость, с которой она удачно воевала с помощью кремов и различных увлажнителей, пришлась на Канаду. Она имела долгое путешествие с востока на крайний запад. 
-Ваша дочь замужем?- спросила Лариса. Она относилась к Изольде, как к своей старой, доброй знакомой, которую хотелось расспрашивать о ее интересной жизни, слушать печальные и смешные истории, смеяться и радоваться вместе с ней.
-Почти. - Изольда подняла свои тонкие руки, на запястьях которых звенели вперемежку, ударяясь и создавая легкий перезвон, серебряные, медные и золотые браслеты. Изящным отработанным движением она поправила черный ободок на завитых крашенных волосах. Такой безвкусицы Ларисе еще не приходилось видеть, но это не портило очарования ее собеседницы. Она была такая искренняя и простая.
-Она недавно обвенчалась, - продолжила Изольда.- и они вместе купили дом. Сейчас обновляют его. Далеко правда, возле Мирабеля и даже дальше.
Лариса удивилась:- А что так далеко?
-Они оба там работают. Им удобно, близко к работе. Ну я пошла. Спасибо тебе.- Изольда покатила свою тележку к столику, за которым ее ждал Джанни.
-Вот и встретились два одиночества...- тихо стала напевать себе под нос Лариса, но тут в фокус ее зрения попала красивая женщина, которая медленно шла по плазе, бросая скептические взгляды на разукрашенные витрины. В данном случае Лариса имела одно преимущество –она знала эту женщину, тогда, как знакомы они не были. Джульета была женой дипломата, вернее, только числилась его второй половиной, т.к. по сути она уже давно осталась за бортом жизни. Ее преуспевающий муж завел себе молодую любовницу, сделав ее своей личной секретаршей и катая за собой по всему миру. Длинноногая и стройная девушка безупречно знала английский и арабский языки, сносно говорила на испанском и обладала бешенным темпераментом.
Для Джульеты в шестьдесят лет наступила кризисная ситуация, когда жить еще хочется, есть возможность влачить далеко не жалкое существование, но оказывается, что всем вокруг было не до нее. Ее единственный мягкий и застенчивый сын  женился и попал под толстый, сплошной и старомодный каблук своей жены- властной и грубоватой женщины, которая изредка, только в виде исключения надевала на лицо маску благодушия. Вопрос о совместном проживании с семьей сына даже и не вставал на повестку дня. Это еще в Союзе могли по старинке жить поколениями, считая, что это правильное решение для наглядного воспитания растущего поколения. Хотя чем еще можно было бы объяснить массам катастрофическую нехватку жилья?
Джульета все терпела. Она по -своему старалась бороться с одиночеством- то приглашала к себе знакомых, устраивая девишник, то отмечала праздники, накрывая сказочно- красивые столы, чтобы услышать похвалу, то находила необыкновенно оригинальные и дорогие подарки на юбилеи и праздники. Это ей было нужно, как спортсмену допинг.
В последний раз, на день рождения своей единственной внучки, она подарила малышке безумно красивые серьги, когда- то купленные в сертификатном магазине для работников заграницы. Она сама одела их один единственный раз- на свадьбу сына, подарив невестке в тот день сапфировый гарнитур. Потом так и повелось- на каждый день рождения она дарила невестке бриллианты, а когда родилась внучка- Машенька, то покупать подарки для малышки, у которой глаза были такие же жеманные и фиолетовые, как у бабушки, стало для Джульеты просто несказанной радостью. Джульета приезжала и ночами сидела с ней, когда та болела, боялась доверить девочку восемнадцатилетней няньке- филлипинке. Ноэ прекрасно убирала дом, мыла окна, натирала паркетный пол и туалетные комнаты, смахивала пыль с золоченных рамок картин, но вот смотреть за маленькой крошкой, у которой температура поднималась до 40, отчего иногда даже начинались галлюцинации, она не могла. Натирать тело спиртом, давать по часам пилюли и микстуры, кормить с ложечки бульоном... Кто это сделает, кроме матери или любящей бабушки? У кого будет душа болеть за чужого ребенка? Хотя невестка вечно была чем –то занята, поставив всех в известность, что она работает, хотя никто никогда не знал- где и кем, ну а вопрос о ее зарплате и вовсе приводил ее в ярость. 
Когда малышка подросла и пошла в школу, Джуля опять осталась не у дел. Пойти работать? Но если молодым здесь не всегда удается устроиться на работу, то что говорить о ней? Кому она нужна? Даже в посудомойки возьмут молодую и говорящую на трех- четырех языках.
Вернуться в Москву? Да, там остались друзья, знакомые, но отношения были хорошие и крепкие, пока она была сильной и уверенной в себе женщиной. С годами пришло жестокое по своей откровенности понимание своей непригодности, а так же невозможность что-либо изменить.
Высокая и стройная, не по годам подтянутая и со вкусом одетая, Джульета шла по плазе. Пышные, густые иссиня- черные волосы были уложены в красивую прическу. Стройные ноги были обуты в туфли на высоком каблуке из крокодиловой кожи темно- зеленого цвета, под цвет костюма, воротник которого был отделан темно- зеленой вышивкой на плотном шелке. Рука, продетая сквозь тонкий кожанный ремешек, покоилась на изящной плоской сумочке. С ней рядом, по всем правилам нормальной жизни, должен шагать, слегка поддерживая ее за руку, интересный, седоватый мужчина. Так должно было быть, но судьба своенравно распределила роли.
Она шла по плазе, разглядывая разукрашенные витрины, но в магазины не заходила.  Избалованная европейскими столичными магазинами и привычкой покупать себе очень дорогие и качественные вещи, она так и не могла привыкнуть к простоте американского стиля, а монреальская мода ей казалась чересчур провинциальной и несколько запоздалой.
Поравнявшись с бутиком, она на секунду остановилась, задержав взгляд на входных дверях, а ее тонкая и холенная рука с изяществом поправила локон, который выбился из уложенной прически. В этот момент пучок света попал на грань старинного бриллианта в мочке уха и быстро пробежался по кольцам на тонких пальцах, сыграв беззвучную мелодию красок радуги. Джульета пошла дальше, а следом, легким облаком за ней промчался аромат нежных духов.

После работы Лариса забежала в супер- маркет, набрала продуктов и загрузила все в свою маленькую машину. Здесь, точно, как у Остапа Ибрагимовича машина была не роскошью, а средством передвижения, особенно зимой. Правда, в этом году осень не торопилась прощаться- мягкая и степенная, она пришла неслышно в своих золотистых бархатных тапочках, словно боясь напугать неожиданным приходом, а теперь вот и уходить не собиралась. Сначала зависала тонкими паутинками, изредка проливалась теплым дождем, и только иногда северным ветром качала голые верхушки деревьев, чтобы напомнить, что зима за ней все-таки бежит, торопится, наступает на пятки.
Во многих домах старательные жильцы начинают укрывать кустарники и многолетние цветы от резких перепадов температуры, менять колеса на машинах, вытаскивать теплую одежду для себя, детей и собак. Менее шумливым становится птичий хоровод, а многие из птичьего братства, собравшись в стаи к этому времени уже покидают ставшими холодными родные края, чтобы не оказаться застигнутыми врасплох.
Вот и сейчас раздалось едва слышимое курлыканье. Лариса подняла голову. Клином на серо- голубом небе, едва различимой живой ниткой, пролетали журавли и серые гуси. Они то пропадали в розоватом, окрашенном лучами засыпающего солнца облаке, то с грустным и щемящим душу криком расставания появлялись вновь. Необъяснимая тоска накатывалась каждый раз на Ларису, когда в прохладе осеннего неба тонкой ниткой зависал, растворяясь, неровный журавлинный клин.
-Летит, летит по небу клин усталый, летит в тумане на исходе дня.
И в том клину есть промежуток малый, наверное, это место для меня...
Через несколько секунд журавлинный клин растворился окончательно в поблекших и потемневших облаках и только неясное курлыканье еще слышалось вдалеке.
-Заберите с собой мою печаль. - тихо прошептала Лариса, почувствовав необъяснимую горечь утраты чего- то важного.- Принесите мне скорее весну на своих крыльях, принесите дыхание новой, счастливой жизни.

До дома было близко, но Лариса продолжала ездить на машине, каждый раз обещая себе, что завтра обязательно пройдется пешком. Благо, здесь не страшно вечерами возвращаться одной. На прошлой неделе она вновь встретила Мадлен, которая несла в руках пакеты с продуктами. Лариса всегда имела обыкновение помогать пожилым людям, чем сильно удивила эту строгую, одинокую даму в первый день их знакомства, предложив свою помощь. Тогда Мадлен не поняла добрых немерений и даже переспросила ее- что ей надо.
Ларисе Мадлен чем -то напоминала родную тетку Ирину, которая была старой девой. В ее жизни не оказалось места для мужчин, хотя красотой ее бог не обидел. Высокая, статная, умная Ирина не смогла найти равного себе мужчину, а все те, кто были ниже ростом или не дай бог интеллектом -были ей неинтересны и скучны. Но если в молодости на пороки и характер мужчин еще смотришь сквозь пальцы, то с возрастом начинаешь цепляться к таким мелочам, что самый идеальный мужчина и тот покажется полным циником и моральным уродом, не говоря уже о физических недостатках – то нос большой и крючковатый, то губы толстые и красные, сильно оттопыренные уши, близорукость или, наоборот, дальнозоркость -таракана не увидит в тарелке, склонен к облысению или не дай бог уже с виднеющейся залысиной на макушке, черезчур волосатый, ну а про одежду, так это вообще можно романы писать- то костюм странный, то брюки коротковатые, туфли недостаточно начищенные,  платок в кармане не первой свежести.
Мадлен во многом попадала в выбранное сравнение с Ириной, только рост отличал двух женщин, живших по разные стороны океана. Ирина была высокой и сутулой. Ей бы, да с ее бархатными глазами и правильными чертами лица родиться в наше время! Вот где все эти известные манекенщицы, которым Версачи и Диоры платят за день работы десятки тысяч долларов, отпали бы от подиумов, как нерастропные пиявки, не желая позориться рядом с ней. Но пятьдесят лет назад с таким ростом было тяжело.
Мадлен, напротив, была маленькая, а сухой взгляд ее пристальных черных глаз казался взглядом грустной и одинокой песчанной эфы. Воротники ее старомодных пальто, как и отвороты капюшонов были отторочены пушистым и потемневшим от времени искусственным мехом. В этих громоздких и поношенных вещах она казалась маленькой девочкой- дюймовочкой, живущей, как и Ирина, воспоминаниями своей юности. 
Мадлен ходила по улицам быстрой походкой, крепко держа в обеих руках сумку из крокодиловой кожи 70- годов и разговаривая неслышно сама с собой. Каблуки зимних сапог уходили назад, словно не поспевая за своей хозяйкой, зато она вечно спешила, как -будто ее ждала куча не терпящих отлагательства дел или маленькие плачущие дети, грязная посуда на кухне, да груда нестиранного белья.
-Вы приехали из... –Мадлен отчаянно пыталась вспомнить, но сказывалось слабое изучение географии в школе.- Я все время забываю, извините. Я слушала вчера вечером новости и сразу вспомнила вас. Повторите, пожалуйста, название вашей страны.
С трудом, коверкая звуки, она повторяла за Ларисой запутанные и такие сложные для нее слоги, спотыкаясь на каждом из них, словно шла по незнакомой местности, встречая узкими носками ботинок торчащие из земли камни и запутанные корни растений.
-Как же не просто все это запомнить. - Она натянула в улыбке губы и подняла глаза на Ларису, ища в ее лице поддержку и сочувствие.
-Не всем дано запомнить то, о чем в первый раз слышишь. - подумала Лариса.- Для многих даже Россия остается загадочной страной. Ну а что уж говорить о бывших республиках Союза? Франция, Америка, да нескольких небольших островных государств в Карибском бассейне, где канадцы обычно любят проводить рождественские праздники, убегая от холодов и завываний снежной пурги, вот та география, которая им знакома.
Лариса помогла донести пакеты до крыльца. Мадлен на прощание вновь попыталась натянуть улыбку на бледные губы, надеясь на то, что она у нее все- таки получилась.
Возле своего дома, за зеленой оградой кустарника, Лариса увидела Тину. Именно с ней сейчас разговаривать хотелось меньше всего. Ведь Тина всем разговорам предпочитала тему о собственном сыне. Одинокая молодая женщина желает поговорить. А кому хочется после работы слушать чужие причитания? Свободные уши остались в Союзе, на скамеечках возле многоэтажек, но Тина хорошо знала, как захватить внимание собеседника- либо старательно похвалить его самого, либо начать разговор о детях с тем, чтобы потом ловко перевести его на свою больную тему. Вся ее родня осталась на одной шестой части суши.
-Ах, Ларисочка, бедненькая моя, опять с работы! Дома, наверное, ничего еще и не готово. Послушай, я столько наготовила- и котлеточки, и куринные грудиночки, а одной кусок в горло не лезет. Давай, возьми своих мальчиков и приходи. Прошу тебя! Знаю, как тебе достается. Я вот тоже целыми днями покупала, готовила, убирала, а мой вырос и заявил:- «А что ты для меня сделала? Это же самое делают все матери, но никто кроме тебя не ставит это в укор собственному ребенку. Ведь и рожать меня тебя тоже никто не заставлял. Ты же сама захотела иметь ребенка.» Вот я и получила спасибо, а теперь верчусь -туда- сюда. Знаешь, я устроилась на работу- курам головы рублю. Уже неделю, как работаю, да что толку, он все равно недоволен.
Голос ее дрогнул, словно она поперхнулась куском куринной грудинки. Ее единственный сын уже не был тем малышом, который протягивал к ней свои беспомощные ручонки, он был студентом университета и хорошо знал свои права и обязанности.
-Он все время гнал меня работать. Говорил- чего сидишь дома? У тебя от этого все твои головные боли, да вечно испорченное настороение.
Казалось, Тина говорила сама с собой. Она уже и не смотрела на Ларису, которая ей нужна была только как, как спасительный тростник. Ну почему ее мальчик вырос и так легко и быстро решил за нее все проблемы, перечеркнув одним росчерком мускулистой руки длинные бессонные ночи, тонны стиранных и проглаженных с обеих сторон пеленок и распашенок, отжатые соки из моркови и яблок, протертые супы и овощи, когда болел желтухой, теплое молоко с медом и маслом, когда простужался и кашлял?
Главным изобретением человека были памперсы. Тина в это свято верила, потому, как ее сын родился зимой, когда страшно было выходить и вешать белье на улицу, а дома оно очень медленно подсыхало, закрывая собой все батареи и стулья, провисая на подвешенных под потолком веревках в кухне и ванной. Сушилок тогда не было, но все это быстро забылось. Здоровому и сильному парню кажется, что любые проблемы должны решаться легко и просто и не стоит усложнять себе жизнь. Если мать сидит дома, значит она должна убирать и готовить, а не жаловаться на жизнь, которую бросила ему под ноги.
Лариса постояла для вежливости еще несколько минут, задумавшись над тем- а что скажут ее мальчики, когда вырастут? Неужели и их недовольство со временем выплеснется в такой же обидной для любой матери форме?
Возле крыльца на зеленой траве сидела белочка, сжимая в лапках найденное лакомство и тщательно пытаясь запихать себе за обе щеки. Она сегодня сладко покормит своих бельчат.

В один из вечеров, когда мальчиков не было дома, Лариса решила вновь поехать на берег реки. Там перед закатом солнца была удивительная тишина. Разве в большом городе оставалось место для романтики и сопричастности с природой? Да и как назвать то чувство одиночества, которое ей и не хотелось с кем- либо делить? Это была насущая потребность отдаться безраздельно во власть природы и слушать, как слабый ветерок шелестел оставшимися по нелепой случайности единичными листиками на сиротливых кустах или незаметно проносился по поверхности реки, окрашивая воду в темно -зеленый цвет. Белые гребешки пены на степенно набегающих волнах перекатывались едва смешиваясь с водой. Можно было только догадываться, что в темных глубинах реки еще плещется жизнь в виде крупных рыб, которых нельзя ловить из- за загрязнений окружающей среды, из-за сбросов в реку отходов химических комбинатов и всякой прочей дряни. Здесь никто не купался в реке в жаркие летние вечера.
В Средней Азии, где вода в некоторых реках по цвету была скорее ближе к мазуту, а уж назвать ее прозрачной можно было с большой натяжкой, никто и не спрашивал о том- можно ли купаться. Едва только первые теплые лучи солнца согревали поверхность воды, как полуголые, смуглые от природы мальчишки в черных, закатанных до колен трусах уже прыгали с мостов или берегов рек и речушек в прохладную воду, визжа и брызгаясь, тогда как поодаль от них, неслышно удобно устраивались любители рыбной ловли, насаживая розовых червячков на крючки для приманки. Часто попадались рыбы- мутанты- то с двумя головами, то с кривыми плавниками, то с неровным хвостом, но там никому и в голову не приходило отпустить ее обратно в реку. Подумаешь, генетически измененная!
В этот вечер она быстро нашла свой камень, который находился вдалеке от дороги и только маленькая тропинка бледной полосой смятой травы соединяла его с остальным миром шума и суеты. Камень уже не был таким теплым, каким бывал летом, когда его прогревали солнечные лучи,  проникая в твердую породу, в холодную, мрачную и таинственную глубь. Летом он надолго сохранял приятную теплоту и Лариса предпочитала его всем тем крашенным деревянным скамейкам, которые устанавливались по замыслу городских дизайнеров.
Она погрузилась в созерцание вечерней красоты, признаваясь в который раз сама себе, что подобного сочетания красок осени в окружающей природе Канады она не видела даже на картинах местных художников. Особенно удивительными были закаты, когда темнота с прожорливостью ненасытного монстра начинала поедать светлую праздничность прошедшего дня. От горизонта уходила вверх полоса бледно- голубого неба, в которую вклинивались оттенки сиреневого, лилового, алого и насыщенного розового, которые подкрашивались светом уходящего солнца, вынужденного по таинственным законам природы ежевечерне отступать.
Цвет неба менялся на глазах. Лариса играла с ним в игру. Она запоминала облако, которое резво перемещалось по небосводу, все в отттенках многокрасочной палитры, а потом, закрыв глаза, считала до десяти или двенадцати, давая возможность облаку спрятаться или видоизмениться, открывала глаза и искала его в проплывающих под дуновением невидимого ветра. Она вспомнила, что именно сегодня, 8 октября был день рождения ее любимой поэтессы –Марины Цветаевой.
...Медово- янтарное настроение природы. В каждом всполохе листвы под ногами слышишь: огни, как нити золотых бус. Как от вина остается послевкусие, так и у жизни есть свой отзвук, то, что заставляет вспоминать его, говорить о нем, помнить.... 
Тихо и умиротворенно шелестела, ударяясь о берег у ее ног, волна. Полноводная река Сан- Лоран в эти вечерние минуты становилась другом, с кем можно было разговаривать, не произнося слова вслух. По ней горделиво и напыщенно проплывали океанские суда из Атлантики. Освещенные огнями, лайнеры величественно и степенно проплывали мимо, оттталкивая от бортов волну, которая накатывалась на берег и почти достигала камня, на котором обычно сидела Лариса.
Это была игра под названием умиротворение. В такие тихие минуты, в воскресенье или в понедельник вечером Лариса приезжала сюда, зная, что никого не встретит. Любому человеку иногда необходимо побыть одному, помечтать в полной тишине, когда обнажаются нежные и целомудренные чувства, осевшие от вечной суеты, шума, пошлости и грохота будней на самое глубокое дно души. Именно в эти минуты, отпущенные ей для успокоения, она чувствовала себя сопричастной к природе, становясь ее неотъемлимой частью. Здесь она научила себя не думать о делах, о вечной нехватке денег, о нерешенных проблемах. Тишина вечернего теплого часа нарушалась только редкими гудками проезжавших по мосту Шамплейн машин. Все спешили по своим делам. У каждого свой ритм, свое расписание. Только она, Лариса, позволила себе на короткое время выбиться из него, нарушить привычный и расписанный по часам, а порой и минутам график работ и учебы.
Она закрыла глаза и прошептала: -Я загораю на белом песке на одном из островов Тихого океана. Здесь  кроме птиц больше нет не души, только нежные пальмы, яркие цветы, камни и перламутровые ракушки, которыми усыпан пологий берег. Люди давно покинули этот одинокий остров. Я совершенно одна в этом мире, где кроме всплеска воды и горячего, прожженного солнцем песка вокруг нет ничего. Ветви пальмы склоняются все ниже к моему телу, оберегая меня от жгучих лучей палящего южного солнца, от соленного ветра, который приносит океан. Непослушная волна, подталкиваемая вечерним бризом, касается пальцев моих рук. Но почему же она такая холодная?
Лариса открыла глаза и действительность мгновенно вернула ее на привычный и любимый плоский камень на берегу Сан- Лорана, на котором она сидела, крепко обхватив себя руками, как андерсоновская Русалочка, a рядом с ней, тряся шершавым розовым языком, сидела крупная темная овчарка, которая в свете желтых вечерних фонарей могла вполне сойти за ночной призрак.
Она не испугалась, вспомнив, как Самвел учил ее не бояться собак.
-Если пес увидит, что ты боишься, он может тебя укусить, но человек- гений природы и он должен уметь управлять животными. Надо показать любой твари, что ты - человек, царь природы и они должны тебе подчиняться. Плохо, если ты неудачный дрессировщик, хотя для того, чтобы подчинить себе пса, надо для начала просто не бояться его. Смотри ему в глаза. Говори  с ним тихим голосом, спокойно, лаского, не трясись, не пытайся кричать на него или тем более бежать, не маши руками... 
Лариса протянула псу свою перевернутую ладонь, словно показывая ему, что у нее нет в руке камня или палки. Пес ждал, не двигаясь с места. Лариса краем глаз все- таки посмотрела по сторонам. Никого рядом не было. Неужели собака была бездомной? Но не похоже на то. А где же тогда хозяин? Пес продолжал смотреть на нее, не отрываясь и только под пристальным взгладом Ларисы опустил свои глаза.
Проходили минуты, небо потяжелело, пенистые гребешки на ленивых волнах окрасились в цвет прозрачного малахита, а сами волны, колыхаясь и шурша, приняли цвет темного, сочного и прозрачного изумруда. Пес приблизил свою крупную морду и вновь облизал ей дважды руку, словно напрашиваясь поиграть с ним. Лариса, подавив в себе зарождавшееся чувство страха, рукой дотронулась до его ушей и погладила бархатную шерсть. Пес от умиления облизался и вновь высунул язык, заглядывая ей в глаза.
-Не думает ли он съесть меня, как волк Красную Шапочку. Бабушка, бабушка, а отчего у тебя такой большой рот? А это, чтобы тебя скушать, дитя мое...
Но продолжение сказки оказалось совершенно иным. Пес послушно лег у ее ног, подставив ей свою могучую грудь и пузо, признавая тем самым свое послушание, повиновение и желание быть друзьями, которое исходило от его мерного дыхания и взгляда чистых преданных глаз. Значит она победила в себе страх, тот самый, который извечно живет в людях, когда они видят незнакомую собаку, тем более  овчарку, у которой в генах- нападать, защищая своих хозяев. Эта порода собак появилась в Германии и была специально выведена для охраны лагерей во время войны. Лариса не была ее хозяйкой, ну а игру ей надо было продолжить, ведь она сама предложила псу условия мирного сосуществования. Она вновь погладила ему загривок, а потом нагнулась и почесала ему щеки, легонько царапая кожу ноготками. Пес оскалился в улыбке. Это была настоящая улыбка и никакая темнота не могла скрыть распахнутой от счастья пасти, в которой сверкали белизной многочисленные крепкие зубы и клыки. Лариса гладила ему веки глаз, уши.
-Ах, вот ты где, маленькое чудовище! А я ищу тебя, зову!
Чей -то мягкий и спокойный голос произнес эту фразу по- французски. Лариса оглянулась, быстро отдернув руку от морды пса.
К ним приблизился мужчина, держа в руках поводок от ошейника. Пес вскочил и подбежал к нему, усаживаясь теперь возле его ног.
-Извините, мадам, я надеюсь, он не напугал вас. Здесь никогда не бывает людей в это время, поэтому я и отпустил его прогуляться. Он добрый и никого не тронет. Но в любом случае, извините.
-Все нормально.- ответила на французском Лариса. -Я не боюсь собак. -По крайней мере ей отчаянно хотелось в это верить.
Но видно акцент опять подвел ее, потому, как он тут же произнес по- английски:- Извините, еще раз. Я не хотел доставить вам беспокойство.
-О нет, лучше по- французски. -смутилась она. -С английским у меня еще больше проблем.
Она увидела легкую, но совсем не ироничную улыбку на его лице, которая быстро исчезла, едва успев появиться в короткой бороде.
-А с каким языком у вас совершенно нет проблем?
-Я приехала из России.
-Прошу прощения, русского я не знаю, может только несколько слов, которые зачастую можно услышать по телевизору в передачах о вашей стране.
-Ну конечно, -согласилась она с придыханием,- Мафия, водка, калашников, что там еще?
-Да, вы правы, -он смутился, - ерунда какая- то получилась.
-Да я уже привыкла.- честно сказала она.- Стоит только сказать, что я из России... Знаете, у многих здесь выработался стойкий стереотип.
-А вы давно уехали?
-Два года.
-Приличный срок, а точнее, самый сложный. Вы уже оторвались отттуда, но еще не привыкли и не обжились здесь. Верно?
Она кивнула головой, подумав о том, как он может знать, чувствовать то, что испытывали на себе иммигранты, меняя страны, языки, друзей, работу, приспосабливаясь, ломая выработанные годами принципы, теряя на скользких дорогах иммиграции свою уверенность и привычки.
Главным было определиться- правильно ли она вообще поступила? Ну оторвала она детей от армии, от беспредельной дедовщины, ну не дала им возможности пошататься по подворотням, затягиваться поочереди вонючими дешевыми сигаретами, выпивать с друзьями под кустами или забором из одного стакана теплую дешевую водку, закусывая собственным рукавом, ну не дала им возможность выучить русский мат- великий язык последнего столетия, даже голливудские киношники с радостью вставляли в уста русских военных заученные примитивные слова, придавая особый шик крутым боевикам. Как же можно в настоящее время обойтись без русского мата?
Конечно, многие твердили ей, что все правильно, ей вообще крупно повезло, что она смогла обосноваться в Канаде- в лучшей стране в мире, но только разве кто- нибудь заглянул в ее душу, чтобы понять- а принесло ли это лично ей хоть толику счастье?
-Вы словно между двух миров повисли. -продолжал свое размышление хозяин овчарки.- В такой обстановке легко может быть только детям. Они быстрее и легче адаптируются, а взрослых мучают сомнения, раздумья, иная среда, да и мало ли всего. Один язык чего стоит! Не так ли?
-А вы родились здесь? – спросила его Лариса.
-Да, я канадец. - ответил он. Затем повисла минутная тишина, прерываемая лишь дыханием пса. -Вы где- то рядом живете?
-Нет, -она качнула головой.- В прошлом году я жила на южном берегу, а потом переехала в Монреаль. Из- за детей. Им там удобнее. А я люблю приходить сюда вечерами, особенно летом и осенью. Здесь так тихо и красиво. В Монреале шумно и слишком ярко и светло. Там хорошо работать и веселиться, а здесь можно помечтать и отдохнуть от суеты.
-Странно, я вас никогда не видел раньше. Я гуляю здесь почти каждый день. Даже, если и не очень хочется.- он погладил рукой пса, который сидел у его ног, вытянув язык. -Но соглашаюсь, потому, как сознаю, что прогулки полезны для нас обоих.
-А у меня не бывает много свободного времени. -призналась она. -Работаю, учусь, дети.
-Понимаю.- согласился он. - Вы учили раньше французский язык?
-Да, в школе, немного, но потом долго не говорила и совершенно забыла. Без практики... знаете...
-Здесь, думаю, у вас проблем с этим не возникнет. Это раньше в Монреале говорили на английском, но потом все поменялось. Двадцать лет назад даже многие иммигранты из Бельгии и Франции вынуждены были отдавать своих детей в английские школы.
-Да?- удивилась Лариса. -Я никогда не слышала об этом.
-Ну не французы –католики, конечно. Им -то разрешалось отдавать своих детей во французские школы, а все остальные отдавали детей только в английские школы. Ну не абсурд? А потом правительство и партия Квебекуа удивлялись, почему в городе слышна только английская речь. Вы не обратили внимания, что многие греки, итальянцы, ирландцы, особенно те, кому за сорок плохо знают французский?
Она послушно кивнула головой, подумав о том, что надо уже ехать домой. Трафика на мосту нет, так что за семь минут она будет дома, где ее ждут грязные кастрюли и тарелки, которые как всегда ей оставили дети, побросав на столе куски хлеба и огрызки помидор и яблок, а так же пустые стаканы из- под колы.
-Я не дал вам отдохнуть. - легко и просто прочитал ее мысли хозяин пса.- Вы, наверное, пришли сюда, чтобы расслабиться, не так ли? Я тоже люблю эти места. Здесь так спокойно. Словно находишься в деревне. Тишина какая- то необыкновенная. Знаете, на реке особенно хорошо утром и вечером, когда солнце встает и уходит. Такое разноцветье на воде, что кисточка так и просится в руки.
-Вы рисуете? Вы- артист? -Она хорошо запомнила на языковых курсах, что художник по- французски называется артистом. В Канаде именно пенсионеры начинают учиться живописи, рисовать акварелью и маслом горные пейзажи, водопады, таким образом у них на старости лет появляется стимул для души. В молодости на это обычно не хватало ни времени, ни денег, а уйдя на пенсию, они обретают второе дыхание, путешествуют, ходят в кафе и рестораны, по кино и магазинам, по картинным галлереям и салонам. Даже пенсионный возраст называют здесь прекрасным и стимулирующим словом- золотой.
Советские пенсионеры латали и донашивали одежду своих детей, переделывали старые ненужные вещи, делая из них фартучки и всякие ухватки для кухни, солили капусту и пекли пироги для внуков, а на крохотных участках земли сажали помидоры и зелень, чтобы хоть на этом сэкономить. Им ли было думать о курсах начинающих художников? Смогут ли иммигранты адаптироваться ко всем местным укладам и порядкам, чтобы на старости лет вот так приходить на берег реки ранним утром с кисточкой в руках? Смогут ли усердно и сосредоточенно рисовать, не думая о том, кто встретит внука со школы, кто подогреет ему обед или проверит домашнее задание? – подумала она.
-Да так, балуюсь немного, все больше для себя.
-Я тоже,- сказала она, вставая, - очень люблю восходы и закаты. Ведь все на земле имеет свое начало и конец.
-Верно,- опять улыбнулся в свою бороду хозяин пса. -А вы знаете...,- начал было он, но Лариса даже неожиданно для себя самой перебила его: - Извините. Я должна уйти. Поздно уже.
-О, нет, это вы меня извините. Я задержал вас пустыми разговорами. Он потянул поводок, отчего пес пересел поближе к хозяину, уступая ей протоптанную в траве тропинку. Выход к стоянке для нее был свободен.               
-Вас, наверное, уже ждут?
-Да.- Она вытащила из кармашка сумки ключи от машины. 
-У вас большая семья- муж, дети?- полюбопытствовал он.
-Дети. Двое мальчиков.- коротко бросила она, не желая продолжать эту  тему. Какое ему дело, в конце концов до ее семьи? Она не любила расспросы. Особенно когда ее спрашивали- есть ли муж? К слову вдова она так за эти годы и не привыкла. Отсутствие мужа рядом она для самой себя объясняла тем, что он уехал в длительную командировку. Обманывала себя, хотя от этого ей не становилось легче. По ночам, когда сон не шел, а симпатичные гламурные овечки по дороге к ней затерялись в узких лабиринтах старых монреальских улочек, она тихо разговаривала с Самвелом, делилась сомнениями, спрашивала совета, рассказывала последние новости, но все больше о детях. Знала, что это его интересует больше всего. Он, как всегда, слушал ее очень внимательно и никогда не перебивал. Она спокойно могла выговориться и тогда каждый раз отступали, растворяясь, отчаяние и горечь действительности.
Лариса потрепала на прощание пса, бросила короткое au revoir бородатому незнакомцу и пошла к стоянке. Скоро ее маленькая хонда влилась в движущийся нескончаемый поток машин.
Ларисе нравилось въезжать в город с моста Шамплейн, проезжая мимо городка киностудий и мукомольного завода «Пять роз», старого порта и нового вычислительного центра, который незаметно и относительно быстро занял место непрезентабельного и старого кирпичного блока. Справа, на реке, стоял весь в огнях, топорщась толстыми боками, корабль- казино. Это был бывший павильон Франции на знаменитой ЭКСПО 67. Шестирядная  Университетская улица поднималась в гору, пересекая вечно  запруженные Рене Левек, Сан- Катрин, Мезаннев и Шербрук, и упиралась затем в корпуса госпиталя королевы Виктории. Небоскребы на Университетской были такие чистые и глянцевые, что в них как в зеркале отражались городские пробки и огни светофоров. Особенно они становились красивыми, когда утренняя дымка или густой туман шапкой невидимкой ложились на крыши, но только стоило солнцу появиться на горизонте, как таяло это пушистое покрывало, обнажая созданную человеком красоту и величие.
На этой развилке город делился на несколько зон. Направо уходила дорога в старую часть города, на пристань, к Собору Нотр- Дам. Прямо улица вела к корпусам Университетов, к госпиталю Ройал- Виктория, чьи позеленевшие крыши и почерневшие от времени стены придавали аристократический шарм этой постройке на холме. Госпиталь больше походил на средневековый замок с бойницами и амбразурой, винтовыми лестницами и круглыми башенками. Отсюда, из окон, глядевших на юг, можно было увидеть весь город, как на ладони, и тогда даже небоскребы не казались исполинами, а река Сан- Лоран могучей и полноводной.
В этот теплый осенний вечер город переливался гирляндами огней, отражаясь в зеркальных стеклах матовым светом фонарей и отблеском фар многочисленных машин.
На красный свет светофора, перед самым последним поворотом к дому, с маленькой хондой Ларисы поравнялся перламутровый темно-  зеленый порш –кабрио с открытым верхом. Казалось, в тон машины был подобран зеленый костюм водителя, а сквозь редкий проселочный лес его нагеленных коротких волос виднелась гладенькая кожа головы, как веселая солнечная полянка, которая тоже казалась бледно- зеленой, похожей на пучок салата, который местные жители используют для приготовления легкой закуски- салата Цезаря. Не хватало только чесночных сухариков, да специального майонеза и тертого сыра пармезан сверху. Лариса не успела рассмотреть какого цветы были глаза водителя, как он умчался, оставляя ей длинный шлейф выхлопных газов самого дорогого бензина.
Через десять минут Лариса уже была дома, где ее привычно ждала гора немытой посуды, а на столе подсыхали крошки хлеба и скомканные салфетки, под стулом валялся в гордом одиночестве белый носок. Может быть это был знак перемирия? Может таким образом ее дорогие мальчики предусмотрели устанавление шаткого мира, зная, что их вечно уставшая мать будет опять ругаться? Но на удивление ее мальчишки уже спали. Видно набегались на занятиях карате, а может просто не захотели слышать ворчание своей старой матери? Ведь скоро ей исполнится 36...

