Осколки детства - очередь - колбаса

Иван Власов
 Наше детство остается в памяти большими или маленькими, порой и вовсе крошечными осколками…
Вдруг что-то цепляется за ассоциативную ниточку в клубке памяти и вытягивает цепочку событий и фактов значительных и не очень, но для нас всегда важных, ибо, что может быть острей и пронзительней ностальгических воспоминаний детства!..

 ОЧЕРЕДЬ   
Нынче очереди хоть и не редкость, но далеко не правило, а вот раньше они были непременным и важным атрибутом нашей жизни.
Это были безразмерные очереди, в которых мы часами бессмысленно и безнадежно стояли, зачастую так и не получив заветное нечто…
 Сразу после войны были очереди за продуктами по карточкам, позднее – за продуктами за деньги, еще позже – за румынскими сапогами, болоньевыми плащами, телевизорами…
Но речь пойдет вовсе не о них, а о небольшой, но очень эмоциональной очереди в нашей общей квартире.

В те времена практически не существовало отдельных квартир, так и в нашей коммунальной квартире проживало две семьи – собственно мы (четверо детей и родители), и еврейская семья – пенсионерка Анна Семеновна Рабинова (мама всегда уточняла – Рабинович) и ее сорокалетняя дочь…

По-разному начинается день в других домах, у нас же каждое утро знаменовала очередь.
И виновником столь необычного распорядка дня была Анна Семеновна.
Получалось так, что нам всем почти в одно и то же время необходимо было уходить – кому на работу, кому в школу, кому в садик. Единственный человек, кому некуда было спешить, была Анна Семеновна. Она-то и стала камнем преткновения.
Примерно за пять минут до всеобщего подъема она гордо шествовала в пока еще пустую туалетную комнату с двумя неизменными дощечками в руках (тогда еще не существовало сидений для унитаза), аккуратно укладывала их, и садилась на образовавшийся трон, гордо и важно восседая на нем.
 Трудно сказать, что она там делала, какие проблемы решала (скорее всего, планетарного масштаба), но продолжалось это мучительно, невыносимо долго…
Первый страдалец натыкался на запертую дверь, уходил, возвращался, вновь уходил, делая все меньшие круги.
За ним появлялся второй, третий. Постепенно выстраивалась стремительно растущая очередь.
Но это была странная очередь. В обычной очереди стоят тихо, спокойно, здесь же очередь “жила” активной, беспокойной жизнью с оттенком вожделения и невоздержанности, пожалуй, даже истеричности.
Одни переминались с ноги на ногу, другие – почему-то садились на корточки,  третьи – слегка подпрыгивали, постанывая, покряхтывая.
И вожделенные взоры всех неизменно были обращены на заветную дверь.
Начинались легкие постукивания в дверь, переходившие в более частые и сильные, потом уже ни в чем не повинная дверь едва выдерживала многорукое нетерпение  страждущих…
Младшие дети вставали чуть позже и мчались, летели в предвкушении освобождения, увы!..
Обреченно становились в очередь, с боем между собой отвоевывая заветное местечко в ней.
Почему-то здесь никто никому места не уступал, страдая небывалым эгоизмом.
 Малыши нетерпеливо переминались с ноги на ногу – их время ожидания ограничено, затем подскакивали, прыгали, уговаривая себя стать мужественными и сильными, еще позже сгибались пополам, располагая руки между ног, чтобы удержать рвущееся наружу, наконец, понуро покидали быстро сомкнувшуюся очередь, удрученно оставляя на полу лужи нетерпения…

И вот когда уже приближался вселенский взрыв, наша мама, невменяемая, озверевшая, прибегала из кухни, подбегала к двери “преткновения интересов”, грохотала в нее, отбивая руки и ноги, истошно вопила, объясняя соседке, кто она такая, какая у нее настоящая фамилия, какой она нации, включая в свой лексикон весь, пусть и небогатый, но весьма убедительный набор непечатных, положенных для такого случая слов.
И тогда Анна Семеновна величественно выплывала из туалета  и невозмутимо следовала в ванную комнату, где запиралась на столь же длительное время, а в вожделенный проем, отталкивая друг друга, забыв о вежливости и очереди, (какие там женщины, какие дети!), устремлялись пострадавшие.
За закрывшейся дверью слышались восторженные всхлипывания счастливчика, повизгивания, хрипы и бормотания и, наконец, последний выдох бесконечного восторга освобождения.
Счастье бывает разным, но это счастье не сравнится ни с чем – глаза выходящего заполнены слезами умиления и благодати, словно он вот только что побывал в раю!..

