Привет с берегов керулена

Георгий Пряхин
ПРИВЕТ С БЕРЕГОВ КЕРУЛЕНА

Мне кажется, на свете есть две разновидности духовной жизни, которые не терпят централизации: вера и литература. Театр, балет, даже живопись, не говоря уже о шоу-бизнесе, жмутся к столицам и большим городам. Эти же два явления, точнее проявления духовной жизни предпочитают почему-то децентрализацию. Вера – потому, наверное, что это вообще сугубо индивидуальный подвиг спасения, нечто, скромно произрастающее в нас в нашем одиночестве, преосуществляя горе в мужество и милосердие, а радость – в покой. Литература, в первооснове которой, что ни говори, лежит даже не идея, а всё-таки слово, пускает корешки там, где влажно. Где чаще выходит, пропотевает на поверхность то, что её питает – языковая стихия. Вечно самообновляющаяся и при этом неизменно первородная, незаёмная. Языковая стихия столиц всегда многосуетна, а в переходные периоды – от революций к реставрациям, от реставраций к реконструкциям и т.д. – суетна вдвойне. Что касается Москвы, то она сейчас охвачена таким угаром досрочной капитализации, такими внутривидовыми антагонизмами, что язык здесь всё чаще становится  и н с т р у м е н т о м,  а не кистью. И к тому же явно не успевает натурализовать, растапливать в себе чужеземный камнепад, вызванный нашим запоздалым – тем отчаяннее – броском, вниз головой, во всемирный потоп глобализации. Большая литература, по-моему, даже несколько отодвинулась от нее, от столицы: свят-свят!

Но есть один закон, более всего проявляющийся, между прочим, при подрезке древесных крон. Существует даже такой вид садовой подрезки: н а   п е р е в о д.  Срезана самая высокая точка центральной, самой высокой ветви – и начинается более интенсивный рост на перифериях кроны. Это происходит и в том случае, если центральная, «столичная» почка срезана не мудрой рукой садовника, а грубо сломана обстоятельствами. И это тоже активизирует прирост на окраинах единой, живой кроны.

То, что происходит сейчас в российской литературе, напоминает мне этот драматичный процесс самосохранения единого, живого организма. Правда, в данном случае «периферией» может выступать как собственно провинция, глубинка, где – собственно – и обретается сейчас значительное число значительных современных писателей, так и самая новейшая ее разновидность: интернет. При всём изобилии плевел меня восхищают в нем устойчивые проблески чудесных, калиброванных слов и даже текстов – тут они встречаются даже чаще, чем в современной профессиональной литературе.

Но я сейчас не об интернет-литературе.

Писатель, чью книгу представляю, родился и живет – последнее тоже немаловажно – в Бурятии. Есть в его биографии и московский пункт: закончил в свое время Высшие литературные курсы при Литературном институте им. М.Горького. Само по себе это тоже важно – стало быть, прошел курс молодого бойца богемного фронта, - но не определяюще. Определяющим все-таки является место рождения и постоянного жительства, а также то, что Алексей Гатапов родом из учительства. Из сельского, глубинного учительства, которое опять же в силу своего  м е с т о п о л о ж  е н и я имеет в своей судьбе отсвет миссионерства. Во всяком случае – в лучших своих представителях. Исторический факультет пединститута, работа в школе, потом в журналах, включая «Байкал». Не знаю, как сейчас, но в годы моей юности нередко самые нонконформистские вещи печатались именно в провинциальных литературных журналах: «Ангара», «Простор», «Аврора», «Байкал»... При всей своей относительной молодости Гатапов уже не новичок в литературе: есть за плечами и книги, и даже премии. Вещь же, о которой идет речь, подкупила меня двумя моментами.