-Дорогая моя, мамочка! У тебя есть молоко? – быстро проговорил Ричард, едва Лариса открыла дверь на настойчивый стук. Кажется, этот настырный сосед выбрал из всех жителей квартала именно ее, чтобы приходить и клянчить то лекарства, то сигареты. Он протянул ей пустой стеклянный дымчатый фужер. -Налей, пожалуйста, что- то у меня горло болит. А ты сегодня выглядишь классно! Мне нравится. Надеюсь, у тебя еще никого нет? Я давно собираюсь пригласить тебя в ресторан.– Он нагло и беспардонно уставился ей в глаза.
Может быть там и было написано- появился кто- нибудь в буднях ее серых дней, но только как он смог бы прочитать это? Хотя кто знает, может быть для понимания состояния души совсем и не обязятельно знать русский язык? Ну а с другой стороны-  какой язык кроме русского сможет точно и с мельчайшими подробностями отразить действительное состояние ее души? Ведь для нее ни холодный английский, ни гриппозный французский пока никак не становились родными, как не пыталась она вдолбить их себе в голову. Правильно, что детей учат языкам с раннего детства. Даже индейцы применяли этот вариант- отдавали своих маленьких детей в другие племена, где они, изучали в естественных условиях второй язык и становились толмачами- переводчиками. 
Ричард все не уходил. Видно так и не смог прочитать непонятные ему буквы кириллицы, сложенные в длинные, замысловатые слова в полной темноте ее непроветренных мыслей.
-Мамочка, так мы пойдем в ресторан? -Он так смотрел на нее, ожидая положительного ответа, что со стороны могло показаться, что она- надменная тетка не хочет оказать простую, пустяковую услугу своему милому и обаятельному соседу. Хотя, чтобы понять логику этого голубоглазаго блондина, чьи кудрявые волосы небрежно рассыпались кольцами по лбу, надо было прожить рядом с ним хотя бы месяц. Каждый день, в зависимости только от собственного настроения, он либо делал комплименты, либо говорил Ларисе, что она выглядит плохо, при этом доверчиво добавляя, что может быть он сможет ей чем- нибудь помочь? Вот прямо сейчас! Ведь у него для нее всегда найдется время...
Раньше она принимала близко к сердцу его откровения, пристально разглядывая в зеркале те жуткие морщины, которые выдают всем ее возраст, усталость и переживания. Но только время помогло расставить все по своим местам. Никогда прежде она не сталкивалась с подобным типом мужчин. Она даже не успевала поменять мнение о нем, как он уже изобретал новый метод общения.
Раньше Ричард жил в маленькой квартире, разделяя ее с одним черным. Тот был скромный и работящий. Хотя разве порядочность и честность зависят от цвета кожи? Барни, так звали его друга, тоже называл ее мамочкой, по примеру своего друга, но как- то раз он постучал в дверь только с одной целью- чтобы спросить ее настоящее имя, повторяя, затормозившись, как на скользкой, зимней монреальской дороге на букве с. Получилось долго и растянуто- Ларис-с-с-с-а. Словно между буквами натянули стальной трос и потянули изо всех сил в разные стороны.
-Мамочка, ты мне так и не ответила- мы идем сегодня в ресторан?
Она только кивнула ему в ответ. Зачем было спорить? Она знала прекрасно, что у него нет денег. Он только вчера вечером занял у нее последнюю десятку. Ричард замер в дверях, пытаясь прочитать что- то в ее взгляде. Пройти без разрешения ему видно не позволяло только чувство уважение, т.к. даже об элементарном воспитании этого молодого человека не могло быть и речи. Он говорил, что у его матери было восемь детей, а потому особенных чувств она, по видимому, не испытывала ни к кому из них. Сейчас его мать лежала в больнице с неутешительным для всех диагнозом - болезнь Альцгеймера. Здесь, кажется, ею страдает добрая половина пожилых людей. Болезнь, похожая на зебру, у которой одна полоса белая, а другая черная, и так до самой смерти.
Белая- это то, что больной совершенно не понимает- где он и что с ним происходит, он живет в ирреальном мире, не видя чужой боли и не замечая полной своей беспомощности и слабоумия. Черная полоса с мелкими вкраплениями - это то, что он не узнает своих близких, детей, родственников, не понимает как и когда он совершает туалет, для чего принимает пищу. Мать Ричарда радовалась лучам солнца, проникающего в щелку окна, которое ежедневно согревало ее дряблые щеки, но не узнавала своего родного сына, который правда и не так -то часто старался навещать ее, тяготясь и без того своим редким посещением. Она продолжала существовать в другом, словно параллельном мире, где тишина и безмятежность были отныне и навсегда ее вечными и постоянными спутниками.
-Мам-ми...- он отвлек ее от грустных, но вполне земных мыслей.- Ты где? Почему ты молчишь?
-Ну я же уже тебе сказала.
-А у тебя есть, что одеть?- неуместный вопрос едва не бросил ее в краску, но он и не заметил своей оплошности, у него на уме было иное.- Я принесу тебе красивое платье. Ты какой цвет любишь больше всего? Подожди, сначала я сам скажу, попытаюсь угадать.- Он напряг свои извилины и выдал поразительный по точности ответ- Красный! Верно?!
Ну какой же еще цвет она могла любить? Это так просто! Цвет дураков, может оттого она и стеснялась называть его своим любимым.
-Ты прав. Я люблю красный.- все же честно подтвердила она, не умея врать.
Он обрадовался, как маленький ребенок.
-Я же тебе сказал, что я знаю про тебя все, ну или почти все... -Он приблизил свое лицо, на котором отпечатались следы его бурно проведенной ночи, включая и темно- фиолетовые мешки под голубыми глазами от недосыпания. -Ты же знаешь, что ты мне не безразлична. Кто бы у меня в жизни не был, мое сердце принадлежит только тебе. Никогда, запомни, никогда не разбивай его. Никто тебя не будет любить больше, чем я. -Кажется, он у нее просил поддержки, желая самому поверить в сказанное. Но он знал, что говорит, сказывалась его жизненная практика, а точнее удивительное чувство приспособляемости и защиты -мимикрия.
Прописная истина, что женщина любит ушами была его прямым пропуском по дороге к той женщине, которая может дать ему приют, деньги на сигареты, на одежду и пропитание. Главное было говорить красивые слова, не важно на каком языке, их всегда можно было понять. Для этого существует интонация, движения рук и губ, ну а томный взгляд и порывистое дыхание всегда следом бегут на подмогу проявлению чувств. Вот у кого надо было бы учиться всем артистам мыльных опер!
-Я принесу сегодня вечером тебе маленькое красивое красное платье, точно такое, какое было у Коко Шанель.- продолжал он свою красивую песню, нерастраченное природное дарование.
-Ты, наверное, хотел сказать черное? У Коко оно было черное.
-А у тебя будет красное. -Он не смутился своим незнанием. Для него не это было важным. Главное, ему тоже хотелось поверить в то, что он действительно принесет ей красивое маленькое платье, в котором она сможет покорить весь мир, а он будет стоять рядом и разделять ее триумф! Но это было еще не все! Планы были маршальские, надо только правильно махать дирижерской палочкой. Правда он был левша и не знал- могут ли дирижеры держать свои тонкие палочки в левой руке. Не начнет ли хор петь от этих движений вместо Аве Мария Турецкий марш?
-Так ты пойдешь со мной, мамочка? Это правда? - он заглянул ей в глаза.- Я закажу для тебя самое старое вино, которое есть в погребах. Белое, красное? Конечно, красное, я и не сомневался. У нас вкусы с тобой совпадают. -Он искренне обрадовался.- Мы вместе посидим за уютным столиком, любуясь светом заженной свечи, послушаем музыку, потанцуем. А ты любишь танцевать? Танго, вальс, ламбаду...
Она послушно кивала, строго соблюдая знаки препинания в виде запятых. Она действительно любила танцевать, правда не танцевала уже несколько лет и даже не вспоминала об этом. Он так отчаянно разбередил ей сейчас душу, ковыряя своим пальцем кровоточащую рану...
-Я так и знал.- радостно, как маленький ребенок улыбнулся он, протягивая ей свою руку, но Лариса прикрыла дверь, отстраняясь от него. Граница была строго оберегаема, как после терракта, когда американцы –таможенники стали весьма осторожны и максимально внимательны ко всем пассажирам.
-Вот так всегда.- обиженно надулся маленький взрослый мальчик, у которого отняли любимую игрушку. Голубые глаза стали серыми, но в них все еще плавали зеленые островки надежды.
-Ну хорошо, а куда мы пойдем?- он не мог долго играть грустные роли, жизнь научила его красиво играть только в комедиях, ведь смех вылечивает, помогает преодолеть депрессию, создает ауру благодушия.
-Я не знаю. Ты сам выбирай.- произнесла она, скорее, чтобы закончить этот разговор, не понимая, какое поле фантазии она предоставила ему. Мечтать так мечтать! Что может быть прекраснее этого? Главное, никто не требует от тебя ограничений и лимита в выборе желаемого.
-Как тебе Квин Элизабет? –подняв одну бровь, спросил он.
-Отлично.- Она бросила быстрый взгляд на часы. Скоро уже мальчики придут, но длинная сказка никак не заканчивалась. Лариса принимала игру по одной простой причине- ей самой иногда так хотелось оторваться от действительности, от рутины и повседневных дел, забыть хоть на мгновение о всех своих проблемах.
Хотя вот в Квин Элизабет она уж точно пошла бы, если бы ее пригласили. Там проводил свою известную лежачую забастовку Джон Леннон с Йоко Оно, там такой красивый интерьер, там...
-Но запомни... -Ричард бесцеремонно перебил ее фантазии и фамильярно помахал указательным пальцем, одновременно засовывая свою светлую и кудрявую, как у Сергея Есенина, голову в комнату.- Если ты пойдешь со мной, то обратно домой я тебя не отпущу. Я просто не смогу это сделать. Ты меня понимаешь?- прошептал он, поводя рукой по воздуху, словно поглаживая ее обнаженное тело.
-Ну конечно. -Оказывается эта игра только набирала обороты, а она, наивная, думала, что спектакль движется к финалу.
-Я подарю тебе драгоценности, красивую одежду, мои любимые духи, а потом мы поедем в путешествие, на острова Фиджи. Они находятся в Тихом океане. - добавил он, считая, что она, наверное, как и он сам слаба в географии, а потому подсказать ей не мешало бы.- Только мы вдвоем... - продолжал он нараспев, но вот тут -то монреальский Казанова и совершил, сам того не понимая роковую ошибку. Она пробормотала что- то невразумительное, путая от волнения французский, слабый английский и может быть даже и русский, чтобы сказать настойчивому соседу, что разговор окончен и быстро закрыла дверь. Мечтать вдвоем они продолжат в следующий раз, когда у него закончатся деньги, или сигареты, или хлеб, еще что- нибудь, чтобы постучать с просьбой в ее дверь. Совсем, как в бывшем Союзе, где в любое время дня и ночи соседка могла позвонить и попросить щепотку соли, кусок хлеба или кусок дрожжей для закваски.
В Канаде, думала она, никто не звонит и не просит пару яиц или стакан сахара до утра. Для того и существует система депанеров, которые работают круглосуточно, чтобы можно было ночью зайти и купить сигареты, готовый бутерброд с обязательным зеленым листиком салата, бутылочку пива и даже кошаче- собачий корм.
Но сейчас она думала об островах Фиджи в Тихом океане, но не о морских просторах, а о загадочном и мистическом слове Фиджи, в котором звонкие согласные переплетались двумя протяжными гласными, навевая соленный ветерок с океана, который обдувает загорелое нежное знойное тело под тенью высоких пальм. Фиджи... Мечта всей ее жизни.
Надо же, этот полу- грамотный полу- датчанин, полу- полуфранцуз смог все- таки забраться в самые сокровенные уголки ее памяти, где тщательно скрывалась от посторонних глаз память о ее муже, который не по своей воле оставил ее одну с двумя детьми в этом мире.
Она прилегла на диване. Скоро уже придут ее мальчики, но у нее еще оставалось несколько свободных минут, пока не звонит телефон, не раздаются крики сыновей из ванны о том, что они забыли взять чистые трусы или свежее полотенце, пока не стучат в окно их разноцветные друзья и не включен на полную катушку сумашедший хард- рок, в котором она по странной случайности понимает всего несколько слов, да и то- только потому, что они повторяются, заменяя собой и куплеты и припевы. Только несколько мгновений ей остались на удивительные полу- забытые воспоминания пятнадцатилетней давности.
Ларисе исполнилось двадцать лет, вернее должно было исполниться, но справляла она на день раньше потому, что день рождения выпадал на понедельник, а ей не хотелось переносить праздник на следующую неделю. Дребезжащий старый звонок в дверь, который должен был играть какую- то классическую мелодию, сообщил о приходе последнего гостя. Ей впервые стало стыдно за звонок и она подумала, что первое что сделает в понедельник- это купит новый.
Самвел в дверях протянул ей маленький, красиво упакованный пакет. Она медленно развернула сверкающую обертку, абсолютно уверенная в том, что там духи. На золотистой коробоче было написано небрежно и размашисто, словно рукой непоседлевого первоклассника -Фиджи.
-Там тепло и красиво. Там тишина и белый песок. Закрой глаза и послушай, как бъются волны о песок. -шепнул он в коридоре, снимая куртку и улыбаясь своей удивительной мягкой улыбкой, от которой хотелось замереть, как соляной столб. - Там прозрачные волны будут ласкать твои ноги.
-Я хочу на Фиджи.- прошептали ее губы.
-Мы поедем туда вместе, хорошо?- Она только кивнула ему, пытаясь сквозь картонную коробочку и стеклянную бутылочку уловить аромат свежести океана и мягкую податливость прогретого солнцем белого песка под босыми ступнями. Так хотелось поверить в сказку, особенно в свой день рождения.
-Помоги мне открыть флакон. –тихо попросила она. Самвел взял духи, коснувшись ее тонких трепетных пальцев, развязал шнурок и вернул ей флакон.
-Ты обещаешь мне?- спросил он в то время, как ее пальцы нетерпеливо провернули колпачек.
-Обещаю. –тихо произнесла она, утопая в нежном аромате чистоты и свежести, спокойствия и неги, который окружил ее воздушным облаком, обволакивая и погружая в царство сновидений, в царство изумрудно- волшебного островка зелени в лазурно- голубом океане, имя которому было Фиджи...
-Лариса, шампанское открывать?- прозвучал зычный голос Руслана.- Вы что там, целуетесь что ли? Мы здесь ждем вас, ждем...
Она смутилась. Если бы рядом был не Самвел, а кто- то другой, она бы не растерялась. Лариса быстро опрокинула флакон, чтобы божественная влага коснулась кончиков пальцев, провела легким движением по волосам и за ушами, затем, переглядываясь с Самвелом, как наскодившие школьники, они вошли в гостинную.
-Ребята, а как вы красиво смотритесь, однако!- искренне и честно выпалил вдруг Руслан.
-Проснись и пой, проснись и пой, мой друг! -запел Самвел. - Здесь кто- то торопился выпить? Так в чем же дело? Тост за именинницу! Только стоя, ребята! Я пью за Ларису и за Фиджи, чудесный остров в океане, на который она хочет однажды отправиться! Плох тот мужчина, который не сможет выполнить его. Значит он не достоин ее! Значит ему не стоит и мечтать о ней. -Он бросил задорный взгляд на друзей и на именинницу. -За прекрасную женщину, товарищи гусары!
Он ударил ножом по тонкому высокому хрустальному фужеру, отчего на мгновение в воздухе рассыпалась на тысячу осколков звонкая тишина...
Лариса вздрогнула. Кто- то сильно и настойчиво стучал в дверь. Она быстро вскочила, стряхивая с себя в суете остатки давних воспоминаний.
-Мама! Ты что с ума сошла? Неужели не слышишь? Я столько стучу в дверь! - обиженный голос младшего сына вывел ее из блаженного небытия, в которое она имела слабость на мгновение окунуться.
-Прости, Арменчик, я кажется заснула. - попыталась оправдаться она, распахивая дверь.
-В это время? Странная ты какая- то. Ты же сама всегда говорила, что после пяти спать не рекомендуется.
-Говорила. - Не отказалась от своих слов Лариса. -Но всякое бывает. Да я всего- то на несколько минут. -Но он уже не слушал ее.
-Ладно, что будем кушать? Только не говори -суп! Я тебя прошу. Ни- ни-ни! Знаешь, у меня вчера так живот болел после твоего супа. -нагло соврал он, правда, стараясь не смотреть ей в глаза.
-А после гамбургеров у тебя живот не болит?- съязвила она.
-Нет, никогда. - честно проговорил сын, бросая отработанным точным движением профессионального баскетболиста ранец на диван.
-Сколько можно... -начала было она, но он тут же перебил.
-Все, все! Больше не говори, ма. Я все понял. Больше не буду. Уберу.
-Знаешь, это продолжается каждый день, мой дорогой. Я уже устала повторять тебе одно и тоже. Я, как робот...- он вновь не дал ей закончить фразу.
-Я же сказал, мам,- уберу. Честное слово. Вот только я Симпсонов посмотрю и потом сразу уберу. Мне же все равно надо будет делать уроки. Ты только не волнуйся. Ты же знаешь, что у тебя сердце слабое, барахлит.
-Спасибо, что хоть помнишь. - она как- то сразу остановилась.
-Ну что ты, мамочка, ты же знаешь, как я... -начал было говорить сын, но не докончил фразу потому как знакомая музыка, под которую глава семейства Симпсонов бросается на диван перед телевизором, чтобы посмотреть очередную серию про самого себя и свою собственную семью, уже начиналась.
Лариса вздохнула. Ей так хотелось услышать продолжение фразы, которая оборвалась внезапно. Что же она должна была знать? Но ее ребеночку уже было не до нее. Болото, называемое современной действительностью, засасывало постепенно и ее детей.

