Повесть.
III
Интеллигента прооперировали и перевели в отдельную комнату. Попов ещё раз проинструктировал всех о том, как надо себя вести и, сердито насупив брови, вышел из палаты.
К вечеру перед обходом баба Зина заговорила о «третьем этапе» выздоровления. На этот раз все её слушали внимательно.
- Так, касатики, третий этап самый, пожалуй, трудный. Надо всем сходить до ветру. Первым поднялся дед и направился к выходу. После случившегося, он почти ни с кем не разговаривал, кряхтел виновато, в разговоры не встревал.
- Чего, чего? До какого ветру? – недоумённо спросил Сергей.
- Ну, значит, надо по-большому сходить! – улыбнулась баба Зина.
- Блин, совсем концлагерь какой-то! В туалет и то по команде, – нахмурился Сергей и тоже направился к двери.
- Зря ты так, касатик, легко относишься к этому этапу. - Чувствовалось, что бабе Зине нравилось это, неизвестно как прицепившееся к ней, слово. - Он, самый трудный! Надо обязательно сходить, но не особенно тужась.
О том, что простой поход в туалет обернётся такой болью, никто из больных и не подозревал. Когда бледные и кряхтящие они вернулись оттуда и улеглись поспешно на кровати, Сергей обобщил впечатления:
- Ну, теперь я знаю, как чувствует баба, когда рожает!
На следующий день им разрешили выходить на улицу, в небольшой парк. Там стояли длинные, полусгнившие от времени и дождей деревянные скамейки, на которых сидели больные из разных палат и курили.
Диман с Сергеем вышли на улицу вместе. Они приметили старую, полуразрушен- ную беседку у бетонного забора и направились туда. Солнце уже вовсю жгло побуревшую некошенную траву; в высоких, запылённых карагачах, дрались воробьи, не поделившие что-то, а за забором нудно гудел город.
Когда они подошли к беседке, то увидели сидящего там Рамазана с каким-то на него похожим человеком. Парни хотели было уйти и поискать другое прибежище, но Рамазан весело их окликнул и пригласил в беседку.
На небольшом грязном столике была растелена газета, на которой стояли две бутылки лимонада, лежали яблоки, виноград и какие- то сухофрукты.
- Эй, познакомтэсь, это мой атэц! - Диман и Сергей пожали твёрдую как кирпич руку.
- Нэ стэсняйтесь, парни, прахадыте, угощайтесь, я фсё равно уже собирался уходить. – Сказал мужчина басовитым, красивым голосом.
Вскоре он ушёл, пожав опять всем руки, а Рамазана тепло обнял и что-то быстро сказал ему по-своему.
Разговор между парнями вначале не клеился, но потом, когда мимо прошли девушки-медсёстры и улыбнулись им, они потихоньку разговорились.
Сергей действительно был из детдома, но уже «выпустился» оттуда и, поступив в сельхозинститут, жил в общаге.
Чечен работал вместе с отцом в бригаде «калымщиков» в южном районе области, населённым одними казахами. Там он и почувствовал недомогание.
- Извини, брат, - повернулся он к Сергею, - но я нэ люблю казахов. Хоть они и мусульмане, как мы, но лэнивые, как бараны!
Сергей зло посмотрел на него:
- Ты, чечен, сам баран, не нравится наш Казахстан – уматывай отсюда!
- Эй, нэ обижайся, я же нэ про всэх, да! То что видел, то и говорю. Вон про нас тоже много чего говорят плохого, я же нэ обижаюсь.
Сергей помолчал, потом спросил:
- А за что ты нас не любишь? Ленивые, говоришь, а знаешь сколько героев труда казахов в области? – больше чем русских, а ты обзываешь нас ленивыми!
- Э, дарагой! Я знаю, как героев этих делают. Один год одному чабану всю отель отдают и он герой, второй год собираются на той, празднык, значит, решают, кому
отдать, так второй становится героем.
Сергей сверкнул на него яростно глазами и хотел ему возразить, но Рамазан остановил его вопросом:
- Нэ обижайся, дорогой, нэ все такие, канэчно, есть и хорошие, много хороших. Хочешь знать, как я остался живой, когда мэня этот... аппэндицит схватил? – и не дожидаясь ответа, медленно и раздельно продолжил, – мэня привезли в районную больницу и там молодой хирург сдэлал опэрацию. Но сдэлал плохо, стал я хуже и хуже чувствовать сэбя. Тогда мой отэц пришёл к главврачу и потребовал отвэзти мэня в Уральск, а тот сказал, что машина нэ работает, завтра прийдёшь. Отэц пришёл завтра, тот ему такую же лажу прёт. Тогда отэц сказал этому сволочу, умрёт мой сын – я тэбя зарэжу и поклялся аллахом! Вот тогда этот начальник испугался и сам мэня отвёз сюда в больницу!