Во-первых, дерзостью замысла. Взяться за грандиозную средневековую фигуру Чингисхана, уже получившую столько интерпретаций и в историографии, и в литературе, и в кинематографе – как значительных, так и посредственных... Причем взяться сейчас, когда взгляд на эту историческую фигуру меняется. Когда привычная формула «варварских нашествий» всё больше уступает место  - в том числе и под влиянием гумилевских прозрений – более сложным и более объективным, как и в случае и с тем же Наполеоном и его войнами, определениям и умозаключениям. Это действительно смелость, но без нее писателю не то что Москву – родного городка не одолеть. А когда же и дерзать, как не смолоду? И второе. Гатапов берётся показать нам фигуру Чингисхана в детстве, когда он ещё и Чингисханом-то не был. Тут ещё нет ужасающе большой  крови, нет особых батальных сцен и государственных интриг. Нет и крутого, закрученного самими обстоятельствами, сюжета. Здесь жизнь течёт так, как зачинается любой исток – исподволь. Здесь много поэзии, природы, живых наблюдений. Как, к слову сказать, и познавательных деталей того древнего быта и бытия.
 
Мне нравится, что писатель не захлёбывается от пафоса, не гиперболизирует фигуру не очень счастливого мальчика, отрока, личность, которую со временем найдёт история так же, как телега находит лошадь. Он пишет вкусно, спокойно, проявляя недюжинные познания в истории и вместе с тем не перегружая повествование наукообразностью, запоздалой публицистикой и этнографией. Ну что ж, даже описывая в недавней своей книге детство Христа, Папа римский Бенедикт XVI показывает своего  библейского героя именно ребёнком, а не крохотным оракулом. Самые сильные наши переживания – переживания детства, и если передать их с адекватной изобразительной силой, то эмоционально это повествование будет не слабее батальных полотен.

Любая война, как известно, заканчивается миром. Любого масштаба распря завершается примирением. А пути примирения нащупываются знанием и пониманием, обнаружением общей нравственной и эмоциональной тверди под ногами. Сегодня все мы так отчаянно нуждаемся в примирении прошлого с настоящим, Севера с Югом, Востока с Западом. И в этом глобальном контексте эпическая работа молодого, «глубинного» писателя (эпическая вещь о самом эпическом отрезке жизни любого человека, детстве, эпическом уже хотя бы потому, что, как нам тогда казалось, течёт он так же медленно и бесконечно, как и сам знойный летний «детский» день) исподволь делает свое доброе дело. Сближает, сводит, поэтически,  д о б р о м  берега Оки и Керулена. Это – хорошее, умное, познавательное чтение.

Утверждаю и как уроженец города, носившего некогда славное имя Маджар и стоявшего – сухопутной торговой гаванью – на стыке двух миров: Европы и Азии. Знаете, что искали мы, воспитанники здешнего интерната, с весны до осени, аж до посинения, в солёных и горьких, поскольку остаток древнего моря, водах местного озера Буйвола? Золотую колесницу чингисидовского бастарда Мамая – именно с этих мест он и шёл во главе интернациональной орды в свой последний поход на Русь. И именно в этом озере и потерял, утопил по преданию свою тяжелую, золотую колесницу. Сейчас этот городок известен всему миру под печальным именем Будённовск. И как раз здесь, в интернатской же библиотеке, я прочитал когда-то впервые, да что прочитал – проглотил! – знаменитую тогда эпопею писателя Василия Яна (Василия Григорьевича Янчевецкого) – тоже о Чингисхане и чингисидах.

Даже у великих людей детство – обыкновенное. Тем оно и притягательно для настоящей литературы. И никогда, ни на одном жизненном этапе люди так не близки, не родственны, не  р а в н ы  друг другу, как в детстве. Может, поэтому книга у Алексея Гатапова получилась не только о юном Темуджине, но и в немалой степени – о детской, отроческой, утренней – дружбе.  И это ещё одно качество текста, которое мне импонирует.

Читайте - не пожалеете.

Георгий ПРЯХИН,
академик Академии российской  словесности, лауреат всероссийской литературной премии им. А.Грина и премии имени В.Катаева