После обеда, разговаривая с очередными клиентами в магазине, Лариса увидела Изольду, которая шла быстрой походкой деловой торопящейся женищины, словно у нее расписание дня было заполнено до отказа. Высокие каблуки, ярко- красная лента ободка на волосах, длинная до пола юбка, которая при движениии оголяла белые ноги. Увидев Ларису, она на мгновение замедлила шаг, чтобы только крикнуть:- Меня ждет мой друг. Я потом подойду к тебе.
Лариса в прошлый раз дала почитать ей русскую газету, чему Изольда была несказанно удивлена.
-Русская газета в Монреале? Неужели это возможно? Спасибо, деточка. Интересно, вспомню ли я язык, который когда- то учила в школе? А сколько же здесь русских, что выходит газета?
Краем глаз Лариса увидела, как она села рядом с Джанни, пододвинула к себе пепельницу и закурила. Ее друг был не курящий. Женщины в провинции крепко держали приоритет в этом вопросе, видимо таким образом пытаясь отстаивать лишний раз свою независимость.
-Я оставила сумку на столе. Никто не возьмет. У меня там 1000 долларов. Спасибо тебе за газету. Я прочитала ее. Ты видела, как Ворошилов продал Россию? Я так разнервничалась, что даже хотела бросить читать. Ох, ты мне и новый номер даришь? Я премного благодарна. Вы видите мое новое платье?- Она перебегала с ты на вы, не зная на чем остановиться.- Я его купила за 10 долларов. Скажи, зачем здесь самой шить? У меня дома есть четыре машинки, три из них, правда, не работают. Хотела починить, но это стоит очень дорого. Мой бой- френд имеет хорошую машинку, которая ему осталась от жены, но он мне не дает. Говорит:- Сам буду шить. А что он будет шить и как, если никогда даже не подходил к машинке?! Avare!- бросила она в его сторону.
На ее пальцах в этот раз красовались множество колец- от простых, купленных в доллараме с бутылочными осколками до старинных, в которые переливаясь, сверкали особым светом ограненные бриллианты в окружении мелких изумрудов и рубинов. Свободными оставались только большие пальцы. Небрежно нанесенный ярко- красный лак свидетельствовал о том, что хозяйка сама себе делала маникюр.
-А я вам говорила, что мы жили до 45 года в Кутаиси?- быстро проговорила она. Изольда говорила всегда быстро, не важно на каком языке. Для нее главным было высказаться и увидеть, что ее слушают, что кому- то она еще интересна, чтобы было, что вспомнить вечером, когда после прохладного душа она в полном одиночестве и при полной тишине ляжет на чистые простыни. Положит голову на подушку с той мыслью, чтобы утром увидеть луч солнца, умыться, встретить своих друзей, чтобы опять говорить, говорить и говорить... И главное, чтобы тебя было кому слушать.- Так вот, - продолжила она.- брат моей матери жил в Тегеране. Это он уговорил моего отца переехать: - Приезжай. У меня так много денег. Я куплю тебе госпиталь и ты будешь работать.
А что еще отцу надо было? Он не мог жить без работы. Мы все продали, ну не все, но многое. У моей матери было колье. Ах, если бы вы его видели! Оно было из старинных бриллиантов в виде слезинок, которые увеличиваясь в размере, опускались до ложбинки на груди, цепочка была из 24 каратного золота два метра длиной. Вот это все и продали, чтобы было что покушать и одеть детям на первое время. Но дядя нас обманул. Не хочется даже вспоминать. А куда мы уехали? Кто нас там ждал?
Моей сестре было 20 лет, когда ее украли из дома. Похититель, который оказывается за ней долго охотился, был очень богатый и красивый. Если бы не его совершенно дикий характер, его можно было бы полюбить, а через месяц после похищения, когда родители чуть не сошли с ума в поисках дочери, которую искали повсюду, они увидели какой- то шевелящийся мешок на пороге собственного дома. Когда открыли его, то увидели дочь, но ее было не узнать. Распухшая от голода, вся в синяках и ранах, она даже не могла стонать, у нее не было сил. Через несколько дней она умерла, успев разбитыми в кровь губами рассказать страшную историю о том, как ее украли и увезли в горы, как ее мучили, били, пытаясь уговорить изменить веру и выйти замуж. Их бесило, что она из последних сил продолжала твердить своим мучителям одно и тоже:- Веру не меняют.
Казалось, она сама с собой говорила, едва сдерживала слезы, вспоминая прошлое. Ей некому было рассказывать о своем детстве, да и кто кроме советских людей, которые прошли через это горнило жизни мог бы ее понять?
Лариса услышала, как зазвонил телефон в ее бутике, но неудобно было вот так резко оборвать воспоминания Изольды.
-Лариса, ваш телефон! –послышался голос Артура, который, едва заслышав звонок ее телефона, начинал крутить головой.
Он приходил на плазу каждый день, вернее каждый день, когда она работала. Это был мужчина невысокого роста, чей возраст давно перевалил за восемьдесят. У него была большая и дружная семья. Была в прошлом. Потому что сейчас он жил один. Жена проживала с сыном. Каждое утро в начале одиннадцатого он появлялся в кафе, неизменно усаживался за арендованный на всю его оставшуюся жизнь столик возле колонны. Одет он был всегда аккуратно и чисто- пиджак, словно только вчера купленный в магазине, хорошего качества рубашка, выглаженные брюки, на ногах ботинки или туфли- это уже в зависимости от погоды.  Шелковые галстуки, подобранные под цвет рубашек, были явно куплены не по случайности, а тщательно и придирчиво выбирались в дорогих магазинах, правда, много лет назад. Он не был настолько богат, чтобы покупать себе дешевые вещи.
Внешне все у него было хорошо, но только часто одиночество сквозило в его грустных глазах, оно выглядывало из- под опущенных прозрачных старческих век, выискивая в дальнем конце длинного коридора плазы знакомое лицо, с кем можно было бы перекинуться парочкой слов- о политике, о падении доллара или о его подъеме, о погоде, но только не о детях. Здесь ему похвастаться особенно было нечем. Сложные взаимоотношения в семье не хотелось выносить на чужое обозрение, тем более, что он считал, что сделал для них все, что должен был. Теперь он пытался оставшиеся месяцы или годы пожить для себя.
С Ларисой Артур разговорился, когда у нее в магазине однажды зазвонил телефон, а она не услышала, приняв его за чей -то мобильный. Он не поленился, подошел и сказал, что ее телефон звонит. Сразу после этого они стали общаться, но в первую же минуту она поняла, что он о ней знает все, точнее все то, что она рассказывала о себе в соседнем кафе. Артур еще больше обрадовался, когда узнал, что она наполовину армянка. Он не замедлил рассказать о себе, о своем детстве. У него появилась реальная возможность общения, чему он был несказанно рад.
Родился он в Бейруте, прожил там почти всю жизнь, но в семидесятые годы, когда в стране началась гражданская война, переехал на постоянное место жительство в Канаду. После декабрьского землетрясения в Армении в 1985 году, он пошел в армянскую общину и попросил дать ему адрес ребенка, который остался сиротой, чтобы помогать ему материально. Этим ребенком оказалась девочка Нуне, у которой в тот трагический день погибли родители, а она сама осталась на попечении старенькой бабушки, которая с трудом пыталась сводить концы с концами. Деньги, которые Артур посылал им почти ежемесячно, помогли девочке выжить. На фотографии, которую он принес через несколько дней, чтобы показать Ларисе, миру улыбалась красивая модно одетая высокая девушка. Ну что ж, Артуру было чем похвастаться. Большое и доброе дело в своей жизни он сделал. Когда Лариса сказала ему об этом, он улыбнулся очень довольный тем, что она оценила благотворительность и милосердие, которые он проявил.

Пятница был самый лучший день недели. Лариса работала только до четырех. Закупив все необходимое, она шла домой. На обочине тротуара стояла Сильви. Ветер играл с ее длинными светлыми волосами. Она смотрела во все стороны, видно ждала кого -то. Лариса бросила взгляд на стоянку- понтиака золотистого цвета не было. Значит она ждала Ричарда.
-Мне уже можно идти работать в сыскное отделение частным агентом.- подумала она.- Кажется, пару дней назад я видела объявление о наборе на учебу. Видно, действительно в Квебеке с такой специальностью недобор, раз министерство образования выделяет на эту программу деньги.
Сильви заметно нервничала. Значит ее друг был не очень пунктуальный. Насколько известно- пунктуальность, как и аккуратность- признаки  воспитания и хорошего образования, но оба эти качества были совершенно не свойственны Ричарду. Он был похож на саксаул, на дикую верблюжью колючку, которая одиноко росла в пустыне, передвигась за счет ветра и довольствуясь малыми каплями дождя. Поток ветра похватил полы длинной, цветастой юбки Сильви, прижав каскад тонкого материала к ее широким бедрам. Именно сегодня она больше всего напоминала цыганку- десятки разномастных золотых и серебряных браслетов звенели на запястьях рук, не меньше было золотых колец на всех пальцах и фалангах рук, включая и большой палец. Ей бы только выкрасить волосы в цвет вороного крыла, да научиться гадать по руке- вылитая цыганка, но вряд ли она об этом догадывалась. У нее был пронзительный и острый взгляд, который она бросала на прохожих. Быстрая и стремительная, она была подобна порыву весеннего ветра, при этом оставаясь громкогласной и сладкоречивой, решительной и прямой, горячей и сексуальной. Сильви не поздоровалась с ней, а только бросила свой пристальный взгляд и отвернулась, словно мгновенно потеряв интерес.

Дома было тихо. Ее мальчики убежали на курсы карате, а это значит, что она могла оставаться дома в полной тишине. Лариса поставила вариться мясо для супа, перемыла всю посуду, сложила разбросанные вещи по местам, пропылесосила, бросила грязное белье в стиральную машинку и прилегла на диване, решив почитать свой любимый журнал «Караван».
Странно, вот уже несколько дней, как не заглядывает Ричард. Значит его дама сердца, которая выше его на целую голову и пожалуй, крупнее на два размера, вполне сносно обеспечивала его существование. По крайней мере, на сигареты и еду ему хватало, пиво в отличие от пристрастий местного населения он не любил.
Как- то Лариса заметила ему:- Вчера я видела твою красавицу. Она так спешила, прошла мимо меня, едва не сбила с ног, бренча десятком золотых браслетов. Взглядом испепелила и умчалась, волоча за собой прикрепленных на кольцах к сумочке целый сонм плюшевых мишек, зайчиков и резиновых дракончиков. 
-Знаешь, я иногда даже ее боюсь.- сказала Лариса, пряча шутливые огоньки в уголках глаз.
Он ей поверил и тут же заверил:- Ну что ты, мамочка моя дорогая. Она никогда не осмелится даже дотронуться до тебя. Я ее убью.
Он так искренне произнес эту фразу, что ему можно было поверить, хотя куда ему было деться- не приспособленный в жизни, не получивший никакого образования, не привыкший вставать рано утром, чтобы ехать на работу, он предпочитал временные и случайные заработки до той поры, пока его молодое стройное тело, возраст, достаточная энергия и мужская сила служили ему добрую службу. Сильви, которая жила на последнем этаже, цепким орлиным взглядом увидела Ричарда, который вечно что- то тащил под смятой курткой. Он приторговал всем- мороженной рыбой, мясом, консервами, женским бельем, шоколадными кофетами, банными занавесками и часами. Он знал по каким квартирам и с каким товаром ему можно пробежаться. Невозможно было предугадать, что он принесет в следующий раз, ударами ноги сотрясая нужную дверь в доме. Сильви, соскучившись по мужской ласке, быстро приструнила его, заставив забыть родной английский, которым она не владела. Она сначала приодела его- он стал каждый день появляться в новых чистых вещах, откормила, отчего у него повеселели глаза и появился заметный животик, а потом даже надела на него некоторые из своих многочисленных золотых браслетов и цепочек. Вскоре подобревшая матрона вручила своему любимому мужчине и ключи от новой машины. Весь день она работала на каком- то складе, а он отлеживался дома, зато к ночи наступала его вахта, которую он отрабатывал, судя по ее настроению, очень неплохо.
Видно в этот раз он нашкодил, раз не появляется уже несколько дней, а может она действительно приревновала его. Он же сказал в прошлый раз:            
-Она так боится потерять меня. Она любит меня, мамочка. Представляешь? Она меня ревнует ко всем. - Его глазки так радостно блестели в тот момент. Как же ему приятно было чувствовать себя хоть кому- то нужным на этой земле!
-А ты?- спросила Лариса, прикрывая дверь и не позволяя ему войти в квартиру.- Ты любишь ее?
-Ты же знаешь, мамочка, только тебя...- потянул он, протягивая руку.
-Да, да, я все поняла.- поспешила ответить Лариса. С ним было сложно играть в такие психологические игры.
-Ты пойми, ей нужен я, мое тело, мои руки, губы. Понимаешь? Она так рада, что не одна. Она соскучилась, истосковалась по настоящему мужчине, по веселым ночным играм...
От раздумий Ларису отвлек стук в дверь.
-Ну вот и мой сосед пожаловал. Не успела подумать, как явился, не запылился.- подумала она, но ей совершенно не хотелось с ним разговаривать и она решила отмолчаться. Но стук настойчиво повторился. Лариса нехотя открыла дверь. На пороге стоял Саша.
-Привет.- скорее прошипел, чем проговорил он, распространяя вокруг себя аромат вино- водочного завода доперестроечной эпохи.
-Привет.- ответила она.- Ты что, пьян?
-Куколка, я никогда не пьянею.–Он помахал толстым пальцем перед ее носом.
-Обычно это зависит от количества выпитого. Разве не так?
-Я  что- то не совсем понял- ты так и будешь со мной в дверях разговаривать и выяснять- от количества или не от количества выпитого алкоголя зависит мое состояние? Лучших друзей, -он громко икнул, -на порог даже не пускают. Вот дожили, твою мать...
-Заходи.- Она отодвинулась и массивная, крупная фигура Сашки еле протиснулась в коридор.
-Что за идиоты проектируют такие узкие двери?- проворчал он, недовольный, попыхивая перегаром.- Вот когда мы с твоим мужем работали над проектами, мы...
-Саша, ты хочешь есть?- быстро перебила его Лариса. Она не любила, когда он, пьяный вспоминал Самвела. Получалось пошло и противно, словно он задевал ее прошлое грязной рукой. Ей хотелось в памяти хранить только добрые воспоминания.
-Ерунда все это. Мне ничего не надо. Рестораны здесь на каждом шагу. Здесь нам всем нужно только одно- общение. Еще наш великий вождь- Владимир Ильич говорил, что самое главное достижение социализма- это человеческое общение. А с кем я могу поговорить здесь, в этом капиталистическом логове? - Он кулем свалился на диван. Один ботинок упал с ноги, обнажив тонкий белый носок. -Слушай, Лора, а где наши мальчики? Что это так тихо? Ты что, одна дома?
Она кивнула ему.- Я тебе приготовлю крепкий чай с лимоном.
-Да на фиг мне твой чай! Ты лучше сядь рядом.- потребовал он.
-Мальчиков значит нет! –громко констатировал он факт.- Слушай, а ты что действительно одна? Ну я про мужика говорю.- добавил он, думая, что она не поняла ход его мысли.- У тебя никого нет? Ау!!! Эй, кто- нибудь! Надо же, тихо, как в жопе!
-Саша,- попыталась она остановить его красноречие.- Давай так- ты сейчас пойдешь домой, выспишься, а потом, завтра, например, на свежую голову придешь и мы с тобой спокойно поговорим.
-Не дури, Лора. Наоборот, сегодня самый класс. Мы одни. Никого дома нет. Погоди, точно –никого нет? А под диваном ты никого не прячешь? Эй, люди! А я, знаешь, с Милкой поссорился. -перешел он резко на свои проблемы.
-Ну правильно, ты, наверное, опять пришел домой пьяный, как сегодня, вот и получил от нее.
-Сегодня я совсем не пьян, не придумывай. А она- сволочь. Га-ди-на! Су-ка!- произнес он по слогам.- Ты ее не знаешь, а... впрочем, вы все бабы одинаковые- защищаете одна другую. Женская независимость, тьфу ты черт, солидарность. Нет, ну ты сама скажи- что ей надо? Я ей столько денег приносил- пачками, пачками... А она меня за порог, как рыжего таракана.- он так сильно хлопнул рукой по журнальному столику, что ваза подпрыгнула и зашаталась.- Вот так р-раз и раздавила, но нет, я шустренький, я у нее из- под ладошки тюк- тюк и выполз. Тихо так, незаметно, аккурат-т- нень-ко.- он повысил свой голос. - Я уполз, а она этого не увидела или не захотела. – уже басом пробурчал он.
-Да тише, ты. Расшумелся. -Лора улыбнулась. Сравнение у него оказалось на удивление точным- Сашка всегда был красновато- рыжим, у него даже глаза были с какой- то рыжинкой, а веснушки, спотыкаясь друг на друге, заполонили все пространство между ушами и носом. Когда он пьянел, белки глаз краснели, отчего он становился похожим на кролика- альбиноса, только короткие рыжие усы смешно топорщились над верхней губой.
-Слушай, Лора, а выходи –ка ты за меня замуж. Ну ее на фиг, эту дуру. Твои мальчики любят меня, а я люблю тебя. Ты же знаешь, я тебя всегда любил. Все классно так раскладывается- как при правильно разложенном пасьянсе. Помнишь, бабка за дедку, внучка за Жучку, а репка за ... - он пытался вспомнить.- Черт ее знает, за кого эта репка зацепилась. Слушай, а при чем здесь вообще репка? Почему ты вдруг про нее вспомнила? -ему трудно было собрать свои мысли, разбежавшиеся по углам, как родные усатые тараканы.
-Я ее вспомнила?- рассмеялась Лариса.
-Ну а кто? Я что ли? Вот ты даешь! Да она мне на хрен не нужна эта репка.
Лариса не стала возражать. Она встала, чтобы заварить ему чай, но он на удивление проворно потянулся рукой и схватил ее за плечо.
-Садись, кому сказал. – прошипел он прямо ей в лицо.
-Отпусти, Саша, мне больно.- сказала она, морщась от боли.
-Послушай, я тебе один умный вещь скажу, только ты не обижайся. –проговорил он, точно копируя голос Фрунзика из «Мимино».- Нельзя оставаться одной. Я вот что подумал, нам надо быть вместе. Ты же умная, не то что эта моя дура. Я вот всего три дня не был дома, а она меня... представляешь, она меня выгнала. Иди, говорит, к своим проституткам! Как тебе это нравится?
-И где же ты был?- пытаясь вырваться из его цепких рук, спросила Лариса.
-Ну там, куда она меня и послала. А куда мне еще идти? Я, ты уж меня прости, не сразу вспомнил о тебе. -Он тяжко выдохнул. В уголках губ у него собрались мелкие пузырики воздуха, как у стариков, которым поставили искусственную челюсть не лучшего качества. Саша мог позволить сделать себе настоящую голливудскую улыбку, не считаясь с деньгами, но ему, к счастью, пока рано было об этом думать.
-Ну да, проститутку нашел.- подумала Лариса, но не стала ничего говорить. Что с пьяного взять?
-Ну как ты можешь так жить? Одна?- продолжал допытываться Саша.- Это так скучно, но главное, это- противо- биоло, нет ... как это, про- тиво- естест-вен-но. Вот!- он обрадованно выдал все слоги вместе.
-Я не одна, Саша.
-А! Ну я так и знал!- он обрадовался. - Говори, Лора, говори, как на духу- кто у тебя? Ты же знаешь меня, я- могила.- он стукнул себя рукой в грудь.-  Никогда и никому не скажу, ни гу- гу. - он потряс свободной рукой перед ее носом. -Сегодня, я- твой исповедник. Кто он, деточка? Я не хочу, чтобы тебе подлюка попался, даже если он... -но ему не пришлось договаривать, Лариса быстро добавила:
-А у меня их сразу двое.
-Ух ты! Ну ты даешь!- Пьяные глазки маслянно заблестели. Он обрадовался. -Молодец, Лорка! Ты меня радуешь, вот честное слово. Правильно делаешь. Жизнь нам одна досталась и прожить ее надо бы так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы... Так?
-Помнишь? - пыталась улыбнуться Лариса, но сильные стальные пальцы сжимали руку от малейшего движения.- Мне больно. Отпусти, Саша.
-Нет, деточка, сначала скажи- кто в постельку залезает, кто у мышки сыр съедает?
-Хватит, Саша. Неужели ты так и не понял, что я про своих мальчиков говорю. - Она всерьез рассердилась.- Да нет у меня никого и не надо мне! Особенно, если будет такой как ты! - она сорвала с плеча его цепкую руку и отошла к стене.
-Дура ты. – констатировал он, размахивая в воздухе белым носком на ноге.- Как же это без мужика? Не полагается!- Он помахал пальцем у себя перед носом.-  Знаешь, мы вот что придумаем- я переезжаю к тебе завтра или прямо сегодня, если ты настаиваешь. Нам будет хорошо вдвоем. Я могу быть таким ласковым в постели, что просто сказка! Ты меня еще не знаешь! Значит так...
-Слушай, хватит. Я хотела хоть один день отдохнуть, понимаешь? У меня учеба, работа, дом. Мне вот так всего хватает.- она провела ребром руки по горлу.
-А любви- то, тю- тю. Любви- то у тебя нет. А я тебе ее дам. Всю, всю без остатка, девочка моя. -Он вскочил с дивана и, качаясь, подошел к ней. Одна нога продолжала мозолить глаза белизной носка. Высокий, крупный, Сашка был больше похож на громадного медведя, который в цирке неуклюже ходит, переваливаясь на задних лапах, только вместо строгого ошейника с острыми шипами, у него на шее болтался тонкий шелковый шарф. Саша подскочил и, не удержав равновесие, ухватился за нее. От боли она вскрикнула, но от этого он еще больше запыхтел и полез к ней целоваться, высовывая от возбуждения влажный язык. Одной рукой он крепко держал Ларису, вторая рука поползла от ее плеча вниз, зацепив попутно ворот домашнего халата. Пуговицы, ломаясь, отлетали, словно их срезали быстрым движением острых ножниц.
-Ты с ума сошел, оставь меня! Ты пьяный, ты просто не понимаешь, что ты делаешь!- Она все еще пыталась отрезвить его, но затуманенный мозг отказывался контролировать ситуацию. - Сумашедший! Я вызову полицию!- Лариса, как могла, отбивалась от него.
-Дрянь, это я помог тебе переехать в Канаду.- сопел он.- Ты должна быть мне благодарна, а ты –дрянь, паскуда. У тебя двое мужиков... Ты кому это мозги пудришь? Вы все бабы такие! Я терпеть не могу ложь. А ты мне лгала. И это вместо благодарности...
-Конечно, - уже не на шутку разозлилась Лариса, -ты помнишь только то, что ты для меня сделал, а то, что Самвел тебя на ноги поставил, а то, что благодаря ему ты институт закончил, работу получил, а то, что он отца твоего хоронил, потому что ты даже на похороны не явился- валялся пьяный в постели с очередной своей проституткой! Ты что думаешь, никто об этом не знает? Я удивляюсь одному- как твоя жена вообще тебя на порог пускает. Грязное животное! Не трогай меня! Оставь меня! Уходи немедленно вон из моего дома!
Она с силой оттолкнула его и Саша, не удержав равновесия, вновь рухнул на диван. Теперь уже второй туфель слетел с ноги, совершив траекторию в воздухе.
-Вау! Какие громкие слова мы научились говорить!- с иронией пробормотал он.- Дом! Палаты! Средневековый замок! Дворец турецкого эмира! Замок английского лорда! А у меня, значит, обшарпанный вонючий тараканник или собачья конура. А думаешь, почему моя Милочка все еще живет со мной? Не догадываешься? Ну и дура! Потому что любит деньги.
-Но видно и ей надоело, когда ты пьяным являешься каждый день после своих проституток! -крикнула Лариса. -Думаешь, деньгами всех купишь? Уходи! Скоро мальчики мои придут. Тебе же стыдно будет перед ними.
-Не стыдно. Представь себе, не стыдно. Я покупаю всех. Всех, понимаешь, ты, дура? - его глаза нагло смотрели на нее. –Я хотел тебе помочь, а ты просто ничего не понимаешь в жизни. Блондинка!
-Если ты не уйдешь, тогда уйду я. -решительно произнесла она.
-А разве тебя кто- то здесь держит? -он оглянулся. –Да нет, здесь вроде никого нет. Скатертью -дорожка, красавица.
-Жаль, что хорошие люди уходят из жизни, а всякая шваль остается на земле.- едва слышно прошептала Лариса. Но он ее услышал, слух был музыкальный, недаром в институте, вместе с Самвелом он играл в инструментальном ансамбле все пять лет.
-Не забывай, что и ты тоже осталась на этой земле. К какой же стороне ты себя пречисляешь? -не преминул он заметить, удобно устроившись на диване и подмяв под свой грузный живот подушку. 
-Так ты уходишь? -переспросила она, надеясь, что ему все- таки станет стыдно.
-Пуф, нет, конечно. Мне здесь очень удобно. Хоть и тараканник у тебя тут, но ничего, на крайний случай подойдет, лучше, чем у .... Но нет, не скажу чем у кого. И не надейся.  Много будешь знать- состаришься, а впрочем мне все равно- состаришься ты или нет. Это уже не мои проблемы. -Он поворочался, устраиваясь поудобнее, перевернулся на бок и, подмяв себе под живот еще одну гобеленовую подушку с бахрамой, стал напевать песню Киркорова:- Зайка моя...
Лариса быстро подобрала с пола поломанные пуговицы, набросила легкую куртку-ветровку старшего сына, первое, что попалось ей под руку и выскочила в коридор. Там, прижавшись к стене стояли и целовались молодые ребята- испанцы. Едва она вышла из дома, как ее тут же настиг любопытный взгляд вездесущей Тины.
-Она, кажется, целый день сидит возле окна и наблюдает за всеми соседями- кто куда пошел, что купил, что одел. – подумала Лариса.
Тина не любила никакой работы, кроме той, которую она делала для своего сына. Материнский инстинкт у нее был развит чрезмерно, а на все остальное у нее была стойкая аллергия, недоразвитые, рудиментарные чувства.
-Ой, Ларисочка, красавица ты наша, ты куда? -она высунулась в окно.- А где же Саша, разве он не у тебя? Я что- то не видела, чтобы он выходил. Только не думай, что я подглядываю. Я так плохо себя чувствую сегодня, поэтому сижу возле раскрытого окна. Понимаешь, хоть какой- то свежий воздух. За целый день набегаешься так, что язык во рту не помещается. Тебе хорошо, ты молодец, на права сдала, машину купила, катаешься, а я... Дура я, вот и мучаюсь. Но ты что- то легко одета. Может быть он к тебе приставал, а ты убежала? - догадалась она. Даром что ли столько времени на наблюдательном пункте проводила. -Дети- то твои на спорт ускакали! А он, окаянный, наверное, у тебя дома так и сидит? Пьяный?! Верно? Ой, вот я глупая, недогадливая!
-Да, уж ты- то недогадливая.- подумала Лариса. -Да Шерлок Холмс по сравнению с тобой школяр- первоклассник.
-Слушай, а давай я в полицию позвоню. - продолжала тараторить Тина, не давая возможности Ларисе даже слово вставить. -Они быстро его на место поставят. Ты такая серьезная женщина, никогда себе ничего лишнего не позволяешь, я- то знаю, а здесь вон как все складывается. 
Лариса на минутку представила, как приезжает полиция, чтобы разобраться в происходящем. Вот разговоров будет на всю русско- язычную общину Монреаля! И бразильские сериалы забудутся.
-Да нет, Тина, брось. Ты же понимаешь, ну выпил человек, чего не бывает. Он телевизор сидит смотрит, а я мальчиков вышла встретить, темно уже. С утра голова болит, может свежим воздухом подышу, как ты и легче станет?
Но Тина не дала ей возможности уйти, не поговорив.
-Да он уже несколько дней дома не ночевал. -быстро сообщила она последнюю новость, сложив, как кукушка губы. Новость, которую уже все русско- язычные обитатели этой части города знали. Многие из них не работали и от безделья ворошили чужое белье. Скука подпирала, да и общение было ограниченным.
А Тина продолжала:- Его Милка выперла. Вот он и ходит от дома к дому. Ищет добрую душу, вроде твоей. Да ты заходи ко мне, что стоишь -то на холоде? Давай вина немного выпьем, а то на душе что- то так тоскливо. Знаешь, я кошерное виноградное вино купила. Эти евреи знают - какое вино для женщин делать. Пьешь, пьешь и не замечаешь, как оно легонечко так в голову начинает ударять, сладенькое, нежное, как... -но она не договорила.
-Нет, Тина, спасибо, я мальчиков пойду встречу. -сказала Лариса. - Скоро они уже подойдут. - Ей захотелось убежать от вопросов, от пустой болтовни любопытной соседки, от пьяного перегара Саши, от того, что ей предстоит еще выслушать от Милы завтра или послезавтра. Как все это надоело! Разве ей самой так легко и просто?
Она вышла на улицу и перешла на противоположную сторону дороги к двум триплексам. Здесь никогда не было слышно криков, громкой музыки или надрывных гудков машин. Дома, судя по их внешнему виду, были построены более полу- века назад- толстые стены, солидные, высокие потолки. Из окон сквозь прозрачные стекла, занавешенных красивыми шторами, разливался свет хрустальных ламп. В одном из этих домов жила Мадлен.
До прихода мальчиков оставалось еще минут пятнадцать и Лариса прохаживалась в ожидании. Сначала спустилась вниз по улице, но вечерняя прохлада заставила ее повернуть обратно. Она запахнула руками куртку, пытаясь спрятать от постороннего взора разорванный халат и сохранить быстро исчезающее тепло, но сделала неловкое движение и чуть было не упала. Сильные мужские руки сзади вовремя поддержали ее. От обиды и отчаяния она чуть не расплакалась, как девчонка, а удивительно знакомый голос проговорил с мягким акцентом: - Все в порядке, мадам?
Она, еще не понимая, что случилось, повернула голову.
Добрая, знакомая улыбка пряталась в короткой бороде. Память мгновенно вернула ее к камню возле реки, когда большая собака уткнулась прохладным и влажным носом ей в руки.
-Вау, это вы, мадам?- он был не меньше удивлен. -Вот так встреча! А мы с Диком столько раз прохаживались возле реки в ожидании повторной встречи, но наша прекрасная незнакомка, к сожалению, так больше и не появлялась.
Лариса растерялась. Крепкие мужские руки продолжали держать ее. Ей даже показалось на секунду, что он не и собирается ее отпускать.
-Но нет, - отбросила она странную мысль, - Это мое больное воображение. Французы отличаются своим мягким отношением к противоположному полу, но не стоит принимать проявление внимания за иные чувства. Он помог бы любой другой женщине, которая вот так же, как я- настоящая корова, поскользнулась бы на улице.
-Я и не знал, что вы здесь живете. -продолжал он говорить все еще удерживая ее в своих объятьях.- Я к одной своей старой знакомой заходил. Она, оказывается, ваша соседка. Я надеюсь, вы не подвернули ногу? - В голосе прозвучала тревога.
-Вы удивительно вовремя оказались рядом. - пробормотала Лариса. –Сейчас все в порядке и я вам очень признательна.
-Я был рад вам помочь. Да, кстати, меня зовут Фредерик. А вас?
-Лариса. –Она успела подумать, что впервые в жизни знакомится на улице.
-Прекрасно! Могу я Вас проводить? - спросил он. 
-Нет, нет, спасибо, я дойду сама. – испугалась она. -Здесь близко. Я вышла встретить своих детей, а вот и они. -Она показала рукой на противоположную сторону улицы. Ее мальчики шли, оживленно разговаривая. Мать они не заметили по той простой причине, что не смотрели по сторонам, увлекшись разговором. - Всего хорошего, Фредерик. - быстро сказала Лариса, давая понять, что спешит к детям. –И еще раз большое вам спасибо.
-Доброй ночи, Лариса. Надеюсь, мы еще встретимся.- его слова не застряли в густой бороде, но отпечаток доброты все же приобрели, словно коснулись мягкой щетинки и окрасились в розовый цвет. -Монреаль- настоящее место встречи для тех, кто этого желает.
В воздухе растворился и исчез приятный аромат мужских духов, а темнота быстро спрятала его силуэт. Когда дети приблизились, Лариса пошла им навстречу. В свете уличных фонарей они не увидели ее взволнованного лица, а старший не преминул заметить: -Мам, ты опять мою куртку нацепила! У тебя что, своих вещей нет?
-Ой, мам, -быстро перебил его Армен,- а у нас сегодня такая драчка была! Наш сенсей заставил нас отжиматься по 50 раз, а потом устроил настоящий бой. Я так устал!
-Слабак.- пробурчал Артем, отвлекаясь на более важные вещи.
-Ну да! -бурно возразил младший.- После боя, когда у меня не то что не было сил, я вообще думал, что не встану, а он сказал, что надо еще по 50 отжиманий, а потом со скакалкой 200 раз, плюс по кругу пробежаться.... - он выдавал все на одном дыхании.
-Да ладно, чего ты, как девчонка плачешься?- перебил его старший. -Слабак, я же сказал.
-Так, мальчики, -остановила Лариса их постоянную переборку, -У нас дома дядя Саша. Он, правда... - она замялась, подыскивая подходящие слова - он не совсем в форме. Выпил больше положенного. Вы уж не особенно обращайте на это внимание. Поздоровайтесь и пройдите к себе в комнату.
Мальчики приумолкли. У входа в дом, едва они открыли входную дверь, сразу увидели, как Тина быстро спряталась за толстыми темно- бежевыми занавесками, делая вид, что просто поправляет портьеру.
-Мам, а это правда, что Тина работала в Союзе секъюрити?
-Дурак, она в органах работала. –не дал ответить матери Артем. - Вот по старой привычке и здесь шестеркой работает, правда беневолем. Кто же за это ей платить будет? Система не та.
-Действительно, столько времени провести у окна. Ну не лень же! - про себя подумала Лариса, не отвечая на вопрос Армена.
Саша увлеченно смотрел телевизор. Гобеленовые подушки аккуратно громоздились на диване, а ноги были обуты в туфли. Увидев мальчиков, он встал и, протягивая руку, широко улыбаясь, пошел им навстречу. Лариса быстро прошла в кухню, на ходу повесив куртку сына в шкаф и запахивая рванный край халата.
-Ну, каратисты, когда на черный пояс сдаем? -Саша встал в стойку.- Ну что, слабо драться со мной?
Мальчишки, обрадованные мужским вниманием, тоже встали в стойку. Они втроем побаловались немного, но взрослый ребенок устал быстрее и потому первым попросил мировую.
-Все, баста, пожалейте меня. Дыхалка уже не та. Да к тому же вы после разминки, разгоряченные. Так не пойдет, силы не равные. Мы когда- то с Самвелом тоже ходили в секцию. Я, правда, пол- года прозанимался, а Сам долго ходил. Он упорный был. Вот что, мужики, вы когда на черный пояс сдавать будете, мне свистните, я обязательно приду посмотрю. Слово? Ладно, мальчики, я забежал -то к вам только на минутку, соскучился.
Саша, оглянувшись и увидев, что Лариса на него не смотрит, быстро вытащил из кармана заготовленные заранее две сторублевки.
-Так, держите, гвардейцы кардинала. Это вам на мороженое, - и потише добавил:- Чтобы у матери не просили.
Артем сразу растаял:- Спасибо, дядя Саша, мне как раз так нужны были деньги.
-Я тебе еще столько же дам, если ты мне покажешь человека, которому они не нужны.- загоготал Саша. - Только не перепутай, это американские. Посмотри по новостям какой завтра курс будет, потом поменяй, да не торопись, чтобы с выгодой обернуть дело.
-Ха, -рассмеялся Артем. -Я не дурак, деньги на ветер бросать.
Саша в это время протягивал вторую бумажку Армену, но тот чуть отошел назад, прячась за свой пакет с формой.
-Да нет, дядя Саша, не надо мне. Спасибо.
-Вот Артем, ты сейчас и заработаешь! Да нет, он просто стесняется. - Саша засунул младшему в руку шершавую зеленую бумажку.- Да ладно тебе, ты же не девка нецелованная, чего в угол -то жмешься? Бери! Знаешь, как у нас говорили: дают- бери, бъют- беги. Ну все, ребятки, я ушел. Жена потеряла меня, наверное. Лора, я ушел!- крикнул он и вышел.
-Ну и слава богу! - подумала Лариса, выходя из кухни. – Тина, главное, успокоится, что Саша не остался здесь ночевать. «Я покупаю всех!» -вспомнила она его слова. Вот и ее мальчикам он успел запихать деньги.
Старший сын, оставив в коридоре форму, бросил на ходу матери:- Мам, просуши завтра или постирай, как ты хочешь.
Младший подошел к Ларисе: - Мам, у тебя есть десять долларов?
Она удивилась, но не успела даже слово сказать, как Армен протянул ей американскую купюру:- Возьми, тебе они больше нужны. Купи себе кроссовки. А мне только десятку дай, я с Янко в кино схожу. Мы давно собирались.
Лариса чуть не прослезилась. И когда он только успел увидеть мозоли у нее на ногах? Хотя, не увидеть их мог только слепой. На левой она натерла себе так, что вздулся пузырь размером с замоченную на ночь горошину, а на правой пузырь уже лопнул, оставив на память багрянное пятно. Кроме как в шлепках ходить она ни в чем другом не могла, но детям ничего не говорила. Зачем? А вот Арменчик заметил, но как оказалось, и не только это.
-Мам, он тебя обидел?- негромко, чтобы не слышал старший брат, спросил он.
-Нет, что ты?- солгала она.- Просто я не люблю пьяных. Ты же знаешь!
-А кто их любит? Я не понимаю, мам, как можно пить водку? Она же такая горькая...
-А ты что, пробовал, что так утверждаешь?
Он опустил голову.- Знаешь, я попробовал один раз, но мне не понравилось. Я никогда не буду пить. Я это твердо решил.
Лариса улыбнулась ему. Не изменился бы!
Она не хотела брать деньги, которые ему оставил Саша, но дома денег оставалось с гулькин нос. Выходит, Саша и ее купил.
Уже перед сном она вдруг вспомнила Фредерика и поймала себя на мысли, что и сейчас ощущает прикосновение его теплых и сильных рук и слышит аромат чудесных духов. Она прикрыла глаза, засыпая, а расплывчатое видение хозяина Дика улыбнулось ей, словно хорошей давней знакомой.