- Ты сравниваешь хрен с пальцем! – возмутился Сергей. – При чём здесь национальность врача, им мог оказаться и чечен.
- Нэт, дарагой, чечен никогда такое нэ сдэлал бы. Принимают по блату вас вэзде, а толку мало. Правильно тот старик сказал про врача этого Мурзагалиева, я тоже слышал, как он здэсь калэчит всэх.
- Ладно, чечен, ты на казахов не при, они – народ хороший, лучше, чем русские. Говорю честно, я ведь, если хочешь знать, русский по отцу. – Оба Диман и Рамазан посмотрели на него с удивлением. – Просто он нас бросил, он даже меня и не видел. Целинник, приехал, поигрался с наивной девчонкой, потом укатил куда-то в свою Россию. Мать побоялась сказать своим, потихоньку родила меня и отказалась в роддоме, поэтому я и ненавижу русских.
- Ну вот, сам же только что сказал, причём здесь национальность! – изумился Диман.
- В принципе, ты прав, Диман. В детдоме мы не различали кто какой национальнос-ти, ели, спали, дрались – всё как в настоящей семье. Да и сейчас мои братаны, среди которых и русские, и казахи, меня поддерживают всем, чем могут. Когда меня избили в общаге мамбеты* на первом курсе, они пришли и такой шмон там навели, что со мной до сих пор все здороваются. А вобще, надо всем жить дружно, тогда и построим коммунизм.
- Ты веришь в эту чушь, - изумился Диман. – Коммунизм построить невозможно только потому, что все мы разные.
- Правильно сказал, дарагой. Вот мы, чэчэнцы, нэ хотим, и нэ хотели жить со всеми вместе, но нас убивали. Сталин – гад – всэх чэчэн в Сибирь за это. Но придёт врэмя, а оно скоро прийдёт, так наши старики говорят, и мы построем своё государство...
- Ну да, своё! Не смеши меня Рамазан, о каком своём «государстве» ты ведёшь речь? Да и кто вам позволит это? – усмехнулся Сергей.
- Аллах позволит... старики знают, – твёрдо и мрачно ответил Рамазан.
- Что ты всё, старики, да старики! – ехидно передразнил его Сергей. – Что они знают, твои старики? Вон один нас чуть под нож опять не послал этим смехом. – Все вспомнили деда Макара и улыбнулись.
- Э, нэ скажи. На Кавказе люди живут долго, мудрыми становятся. Когда у нас какие проблэмы – мы идём к старейшине нашего тейпа, рода, значит, и что тот скажет, то и будет. Скажет – умри – умрём не задумываясь!
- Ну, у вас всё по-другому, «ви же дыкие горци»! – засмеялся Сергей.
Они помолчали. Диман достал пачку сигарет и предложил парням. Сергей закурил,
чечен отказался.
- А правда говорят, что у вас до сих пор многожёнство? – затянувшись, спросил Диман.
- Нэ многожёнство, а если можешь содержать двух-трёх жён, пачэму нэт? – усмехнулся Рамазан.
- Ну, это и есть многожёнство, мудила из Нижнего Тагила! – рассмеялся Сергей.
- Я нэ мудил, я чэчэн, и нэ из твоего Тагила, а из Грозного! – обиделся Рамазан.
Диман и Сергей рассмеялись.
- Зачэм смэётэсь, что я такого смэшного сказал? – нахмурился Рамазан.
- Да нет, ничего, проехали. Во, и мои кореша пришли... ну, я пошёл к ним, - и Сергей поспешил навстречу парням, только что вошедшим через пропускной пункт на
__________
Мамбеты – так сами казахи зовут людей из сельских районов.
территорию больницы.
Диман по натуре был страшно любознательный, ему всегда были интересны люди другой культуры, другого менталитета. Рамазан для него был интересен тем, что чечены не подходили ни под одно «клише» советского разнообразного народа. Их звали кавказцами, но они отичались от грузин, армян и других жителей из «солнечных республик». Их побаивались и не любили даже на Кавказе. Они были дикими, как будто заброшенными из другой эпохи, где кинжал решал всё, и они не боялись хвататься за него по любому, даже самому незначительному поводу.
В семидесятых годах Брежнев ослабил путы сталинских ограничений на передвижение и страну наводнили бригады «калымщиков» из Армении, Ингушетии, Дагестана и Чечни. Их охотно брали на временную работу руководители совхозов, колхозов по двум причинам: работали они быстро, не пили, как местные строители, плюс с ними можно было договориться о щедрой оплате их труда, добрая часть которого оседала в карманах директоров и главбухов этих предприятий. Поймать за руку таких «комбинаторов» было трудно, почти невозможно, так как бригады приезжали на сезон и на зиму уезжали к себе на Родину, а туда ехать и допрашивать подозреваемых не каждому следоку хотелось.