Очередь быстро пустела, перемещаясь к другой двери.
Теперь то же самое повторялось с дверью в ванную комнату, впрочем, не столь драматично…


 КОЛБАСА
Розовая, нежная, она таяла во рту, жевать ее – недопустимая роскошь, вот и сейчас набегают, текут слюнки из детства, а тогда!?. Единственно, что непонятно, почему докторская? Видимо, потому что лечила. И как!.. Как же она лечила! Но до чего редко!.. Тоненький ее ломтик на толстом куске батона, а лучше на перерезанной пополам свежей хрустящей городской “французской” булке. И вкушать такой бутерброд следовало колбасой к языку, дождавшись, пока она растает, долго затем пережевывая, смакуя, наслаждаясь, зажмурив от удовольствия глаза (так много вкуснее!), понимая, что следующий такой праздник может наступить не скоро.

Но речь пойдет вовсе не о докторской колбасе, а совсем о другой…
О другом празднике…
О футболе!
Вы спросите:
– Причем здесь колбаса?
Не торопитесь!
В те далекие счастливые времена футбольный матч являл всенародный праздник. А матчи киевского “Динамо” – и подавно. Они будоражили весь город, люди забывали о распрях и неприятностях, о смертях и болезнях. И лишь после матча вспоминали. Если “Динамо” выигрывало, смертность резко падала, а проигрывало – бог им (футболистам) судья, сколько это влекло за собой сердечных приступов.
“Динамо” – “Спартак” или “Динамо” – “ЦСКА”.
 Ожидание, предвкушение… наконец, счастье победы или горечь поражения… Но побед было больше!
Макаров, Зазроев, Войнов… Кто сейчас помнит их? А в те времена они были на устах у всех…
Но причем здесь все-таки колбаса?

 Погодите! Еще не время.
Так вот! Матчи проходили на стадионе им. “Хрущева” (ныне – Республиканском).
Метро тогда еще не было, и попасть на стадион можно было разве что на троллейбусе, трамвае или пешком. И действительно, шла несметная толпа  счастливых обладателей билетов…
Вот тут-то и выступает на первый план колбаса. Именно колбаса!
 Ехать на  “колбасе” – мало кто сегодня представляет, что это такое, а тогда это было спасение, и вполне естественное явление…
Троллейбус вмещал сорок-пятьдесят человек, а в дни матчей – и все восемьдесят да плюс десять человек на “колбасе” (на заднем буфере, и как он не отваливался?) – вот и посчитайте, а троллейбусы шли один за другим!
И, разумеется, мы, мальчишки, цеплялись за “колбасу”, ехали от Тверской по Красноармейской до стадиона в призрачной надежде попасть на матч, а чаще – просто прокатиться, поучаствовать в празднике под названием ФУТБОЛ, ведь телевизор тогда был редкостью. И бедный был его владелец, атакуемый соседями!..

Милиционеры (а их было немало) скромно опускали очи долу, застенчиво отворачивались – не видели, не замечали…
Так мы попадали на стадион, точнее на площадь перед стадионом. Попасть на сам матч удавалось редко, вот и стояли мы около стадиона с другими несчастливчиками – что там за забором происходит?
Истошные крики толпы предвосхищали гол…
 – Забили?
Свист…
– Ясно, промазал!
 Новости передавали по цепочке…
 А о забитом мяче передавать не нужно было вовсе. И так все ясно по пятидесятитысячному ору толпы, что был слышен за много километров (может и в Москве?).
Некоторые счастливчики смотрели футбол с Черепановой горы – оттуда была видна часть поля.
Матч заканчивался. Толпа вываливала со стадиона, расходилась (разъезжалась) по домам, да не все…
Многие оставались на площади возле стадиона и спорили, орали, кричали до хрипоты, до истерики, а мы слушали, внимая, и через десять минут уже знали все подробности прошедшего матча, сами уверенно вставляли свои “пять копеек”, доказывая то, чего и не видели вовсе…
 
Накричавшись, наспорившись вместе с другими, вновь цеплялись за “колбасу”, чтобы уже до последней капли испить этот всенародный праздник, заодно сэкономив сорок копеек. Впрочем, билетов-то мы все равно не брали, а быть кондуктором на время матча являлось отчаянной смелостью…
В обычный же день, не футбольный, проехать на “колбасе” было совсем непросто, – здесь милиция не прощала, но зато какой повод прослыть смельчаком, пофорсить перед девчонками!..

Прошли годы, появились новые троллейбусы, на которых отсутствовала "колбаса", цепляться стало не за что, да и мы стали другими... 
Такая вот она колбаса, хоть и не докторская…