Эта странная встреча имела продолжение уже на следующий день. Лариса возвращалась после работы. В руках, как всегда, были пакеты со свежими батонами- багетами, кое -какие овощи, фрукты, соки, сыр, упаковка красивой, отборной, но не такой вкусной, как в Средней Азии клубники. Легкий ветер бросал ей под ноги увядшие листья и напевал, играя ветками деревьев, грустную песню золотой осени. Один из листьев проплывая вертолетиком в воздухе, задел ее щеку.
-На счастье. -Только успела подумать Лариса, как боковым зрением увидела мужчину, который быстро вышел из машины и направился в ее сторону. Это был Фредерик. Всего лишь мгновение назад она подумала о нем и вот он стоит перед ней.
-А я вас ждал.- Честно признался он, отбросив сразу все ее сомнения по поводу случайной встречи. - Правда, не более полу-часа. Но в такой прекрасный вечер это принципиально не имеет значения. Позвольте вам помочь. - Он быстро забрал у нее из рук пакеты, не слушая возражений, что они совсем не тяжелые.
-Не спорьте. Женщине просто не полагается носить тяжести. Не бойтесь, я сегодня не голоден и не съем все купленные вами продукты. Я только провожу вас до дома. Но имейте ввиду, я это делаю не бескорыстно.
-О!- удивилась Лариса, не ожидая такого поворота дел. Где же пресловутая французская галантность?
-Да, да! А вы как думали? Мне нужен немедленно номер вашего телефона. В противном случае мне придется съесть все ваши продукты, даже не имея аппетита.
-Действительно, лучше дать вам мой телефон. -Лариса рассмеялась, представив на минутку, как он поедает сыр с клубникой прямо из пакетов и запивает все это соками.
-Теперь я предлагаю вам проверить- есть ли у меня склероз. Если я вам вечером не позвоню, значит я безнадежно стар и болен и тогда вы поймете, что от меня вам лучше держаться на дистанции. Договорились?

Он проводил ее до дверей. В этот вечер он не позвонил. Лариса, занятая стиркой и уборкой, вспомнила об этом, правда, только перед сном, когда досматривала вечерние новости. Ее, как ни странно, задело невыполненное обещание и на душе остался неприятный осадок.
-Значит все- таки у него склероз и мне надо держаться от него на дистанции. – Подумала она, вспомнив, как в тот дурацкий вечер она чуть не растянулась, как корова на улице.
-Мам, ты что -то сегодня грустная. –заметил Армен, собираясь спать. –Тебя кто- то обидел?
Она поцеловала его. –Нет, родной, кто же может меня обидеть? У меня такие защитники есть!
-А ты думаешь, для чего я занимаюсь каратэ?- спросил он, заглядывая ей в глаза. –Я никогда и никому тебя в обиду не дам.
Лариса обняла его и грусть улетучилась, оставляя в памяти только приятный легкий аромат мужских духов. Мальчики легли спать, а Лариса у себя в комнате села возле незаконченной иконки, на которой вырисовывался образ Мадонны. В ее маленькой спальни кроме кровати, трюмо и встроенного шкафа, стоял треножник, на котором была закреплена деревянная иконка, а на круглой табуретке лежала палитра с красками и кисточки. Несколько месяцев назад возле одного из домов на аккуратно сложенных газетах недельной давности, перетянутых веревкой, Лариса увидела симпатичный кусочек дерева овальной формы, он был настолько темным, что даже показался ей обугленным. Дома Лариса почистила его нождачкой, затем отполировала, нанесла базовый слой краски и подсушила. Мысли в голове хаотично вертелись, подсказывая ей разные сюжеты, но она так и не выбрала ничего, не было вдохновения.
На следующий день, в воскресенье Лариса не работала. Мальчики утром отсыпались, а она стояла на кухне и пекла им блинчики, когда зазвонил телефон.
-Доброе утро, Лариса. -прозвучал в трубке мягкий баритон ее нового знакомого. -Вы уже не спите? Я хотел извиниться. Весь вечер вчера я провел в госпитале- заболела моя тетушка. У нее резко поднялось давление, пришлось ее срочно везти, но утром я уже забрал ее. А вам в виде извинения, я предлагаю сегодня маленькое сорти. – Он даже не давал ей возможность отказаться. - Поверьте, вы не пожалеете. В 8 часов я жду возле вашего дома.
Лариса пыталась возразить, сказав, что у нее сегодня куча дел и она никак не успеет со всем этим справиться.
-А вы попросите ваших мальчиков!- подсказал он.
-Моих мальчиков? – так искренне удивилась она, что он не приминул заметить:- Так они же взрослые! Должны вам помогать.
Лариса поняла, что спорить было бесполезно- они говорили на разных языках. Согласилась только потому, что Фредерик предложил пойти послушать хорошую музыку.
Он привез ее в пианобар La Cachette, в котором вот уже несколько лет его бывшая однокурсница Мишелин пела песни Жинетт Рено, Шарля Азнавура, Эдит Пиаф, Жака Бреля, Барбары. Маленькие перерывы между песнями она заполняла классикой- играла Шопена, Моцарта, Вивальди, Шумана, Бетховена. Ларисе даже показалась, что она вновь очутилась у себя на родине, где каждый ученик музыкальной школы обязан был знать этот репертуар. Естественно, мелодии становились родными и привычными, как сама жизнь.
Музыка всколыхнула ей душу. Разве могла она себе представить, что когда- нибудь, в центре Монреаля, в маленьком уютном кафе она окунется в воспоминания детства, вспомнит мать, которая водила ее в музшколу, отца, который вечерами, сидя на диване с закрытыми глазами, слушал разучиваемые ею этюды Глиэра. В последнее время ей казалось, что в мире кроме громкого репа и хард рока больше ничего не существует.
-Ну как? Нравится? –спросил Фредерик, улыбаясь в свою густую бороду. Она только кивнула в ответ. Музыка обволакивала ее, как шелковый кокон, сплетенный из мелодий детства и юности, дурманящий воспоминаниями далекого прошлого.
-Я так люблю приходить сюда иногда. Музыка дает мне колоссальную энергию и настроение. Вы о чем -то задумались? А знаете что, Лариса, давайте мы потанцуем? Вы же любите танцевать! Я в этом уверен! Такая женщина, как вы не может не любить танцевать.- его глаза заблестели.
-Но здесь никто не танцует.- неуверенно проговорила Лариса, быстро бросив взгляд вокруг.
-Тогда тем более стоит это сделать. Всегда интереснее плыть против течения. - он встал и протянул ей руку. Она, немного стесняясь и поправляя пояс на брюках, встала. Они вышли на середину площадки. Лариса увидела, что взоры многих сидящих за столиками обратились на них, но она даже не успела смутиться, как рука Фредерика обвила ее талию, а мягкая шелковая борода коснулась ее виска, отдаваясь знакомым запахом мужских духов.
Фредерик оказался хорошим партнером, он водил, словно прислушиваясь к ее настроению. Так танцевать может только тот, кто любит и понимает музыку. Лариса закрыла глаза, отдавая себя в послушные руки ее партнера.
Каким же оно бывает странным это счастье, сотканное из тонкой паутины каждодневных привычных забот и волнений, в переплетениях которых изредко да сверкнет лучик света и радости, такой, как этот танец, музыка или тонкий аромат духов. Хотелось продлить время, забыть обо всем на свете и просто слушать музыку и танцевать.
-Она талантливая.- сказала Лариса, кивая головой на Мишелин, которая отрешенным взглядом смотрела в зал.
-О, да! –согласился Фредерик. Я ее знаю давно. Эмансипированная женщина, которая привыкла сама принимать решения и не винить никого за собственные ошибки. Она сильная и волевая. У нее двое детей, которые давно уже выросли из того возраста, когда им требуется опека и внимание матери. Она считает, что если дети что- то не могут или не знают, то их жизнь научит гораздо быстрее и лучше, если они не будут думать, что она рядом и поможет. Так им будет легче адаптироваться, а иначе они привыкнут жить под маминым крылышком - где всегда тихо, тепло и уютно.
Увидев недоумение в глазах Ларисы, Фредерик добавил: -А вы посмотрите на волков! Их лелеят, кормят только пока они маленькие, а потом, когда они подрастают, их выгоняют из логова. Отныне, они сами должны добывать себе на пропитание. Мишелин хочет пожить для себя. Она имеет на это полное право. Ведь по сути ее жизнь только начинается. Все, что надо было, она сделала- родила детей- мальчика и девочку, подняла их, помогла получить образование, положила немного денег на их счета, а теперь предоставила каждому из них искать свою дорогу.
Лариса только слушала его, не пытаясь с ним спорить. Она давно поняла прописную истину- чем больше детям даешь, тем меньше получаешь взамен и наоборот, но пойти против самой себя было не просто. Любовь к детям для нее всегда перевешивала любые самые разумные доводы. Она никогда бы, наверное, не смогла сказать своим мальчикам:- Ну вот и все, вы достаточно взрослые, чтобы жить самостоятельно, а у меня своя жизнь.
Смена мелодий вывела Ларису из задумчивости, а Фредерик, приблизившись к сцене, познакомил ее с Мишелин.
-Мне так здесь нравится! – искренне произнесла Лариса. –У вас такой чудесный голос, Мишелин.
-А ты поешь?- спросила ее певица.
-Я?- смутилась Лариса. –Да нет, правда когда- то играла на пианино. –Она не стала добавлять, что закончила музшколу, как и большинство советских школьниц.
-О!- обрадовалась Мишелин. –Правда? Пошли!- она схватила Ларису за руку и подвела к пианино. –Давай, садись скорее и сыграй что- нибудь!
-Как? – удивилась Лариса. -Вот так просто, сразу? Но я не знаю что, да и вообще, я в последний раз играла...
-Да это все неважно.- прервала ее Мишелин. –Давай, начинай, люди ждут. Понимаешь, я обычно не играю, я только пою, но Антонио, мой пианист, сегодня приболел, вот мне и приходится отдуваться за двоих. Ты поиграй что- нибудь, а я пойду кофе попью. Give me a faivor, my dear. –добавила она по- английски.
Лариса тревожно посмотрела на Фредерика, но он спрятал лукавую улыбку в бороду, тихо бросив ей: - А почему бы и нет? Очень жаль, что я не умею играть...
Мишелин, подобрав полы длинного платья, ушла со сцены, не оглядываясь, абсолютно уверенная в том, что ее не подведут. Тишина в зале казалась напряженной, многие даже перестали разговаривать и смотрели на сцену, в ожидании музыки. Лариса нервно рязмяла пальцы и села на круглый стул. Правая рука быстро пробежала по клавишам, левая тут же подхватила мелодию. Она начала с Подмосковных вечеров, затем сыграла несколько романсов, вспомнила песни Бабаджаняна, Пахмутовой, Паулса, песни из репертуара ее любимой Эдит Пиаф, Бреля, Азнавура и Дассена, потом перешла на джазовые композиции. Ее руки ожили, играя попурри, перебегая с одной мелодии на другую, а глаза смотрели то на зал, то на Фредерика, который стоял возле нее. Его лукавая улыбка давно уже сменилась на восторженное восхищение. Когда Мишелин наконец подошла к ней, Лариса быстро встала.
-Браво, милая! В следующий раз, когда Тони заболеет, я тебе позвоню, оставь свой телефон, а если  потеряешь работу, приходи, для тебя всегда найдется здесь место. Думаю, мы смогли бы работать вместе.
Лариса уходила со сцены под апплодисменты посетителей и самой Мишелин, которая сообщила в микрофон о том, что только что всем посетителям кафе очень повезло услышать игру прекрасной и талантливой пианистки из России, которая обязательно к ним вернется в один из вечеров.
-Она права? Вы вернетесь сюда? – спросил, улыбаясь в бороду, Фредерик.
-Я не знаю. Мне трудно что- сказать сейчас. Это так неожиданно. Единствнное, что я могу добавить- это очень приятно заниматься тем, что доставляет тебе удовольствие, особенно если это- работа. Мишелин- счастливая женщина.
Фредерик довез до дома. Ларисе не хотелось приглашать его к себе.
-Хотя, -говорила она сама себе, - кому какое дело до того, с кем я? Я, что, мужу своему изменяю? Да и когда же я в последний раз была в ресторане? Когда отмечала годовщину со дня смерти Самвела? Да, хороший был тогда у меня повод повеселиться... К черту всех с  нелепыми подозрениями! В конце концов, я тоже имею право на личную жизнь! Хотя, о чем собственно идет речь? Ну пригласил он меня в бар, ну потанцевали мы. Вот и все! У меня есть две прочные цепочки, которые держат меня в этой жизни, не давая возможности ни сорваться в пропасть, ни сойти с ума от отчаяния и одиночества.
А Фредерик, словно понимая ее состояние, только нежно прикоснулся мягкими теплыми губами в ореоле пушистых волос бороды к тыльной стороне ее ладони. Лариса встрепенулась, как раненная птичка.
-Лора, вы не обидетесь, если я не зайду к вам? – спросил он, гляда ей в глаза.
-Да, да, конечно. Уже поздно, Фредерик. Все было просто замечательно.- поспешила ответить она, словно боясь, что он вдруг передумает и захочет зайти в ее тараканник.- Спасибо за чудесный вечер. Я так хорошо отдохнула.
Она махнула ему рукой и зашла в родной подъезд, пропитавшийся прянными запахами и стойкими специями. Вечер оставил в душе столько воспоминаний, что Лариса, когда вошла в дом, улыбалась сама себе, не замечая даже, что две ее симпатичные цепочки переглядываются. Они давно не видели мать в таком приподнятом настроении.
Лариса переоделась и в домашнем халате села возле зеркала у себя в комнате, пристально и критически рассматривая свое лицо, вспоминая все то, о чем они негромко говорили при свете тонкой мерцающей свечки под изящным матовым абажуром, как она кружилась в танце, вдыхая аромат его духов.
Ей остро захотелось иметь у себя на трюмо маленький флакон с волшебным ароматом духов, которыми пользуется Фредерик, чтобы вспоминать этот вечер, когда впервые за последние годы она не думала об одиночестве, отдаваясь чарующим звукам музыки, красивому голосу Мишелин, свету горящей свечи и тихим шепотом с мужчиной, с которым ей было так интересно разговаривать. Фредерик любил искусство, живопись, любил путешествовать. У Ларисы блестели глаза, когда он рассказывал о странах и городах, выставках и вернисажах, музеях и картинных галереях, вплетая в нить повествования старые легенды или смешные истории из жизни знаменитых художников.
Тогда, набравшись смелости, она сказала, что ей нравится канадский художник Лесли Копполд с его лиризмом, тончайшей игрой светотеней, пропорций, он не следовал веяниям моды когда над умами уже властвовал непонятный еще многим кубизм или абстракционизм. Его работы отличались высочайшим техническим мастерством, исторической точностью, он писал природу, простые домики квебекской глубинки, это был такой своеобразный аромат монреальской архитектуры первой половины 20 века.
-Я и не предполагал, что ты могла видеть его работы, а тем более, понять их. – удивился Фредерик.- Акварель- самая сложная из техники живописи. Кстати, Копполд много лет работал в рекламном дизайне, чтобы заработать себе на жизнь, он работал и для Мирового Торгового центра в Нью-Йорке.
-Он однажды точно заметил, что художнику, чтобы стать признанным, надо умереть.