Поначалу все были довольны: гости, к своему удивлению, пользовались огромным уважением и любовью местных любвиобильных женщин и добрым отношением мужчин, которым всё было по-фигу, лишь бы их не трогали. Были довольны и руководители, в их карман текли хорошие деньги, планы перевыполнялись, дыры в хозяйстве быстро «латались». Но вскоре по городкам и весям страны поползли страшные слухи о том, что «чечены то там то здесь кого-то зарезали насмерть», и что им ничего за это не было.
Мало кто понимал, что столкнулись две цивилизации, два менталитета – равнинного и горского. На Руси с древних времён драки молодых парней и поддержива-лись (стенка на стенку), и поощрялись. Обычно дрались по привычке, чтобы похвастаться удалью и силой. Дрались из-за девчат, дрались просто так. Существовали и неписанные правила: «до первой крови», «ногами не бить», «не бить при девчонке» и т.д. Порой дерущиеся, остыв от «выяснения отношений», смахнув кровь с носа, тут же обнимались и были не-разлей-вода-друзьями. Ножи, кастеты, ружья применялись очень редко, в иных случаях, когда разбирались дела посерьёзнее. Оружие было вне уличного этикета! С детства пацанята знали – ножь, убийство – это плохо, очень плохо. А здесь приезжие горячие парни , не задумываясь, пускали их в ход. Местные не могли понять почему за неосторожное увечье советские суды давали своим по полной, а чеченам за убийство всё сходило с рук.
«Они продажные отморозки! У нас на Кавказе их никто не уважает! Они смелые, когда их много. Все как есть тупые фанатики, которых обманывают их муллы, говоря, что за убийство они попадут сразу в рай, где им в награду отряд девственниц Аллах даст!» Так однажды отозвался о чеченах сокурсник Димана, армянин по-национальности, после случая в одном совхозе, куда их группа были направлена на сельхозпрактику. Там, на танцах, и завязалась драка между местными парнями и чеченами. Местные были разной национальности: русские, казахи, немцы. Их было больше и они, окружив горстку чеченов, вовсю забивали их. Диман и другие парни из его группы стали растаскивать дерущихся, но вдруг пронзительный крик местного парня словно парализовал всех, один из чеченов, дико выпучив глаза, выхватил длинный кинжал и всадил его прямо в живот парню. Другие чечены, повыхватывав ножи, ринулись на толпу, которая вмиг рассеялась. Диман подбежал к парню и попытался ему помочь, но тот уже не подавал признаков жизни. Чечены, спрятав ножи, быстро скрылись в ближайшем переулке.
На утро их всех арестовали, был суд, на котором студенты присутствовали как свидетели. Чечена, который убил парня, признали виновным и приговорили к двум годам колонии общего режима. Остальных оправдали и выпустили тут же в зале суда под возмущённые крики родственников убитого. Чечены выходили из зала героями, посмеиваясь в лицо толпе. Что поразило тогда Димана, в их глазах не было ни страха, ни, самое главное, сожаления о содеяном убийстве. Толпа молча расступилась перед ними, и, повозмущавшись, разошлась по домам.
Диман был в шоке от такого «правосудия», он подошёл к прокурору и высказал всё, что думал по этому поводу. Прокурор, толстый, лысый человек, с беспокойно бегающими по сторонам глазками, притянул Димана за ворот рубашки к себе и, багровея, процедил тихо и желчно сквозь зубы:
- Будешь сильно выступать, сопляк, до своей сраной Москвы не доедешь, понял? – и оттолкнул его от себя.
После этого случая были и другие, когда за аналогичные преступления чечены были либо оправданы, либо получали минимальный срок. Никто не мог понять, как же такое могло случиться в стране, строящей «самое справедливое общество».
И вот у Димана появилась возможность узнать этот народ поближе. Рамазан казался ему обыкновенным парнем, он даже ему нравился своей прямотой и оригиналь-ностью. Диман не знал как начать своё «исследование», но потом просто рассказал ему о той истории в совхозе.
- Панымаешь, дарагой, у нас такой закон, мы мирные люди, но если нас оскорбить, то мы умеем постоять за сэбя. Чэчэна с детства воспитывают быть смелым воином, нэ бояться никого. Куда русские отдают своих пацанов, когда маленькие они - на балет, на музыку, да? А чечен отдаст на борьбу, чувствуешь разницу, а? Русские боятся умереть, потому, что они нэ верят в аллаха, а мы знаем, что если убьём гяура, то будем в ... ну, как это по-русски, в раю. Поэтому мы нэ боимся умереть, а даже наоборот, хотим уйти к аллаху побыстрее. Што эта жизнь стоит? Кроме того, в таких случаях, когда ты что-то сделал, мы идём к стрейшине, он слушает, и приказывает всем скинуться и откупиться от следователя.