Через несколько дней Фредерик пригласил ее на один вернисаж, который проходил в Старом порту. Она смогла выбраться только к семи часам. Атмосфера, которая царила там, была особенная. Многие женщины были в вечерних туалетах, мужчины в костюмах. Все было как в замедленной съемке- медленные повороты головы, мимолетные улыбки, шуршание длинных атласных или шелковых юбок, приглушенный шепот. Аромат кубинских сигар и дорогих духов витал в воздухе. Суетились только официанты, разнося на подносах сыр, небольшие корзиночки со всякой снедью, пироженые. Почти все посетители знали друг друга, и мило общаяясь, проходя с фужерами вина по залу, в котором на стенах и на подставках были выставлены скульптуры и картины одного судя по всему хорошо известного квебекского художника, улыбались и ей, как старой знакомой. Лора заметила, что Фредерика знали все или почти все. Он, извиняясь, иногда оставлял ее одну, тем самым предоставляя ей самой рассматривать выставленные работы.
-Ну и как?- спросил он, увидев, что она рассматривает громадное полотно, на котором в каламбуре ярких красок пересекались вертикальные и горизонтальные линии. Не услышав ее ответ, он шепнул ей на ухо:- Копирует Жан- Поля.
-Кого?- не поняла Лариса.
-Риопелли. Помнишь фонтан в центре города, возле Palais des congr;s?
-Скульптурные композиции?
Он кивнул головой в сторону группы мужчин: – Вот он- подражатель с большими амбициями. К  тому же он всем так скромно и застенчиво признается в том, что он, оказывается, ученик Риопелли. Это все блеф.
Лариса давно хотела признаться Фредерику, что она тоже иногда пишет портреты, натюрморты, но так не решилась, тем более после столь его откровенного выпада в адрес этого вроде знаменитого художника. Хотя и ее, честно говоря, не очень сильно потрясло увиденное.
После вернисажа они зашли в маленький ресторан, который находился в каком- то уголке Старого города, разместившись в старинном с толстыми стенами здании. Уютная обстановка и негромкая музыка вернули ей хоршее настроение, она забыла о дневной усталости. Как же это приятно хоть иногда отрываться от рутины.   
Фредерик доливал ей красное вино и рассказывал забавные истории, а она рассказала ему про Марьяну, которая сегодня вновь появилась на плазе в теплой шапке на голове, с голубым детским рюкзачком, который болтался на одном плече, в старых изношенных ботинках. Она как всегда глазами искала в толпе человека, которому бы можно было доверить свою тайну, хотя каждому, кто ловился на этот ее привычный трюк она рассказывала на протяжении многих лет одно и то же.
-Вот и сегодня скороговоркой, разбрызгивая слюну через щелку передних зубов, она выдала мне в сильном смущении:- Вчера он позвонил. Он столько денег тратит на звонки! Но зато мы скоро поженимся. Он мне сам сказал. А сегодня утром я получила посылку. Знаешь, что там? Ни за что не угадаешь - его портрет! Я уже повесила его над своей кроватью. Приходи, посмотришь. Он красавец, мой Майкл Джексон! Правда? Его дети каждый раз спрашивают- когда же я приеду? Но я уже окончательно решила- завтра бросаю работу и еду. Все! Сколько он может ждать?
-Что я могла ей сказать, Фредерик? Да ей и не нужно было мое мнение. Она рассказывала эту историю сама себе, не мне.
Фредерик внимательно слушал ее и его тонкие пальцы словно невзначай касались ее рук.
-У тебя добрая и чувствительная душа, Лора. Другие просто не обращают на нее внимание, пропускают мимо ушей все, что она рассказывает и уже через минуту обо всем забывают. Ты должна научиться отторгать от себя все отрицательное. У тебя обостренное чувство ответственности. Даже странно, как в тебе уживаются сила и мужество когда вопрос касается твоих детей и такая нежность и сострадание, когда это касается других. Вы все такие?
-Кто вы?- не поняла Лора.
-Кто приехал из России. Хотя нет, такого не бывает. Ты, наверное, одна с такой ранимой душой. Тебя, наверное, очень любили, баловали и лелеяли твои родители?
Увидев, что на глазах у Лоры появились слезы, он, взяв ее руки в свои, добавил:- Не хочу, чтобы ты грустила. Прости. А знаешь, я всегда мечтал иметь дочку- красивую, нежную, чтобы самому заплетать ей косички, покупать самые лучшие платья, возить по всему миру, дать самое прекрасное образование, научить ценить жизнь и, когда она выйдет замуж, в день свадьбы торжественно повести ее в церковь. Наверное, она была бы похожа на тебя- такая же добрая, нежная, чистая. Мне всегда казалось, что я смог бы быть хорошим отцом...
Он улыбнулся ей: -Но в жизни часто все получается наоборот. Кстати, я вновь должен уехать на несколько дней. Я буду скучать без тебя.
Она не спросила его- кто будет присматривать за Диком, но было очевидно, что собака не останется одна. Значит... но ей совсем не хотелось думать об этом. По крайней мере сейчас.

Звонок Милы был полной неожиданностью. Лариса и не вспомнила, когда они в последний раз разговоривали. Как- то так получилось, что в Канаде при полном отсутствии на первом этапе друзей и подруг, их пути не пересекались. Что же могло случиться, что она сама напросилась в гости? Они договорились встретиться на плазе, где работала Лариса и попить кофе. В понедельник с утра тихо и спокойно, и всегда можно найти пол-часика, чтобы поговорить, не отрывая, конечно же, глаз от магазина.
Мила выглядела уставшей. Правда, мешков под глазами, да предательских гусиных лапок не было или точнее, их было совсем немного, но того внутреннего спокойствия, которое всегда излучали ее глаза, уже тоже не было. Она обыденно, словно они только вчера виделись в последний раз, подошла и, увидев, что Лариса разговаривает с клиентом, сказала:- Я закажу кофе и что- нибудь сладенькое. -И не дожидаясь ответа, отошла.
Уже через несколько минут Лариса присоединилась к ней. Они обнялись и по -русски поцеловались три раза.
-Сколько лет, сколько зим! Если бы мне кто сказал, что мы с тобой, живя в одном городе, не будем видеться месяцами, я бы плюнула в морду.
-Да ладно тебе. Что в жизни не бывает? –улыбнулась ей Лариса. –Нас столько всего связывает...
-Вот- вот, связывает, лучше скажи -связывало. Да нет, скажи проще- сволочь ты, Милка, поганка зеленая, ведь только когда тебе самой плохо, ты вспоминаешь про подруг. Но знаешь, Лорка, бог меня за все мои грехи уже наказал. Думаю, туда вошло все. Только бы уже нового ничего не добавилось. –Она перекрестилась и небрежно бросила на стол пачку сигарет.
-О чем ты? -не поняла Лариса.
-Можно подумать, ты не знаешь? –прищурила глаза Мила, закуривая. Под толстым слоем туши и разноцветных теней, в кружке темного зрачка затаилось тревожное напряжение. -В Монреале осталось только во французских газетах на первой странице напечатать: -Если жизнь пошла под откос..., да приложить там мое фото, чтобы детей пугать, когда они не слушаются родителей. Ты, кстати, не знаешь, с какого моста в Монреале в реку бросаются? – Мила выпустила дым колечком и стряхнула пепел от тонкой сигареты в пепельницу.
-Мила, ты что? У тебя же семья, дочь. Ты думаешь, всем остальным здесь легко живется? Знаешь, сколько проблем наваливается? Забыла, ты сама все время повторяла- не падай духом, а падай...
-Я все забыла, Лора, все. Мне иногда так хочется закрыть глаза и очутиться в далеком детстве, рядом с родителями, в нашей маленькой тесной квартирке, где некуда было втиснуть мой письменный стол, где чугунным батареям было столько же лет, сколько мне, где я знала каждую половицу, которая скрипела под ногами, когда я поздно вечером приходила домой и старалась не разбудить родителей, где громко урчал старый холодильник...
-А как откроешь глаза, так просто страшно становится -громадный новый дом с гаражем на 3 машины, с полутора- метровыми хрустальными люстрами, с кожанной итальянской мебелью, с великолепными паркетными полами, с кранами на кухне и в ванной из горного хрусталя с позолотой, с солярием, с открытым отапливаемым бассейном, окаймленным бирюзовой керамикой в виде плавающих нимф, с зеленой лужайкой, с гладко- отшлифованными валунами возле голубых канадских елочек, а в спальне в рамке из 10 каратного золота портрет Милы в полный рост. Да, жестокая действительность подчас просто убивает. -съехидничала про себя Лариса. –Ну конечно, у нее может и не было такой роскошной жизни, как у некоторых новых русских, не было пока собственных яхт и кораблей, фазанов и роскошных павлинов, разгуливающих по газонам, но Саша сумел сделать даже несколько приторной жизнь для своей семьи.
У Милы было все, что она хотела- счета в банке, машины, поездки на Кубу и в Мексику по два раза в год, самая дорогая одежда и наряды, приходящая домработница, которая два раза в неделю убирала дом и готовила еду. Саша покупал корм для белочек и бурундучков, которые приходили на терассу, чтобы Мила кормила их с рук.
Ее иммиграция складывалась красиво и планомерно, тогда как многим на этом этапе приходилось очень не просто. Кто- то начинал свою жизнь на новом континенте с мытья подъездов, разноски реклам, с радостью хватался за любую предложенную неквалифицированную работу, а вечерами еще и мучился над грамматикой чужого языка, никак не понимая почему число восемьдесят на языке Мольера – это четырежды двадцать. Что уж говорить о чувстве собственного достоинства, когда надо было постоянно думать о том, где взять деньги на оплату счетов, на покупку детской одежды. Канадский почтальон из сумки вытаскивал только квитанции на оплату, да визитные карточки новых открывающихся, как грибы после дождя стомалогических и косметических кабинетов.
У Ларисы в памяти мелькнуло, как однажды, когда она еще только перебивалась случайными зарабатками, она увидела объявление в русской газете, что на работу требуются молодые женщины и мужчины, знание языка не обязательно. Она не раздумывая ни минутки набрала нужный номер. Автоответчик сообщил адрес и время для собеседования. Она поехала, лелея в душе надежду, что может наконец- то наладится жизнь и она вздохнет свободно и не будет считать сколько денег осталось в кошельке. Работу ей предложили в стриптиз баре.
-Хотите работать? –спросил у нее Максим- молодой, накаченный парень с длинными вьющимися волосами и шариком крупного бриллианта в мочке левого уха, разглядывая привычным и цепким взглядом ее фигуру. Казалось, его взгляд проникал под одежду и лучше любой портнихи мог бы сказать все размеры и особенности ее фигуры. -У нас прекрасные условия работы. Как вас зовут? Лариса? Можно просто Лора, не так ли? Так вот, Лора, есть правда незначительные ньюансы- работать надо только вечерами, после девяти. Работа спокойная, главное- уметь расслабляться. Вы же занимались гимнастикой, пластикой или танцами в детстве? Верно?
Она кивнула скорее автоматически. Она действительно когда- то, в далеком и безоблачном детстве занималась всем этим.
-Ну тогда все прекрасно. -подбодрил он ее. -Это не сложно, мои девочки вам все покажут. Главное- не робеть и уметь заводить зрителей. Это приходит практикой, как и все в этой жизни. - он обошел ее по кругу. Глаза продолжали разглядывать ее стройные ноги, руки, только что не заглянул в рот, как лошади, да не залез под юбку.- Вы замужем? Ах, нет? О, ну это еще лучше! - он улыбнулся, одаривая ее бархатным взглядом. -Ну не для вас конкретно, может быть, -поправил он быстро сам себя, -но для будущей работы это идеальный вариант. Поверьте мне. Никакой ревности, а значит никаких проблем. Отработала свое, получила деньги, ушла. Просто и хорошо. Ведь мужчина по своей сути собственник, этакой Сомс Форсайт, не желающий расставаться с тем, что принадлежит по закону только ему, особенно когда это касается жены.
Она внимательно выслушала Максима и вежливо попрощалась, пообещав позвонить, если надумает. Выходя из маленькой комнатки, обитой темно- бардовым бархатом, она подумала только о том, что Самвел не заслужил того, чтобы его жена стала танцовщицей в стриптиз- баре.
Хотя, если подумать, чем эта работа отличается, например, от мытья полов в чужом доме.
Мила продолжала рассказывать о том, как она устала от пьянства мужа, от ворчания свекрови, предпочитающей жить не со своей дочерью, а с сыном, устала от непонимания собственной дочери, которая ничего в жизни не хотела, кроме собственной независимости -бросила школу и пошла работать в ресторан официанткой.
-Богатые тоже плачут.- вертелись у Ларисы в голове навязчивые титры мексиканского сериала.
Мимо, по коридору, прошли две грудастые девы- сестры, которые медленно следовали за своим отцом. У старшей из стороны в сторону покачивался круглый и мягкий, как переспелая дыня, живот. У младшей между грудями висели три толстые серебряные цепочки, а в декольте колыхался, прячась, словно в глубоком ущелье гор, громадный серебрянный крест, чуть ниже, пытаясь поместиться в тесноте, бочком укладывался серебрянный американский доллар. Их волосатый отец ушел вперед, когда две томные матроны остановились возле автомата с мягкими игрушками, в котором, заплатив доллар, можно было выиграть ярко- красочную плюшевую игрушку- какой- либо персонаж диснеевских мультиков. Очень часто они уходили не с пустыми руками. Видно все еще не вышли из детского возраста.
Матроны меняли свои наряды каждый день, словно желая показать все то, что у них имелось в гардеробе. Если одна приходила в коротких, облегающих спортивных шортах, то другая облачалась в этот день в длинную цветастую, канареечного цвета юбку с разрезом от бедра, если у старшей была прозрачная кофта на тонких бретелях, которые едва удерживали вес грудей, то вторая одевала крохотный топ цвета лазурной волны, открывая на обозрение колышашийся живот. В обесцвеченных волосах у обеих обычно торчали крупные заколки ярких цветов.
-Ты знаешь эту семейку?- спросила ее как- то Изольда и тут же добавила:- Они все такие умные, ты даже себе не представляешь. Мать- итальянка, отец- пакистанец, оба преподаватели университетов, да и и эти обе изящные балеринки скоро получат высшие степени. Они оттого ни с кем не общаются, что им просто не интересно. Другой мир, понимаешь.

Мила продолжала курить одну сигарету за другой.
-Хочешь еще кофе? – спросила она у Ларисы.
-Да я уже две чашки выпила сегодня.
-Всего?- тонкие брови подруги изогнулись в недоумении.- Для меня восемь- девять не предел. Кстати, ты помнишь Джульету?
-Да, видела ее несколько раз.
-Так вот представь себе, она уехала.
-Как уехала? Куда?- не поняла Лариса.
-В Москву. Она устроилась там на работу, живет в маленькой квартирке, в которой сделала европейский ремонт и ходит в театры, музеи, рестораны, одевается, короче, радуется жизни на полную катушку.
-А как же ее семья?
-А у нее ее и не было. Ей просто долго хотелось верить, что она есть. Надеялась, что время расставит все по своим местам, ну а потом все- таки решилась. И знаешь, что самое интересное? Муж стал ей звонить чуть ли не каждый день, сын просит вернуться, а внучка собирается на летние каникулы в Москву, даже стала общаться с русскими девочками, чтобы не чувствовать себя белой вороной в России. Раньше она от всего русского отмахивалась, как от назойливой мухи. Даже просила родителей в присутствии подруг говорить с ней только по- французски. Вот наша прекрасная Джульета и поменяла шикарный дом с бассейном в спокойной Канаде, на одно- комнатную квартиру в криминально- опасной Москве. Знаешь, это почти как у Малевича.
-У кого?- не сразу поняла сравнение Лариса.
-У Казимира Малевича. Он пришел к своему Черному квадрату, пройдя все этапы творчества. Гениальная простота или простата. Смотри, как можно неправильно расставить акценты и получится совсем не тоже самое. Она нервно рассмеялась.
-Джульета выиграла свою старость. Нашла себя, а у меня дома как после вавилонского столпотворения- все говорят на разных языках и никто никого не понимает, а точнее не хочет понять.
Мила затушила сигарету и стала копаться в сумке. Они на секунду замолчали. Каждый подумал о чем- то своем. Мила не спрошивала ее о детях, а Лариса не стала ничего говорить о них, понимая, что подруге это не интересно.
-Смотри, зашла в бутик, а там распродажа, ну я и не удержалась. Набрала трусики себе и дочери, всего по 10 долларов. Недорого. Правда?
-Ну да. Красивые. -Лариса подержала в руках шелковое чудо и положила обратно.
-Знаешь, мне порой кажется, что жизнь остановилась, но как посмотрю в зеркало, сразу вижу пролетевшее время. Иногда так хочется думать, что тебе только двадцать и все окружающие видят тебя молодой, на лице нет намека на противные морщины, на гусинные лапки вокруг глаз, на отеки под глазами после мучительной бесонницы, когда впереди длинная, черная ночь, вся в разводах плывущих мрачных облаков, за которыми прячется луна. Знаешь, какое самое злое изобретение человечества? Зеркало... Оно- отражение всех чувств, точная копия человеческой сути. Стоит только взглянуть на себя и трезвеешь мгновенно. Лорка, знаешь, я так боюсь услышать страшную по откровенности фразу -со следами былой красоты. Ведь это может означать только одно- жизнь закончилась, а впереди –старость, такая страшная и противная, как раковая опухоль. Она подбирается тихо и незаметно, а потом своим уродством смотрит на тебя из зеркала и смеется, застревая в морщинах и пугая чернотой вырванных зубов.
-Да перестань ты. – Лариса попыталась урезонить подругу.- Старость это очередной этап, когда жизнь просто плавно переходит в иную стадию.
-Ну да, - процедила сквозь зубы Мила, выпуская в сторону облако ароматного дыма от новой сигареты. -В стадию агонии. Перед смертью.
-Слушай, что за мысли у тебя, здесь, кстати, старость называют золотым возрастом. Подруга, ты найди себе работу, у тебя останется меньше времени на всякие глупости.
-А кто же мне разрешит? Ты что, дура? Да Сашка первый не поймет меня. Скажет, что я пошла себе любовников клеить или того хуже- найти какого- нибудь риголло, обмотавшись золотыми цепями и бриллиантами. А что еще можно ждать от женщины, у которой есть все?
Затем, через паузу, выпустив облако дыма, она добавила: - Кроме любви.
-О, моя дорогая, как я рад снова видеть вас. Вы как всегда столь обворожительны, что мне просто хочется вас поцеловать. - Возле Ларисы остановился, опираясь на изящную тросточку месье Матисс –старичок, с крашенными розоватыми волосами.
-О, боже! Лора, я сейчас умру, скажи, кто это чудо в перьях? Осторожно, не задень его, а то он рассыпется! 
Матисс не обращая внимание на всплеск эмоций Милы, продолжал постукивать тросточкой по полу и щурить и без того крохотные и блеклые от старости голубые глаза, прикрытые тяжелыми веками. Его свободная рука тянулась к волосам Ларисы, не касаясь, но словно поглаживая их в воздухе.
-Я говорил вам, дорогая, что я приобрел новое кондо? Прямо на берегу реки. Каждый вечер я наблюдаю заход дневного светила после легкого ужина с бокалом красного вина. Это дает мне колоссальную энергию.
-По нему и видно, прямо пучок энергетический, термоядерный источник, сгусток энергии. –съязвила Мила.- Лора, это что, твой новый ухажер? -И обращаясь к старику, пропела, складывая губы бантиком – О, это так романтично наверное, встречать закаты? И где же это ваше кондо?
Матисс только на мгновение посмотрел на роскошную Милу, как на пустое место и не мигающим взглядом вновь уставился на Ларису. -Может как –нибудь вы мне составите компанию? Подумайте и до новой встречи, моя дорогая.
Едва передвигая свои старческие ноги, он уходил и уносил улыбку на своих бескровных губах.
-О, ты делаешь успехи, подруга.- рассмеялась Мила.- Может мне действительно плюнуть на мужа, тоже найти работу и хоть такими признаниями старых калош иногда поднимать себе испорченное настроение? Ну ладно, Лора, я пойду. Я рада была тебя увидеть, словно на время окунулась в старые добрые времена. Кстати, как твои мальчики? Знаю, знаю, ты у нас настоящая мать, образец для подражания, а значит и дети у тебя в порядке. Ну а на досуге ты все же подумай над словами этого старого ухажера. Кто знает, может это и есть твое счастье? Хотя, - она на секунду задумалась,- нет, не подходит он тебе.- Увидев удивленные и прищуренные от улыбки глаза подруги, она добавила- У него не 43 размер ноги.
Мила ушла. Одинокая, но при деньгах, только вот как она не забыла о размере ноги? Это была давняя история- они еще только учились в институте, как -то на переменке Мила спросила ее о том, что в парне для нее самое главное. Лариса ответила в шутку- длинное пальто и размер ноги не меньше 43.

После обеда на плазе появился высокий Дон Кихот, который оглядываясь по сторонам, нес в руках маленького щенка, чтобы показать ей.
-Вот посмотрите на него! Я же вам обещал. Он такой славный! Дочь была моя категорически против, а я внуков настроил и ей пришлось согласиться. –Он заговорчески подмигнул ей. – Знаете, одному как- то не интересно в жизни. Вот если бы рядом была такая женщина, как вы, то я бы и собаку не завел. Только не знаю- вам было бы интересно с таким стариком. Я, знаете ли, реалист и на вещи смотрю трезво. Вы для меня, как глоток свежего воздуха. Мне потом есть о чем думать и вспоминать весь вечер.
Лариса вспомнила, как в первый раз он подошел к ней и спросил время, потом еще что- то, а потом честно признался, что давно собирался подойти и поговорить, но все как- то ему было неудобно. После этого он стал приходить почти каждый день.
Дон Кихот хорошо говорил на французском и английском, но его акцент не прошел испытания временем, хотя он уже более четверти века, как перебрался в Канаду из любимой и бережно хранимой в памяти Барселоны, где острыми шпилями устремляясь в небо, пронизывали пространство шедевры, созданные руками Антони Гауди. Великий архитектор считал, что все самое совершенное природа уже сама создала и людям остается только пристально всмотреться, чтобы увидеть, понять и перенять. Как и все гении, он был немного не от мира сего, но человеку, создавшему парк Гуэль или Храм искупления грехов - Саграда Фамилия, напоминающий замок на песке, можно было простить все его причуды при жизни.
Дон Кихот почти в каждом разговоре вспоминал родной город и страну, которую ему пришлось когда- то покинуть. Было видно, что ностальгия по родной ему Испании так и осталась в его сердце.

В русские магазины Лариса ходила регулярно- то взять газет, то купить что- то из привычной с детства еды. В магазинах все мило общались, любезно улыбаясь друг другу, обмениваясь новостями, иногда вспоминали прошлое, которое имело обыкновение никогда не возвращаться, но заставляло о себе вспоминать и как ни странно, с долей ностальгии.
Как то раз, когда она разглядывала глянцевые обложки новых поступивших журналов, она услышала несколько необычную русскую речь. В другое время, она и не обернулась, но фразы, в которых перемешивались французские и русские слова, явно обращенные к человеку, который по видимому не владел достаточно хорошо русским, заставили ее обернуться. Рядом с ней стояла немолодая женщина, которая рассматривала календари и спрашивала своего сына :- Ну посмотри, пожалуйста. Tu veux ou tu ne veux pas? Тебе же нравились они всегда, mon cher?
Молодой человек, который даже отдаленно не был похож на свою мать, отвернулся и, не отвечая, уставился в маленький телевизор, из которого улыбаясь, пела любимица всего советского народа конца прошлого столетия- Алла Пугачева.
Женщина, улыбаясь, посмотрела на Ларису.
-Мой сын так любит Пугачеву. Несколько лет назад мы поехали в Россию и попали на ее концерт, так мой сын купил большой букет роз и приподнес примадонне на сцене. Но по- русски он говорит плохо.
Видно именно удивленный и вопросительный взгляд Ларисы дал ей возможность выговориться.
 -Милочка, вы знаете, я так давно уехала из России, а вернее с Украины. Мы до войны жили в Киеве. Ах, какой это был красивый город! Улицы, дома, проспекты, деревья...
На те короткие мгновения, пока она мысленно унеслась в свою молодость, Лариса едва успела пролезть с короткой фразой:- Да, я была там не раз, чудесный город.
Но женщина ее не слышала, ей хотелось высказаться, а еще больше ей хотелось вспомнить свою молодость, которая прошла, промчалась в искрометном вихре треволнений на берегу Днепра, на мостовых широкого Крещатика, вспомнить время, когда она девчонкой бегала не думая, что ее ждет завтра и уж тем более не думая, что всю свою жизнь она проживет на далеких берегах Святого Лаврентия, а ее родным языком станет французский, как и муж, от которого у нее родится единственный сын.
-...когда немцы в 1943 вошли в город, -продолжала она, -начался голод. Мой отец был инженер и мы до войны жили очень даже неплохо, но мама боялась за меня. Вы знаете, милочка, мы уходили пешком из Киева. Я была такая слабенькая, что маме пришлось посадить меня на саночки и везти. Все поезда были переполнены, все грузовые машины, санитарные машины, ах, эта война! Если бы знали- как мы добирались до Польши?! Там было относительно спокойно в это время. У немцев были свои дальние планы, им надо было думать о России, о том, как завоевать эту великую страну. Мы пробыли некоторое время в Польше, где нам дали приют и горячую пищу, а затем двинулись дальше. Франция, Бельгия, Австрия, я изучала географию не по карте. В Бельгии мы задержались на целых восемь лет. После войны нам предлагали вернуться обратно в Россию, но моя мама была мудрая женщина. Знаете, что она сказала мне:- Доченька, мы не сможем вернуться, нас там не поймут. В России надо либо бороться за идею до победы со всеми вместе, либо умереть. Вы меня понимаете?- вдруг она спросила Ларису, на секунду прервав свои воспоминания.
-Да, конечно, Сибирь, лагеря. К сожалению, места проживания для многих.
-Вы счастливая, если вы только из истории об этом знаете, а бедные те, которым довелось пройти по этапам. Вот отчего моя мать и спасла меня во второй раз. Тогда не все понимали и многие возвращались в надежде на лучшее, поверив призывам коммунистов, думая, что время изменило все. Но вы прекрасно знаете, что их ждало. - Она тяжело вздохнула. -Нам тоже приходилось нелегко- блуждали по странам, искали работу. Мама прекрасно знала французский, что в конечном итоге и спасало нас. Да, да, раньше в России вся аристократия говорила на французском. Я вижу по вашим глазам- вы меня понимаете. -Она, кажется, уже забыла о сыне, о русских календарях, о магазине, в котором они стояли, обо всем на свете. Она рассказывала, но не Ларисе, в первую очередь самой себе, чтобы с высоты прожитых лет и десятилетий на чужбине вновь увидеть себя маленькой девочкой на санках, чтобы в крупицах пройденной истории найти оправдание своей матери, которая убегала из своей страны, ставшей для нее мачехой, но чтобы при всем этом одновременно не отбить любовь к России у своего сына, который с трудом подбирал русские слова, но тем не менее, пока женщины разговаривали, он смотрел на приму, которая в бесформенном балахоне продолжала будоражить его душу своим красивым голосом. 
Его мать- статная, высокая, элегантно одетая, стояла ровно, словно царский солдат на плацу, ее волосы, собранные в пучок прятались под маленькой изящной шляпкой, которую сбоку украшало белоснежное перо фламинго. В слегка распахнутом вороте черного строгого пиджака была видна тщательно отглаженная шелковая кофта цвета слоновой кости с брошью, и черный жгут в виде петлички для пуговицы. Она отчаянно напоминала жену белого офицера царской армии. Ее тонкие запястья переходили в длинные пальцы, украшенные несколькими бриллиантовыми кольцами, которые своей работой выдавали время их исполнения - скорее всего они были сделаны ювелирами на известной фабрике Фаберже. Платина, белое золото, жемчуга и алмазы, покрываясь налетом пролетевшего времени, стали маленькими осколками памяти. Женщина нежно касалась пальцами разноцветных матрешек на полочках магазина, обложек глянцевых календарей, книг, постеров со златоглавыми куполами древних православных русских церквей на обложках, словно переносилась на какие- то доли секунд в свое прошлое, в детство, которого ее лишили.
-...потом мы переехали в Канаду и осели в Монреале, решив, что дальше уже больше некуда, к тому же здесь тоже говорили на французском, это потом он сменился на английский, который, к сожалению, так быстро заполонил весь мир. Я вышла замуж за местного француза. Он отец моего единственного сына, но мой муж  умер, царство ему небесное.- она перекрестилась. -Раньше мы почти не говорили дома по- русски, но после смерти мужа сын на удивление стал больше интересоваться своими корнями, стал разговаривать со мной, слушать песни, мы даже как- то выбрались с ним в Москву. Он влюблен в Россию, но русский язык ему дается не легко, пол- Европы говорит на нем, на языке Пушкина, Лермонтова, Булгакова, Бунина, Льва Толстого, Достоевского. Это великий язык.
Она произносила нараспев знакомые и любимые имена, чуть картавя на французский манер букву Р, растягивая отдельные слоги, но главное для нее было то, что она говорила на языке своего украденного детства, того, которое она оставила за полозьями зимних санок, увозивших ее из Киева с одной лишь целью- не дать умереть там с голода. Кто тогда в минуту полного отчаяния думал, что они уже больше никогда не вернутся в свои города, не переступят порога родных домов, не услышат русскую речь? Она потеряла свое детство и молодость, пересекая границы государств, не зная, где и как надолго им придется задержаться. Она теряла друзей, не успевая по сути их приобрести. Она лучше знала расписания поездов, автобусов и самолетов, которые должны были увезти их с европейского континента, чем простые математические формулы и задачки, которые ей предстояло решать в школе. Географию она изучала не по карте, а измеряла расстояния своими усталыми ножками в маленьких стоптанных красных башмачках.
Закончила петь песню Пугачева. Лариса, хоть ей и было страшно неудобно прерывать женщину, сделала движение, похожее на то, что она смотрит на часы, но бывшая аристократка мгновенно все поняла.
-Ах, простите меня, ради господа бога! У меня бывает такое- начну говорить и забываюсь, но с вами было так интересно! Поверьте! 
Подошла продавщица.
-Ваш сын так увлеченно слушал Пугачеву.- обратилась она к даме.
-Да, он ее очень любит. У нас дома есть все ее пластинки, диски, кассеты. Он все время слушает.
-Алик, сынок.- позвала она своего взрослого сына.
-Недоросль.- подумала Лариса. –На вид ему было лет тридцать, но что- то детское сквозило в нем. Может это происходило от того, что он не все понимал в разговоре людей, возле которых был вынужден стоять. Вероятно, это его матери так хочется думать, что он влюблен в ее Россию, ту, которую она помнила со времен своего детства и бережно несла в своем сердце все годы.
-Вот так, может быть лет через десять и мои дети будут прислушиваться, чтобы понять незнакомые русские слова, чтобы разобраться в ньюансах сказанного- подумала с долей грусти Лариса. Иммиграция имеет сотни граней и не возможно предугадать, на какую из них именно придедтся вступить.

На следующий день, Изольда, поравнявшись с ней, бросила на ходу: –Здравствуй, милочка, хотела сказать тебе, что вчера я специально поехала в русский магазин и купила там пряники! Я так обрадовалась! Правда вкус немного другой, не такой, какой остался в моей памяти, но это не важно. Я купила ежевичное варенье, а так же кучу различных сладостей. Как хорошо, что ты мне сказала про эти русские магазины. Словно я снова в детство вернулась. А сейчас я тороплюсь за сигаретами. С утра еще не курила.
Изольда была в какой- то старой шапке. Лариса даже опешила, увидев ее в таком странном одеянии, но старая знакомая только приветливо помахала ей рукой:
-Я не мыла голову, пришлось одеть это воронье гнездо. Все равно сегодня мой друг не придет.
Лариса едва не рассмеялась, но вовремя сдержалась.
-Bonjour, madamе. - Мимо проходил молодой китаец со своей старенькой мамой- седенькой и сгорбленной. Она своими подслеповатыми глазами пыталась охватить плазу, а он терпеливо ей о чем –то говорил, улыбаясь прохожим и бережно поддерживая мать под руку, подстраиваясь под ее медлительный шаг. В прошлом месяце он в бутике купил для нее теплую куртку, а на прошлой неделе толстую кофту. Лариса подошла к ним, поинтересовавшись здоровьем его матери. Его лицо сразу посветлело и он заверил, что все хорошо, вот и погода пока стоит прекрасная, потому они решили чуточку прогуляться перед долгой зимой. Она, улыбаясь выцветшими губами, крепко держалась за его руку.
А Лариса в этот момент вспомнила один коротенький рассказ Джека Лондона о китайских иммигрантах в Америке –грустный и очень правдивый, как сама жизнь.
Уже на следующий день Изольда выглядела потрясяюще.
-Отмылась как видишь! Надела свои побрякушки. Вот, посмотри. Дочь попросила у меня недавно браслет -сапфиры с бриллиантами, который она в первый раз увидела на мне, когда мы пошли на одну богатую еврейскую свадьбу. Знаете, что я ей ответила? Нет, моя милая, имей терпение. Я еще пару раз одену его, а потом уже дам тебе. Я же не могу сразу все ей отдать! Коробочка пустой окажется. У нас было пианино Берштейн, - она как всегда перебегала с одной темы на другую без всяких переходов.- Там мой отец прятал драгоценности, о которых только я не знала в силу своего непомерно длинного языка и болтливости. Ведь в школе учителя учили нас рассказывать обо всем, что дома говорили родители, а особенно если это касалось золота и маленьких прозрачных камешков или монеток, на которых был высечен профиль царя. Мои родители говорили между собой на немецком, чтобы мы ничего не поняли. Когда мать в окне видела, что отец подходит к дому, она сразу же ставила патефон, вальс Штрауса. Знаете, он звучит в моих ушах, я его слышу совсем, как тогда.- Она замолчала на мгновение, прижав обе руки к ушам, словно надеясь удержать там то ли божественную музыку великого композитора, то ли сладкие воспоминания. –Но нет, я не должна плакать. - добавила она, споря с нахлынувшими чувствами. -Мы, дети, садились на пол, а мама в длинном красивом платье шла открывать дверь. Мы замирали в ожидании представления. Отец, едва переступал порог дома, подхватывал ее и они начинали кружиться в танце. Только подол платья касался начищенного парафином деревянного пола, а они, казалось, парили в воздухе. Ах! Как они танцевали! У мамы была ярко- красная помада. Отец любил этот цвет.
Изольда перебегала с одной темы на другую. Воспоминания давили на нее. Как- то Лариса спросила ее -рассказывает ли она все это своей дочери?
-Что вы, милочка? Зачем же я буду морочить голову моей крошке? Она ничего этого и не знает. Мой отец рисовал прекрасно. На границе у него отобрали портрет Екатерины Большой. Правильно я сказала? А, Великой! Хорошо. Так вот он пытался доказать, что сам рисовал, но ему не поверили. У меня здесь тоже было пианино, но мой дорогой и безмозглый муж продал его, чтобы расплатиться с долгами. Я ему сказала:- У меня нет образования, но я знаю, как надо жить, а у тебя университетское образование, но от этого нет никакого толку.

На следующий день погода резко изменилась. Уже ночью Лариса проснулась от сильного ветра, который подвывая и постанывая, пытался втиснуться в крохотную щелку в окне. В любую погоду она оставляла окно открытым, говоря себе, что не может заснуть без свежего воздуха, даже когда за окном было далеко за минус.
В это утро она бегала по квартире в поисках перечаток и шапок, которые с поздней весны были проветрены и упакованы в целофановые мешки.
-Мальчики, быстрее собирайтесь!- торопила она детей.- Пожалуйста, одевайтесь потеплее. Сегодня очень холодно.
-Мам, а ты вытащила теплые колготки для Армена? Он маленький мерзляка, ты уж его потеплее одень, а то до школы не дойдет. -донесся до нее голос Артема, который наводил красоту в ванной комнате. Наводить красоту для него означало намазать гелем волосы, чтобы они еще больше были похожи на иглы обиженного ежа или даже дикобраза, которому медведь нечаянно наступил на лапку.
-Сам ты мерзляка. - засопел младший. -Это для тебя сейчас мама достанет теплое трико с начесом, чтобы ты его под брюки надел, как в Союзе. 
-Слушайте, может хватит с утра! -пыталась урезонить их Лариса. -Целыми днями вы ругаетесь, как две старые бабки. Надоело слушать ваши глупости.
-Понял, балбес! Маме надоело тебя слушать.- снова начал старший, боясь, что вдруг последнее слово останется за младшим братом.
-Да нет, это ты как всегда ничего не понял. Старая бабка- это ты. Что здесь не понятного? - сделал круглые глаза Артем.- Удивляюсь, как ты вообще в школе учишься, но думаю, что скоро вылетишь, здесь для тех, кто без мозгов работу хорошую предлагают-  мусорщиками на машинах. Там только длинные руки нужны, чтобы мешки забрасывать. Ну а зарплата- класс! В Союзе тоже ассенизаторы всегда на деньгах сидели- золотое дно, воняет правда, но ничего, деньги не пахнут.
-Так все! -громко сказала Лариса. -Кошка сдохла хвост облез, кто промолвит тот и съест.
Эта фраза, с успехом прошедшая испытание временем, продолжала действовать, несмотря на то, что ее мальчики давно перешагнули сложный подростковый барьер. Видно, детские впечатления все- таки оказались достаточно стойкими. По крайней мере, в квартире наступала долгожданная тишина. Ну а за десять минут, за которые надо вытащить вещи и собрать детям завтрак, она, наверное, успеет сделать все необходимое. Вспомнилось, как у О' Генри двое несостоявшихся киднапистов тоже просчитали, что за те десять минут, пока отец маленького вождя краснокожих сможет удержать своего мальчика, они смогут добежать до канадской границы.
Она уже пересекла однажды этот заветный кордон.

Когда позвонил Фредерик, Лариса, чтобы не заметили мальчики, взяла трубку и закрылась у себя в комнате. Всякий раз, когда она говорила с ним, ей казалось, что она обманывает своих детей и предает память Самвела, но мягкий и доверительный голос ее нового знакомого, его ненавязчивое и удивительное чуткое отношение к ней, тактичность и уважение, которое скользило во всем, постепенно снимали скованность. Ей так нравилось слушать его, особенно славно он смеялся, словно ребенок- искренне и правдиво.