- Неужели следаки всегда берут? – не поверил Диман.
- Там такие бабки, дарагой, что никто ещё не отказывался! - Рамазан усмехнулся. Потом, подумав немножко, он равнодушно спросил:
- А почэму та драка началась?
- Да я уж и не помню, – пожал плечами Диман. – Кажется, чечену не понравилось, что местный парень заматерился на него, ну, по-матушке его послал.
- Э, видишь, дарагой, он оскорбил мать, а чэчэны такое не прощают! – с укоризной заметил Рамазан.
- Да это же просто выражение такое! – возмутился Диман. – Что, разве чечены не матерятся?
- Матерятся, конэчно, но сказать такое про мать, это уже вах, как плохо! За свои слова надо отвэчать! – Рамазан опять усмехнулся, потом как-то весело продолжил:
- Вот у меня отэц, да? Знаешь как он нэдавно проучил своих жён, чтобы зря языком нэ балабонили.
- У твоего отца две жены? – с любопытством спросил его Диман.
- Да, адна молодая, другая – моя мать. – Просто ответил Рамазан. – Так вот, он приехал с командировки, а они ссорятся. Моя мать говорит, «эта молодая совсэм не слушается мэня. В доме даже мила нет!
- Чего? Какого «мила», не понял Диман. – Мыла что ль?
- Ну, чем моют руки, мила, - пожал плечами Рамазан. – Ну, отэц ничего нэ ответил, встал, поехал в магазин, купил целый ящик мила. Приехал, позвал обоих жён, вынул кинжал, воткнул его в стол и приказал обоим: ‘Ешьте! Раз вам нэ хватает мила, я вам его привёз! Ешьте сказал, не то зарэжу обоих!’ Они ели и просили у нэго прощенья. Он потом уехал на мэсяц, а они обе попали в больницу, где им промыли желудки и выписали. Когда отэц приехал домой, он как ни в чём нэ бывало спросил, как у них дэла. Обе бегали, улыбались, нэ знали как ему угодить. Тогда он спросил, а мило есть дома? Вай, как они испугались, - есть, есть, дарагой, кричали, прости, мы всё поняли! – Рамазан рассмеялся как-то коротко, глухо, как будто подавился чем-то.
Диману не было смешно. Он, досадливо поморщился и сказал, глядя прямо в глаза Рамазану:
- Не смешно, Рамазан, совсем не смешно! Это, ведь, какое-то варварство! – Он увидел как Рамазан нахмурился и весь сжался. - Не обижайся, но ведь одной из женщин была твоя мать, о нежных чувствах к которым ты только что говорил! Где же логика?
- Э, дарагой, вам, русским, нэ понять нас, горцев! Жэнщина должна знать своё мэсто! Если бы мой атец оскорбил мать нэ за что, я бы сам заступился за нэё, но она была нэ права! Что в Коране сказано? – Тут Рамазан осёкся, оглянулся по сторонам, но сразу поправился и продолжил:
- Вон у вас, русских, жэнщины плохо сэбя ведут. Все знают об этом, да? Мы в прошлом году работали в одном совхозе в России, так мой дядя изтрахал полпосёлка баб там. Нэ патаму, что такой красавец был, нет! Они к нэму сами липли, нэ давали проходу! Сначала он боялся мужчин посёлка, думал зарэжут его, но мужики всэ были алкашами, слабые, им всё было, как это по-вашему, по-хрену. Ми всэ смэялись над такой трусливой стадой баран! Один раз пришёл муж бабы, с каторой он пэрэспал. Начал шумэть и всё такое, а мой дядя рассмэялся и сказал, иды, свою бабу воспитывай, мэня поздно! И тот ушёл. И, думаешь, он бабу проучил, выгнал из дому, зарэзал? Нэт, на слэдующий день, ани вместэ шли по улице и смеялись, как это можно, а? Это скажешь я придумал, да? Папробуй у нас хоть адын из ваших так павэди сэбя, ему бы секир башка сделали!
Диман пожал плечами. – А что, у вас между собой такого не бывает?
- Если бывает, то такую ... нэхарошую женщину сами родственники убили бы, сам отэц, или брат! – самодовольно ответил Рамазан.
- Понимаешь, Рамазан, у вас другая культура! – только и смог вымолвить Диман. – Запад – тоже дело тонкое!
- Вот, видишь, я же гаварил, что мы нэ такие как русские, и мы нэ можем жить вмэсте в вами и нэ будем, запомни мои слова. – Рамазан медленно встал, расправил своё молодое сильное тело и, неожиданно улыбнувшись, сказал приветливо - Пашли, дарагой, обэдать пора.
Глава 4: http://proza.ru/2012/07/25/198