К Рождеству выпал первый снег, зависая нетронутым ковром на голых ветках деревьев и зеленых пушистых елочках. Спешили и торопились люди с многочисленными пакетами, сумками и коробками в руках. На каждой плазе стояли переливаясь мишурой искусственные елки. На одних сверкали ярко- красные шары, отражаясь в огоньках разноцветных фонариков, на других среди пушистых зеленых веток искрились засушенные ломтики апельсинов, нарядные бусы и еловые шишки, чередуясь с праздничными прозрачно- золотистыми и алыми бархатными бантами, на посеребренных иголочках лежали комочки искрящейся ваты, так похожей на снег в свете луны.               
Больше всего Лариса любила эту новогоднюю лихорадочную толчею, ощущение праздника и ожидания чуда Она всегда мечтала встретить Новый год в лесу, в маленькой избушке, в которой попыхивает и потрескивает огонь в печи, а за окном таились непривычная тишина, да мохнатые и укрытые снегом ели, высокие голубые с сиреневой тенью сугробы, да крохотная тропинка, освещаемая мутным лунным светом. Только где в Средней Азии можно было найти голубые запорошенные снегом ели, когда на празднование Нового года она иногда шла в черных легких туфлях и плаще? Это была, как говорила ее подруга Марина- мечта сумасшедшего. А может это навевалось теми детскими песенками, которые пели в садах и школах все советские ребятишки- «В лесу родилась елочка, в лесу она росла. Зимой и летом стройная, зеленая была...»?
Но сейчас ей было не до елочек и не до песенок- народ выбирал и покупал подарки, не давая даже ей возможности выпить баночку сока за день.
Вечером, едва Лариса, уставшая от длинного и тяжелого рабочего дня  перешагнула порог квартиры, раздался звонок телефона. Мальчиков дома еще не было. Даже не сбросив с себя пальто, она взяла трубку.
-Добрый вечер, Лора. - раздался такой знакомый мягкий баритон. -Вы уже пришли с работы? Устали? Я слышу это по вашему голосу.
-Да, немного.- быстро согласилась она, подумав о том, всегда ли она могла распознать чувство усталости по телефону.
-Завтра вы не работаете?- это было утверждение, которое она тут же опровергла.
-К сожалению, работаю. Доминик попросила заменить ее.
-О, нет, не может быть! -огорчился Фредерик. -А я хотел предложить вам поехать с нами за город, прямо сейчас. Мои друзья сняли чудесный уютный домик в абсолютной глуши. Туда даже медведи не забредают. Знаете, такое дикое, но прекрасное место. Вы могли бы послушать настоящую лесную тишину северной страны, погулять, закутавшись в теплую накидку, подышать чистым лесным воздухом. Лора, от этого невозможно отказаться! Попробуйте сделать что- то!- настаивал он.- Поговорите с ней!   
Она замерла от такого предложения провести Рождество в лесу, среди сугробов и вековых елей, в маленькой деревянной избушке, которая отапливается сухими, трескучими дровами, заготовленными с осени. Только сегодня она подумала об этом и вот... Он сказочник! Но действительность оказалась суровой, как и весь Север Канады. Лариса уже пообещала Доминик, да и мальчишек своих она не может оставить одних на Рождество. Никакого просвета, чтобы изменить ситуацию.
-Действительно жаль. - искренне ответила она. -Я никак не смогу, но в любом случае, спасибо. Это было так заманчиво. – тихо добавила она.
-Я хотел доставить вам немного радости и показать настоящее квебекское Рождество. Мне обидно, но я, наверное, сам виноват. Мне надо было договориться с вами заранее, правда, с мальчиками вашими было бы посложнее, все- таки компания собирается взрослая, но я был уверен, что вы сможете поехать.
-Я работаю, а значит не смогу.- отрезала она самой себе все пути к размышлению. Да и зачем расслабляться? Зачем мечтать о том, что совершенно не реально? Она много хорошего видела, наверное, жизнь отпустила ей в молодости все по полной программе, а теперь надо думать о сыновьях. Ее поезд давно сошел с рельсов.
-Грустно. - ответил он. - Я позвоню вам на Рождество, если вы не против.
-Конечно, звоните. Веселого Рождества!- Лариса повесила трубку, задумавшись над тем- какие же счастливые должны быть все те люди, которые собираются и едут в отдаленные дома, в глубину леса, где можно остановить быстрый бег времени, где соревнуются в своем совершенстве простота и чистота, где можно забыться, словно снова попав в далекое и сладкое детство. Но даже если бы она и не работала завтра, разве она оставила бы своих мальчиков одних? Праздник -то семейный! А у них кроме нее никого больше нет на этом свете, как, впрочем, и у нее.
На следующее утро она открыла магазин пораньше. До Рождества уже оставались считанные часы, многие, не успевшие запастись подарками для родных и близких заблаговременно, спешили с утра в магазины. Выручка в эти дни покрывала недельную, а иногда и двухнедельную продажу. Лариса валилась с ног. Не потерять бы голову. В маленький короткий перерыв она с трудом успела набрать домашний номер телефона. Трубку поднял Артем.
-Алле. Че надо?- лениво пробурчал он.
-Сын, разве так разговаривают?- пыталась отдернуть его Лариса.
-Да ладно, мам, я пошутил. - звонким голосом воскликнул он.- Я же знаю, что это ты. Вот и твой номер высветился. Просто дурачусь. Да мам, я хочу тебе сказать, что мы с Арменом сегодня вечером пойдем на дискотеку. Ты не против?
Лариса на мгновение задумалась. Значит, на Рождество ей придется остаться одной? А она -то думала провести его со своими мальчиками... Ну что ж, этого и следовало ожидать. Дети выростают и разбегаются, разлетаются, как птицы из гнезда. Осень значит наступила уже, осень ее жизни, а она все старалась ее не замечать.
Сын, не понимая причину ее молчания, продолжил: - Мам, да и ты от нас немного отдохнешь. А?
-Конечно, Артем, идите. - согласилась она. -Только я надеюсь, вы не очень поздно придете?
-Да мы тебе позвоним. Ты не волнуйся. Это русская дискотека, послушаем немного русских песенок, потусуемся, попьем водочки.
-Что?- она даже не успела возмутиться, как сын тут же добавил, смеясь над ее непонятливостью:
-Мать, ну какая же ты старая. Да кто же нас там будет водкой поить? Мы же не в Союзе, не забывай. Здесь водочка - удовольствие дорогое!
-Ну, Артем, так не далеко меня до инфаркта довести, мой мальчик.- возмутилась она.
-Знаешь мам, иди к своим клиентам лучше. - чужим голосом проговорил сын.- Тебе с ними проще и понятнее, чем с нами, а с тобой не приколоться, не посмеяться. Ты все всерьез принимаешь. Если мы не увидимся, то с Рождеством тебя!
Он повесил трубку, но она не успела даже задуматься над его словами.
Люди подходили и спрашивали подарки для своих близких, уточняя размеры, интересуясь тем- можно ли поменять после праздника, если вдруг не подойдет. Брали уже все подряд в страшной спешке. А перед самым закрытием, когда она уже падала от усталости,  позвонила ее напарница.
-Лора, привет, как сегодня? Много работы было? Это нормально. После праздника отдохнешь, не переживай. Сейчас они все свои сбережения потратят, а потом месяц- два ничего покупать не будут. Выспишься, гарантирую. Да, спасибо тебе за то, что выручила. Я ведь уезжаю за город. Мы на несколько дней сняли шале. Хочется подышать чистым холодным воздухом, да на лыжах покататься. Ладно, я поздравляю тебя, моя дорогая. Ты нашла маленький презент, который я тебе оставила в тумбочке? Понравился? Ну, все, целую. До встречи после Рождества.
Уже в последние минуты, перед закрытием магазина, когда Лариса подсчитывала выручку, краем глаза она увидела Сержио. В этот раз он был на плазе не один, рядом с ним шел высокий мужчина лет 45. Он напомнил Ларисе Алена Делона, который по негласному утверждению всех советских женщин считался эталоном мужской красоты. У него были правильные черты лица, длинные, темные волосы, зачесанные назад, большие синие глаза, тонкие нос и крохотная ямочка на подбородке. Все в нем- от итальянских ботинок на тонкой подошве до отглаженных брюк из английской шерсти, от тонкого манжета белоснежной рубашки до лайковых перчаток, небрежно покоившихся в холенной руке, от поднятого ворота кожанного плаща до циничного и цепкого взгляда выдавало надменность и полное презрение ко всему окружающему миру. Зато особенным внутренним огнем сияли глаза Сержио. Он был счастлив настолько, что даже проходя мимо бутика, посмотрел на Ларису и только чуточку пошевелил пальцами в виде приветствия, не более того, не желая нарушать своего благодушного настроения. Он получил свой желанный новогодний подарок!
Домой она шла медленно. Руки надрывались под тяжестью  пакетов из продовольственного магазина, куда она успела заскочить в последнюю минуту. Из одного пакета торчала бутылка красного вина. Шампанским она не успела запастись, да и с кем его пить? Не Тину же тащить в гости.
Она купила готовые салатики в пластиковых упаковках, сыр, конфеты, немного винограда, свежий батон, шоколадные печенья, фрукты, овощи, копченную рыбу.
Под ногами похрустывал свеже-выпавший снег. В свете вечерних фонарей, все вокруг казалось сказочным и необычным, особенно когда на улицах было мало народу. Где- то в окнах, сквозь приоткрытые портьеры  были видны накрытые столы с хрустальными фужерами, переливались волшебным светом наряженные елки, гирлянды цветов. Желтый матовый свет от уличных фонарей падал на летящие с низкого сумрачного неба снежинки, создавая иллюзию ирреальной жизни. Едва слышимая музыка, смех, радостное веселье создавали ощущение прикосновения к таинственному, доселе незнакомому. Да, впервые ей предстоит встречать Рождество одной. Может быть хоть мальчики позвонят, чтобы нарушить ее одиночество?
Она вошла в подъезд. Удивительно, что Тины не было видно в окне, как и не было слышно запаха вареной селедки. Китайцы, видно, сменили меню на этот вечер, хотя, насколько она помнит, новый год у них наступит только в феврале.
Лариса отворила дверь и вошла в квартиру. Тихо, как в склепе. Она, не раздеваясь, включила свет и сразу же телевизор, чтобы заполнить образовавшуюся тишину любыми звуками, а потом только занесла на кухню сетки и пакеты. Мальчики прибрались в квартире, таким образом видно, они решили поздравить ее с праздником. Ну что ж, это тоже не плохо. Она поднялась наверх, переоделась, убрала рубашку, которую оставил на кровати Армен, зашла в душ, чтобы смыть под потоками горячей воды дневную усталость и грусть принизывающего одиночества, затем спустилась вниз. На ней была теплая шерстянная юбка, привезенная еще из Союза и мягкий фиолетовый свитер с вышитой веточкой сирени, вместо нежных лепестков там красовались выкрашенные пучки заячьего меха, на ногах зимние, со светлым мехом домашние тапочки. Она переключала программы, надеясь наткнуться на что- то интересное, но кроме Макколея Калкина в фильме «Один дома», да каких-то старых фильмов, ничего интересного не было.
Зазвонил телефон, но пока она дошла и подняла трубку, уже был отбой. Она присела на стул. Лень обволокла, словно липкой паутиной ее уставшее тело.
В Союзе обычно не отмечали католическое Рождество, праздновали только встречу Нового Года. Когда Лариса встречала свой первый Новый год и Рождество в Канаде,  она, наивно подчиняясь старой, доброй привычке, переключала каналы в поисках традиционных передач, пока кто- то из старых обывателей не подсказал ей тщетность попытки. Так отмечать праздники, как это было во времена ее юности, наверное, уже никто никогда не будет, по крайней мере здесь, за океаном. Теперь только в памяти оставались праздничные концерты, да новогодние огоньки, когда на экранах можно было увидеть любимых актеров, певцов и юмористов, посмеяться над свежими анекдотами и забавными шутками, которые на следующий день будет повторять вся страна. Многие так и сидели до утра перед телевизором, потому как передачи были одна интереснее другой. Да и кто спал на новогоднюю ночь? Во всех окнах горел свет, на столах красовались салаты- оливье и шуба, на тонких фарфоровых тарелочках золотистым бочком сверкали тонкие шпроты, на овальных блюдах соседствовали соленные помидоры и огурцы в гирлянде зелени, рядом желтыми бочками прикасаясь, укладывался сыр с дырочками и тонко нарезанная колбаса салями, а с кухни по всей квартире разносился аромат праздничного пирога, к которому примешивался запах хвойной елки. На высокой новогодней красавице поблескивали искрящиеся немецкие игрушки- настолько тонкие и прозрачные, нежные и совершенные, что казалось, чуть задень их и они лопнут прямо в руке. Но главным было не это постоянство изобилия, не бутылка запотевшей водки, и не шипучее шампанское, а общее праздничное настроение, которое объединяло в этот момент весь Союз от Москвы до самых до окраин, всю империю социализма. Замирали, услышав звон колоколов на Спасской башне Москвы, а затем, после боя часов, взрывалось дружное «Ура!!!»
Здесь, в Канаде, никто не ворвется с хлопушкой или бутылкой шампанского в дом соседа. Здесь каждый веселится сам, в одиночку, как и сам решает все свои проблемы. Поплакаться в жилетку не полагается и на вопрос «Comment ;a va?», ответ всегда был у всех один- Все хорошо, прекрасная маркиза, все хорошо, все хорошо...
Даже если грусть в глазах, если пусто на душе, даже если отчаянно хочется плакать. Возня на кухне отвлекла ее от грустных размышлений. Она поставила на стол салатики, вытащила бутылку вина, закуску, зелень.
-Хорошо, что я успела вчера запечь в духовке курицу.- подумала она, заглядывая в холодильник, но оказалось, что от вчерашней птицы ей остались лишь два крылышка. Дети не любили грызть косточки, они предпочитали белое мясо. -Значит, мальчики не голодные ушли на свою дискотеку. Это тоже хорошо. -успокоила она сама себя. В окно было видно, как к дому подъехала машина.
-Гости собираются. -без зависти подумала она.- Так и должно быть. Люди должны веселиться. Может позвонить Тине? У нее сын уехал со своей подружкой во Флориду на рождественские каникулы, а она об этом узнала на следующий день от соседки. Получила свой рождественский сюрприз.
Лариса вздрогнула, когда вновь раздался телефонный звонок, но она вздрогнула еще раз, когда подняла трубку и услышала знакомый голос. Это был Фредерик.
-Как? Вы?- она искренне была удивлена. -Но вы же сказали, что уезжаете за город с друзьями? А как же тишина и голубые ели? Или там было шумно, а все ели оказались срезанными для праздника?
-Я только что приехал оттуда... нет, не правда, - добавил, словно оправдываясь перед самим собой, я уже даже успел навестить одну даму. Она живет недалеко от вас. А тишина, знаете, Лора, она тоже разная бывает. А, кстати, где ваши дети? У вас тоже так тихо... Ах, на дискотеке? -Лора только улыбнулась краем губ, почувствовав сквозь решето мембраны явное оживление в его голосе. - Так вы одна? Значит, я не зря приехал и тем более не зря позвонил. Лора, если вы мне позволите, я сделаю вам одно маленькое предложение, так знаете, экспромтом. Вы набрасываете на себя пальто и мы едем ко мне прямо сейчас. Просто посидим, попьем шампанское, все- таки Рождество, хотя я знаю, что в России его отмечают 7 января. Не так ли?
Она почти наяву увидела его довольное лицо и улыбку, которую он и не пытался спрятать в своей густой бороде. Не забыл все то, что она рассказывала ему о России.
-Так. –тоже улыбаясь в трубку, ответила она, радуясь уже тому, что в эту минуту была не одна. Одиночество, все-таки, хорошо в меру.
-Ну, тогда скажите, сколько времени вам надо, чтобы собраться?
-Но разве я сказала, что согласна ехать? - задала она вопрос, зная заведомо, что просто оттягивает минуту, когда все равно должна будет принять его предложение.
-Верно, не говорили.- быстро согласился Фредерик. -Но я вернулся именно для того, чтобы не оставлять вас на Рождество одну. Да и потом я подумал, что мне действительно очень хочется провести этот вечер именно с вами. Только не подумайте, ради бога, что я большой эгоист.
Она молчала, обдумывая ситуацию. С одной стороны ей захотелось забыться и позволить себе эту маленькую оплошность, но с другой стороны ее удерживало чувство ответственности перед детьми, хотя они уже давно, наверное, веселятся без нее.
-Лора, -продолжил Фредерик, не обращая внимания на ее нерешительность. - Выслушайте мое предложение. Я вам даю пять минут, но если уж очень хотите, то шесть на то, чтобы вы набросили на себя пальто, шапку и сапоги. Я вас жду на улице, прямо напротив вашего дома. Если вас не будет через семь минут (он добавил еще одну минуту на макияж, подумала Лариса), то я громко стучу в дверь. У вас нет в подъезде запасного черного выхода, чтобы вы смогли от меня убежать?
Она рассмеялась, пряча таким образом свою нервозность.
-В конце концов, он меня не изнасилует и не убъет. Ну не похож он на Джека- потрошителя. - успокоила она себя. -Я оставлю моим мальчикам его номер телефона, хотя и постараюсь вернуться до их прихода. Ну посижу два часа и приду домой.
Она лихорадочно забежала на второй этаж, открыла настеж шкаф и быстро выбрала одежду. Оделась за три минуты, вытащив новые колготки и пару выходных золотистых испанских туфель, которые привезла еще с Союза. Ни разу она их не одела в Канаде- некуда было, да и в кроссовках здесь было удобнее и проще. Махнула кисточкой для ресниц, щеткой расчесала волосы, быстрым движением уложив их крупной заколкой. Последним штрихом был мазок розовой помады с перламутром. Прошло ровно семь минут. Ей можно было служить в советской армии, хотя какое счастье, что не пришлось... 
Лариса так и оставила на столе легкие закуски, бутылку вина, да два одиноких куринных крылышка, уносимая в холодную вечернюю стужу энергией своего странного знакомого. Сейчас ей было не до этих мелочей...
Дик встретил ее с доброй улыбкой, если так можно назвать ту искреннюю собачью радость, которую он ей оказал. Он облизал влажным языком ей руки, а затем уселся возле ее ног, пока она с любопытством рассматривала зал. В доме было до того холодно, что казалось, здесь со времен покорения Нового Света никто не жил, но Фредерик быстро разжег огонь в камине, отчего тепло медленно расползалось, обвалакивая стены и потолок. Фредерик вышел на кухню. Лариса хотела ему помочь, но он не позволил.
-Вы наработались сегодня, а я пол- дня отдыхал. - сказал он. -Да потом я и не собираюсь устраивать грандиозный прием, только легкие закуски, просто немного для того, чтобы посидеть, поговорить. К тому же, повар я честно говоря никакой. Вы лучше походите по дому, Лариса, посмотрите, Дик с удовольствием будет сопровождать вас. Правда, это не мой дом, но временно я проживаю в нем на правах хозяина. Включите музыку, диски вон там. Словом, делайте, что хотите. Вам все разрешено. Хотя, дом и не готов к празднованию Рождества, но мы уж что -нибудь придумаем.
Лариса согласилась в первую очередь потому, что действительно устала и вставать к плите, а тем более в чужом доме копошиться в шкафах в поисках кастрюлек и посуды ей действительно не хотелось. Лучше уж просто пожевать дежурный бутерброд, пусть даже и на Рождество.
Она обошла гостинную, разглядывая деревянные скульптурки и маленькие фотографии в металлических рамках. В углу стоял невысокий массивный шкаф- пенал из темного дерева, в котором громоздилась посуда. Фарфоровые чашки чопорно примостились на блюдцах, большие тарелки степенно и с достоинством удерживали вес всех своих маленьких собратьев, а изящные блюда на специальных медных подставках отражали веселый огонь камина на своих ажурных золотистых каемках.
На двух диванах, которые слегка соприкасались углами, лежали горы гобеленовых подушек. Из комнаты можно было выйти в коридор или спуститься в бейсмонт. Она выбрала первое. Дик ее сопровождал, отставая от нее на пол- шага. Когда она вышла в коридор, ей показалось, что Фредерик с кем -то разговаривает по телефону. Она прислушалась, но кроме хлопанья дверцы холодильника, да жужжанья микроволновой печи, больше ничего не долетело до ее уха. Она мельком заглянула в спальню, в кабинет, где повсюду лежали книги и журналы, зашла в ванную- маленькое чудо бледно- розового цвета с зановесочками, ковриками, полотенчиками разных размеров и искусственными цветами всех оттенков розового и сиреневого. 
За то время, что она отсутствовала, Фредерик сделал чудо. На белоснежной скатерти в противоположных концах стола стояли два прибора из синего королевского сервиза в окружении высоких хрустальных фужеров и серебряных с позолоченными вензелями вилок и ножей. Несколько бутылок с вином, тарелки с сыром, тонко нарезанные ломтики лимона. Только посередине стола было пусто. Лариса подумала, что лучше было бы поставить приборы поближе, чтобы не было ощущения странной пустоты среди этой холодной роскоши, но ее мысли перебил настойчивый и длинный звонок в дверь. Фредерик, который смотрел на нее загадочными глазами, с улыбкой мелкого, но достаточно хитрого мошенника, извинился и быстро вышел.
Камин, ажурная дверца которого была приоткрыта, уже разнес по комнате приятное тепло. На Ларису с молчаливым любопытством взирали бронзовые и деревянные фигурки, расположенные в хаотичном порядке на темно- розовой мраморной каминной полке. Они были давними хозяевами этих покоев, но привыкшие к тишине и спокойствию, каждого нового гостя встречали не очень дружелюбно, но холодно- вежливо, словно настоящие английские аристократы.
Лариса уже не дрожала от холода, наслаждаясь теплом от сухих дров. Она еще не успела подумать о том, кто же это мог позвонить, как Фредерик уже вносил в комнату разложенные на подносы мясную снедь вперемежку с гарнирами. Отдельно лежали морепродукты, норовя своими прохладными хвостами попасть в маленькие баночки с соусом, а в салатницах высились горкой салаты.
-Ничего себе скромненько!- с восхищением подумала она. Теперь на середине большого стола, который только недавно белел девственной чистотой, не было места даже для солонки. -Это называется у него легкими закусками? Но вслух она сказала:- Настоящий рождественский стол. Так красиво, как в сказке!
-Я хотел подарить вам красивый Рождественский вечер! И знаете, Лора, я даже рад, что вы не поехали за город. Не удивляйтесь! Я по натуре -гедонист. Стараюсь во всем всегда находить хоть каплю положительного. Вот ведь и в городе можно чудесно провести этот вечер. Не так ли? Прошу вас к столу! Я действительно люблю готовить, я вам говорил об этом, но только летом, во дворе, на сухих дровах, поэтому сегодня я заказал еду в ресторане. Вы уж не взыщите. Хотя я сам гурман, но иногда приходится подстраиваться под обстоятельства. Я надеюсь, вы не очень обидитесь на меня? Поверьте, мне очень хотелось увидеть добрую улыбку на ваших губах. Она у вас такая чистая и красивая. Здесь, знаете ли, все улыбаются, натягивая улыбку на лицо, это так принято, а у вас она идет от вашего внутреннего состояния. Это видно, поверьте мне. Я думаю, что все ваши клиенты вас за это и любят.
Лариса слушала его и чувствовала, как ее щеки заливает румянец, как в детстве.
-Ну вот скажите, - продолжил он, раскладывая на столе тарелки, -разве они не приходят только для того, чтобы с вами поговорить?
-Почему вы так думаете? –спросила она, в душе сознавая, что он совершенно прав. Многие ей именно так говорили, но как он это смог понять, не видя никогда ее клиентов?
-А разве я не прав? Прав, конечно. Вам просто неудобно об этом говорить. Да и я бы тоже приходил на вашу плазу, чтобы лишний раз вас. увидеть Ну мы еще поговорим об этом, а пока давайте- ка за стол. Лора, скажите, какое вино вы предпочитаете?
Ларисе стало стыдно. Она никогда не была большим ценителем вина.
-Попробуйте вот это, -сказал он, -верю, оно вам понравится. -Фредерик не заметил ее волнения и, откупорив высокую бутылку, налил красного вина себе и ей.
-Вы не против, если я включу музыку? – спросил он.
-Конечно, конечно. -Для такой романтичной обстановки не хватало только классической музыки, чтобы почувствовать себя, как в сказке. В пламени высоких свеч, которые Фредерик зажег в двух серебряных подсвечниках, волшебным блеском освещались грани и резьба на стенках хрустальных фужеров с золотым ободком. Отблеск огня попадал на острие вилок и ножей, стремительно перебегая по золоченной кайме дорогого фарфорового сервиза. Колеблющееся пламя отражалось в бардовой густоте французского вина и только маленькие фигурки на каминной полке продолжали бесстрастным и холодным взглядом смотреть на них, несмотря на убаюкивающее тепло камина.
Легкая музыка навевала грусть. Как же давно она не чувствовала себя так уютно. Лариса прикрыла глаза, ощущая тепло камина на своей щеке. На мгновение ей даже показалась, что все, что творится вокруг- это радостный и странный сон. Нет проблем, обязанностей, ежедневной рутины и, главное, некуда не надо спешить и торопиться. Все растворилось в тонком прозрачном облаке, которое поднималось от белоснежных свеч.
Они начали трапезу и Фредерик, подавая ей еду и галантно ухаживая, рассказывал о том, как он провел время в деревне.
-Дом, который сняли мои друзья, очень уютный, правда, расположен далеко от дороги, от цивилизации. Всюду, куда не бросишь взгляд, только снежные поля, холмы и деревья. Ни одной проложенной тропинки, кроме той, по которой мы все в разное время приехали. Но какая там тишина, Лариса! Тишина, в которой мы так нуждаемся. Я же говорил вам- такую вы нигде не сможете послушать. Вчера вечером я гулял там по нехоженным тропам, размышляя  в одиночестве о вечности. Мне хотелось спорить, доказывать, объяснять, но никто, кроме белок, да редких птиц, которые остаются зимовать, не слышал меня. Мой собственный голос отдавался эхом от раздолья, от снежной тишины и покоя. Лора, возьмите вот это, я уверен, вам понравится. - предложил он ей аппетитно- поджаренный кусок мяса, отвлекаясь от рассказанного. -Не забудьте, к нему очень хорошо подходит вот этот острый соус.
-Столько съесть невозможно.- пыталась вскоре  возразить Лариса. Она уже наелась, но глаза, которые смотрели на изобилие, готовы были уговорить желудок разместить там еще что- нибудь. -Все такое вкусное. И это по вашему так называемые легкие закуски? - не удержалась все- таки она от каверзного вопроса.
-Мне хотелось оставить в вашей памяти красивое воспоминание о проведенном Рождестве. Мне кажется, что пошел снег. -сказал Фредерик.
-Вы так думаете? –игриво спросила Лариса.
От обильной и вкусной еды, вина, тепла ее разморило, ей захотелось прислонить голову на мягкую диванную подушку и закрыть глаза.
Фредерик подошел к окну и раздвинул длинные тяжелые занавеси, пропуская в комнату таинственный вечерний полумрак.
-Посмотрите, Лора. Я не ошибся.
Лариса тоже подошла к окну. В  слабом мерцании уличных фонарей кружились пушистые белые снежинки, покрывая землю тонким белым ковром.
-Вы, наверное, слушали прогноз погоды на сегодня!
-Нет, Лора, я чувствую это, а потом природу не обманешь. На Рождество должен идти снег.
-Да, вы правы. В этот сказочный вечер так и должно быть. Я очень любила одну песню...- вдруг проговорила она. -Когда я вижу снег, вот такой, как сегодня, мне хочется петь.
-О! Это чудесно! Спойте...- попросил он, а она вдруг и не стала кокетничать и неожиданно для себя чуть слышно запела, ничуть не смутившись его взгляда.
Снегопад, снегопад, не мети мне на косы...
Не стучись в мою дверь, у ворот не кружи!
Снегопад, снегопад, если женщина просит,
Бабье лето ее торопить не спеши.
-Продолжайте, пожалуйста. - Он вдруг заговорил с ней по- английски, тихо-тихо.
Даже Дик поднял голову, словно прислушивался к незнакомым словам песни. Лариса пела свою любимую песню, ту, которую исполняла когда- то Нани Брегвадзе, а Фредерик слушал, пытаясь понять незнакомые слова.
-Я еще разобьюсь о твою неизбежность,
голубая метель запорошит мой дом...
Я прошу, снегопад, не заснежь мою нежность,
не касайся любви леденящим крылом!
За окном кружили в вечном танце снежинки. Небо, казалось зависло прямо над крышей дома, протяни руку и коснешься серого облака, из которого, как из решета падали на землю кружевные снежинки. Фредерик дотронулся до ее плеча, на котором лежала прядь непослушных волос.
-Вы чудесно поете, Лора. Эта песнь о любви? Не так ли?- спросил он. Она только кивнула в ответ. В голове был сумбур, она не знала чего ей хочется больше в эту минуту- плакать или смеяться.
-Только о любви могут быть написаны такие красивые песни. –шептал он ей в ухо, а его тонкие пальцы нежно и осторожно косались ее волос, шеи, словно боясь вспугуть нежную трепетную лань. Лариса почувствовала, как приятная истома разлилась теплом по телу, легкие иголочки закололи под лопаткой. Аромат мужских духов, которые ей так понравились в прошлый раз, когда они танцевали в кафе у Мишелин, щекотал ноздри.
Как давно она не чувствовала прикосновения мужчины. Сколько лет она старалась не думать об этом, отбрасывала от себя разгульные мысли, держала в руках свое воображение и чувства. Она считала, что у нее есть дети и она должна прежде всего помнить о них, не имея больше права ни на любовь, ни на личную жизнь, ни на что- то другое. Детям надо помочь подняться, а она уже прожила свою жизнь, тем более, что после Самвела она и не встречала настоящих в ее понимании, конечно, мужчин. Он продолжал занимать в ее жизни столько места, что кроме детей для других там уже просто и не оставалось свободного пространства.
Но что же с ней происходило сейчас? Почему она не отбросит его руки, которые так нежно обнимают ее? Почему она разрешает целовать себя?
Теплые и мягкие мужские губы целовали ее лицо, глаза, мочки ушей, коснулись уголков ее дрожащих и пылающих губ.
Тихо звучала музыка и только любопытные уличные фонари насмешливо заглядывали сквозь приоткрытые шторы. Им лучше всех было видно, что происходило в домах и они любили подсматривать. С высоты своих башенок они с интересом разглядывали убранства комнат, освещенных бликами пламени камина или напольных ламп, хрустальных люстр или маленьких стенных бра, которые разбрасывали повсюду яркие блики света, подхватив его на свои искрящиеся чистотой грани горного хрусталя, фонарики были немыми свидетелями человеческих перепитий. Медленно падал пушистый снег в рождественский вечер, покрывая пушистым ковром замерзшую землю.
Сквозь щелки окон и дверных проемов в дома и квартиры неслышно проскальзывало католическое Рождество. Оно дарило людям праздник, радость и, главное, веру в лучшее. Человек живет надеждами...
Лариса вздрогнула от резкого звонка телефона. Фредерик на мгновение отстранился, услышав звонок, но его руки все еще продолжали крепко держать ее, а несколько ее длинных рыжих волосинок зависли на его бороде. Она глубоко вздохнула, сбросив напряжение и сдерживая биение сердца.
-Жаль, что я не отключил его. - тихо произнес Фредерик, а телефон с завидной настойчивостью продолжал звенеть.
-Возьмите трубку.- попросила Лариса.- Пожалуйста.
Фредерик посмотрел ей в глаза, которые только секунду назад целовал и послушно направился в кухню, где на подвесной полке находился аппарат. Через секунду он вышел с трубкой в руке:- Лора, это вас. Ваш сын.
Рождественская сказка закончилась, так, впрочем, и не начавшись. Реальность быстро поставила все на свои места. Оказалось, что младший сын все- таки выпил на дискотеке и ему теперь плохо.
-Мама, ты приезжай побыстрее.- попросил Артем.- Мы дома, но я не знаю, что с ним делать.
-Я буду через пять минут.- бросила Лариса и обернулась к Фредерику, чтобы попросить его отвезти ее домой.
-Я понял все.- улыбнулся он. -Я услышал слово минута. По- русски оно звучит так же. Жаль, мне очень жаль, что вы уезжаете, но я вам признателен за то, что вы не оставили меня одного на Рождество. Вы торопитесь, я это вижу по вашим глазам. Лора, у вас они такие красивые, что в них хочется утонуть, но только почему в их глубине я часто вижу грусть, даже когда вы улыбаетесь? Нет, нет, я не буду вас задерживать, я понимаю ваше состояние, но вы мне должны пообещать, что ответите когда- нибудь на этот вопрос. И на многие другие, которые мне очень хочется задать вам. Поверьте, мне очень хотелось вас развеселить, сделать приятное...
Он подошел к двери, приоткрыл ее, впустив сноп холодного ветра и снега, и, вытянув руку, нажал кнопку пульта. Машина с приятным урчанием включилась.
-Ну вот и все. Мы можем одеваться. Я не хочу, чтобы вы сидели в холодной машине. Но подождите! - громко сказал он, спохватившись, когда увидел, что Лариса уже набрасывает пальто.- Ваши мальчики пришли домой, а вы их не ждали. Может быть они голодные, а я столько еды заказал. Пожалуйста, -умоляюще попросил он, -возьмите это с собой. Я быстро все упакую, вот, смотрите... Это займет всего нескольких минут.
Она даже не успела ответить ему, как Фредерик уже складывал в бумажные и пластиковые пакеты мясо со стола, овощи и соусы в маленькие баночки.
-Знаете, Лора, все дети любят еду, приготовленную чужими руками. – говорил он, аккуратно складывая продукты.- Я тоже, когда был маленьким, предпочитал питаться у тетки. Моя мать даже готовила еду и относила к ней, чтобы та меня покормила. Я ел и потом выговаривал своей матери, что она не может готовить так вкусно, как Мадлен. Только будучи уже взрослым я понял, что родители шли на все ухищрения, чтобы только накормить меня. Я много болел в детстве, да к тому же был один ребенок на три семьи. Они все любили меня и баловали. Детство все- таки самый лучший период в жизни. Не так ли?
-Да, конечно.- согласилась Лариса, про себя умоляя его поторопиться. Сейчас она готова была бы согласиться с чем угодно и с кем угодно. У нее перед глазами было лицо младшего сына, она ощущала его боль, быть может даже больше, чем он сам.
-Все! -произнес Фредерик.- Я все сложил. Мы можем ехать.
Стол был похож на поле битвы- разбросанные салфетки, полу-пустые тарелки, недопитое вино в хрустальных фужерах и только грустно догорали ароматные свечи, обвитые белоснежными каплями парафина, а в камине продолжали весело потрескивать поленья. За окном медленно кружили в своем полете бабочки- снежинки. 

Фредерик позвонил вечером, чтобы узнать как себя чувствует ее сын. Она  была растрогана этим вниманием.
-Ты смотрела прогноз погоды?-  спросил он.
-Холода, холода.- пропела она ему.
-У вас не холодно в квартире?
-Спасибо, Фредерик. Все в порядке, не беспокойся.
-Встретимся завтра вечером? Я заберу тебя сразу же после работы? Погуляем по старому городу?
Она только улыбнулась в ответ, но казалось, что он увидел ее улыбку сквозь стены. Или просто почувствовал?
Ей нравилось гулять с ним по вечерам по снежным улочкам Старого Монреаля, который он знал лучше любого профессионального гида. Здесь, в старом порту каждая пядь земли, каждый камень на мостовой хранили отголоски истории. Фредерик научил ее легко ориентироваться в узких улочках, по которым когда- то ступала нога первых переселенцев из Франции. Однажды, когда они проходили мимо отеля Эмиля Неллигана, он прочитал ей удивительно красивые стихи этого талантливого, но несчастного поэта.
На площади Оружия, она, пожалуй, уже сама могла бы проводить экскурсии, настолько подробно Фредерик рассказал ей историю этого пятачка, украшенного базиликлй Нотр- Дам, с которой и начиналось развитие города 350 лет назад. Она замирала, когда слышала звон колоколов, от которых вверх взмывали белоснежные голуби.
Плохая погода часто загоняла их в уютные кафе с электрическими каминами, где они ужинали, иногда просто заказывали горячий шоколад или кофе, чтобы согреться.
Она очень хотела вновь навестить Мишелин, потанцевать у нее, но вслух об этом не говорила.  Лариса чувствовала, что нравится Фредерику, так же, как и себе уже призналась в том, что он ей тоже далеко не безразличен, но их разговоры продолжали носить общий характер, словно они оба боялись переступить запретную черту.             
-Я вновь уезжаю, возможно на пару дней, возможно чуточку больше. Как приеду- позвоню, и если ты не против, пойдем посидим у Мишелин.
-С радостью.- заверила его Лариса и честно для себя констатировала, что ей очень жаль, что он уезжает. С ним всегда необычайно интересно и весело. Неужели все хорошее должно когда- то заканчиваться?

-Привет, как дела. -Кто -то прошептал ей прямо в ухо, пока она раскрывала большие занавески, которые замками скрепляли кольца прилавка. Она вздрогнула. -Ну что ты, мамочка. Неужели ты меня не узнала? Я просто хотел пожелать тебе доброго дня.
-Ах, Ричард.- улыбаясь, проговорила она.- Как же ты напугал меня!
-Я не хотел напугать. Ты же знаешь, что я люблю тебя больше всех на свете.
Лариса подумала, то женщины действительно любят ушами. Ну как можно было равнодушно слушать признание в любви, даже если сказано оно таким странным типом, но никогда никакой женщине оно не покажется банальным или тривиальным.
Ричард помахал ей рукой и ушел, растворившись в толпе. Лариса продолжала расставлять вещи на прилавке, когда вдруг перед ее глазами появилась маленькая деревянная безделушка, выкрашенная в ярко- красный цвет - на вырезанном сердечке покачивались в корзиночке два голубочка. Все это покоилось в каких- то ленточках, цветочках и окружено красненькими сердечками.
Боже, и когда он успел сбегать в доллараму и купить это наивное китайское произведение искусства, но видение по имени Ричард уже исчезло, вновь стремительно растворившись в толпе первых редких утренних покупателей. В прошлый раз Ричард честно признался, что видел ее на работе и даже описал в какой кофточке она была, чтобы у нее отпали последние сомнения в его правоте, но он не мог подойти, т.к. Сильви строго следила за ним и не позволила даже посмотреть в ее сторону. Пост- бальзаковский возраст и капризный характер не давали ей возможности найти себе подходящего партнера, Ричард оказался для нее прекрасным вариантом- молодой, неприхотливый, аккуратный и чистый. Она его даже иногда запирала в своей квартире, чтобы он в ее отсутствие не сбегал, но он все же умудрялся улизнуть, тогда она начинала прятать его вещи, туфли, свитера, но все равно то тут, то там по коридорам многоквартирного дома часто сверкали его голые пятки. Возле знакомых ему дверей он либо просто стоял и трепался на английском, отводя душу, либо выпрашивал сигарету, которую любимая не оставила ему за плохо выполненную ночную работу.

Вечером она вновь встретила знакомую семейную пару. Они обычно по утрам до работы и вечерами всегда гуляли с псом по кличке Султан. В этот раз пес был одет в симпатичное пальтишко с капюшоном на голове. Лапки были обуты в кожанные ботиночки. Лариса познакомилась с хозяевами Султана несколько месяцев назад, когда выходила вечерами встречать мальчиков. Здесь принято улыбаться и здороваться с прохожими, постепенно их короткие приветствия переросли в более продолжительные диалоги. Кароль и Мишель оба были высокого роста и даже внешне немного похожими, словно брат и сестра. Мишель напоминал Ларисе мужа королевы Элизабет- герцога Эдинбургского, он был любезным и общительным, сохраняя при этом внутреннюю невозмутимость. Казалось, он никогда в жизни ни в чем не перегибал палки.
-Представляете, Лариса, мы нашли его совсем маленьким щенком на улице!- немолодая женщина рассказывала ей о своей собаке, которая, если сравнивать с человеческими критериями жизни, уже давно была пенсионного возраста. Глаза у бедной псины слезились, но заботливые Кароль и Мишель по очереди вытирали их чистой тряпочкой.
-Когда Мелани нашла его на улице мы не представляли что с ним делать. Мы его искупали, накормили. Мелани побежала в магазин, чтобы купить ему всяких разных консервов.
Кароль, кажется, каждый раз, когда рассказывала эту историю, переживала все потрясения заново.- Вы себе не представляете... - прижимая руки к груди, добавляла она, а муж ее только кивал головой.
Это они не знали, насколько хорошо Лариса могла представить себе эту картину! Каждый раз болела душа когда она видела бродячих, больных, исхудалых собак и кошек на улицах ее города детства. Скольких из них она приносила домой, откармливала, а затем раздавала знакомым, если такие находились. В карманах всегда носила хлеб, а в пакетах косточки или кусочки мяса, чтобы бросить бедному животному, которое боялась любого движения человека, ожидая от него только пинка или удара камня. Люди очерствели душой, а на вечерние помойки выбрасывались такие худые отходы, что голодному псу было не наесться. Время оказалось тяжелым не только для людей.
Когда Лариса увидела в Канаде спокойных, медлительных и совершенно не лающих псов, ленивых кошек, которые мечтательно прогуливались по тротуару с золотистыми ошейниками и колокольчиками на бархатных шейках, она позавидовала их гражданству. Они не понимали, какой шанс вытянули их родители, произведя на свет свое многочисленное хвостатое потомство. После беспризорных и одичалых животных, которые вечерами копались и рылись в открытых мусорках, местные домашние кошки и собаки казались ей аристократическими отпрысками.
-Мы дали объявление в газете, - продолжала Кароль свой рассказ. - т.к. думали, что кто- то потерял бедного малыша, но никто не отозвался, а за эти дни мы и сами к нему так привязались, что уже не захотели его отдать.
-А кто же ему дал такое имя?- полюбопытствовала Лариса. -Что- то не видно в нем примеси благородных кровей. -Ей хотелось добавить- дворняга она и есть дворняга- Шарик, Жучка или просто Барбос.
-Наша дочка. Ей хотелось этим компенсировать его простое уличное происхождение. 

Портретная галлерея тем временем в ее бутике росла. Вскоре там появилась грустная Марьяна с портретом любимого Майкла Джексона в руках. Его искристые глаза были едва видны из- под длинной пряди волос, которая делила белое асбестовое лицо на две неровные половины. Тонко очерченные губы были чуть тронуты улыбкой, которая предназначалась только ей одной- его единственной и любимой Марьяне.
Рядом с листа смотрела хитрым взглядом Нэнси. Мулатка с Гаити, она чаще любого кебекуа произносила le и la, вставляя их после каждого второго слова в предложении. Ее родным был английский и потому она довольно часто садилась за столик с пожилыми дамами в Ван Хутте, чтобы отвести душу.
Далее, в галлерее портретов появился некий Портос. Высокий, выше 1.90, он всегда одевал длинный, почти до пола плащ стального или черного цвета. Ботинки со шпорами, металлические пряжки на поясе и на отворотах ботинок. Две серебряные цепочки были видны в отвороте рубашки на шее, на левом ухе под широкополой шляпой болтается маленькая круглая серебряная серьга. Когда он шел по широким коридорам плазы, длинные полы плаща раздувались, открывая взору каждого ярко- красную шелковую подкладку. Портос явно мог бы позавидовать целостности подкладочной ткани и ее качеству. Лариса про себя назвала его Портосом, хотя общего у них могла быть только та самая пресловутая подкладка на плаще, который он не застегивал. Он всегда шел стремительно и быстро, не оглядываясь по сторонам и не обращая ни на кого внимания. А за ним, едва поспевая, быстрыми мелкими шажками его догоняли очень похожие друг на друга мальчик и девочка, одетые в поношенные кроссовки и в простенькие дешевые курточки и джинсики.
Еще одна пара появилась в галлерее, но их она рисовала уже по памяти. Они не присаживались в кафе, на сидели на скамейках плазы. Чаще, они стремительно проходили мимо бутика, оставляя после себя смешанные ароматы мужского и женского парфюма.
Обладетель бездонных синих глаз, которые чаще скрывались за темными стеклами очков, он каждый раз полировал до глянца свою яйцеподобную макушку, на которой ближе к уху красовалась замысловатая татуировка. Лариса только один раз увидела какие красивые озера он прятал от людей. Одевался он странно- очень узкая, прилегающая к телу одежда- брюки, рубашки, пиджаки или свитера, круглая цыганская серьга на мочке левого уха, а в последний раз он был в короткой черной юбке, обтягивающей его накаченные бритые ноги в колготках в крупную сеточку. Туфли на высоченных тонких каблуках завершали его наряд. Только когда он поравнялся с Ларисой, она обомлела, увидев, что на спине черной водолазки было отпринтовано белыми буквами -Я не женщина, но это не имеет никакого значения. Вы можете со мной пообщаться.
Его дама так же любила сногсшибающие и необычайные наряды. Она могла появиться в коротких бархатных шортах цвета сочного сытого леопарда поверх светлых прозрачных колготок, с крупным поясом на тонкой талии, в высоких сапогах, не зависимо от времени года. В руках часто можно было увидеть маленькую, скорее театральную сумочку, украшенную бисером или люрексом. Ее волосы, выкрашенные в яркие замысловатые цвета, были всегда собраны на затылке крупной заколкой в пушистый хвост.
Вот где можно было не бояться ошибиться в подборе цвета, создавая  портреты этой сладкой парочки. Чем необычнее, тем точнее.

Лариса только открыла магазин, в зеркале увидела, что к ней прихрамывая приближается Артур.
-Как, мадам Ларис-са,- как всегда он сделал акцент на букве с. -Вы сегодня работаете?
-Да, меня Доминик попросила.
-А почему вы не отказались? -последовал новый вопрос.
-Ну если я могу выйти на работу, а у нее есть какие- то важные дела, то почему бы мне не сделать ей доброе дело?
-Нет, вы не правильно поступаете. Не надо вешать себе на голову чужие проблемы. - стал учить он ее законам капиталистизма, где каждый живет только для себя (об этом говорили и создатели революционного учения маркизма- ленинизма). Приучайте людей уважать вас, ваше время и ваше расписание..
-Но если я могла ей помочь... - наивно пыталась объяснить ему Лариса.
-Не имеет значения. Думайте о себе, о своем здоровье. Вот мне не нравится ваше настроение сегодня. Держу пари, что вы устали. -Он не задавал вопрос, он просто его констатировал. Лариса и не пыталась возражать. Она просто кивнула головой в знак согласия. Артур был чем- то похож на ее отца- такой же уравновешенный и спокойный, вот только от его вопросов было не так то просто отвязаться.
-Скажите мне, почему?
-Что?- переспросила она, не услышав предыдущего вопроса из- за своей привычной минутной задумчивости. Это иногда помогало ей в жизни. Она словно на секунду испарялась, исчезала для того, чтобы через мгновение появиться вновь. Что такое одно короткое мгновение для Вселенной? Лариса успевала за этот короткий промежуток услышать первый крик своего первенца, увидеть улыбку Самвела, почувствовать прикосновение утреннего теплого луча, который будил ее, пытаясь проникнуть сквозь тяжелое от сна веко, услышать любимый этюд Глиэра, который она играла, когда девчонкой занималась в музыкальной школе или божественную музыку Шопена, которая доносилась из соседнего класса, где проходил очередной экзамен...
-Я спрашиваю- почему вы такая уставшая?- допытывался Артур, разбивая своей настырностью призрачные воспоминания. Лариса посмотрела на него сверху вниз, но его добрые глаза из- под слегка затемненных стекол очков показались ей глазами старого доброго приятеля, который искренне печется о ее здоровье. Неужели на этой земле еще есть кто- то, кто думает о ней?
-Я поздно легла. - оправдывалась она. -Готовила обед, вернее ужин на сегодня моим мальчикам. Я заканчиваю работу в шесть, а они приходят со школы в четыре, да и мне вечером убегать на курсы английского. А утром мне пришлось еще подстричь младшего перед школой.
-Как?- вырвалось у него. -Вы еще и стрижете?- искренне удивился Артур.- Но нет, так вообще никуда не годится. Вы себя не жалеете. Поймите, наконец, человек- не резинка, которую можно безжалостно и бесконечно тянуть в разные стороны. Она когда- то лопнет. Вы любите своих детей?
Он не увидел, что у нее в глазах появились слезы, всколыхнув от простой фразы вулкан чувств. Какой странный вопрос он ей задал!
-Тогда любите прежде всего себя.- упорно и настойчиво произнес он.
Она знала эту прописную истину, но перенести ее на себя не могла. Эгоизм никогда еще не пересекал ее жизненной тропы, тем более, когда она одна шла по этой дорожке со своими мальчиками.
Он стал покупать лоторейные билеты.
-Когда я выиграю, а это обязательно случится, потому что мой бог всегда со мной, я не позволю вам работать. Я знаю, что вы заслуживаете в этой жизни большего. Просто вам не повезло, но это поправимо, потерпите немного, вы достойны лучшей жизни.
Она согласна была ждать столько сколько понадобится.
-Вы не скажете мне, что такое rayons?- вдруг ошеломил ее вопос, который задал, проходя мимо, мужчина. Она даже не сразу поняла, что он именно к ней обращается. Видно увидел, что она работает в бутике готовой одежды, а значит, по логике вещей должна знать все составы тканей и процентное соотношение. -Синтетика, хлопок, лен или шерсть?- добавил он в вопросе, не останавливаясь.
-Вискоза.- быстро ответила она, но он уже прошел мимо, даже не кивнув ей головой в знак признательности за ответ. А может ей просто послышалось?
Рядом с ее бутиком установили лоток для продажи книг. Цены варьировали от 5 до 40 долларов. Но какие это были книги!!! Лариса купила бы больше половины того, что было выставлено на прилавок- кухня, исскуство, история, сказки, декорации и оформление квартир, художники - от импрессионистов до модернистов и многое- многое другое. Ее глаза разбегались от глянцевых обложек, от картинок и роскошных иллюстраций. Вспомнила, какими скудными и скучными были прилавки книжных магазинов в период ее молодости, когда хорошую книгу можно было приобрести только за двойную или даже тройную цену. И все равно они не жалели денег, покупали книги, чтобы доставить себе удовольствие -почитать вечерами. Многие русские, приехав в Канаду, начинали хвастливо и пренебрежительно отзываться о местных жителях- неначитанные, кроме своей страны, как дальше собственного носа ничего не видят, не знают, география и история для них не выходит за границу своей страны. Канадцы не понимали одного- для чего иметь дома громоздкие книжные шкафы, когда можно пойти в любое время в библиотеку и выбрать нужную книгу, но судя по тому, что возле прилавка постоянно толпились люди, они все-таки тоже покупали.

Вечером в почтовом ящике ее ждал неприятный сюрприз- квитанция на оплату электроэнергии. Ей не хватало денег, чтобы погасить, даже при самой скромной экономии, а экономить в последнее время становилось значительно сложнее- дети росли, больше ели, на удивление быстро вырастали из своих вещей, много уходило на их занятия спортом. Долги росли, как снежный ком. Занимать у Саши или Милы? Ну а как потом расплачиваться?
Лариса уже давно думала отнести некоторые из своих картин, которые она привезла с собой из Союза в галерею на продажу, тем более, что Фредерик как – то познакомил ее с Розали- владелицей небольшой галлереи в Старом городе. В конце- концов, почему бы и не попробовать. Его, правда, нет в городе, а может это и к лучшему. Ей не хотелось бы объяснять ему причину этого решения, тем более она не решалась показать ему свои картины - боялась увидеть разочарование в его глазах.
Уже на следующий день она позвонила Розали и договорилась о встрече.
Попросив мальчиков помочь ей, она отобрала несколько, но в последнюю минуту решила положить и пару портретных зарисовок с плазы. Она отобрала Марьяну с фотографией Джексона в руках, Дон Кихота, который на одной ладони держит шпиль Барселонского творения Гауди, а на другой- один из символов Монреаля- прозрачный шар Биосферы, а так же картину, которую она назвала- Три грации. На полотне красовались три дородные дамы- посетительници кафе, для которых всегда выносили специальные кресла. Это была дань столь любимому ею Сандро Ботичелли.
Розали встретила ее так, словно они были старыми добрыми подругами.
-Как Федерик? Вы давно его видели в последний раз?
Лариса просто неопределенно пожала плечами.
-Давненько он не появлялся у меня в компании с красивой женщиной.
-Чаще вы видите его с мужчинами?- спросила с иронией Лариса. Ей не понравилась эта хитренькая затаенная улыбка на лице немолодой дамы, но та нисколько не смутилась.
-Чаще его можно увидеть одного, моя милая. В этом – то и проблема. Неужели ему по душе одиночество? Ну да ладно, давайте посмотрим ваши работы. У меня на следующей неделе небольшая выставка, может быть я дополню ее вашими творениями.
Розали принялась разворачивать картины. Ее внимание привлекли портреты.
-Где вы нашли такой материал? Это так колоритно, а главное, очень правдоподобно. У меня создается ощущение, как будто я их всех уже где- то видела. Такие знакомые лица.
-Монреаль и монреальцы. – просто заметила Лариса. –Неудивительно, что они показались вам знакомыми.
-А у вас много таких портретов? Наших монреальцев?
-Я подумала, что пейзажи вам будут интереснее.
-Нет, мне интересны портреты. Вы сможете завтра мне привезти все, что у вас есть?
-Да, но боюсь, это будет только вечером.
-Скажите мне адрес, я сама приеду за ними.
-Я весь день на работе. Розали, скажите, а вам действительно это интересно?
Женщина улыбнулась, разглядывая портрет Дон Кихота.- Они у вас правдивые, они живут своей жизнью. Мне даже кажется, что вот его я знаю. Он случайно не мой сосед? Нет? Так уже давно художники не пишут- все стало наигранным, заретушированным или же наоборот- броским и вычурным, с золотыми вплетенными нитями, чтобы сразу же привлечь внимание к картине и побыстрее ее продать. Про абстрактные картины я вообще не говорю. Никто ничего в этом не понимает, но если сюжет кажется загадочным или мистическим, а главное- непонятным, то это сразу - шедевр, второй Сальвадора Дали. А скажите, Фредерик видел ваши работы?
-Нет.
-Почему?
-Мне казалось они не стоят его внимания.
-Не пожалейте об этом. Вам в настоящее время нужны деньги? Я правильно вас понимаю? Я постараюсь вам помочь.
Лариса покраснела. Вечером следующего дня она завезла еще несколько картин как и обещала. Всю неделю Лариса ждала ее звонка, но Розали так и не позвонила.

На субботу и воскресенье мальчики собирались уехать на дачу к другу, родители которого планировали забрать с собой Армена с Артемом, чтобы их сыну не было скучно. В первый раз Лариса отпускала их одних, но мальчики ее успокоили, что она всегда может с ними связаться по телефону.
В этот же день позвонил Фредерик и только рассмеялся над ее переживаниями.
-Они же не одни уезжают. Ну а если что, мы тут же поедем за ними, если ты захочешь. Дорогу я знаю, а места там действительно красивые, природа российская. Вообще -то и мне не мешало бы подумать над тем, чтобы снять шале на несколько дней. На природе, на свежем воздухе. Романтика! Вот брошу работу и мы с тобой тоже уедем.
Лора ничего не ответила. Мальчики уехали утром, а вечером, когда она закрывала магазин, подъехал Фредерик.
-Ну что, мальчики звонили?- спросил он.
-Да. –Улыбнулась Лариса. –Говорят, домик такой уютный, главное- там и компьтер есть, и телевизор, камин, словом, все удобства. Им нравится.
-Я так и думал. А какие у нас будут планы на вечер? – он сделал ударение на у нас.- Может посидим у меня? Да и Дик тоже соскучился. Знаешь, я когда говорю ему:- Где Лариса? Он сразу смотрит на дверь. Как ты думаешь, если я закажу пиццу прямо сейчас, то кто первый приедет- они или мы?
-Ты опять не дождался моего ответа. – улыбнулась ему Лариса, сознавая в душе, что ей нравилось быть иногда пассивной в приниятии решений, даже таких незначительных. -Ведь я ничего не сказала.
-Ну я подумал, что во- первых, тебе одной будет скучно дома, во- вторых, ты будешь все время думать о том, как там твои мальчики, а в –третьих, я не хочу, чтобы после работы ты снова стояла возле плиты. Ты имеешь право на отдых, а я имею право сделать что- то приятное для женщины, которая мне нравится.
-Вау!- воскликнула Лариса. 
-Я говорю то, что думаю. Люди привыкли прятать чувства, оставляя только пустые улыбки на лицах и не желая никого пускать в свои души. Мне напротив приятно говорить то, что думаю, а главное, что чувствую. Я, кстати, умею варить чудесный кофе. Уверен, тебе понравится. 
Пес был действительно рад ее приходу, а пиццу им привезли очень быстро. Поев, они вышли прогуляться с Диком. Вечер был холодный, ветер бросал колючие снежинки с елок прямо в лицо, и только Дик словно не замечал холода, он носился по проторенным дорожкам, а его хвост смахивал с сугробов снег. Лариса замерзла и засобиралась домой.
-Может быть ты останешься?- совершенно недвусмысленно сказал ей Фредерик. Она давно ждала этого вопроса, но так и не была готова найти правильный ответ. Его у нее просто не было. Она честно пыталась разобраться в своих чувствах, понимая, что все равно ей придется принять решение, но и при том, что ее неотвратимо тянуло к этому мужчине, что он был ей интересен как собеседник, что она просто соскучилась по мужской  ласке, она не могла просто так лечь с ним в постель. Что ее останавливало? Она сама этого не знала.
Лариса посмотрела ему в глаза и покачала головой.
-Разве у тебя тоже есть собака, которую надо вывести погулять?- Фредерик пытался перевести все в шутку.
-Нет, Фредерик, у меня нет собаки, но я... я не останусь. Прости. Я поеду домой. Не обижайся.
Он проводил ее до машины, которую она припарковала сразу же за его автомобилем, поцеловал ее и провел рукой по волосам. По дороге домой она даже не включила радио, как обычно. Настроение у нее было испорчено и она ничего не могла с этим поделать. Его взгляд, полный любви и нежности, все время стоял перед глазами. Дома было непривычно тихо, только ветер за окном пел свою заунывную песню, да холодные снежинки стучали отчаянно по стеклу. Она не стала смотреть телевизор, приняла душ и раньше обычного легла в постель.

-Как вы думаете, время величина постоянная или переменная?
Лариса не успела оправиться от удивления, как прозвучал второй вопрос:- Может ли, например, неделя ровняться году, а день - месяцу?
-Неделя - году?- Она явно ничего не понимала. Неужели ее плохой сон тому причина?
-Вот для меня один день, что я вас не вижу равен по продолжительности целому месяцу.
Лариса попыталась скрыть улыбку, услышав такое наивное, но чистое признание.
-А скажите, почему вы так часто одеваете черное?- удивил он ее вновь своим странным вопросом.
-Я люблю этот цвет.
-Черный? Вы любите этот цвет?- Он явно не ожидал от нее такого ответа.- Но вы, надеюсь, понимаете, что это цвет траура и его одевают пожилые женщины или те, у которых в семье случилось горе.
-Да, конечно.- согласилась она. -Но для меня красный и черный- любимые цвета.
-О, да. Красный вам очень подходит, но не носите пожалуйста черный. Не представляю, как можно любить этот цвет.
-А Коко Шанель?- улыбнулась ему Лариса.- Маленькое черное платье от Коко Шанель. Разве оно не стало символом красоты и изящества?
-Вы любите Шанель?- спросил он. -Вы любите эти духи?
Она поняла, что слово Шанель у него ассоциировалось только с парфюмом, но никак не с тем маленьким образцом женственности, которое завоевало весь мир, обязательно попадая в гардероб каждой женщины.
-Да, Шанель номер пять.
Ответом ей была многозначительная улыбка пожилого человека.
Лариса могла поклясться самой себе, что очень скоро у нее появится маленький флакон, хотя это было плодом ее воображения, но взгляды тоже иногда бывают красноречивее и выразительнее некоторых слов. Таким был взгляд Фредерика вчера.
Ей было уже 36, но духи Шанель номер пять еще никогда не стояли на ее столике. Да разве только это? Ей хотелось путешествовать, смотреть с мостов на изумрудную зелень воды, слушать звон колоколов, видеть птиц, которые возвращаются из дальних стран, принося на своих крылышках дуновение новой жизни. Ей очень хотелось смахивать пыль с каминной полки, не в громадах- домах, нет, но в маленьком и уютном собственном доме, а поздней осенью посидеть возле камина, вытянув озябшие ноги, чтобы погреться, слушая пение огня, который огоньками перебегал бы с одного полена на другое. Хотелось ходить на концерты и в театры, посещать картинные галлереи и иметь достаточно времени, чтобы читать. Ей хотелось жить полноценной жизнью! Но главным было видеть, что ее мальчики крепко стоят на ногах, а ради этого она согласна была работать днем и ночью, чтобы они ни в чем не нуждались, чтобы у них не развился комплекс неполноценности. Значит надо забыть о собственной каминной полке из мрамора, дорогих нарядах и книгах и продолжать ежедневные рутинные дела. Ей приходилось жить и работать за двоих- за себя и за Самвела.   
Рядом с бутиком поравнялась знакомая уже сладкая парочка, мгновенно приковывая к себе внимание всех посетителей. Яйцеголовый в этот раз был в яркой желтой куртке и в небесно голубых брюках, а его спутница- олицетворение изящества и женственности, шла рядом в шикарной до пят шубе из голубого песца, в распахнутом вороте которой было видно тонкое иссине- черное совершенно прозрачное платье. На голове как всегда немыслимая прическа из собственных завитых волос, разноцветных лент, завитого шиньона и множества заколок. Они промчались по коридору, оставляя после себя тонкий аромат смешанных мужских и женских духов, который, как невидимый шлейф тянулся еще несколько секунд, прежде, чем растворился в воздухе. Лариса быстро, пока они еще не исчезли из ее памяти, набросила на листе бумаги их портреты, на ее счастье, посетителей не было, так что основная работа была сделана. Остальное она завершит уже по памяти, дома. Она отложила в сторону рисунок и тут услышала удивительные слова, сказанные видимо по телефону.
-Я не могу придти в себя. Спасибо тебе, дорогая... Правда, ты не представляешь, сколько ты мне доставила счастья.
Лариса вытянула голову между зимними куртками, подправляя руками свитера, которые громоздились на прилавке. Кто же в наше циничное и практичное время еще находит время и чувства, чтобы произнести такие слова? На скамейке сидел молодой парень в спортивном костюме. Ухо, прижатое к мобильному телефону, было красным, как спелый помидор. Сколько же времени он объясняется в любви?
-Я отметил в своем календаре этот день. Я, как будто заново родился... У нас была такая ночь!!! Ты безумно красива и сексапильна, дорогая... Я уже соскучился по тебе, я не знаю, как мне прожить целый день сегодня без тебя. Это самая большая мука не видеть тебя каждую минуту...
Лариса не могла оторвать от него взгляда, понимая, что совершает непростительную выходку- омерзительную и грязную - во- первых, она подслушала пусть не специально чужой разговор, а во- вторых, позавидовала чужому счастью. Двойной позор, но какой счастливой должна быть та женщина, которой говорят такие слова!
Парень был удивительно похож на Фредди Меркьюри, знаменитого британского певца из группы Queen. Уникальный и красивый голос Фредди, особая грация, пластичность были абсолютно неподражаемыми, даже при постоянном рождении на всех континентах новых талантов, групп и вокалистов. Тем более нелепой и неправдоподобной оказалась его смерть. Он успел оставить после себя, как бы в оправдание своего самого плохого поступка такие песни как Богемская рапсодия, Барселона, последнюю он спел с дивой оперной сцены, с великолепной Монсеррат Кабалье. В крови этого известного певца не было ни капли британской крови. Он был иранец. В детстве, пройдя обряд инициации навийот, он стал полноправным парсом, исповедуя зороастризм, одну из древнейших на земле религий. Бог парсов Ахумаразда при рождении ребенка протянул над ним свою руку, позволяя ему волшебным голосом завоевать мир, но это не уберегло его от ранней смерти, он сгорел, словно приблизился на непростительно близкое растояние к своему огненному божеству.
У парня, который так сильно был похож на Фредди, были такие же колючие усики, а передние заячьи зубы не умещались под верхней губой. Только говорил он на французском.
-О любви и надо говорить на французском.- вдруг подумала Лариса, тогда как парень, так похожий на Фредди продолжал источать комплименты, от которых даже Ларисе, подслушивающей из- под вороха одежды, стало неудобно.
-Радость моя, я только и думаю о том, когда я снова приду к тебе и мы снова будем вместе. Я буду целовать твои изящные пальчики. Ты слышишь меня, мое солнышко, я буду медленно ласкать твои изящные такие красивые, сильные и стройные ноги, твои тонкие, как у породистой лошади щиколотки. А особенно меня приводят в трепет твои...
Что именно его приводит в трепет Лариса так и не услышала. Средних лет дама, которая ковырялась в вещах на полках, выбрала наконец яркое платье и подошла, чтобы расчитаться за него.
-Добрый день, мадам.- мило улыбнулась ей Лариса, недоумевая- неужели она оденет это платье?
-Я покупаю для внучки, если оно окажется большим, я смогу его поменять?
-Конечно, мадам. В любое удобное для вас время в течении 10 дней.
-Вы очень милая. Спасибо. Всего хорошего.
-Вам так же. Доброго дня. - улыбнулась Лариса. Слова приветствия вылетали из ее уст уже автоматически. Она даже не задумывалась. Значит язык у нее пошел? Неплохо. Еще бы так говорить по английски. Ну до этого было далеко...

-На обратном пути если у нас будет время мы могли бы заехать посмотреть самый большой в мире дворец из дерева.- сказал ей Фредерик, когда они ехали в направлении Оттавы. Фредерик уговорил ее поехать на открытие новой картинной галлереи его старого друга. У Ларисы в планах на это время была уборка дома, тем более, что мальчики ее опять на конец недели отправились в Роудон. Доминик обещала заменить ее в субботу и Лариса хотела спокойно, без суеты убраться, постирать, столько всего накопилось, словно она жила в громадном собственном доме, а не в маленькой съемной квартире, но Фредерик расстроил все ее планы, уговорив поехать на открытие картинной галереи.
-Этот дворец расположен на берегу реки Сан- Лоран и если посмотреть на него с высоты птичьего полета, то он выглядит в виде шести- конечной звезды. В этом уютном и комфортабельном дворце можно отдыхать в любое время года- для каждого сезона здесь найдутся свои преимущества. Летом можно поиграть в теннис, в гигантский или миниатюрный гольф, покупаться в бассейне и, конечно же, просто погулять по прекрасным и живописным местам среди многочисленных озер, покататься на небольших понтонных лодках. Зимой можно получить незабываемое удовольствие от катания в собачьей упряжке, на санках и камерах по снежным горам, на коньках и на лыжах. Все продумано и подготовлено для любителей охоты и рыбалки. По вечерам, да и во все остальное свободное время к услугам отдыхающих спа и бассейны, уютные камины и, поверь мне, незабываемая кухня. Я больше люблю приезжать сюда летом, но и в настоящее время здесь тоже очень неплохо.
-Я хотела бы вернуться домой не очень поздно. -сказала Лариса, опережая его попытки внести некоторые изменения в уже обсужденный план на этот день.
-Ты опять куда- то торопишься? У тебя появилась собака?
Лариса только улыбнулась в ответ.
-В стенах этого дворца останавливались король Югославии- Петр, принц Монако Ренье со своей семьей- женой Грейс Келли и детьми, на саммите большой семерки здесь собирались такие политики, как Пьер- Эллиот Трюдо, Рейган, Маргарет Тетчер,  Франсуа Миттеран, Хелмут Шмидт, Джиованни Спадолини и Зенко Сузуки. – рассказывал Фредерик, а Лариса только слушала его, кивая и внимательно разглядывая фасад этого строения на фоне разлива реки.
На обратном пути, проезжая мимо знаменитого своей историей дворца, у них вдруг забарахлила машина, почихав немного и пофыркав, она остановилась окончательно.
-Приехали. И на сколько же мы здесь застрянем?- подумала Лариса.
-Лора, - словно угадал ее мысли Фредерик, - я сейчас вызову механика, если конечно найду открытый гараж в это время, а ты пока пройдешь в ресторан и закажешь что- нибудь для себя и для меня. Зачем тебе здесь сидеть со мной?
Лариса запахнула пальто и вышла из машины. Она не хотела думать о том, что эта поломка может заставить их изменить планы. В ресторане она только заказала себе чай, решив все- таки сначала дождаться Фредерика и лишь потом действовать в силу обстоятельств. Он появился минут через тридцать, немного огорченный и какой- то взвинченный.
-Как я и думал- все закрыто. У нас два варианта- либо мы заказываем такси и едим домой прямо сейчас, а завтра я один вернусь сюда, либо мы спокойно ужинаем, отдыхаем, а рано утром я звоню в гараж и решаю все вопросы. Я не хотел без тебя принимать какое- либо решение. Последнее слово за тобой. Кстати, ты заказала что- нибудь?
Она покачала головой, не понимая только одного- это было им специально подстрено или действительно у машины была техническая неисправность?
-Если мы вернемся домой завтра после обеда –это не очень тебя расстроит? Приняв ее молчание за согласие с ним, он быстро добавил:- Тогда давай скорее что- нибудь закажем. Я очень проголодался, а кухня здесь потрясающая, вот посмотришь.
После отменного ужина они пошли прогуляться по парку. Полная луна круглым матовым шаром зависла над головами. Красота территории и ухоженность всей парковой зоны вызывала восторг. Кое- где еще лежал снег на елках и ветках деревьев, в вечернем освещении фонарей все вокруг казалось сказочным. Воздух, напоенный свежими запахами сосен и елей, вызывал легкое головокружение. Уставшие, с ярким румянцам на щеках после прогулки на свежем воздухе, они вернулись в лобби. Фредерик пошел за ключами от уже зарезервированного им номера, затем они поднялись по мягким коврам на второй этаж, он открыл дверь, пропустив ее вперед.

Продолжение следует.