Прогулка по... epigoni

Саша Ронин
Так обычно не бывает, но у меня, видимо, бывает и очень даже. Утром уехала в головной институт на Чкаловском проспекте. И как-то все дела быстро сделала, всё получилось. Вышла из института и пошла, задумавшись, по Левашовскому проспекту, а через некоторое время поняла, что иду в другую сторону от метро. Но я уже почти дошла до Крестовского острова, поэтому решила не возвращаться, а прогуляться по островам. Тем более дождь, шедший, кажется, уже несколько лет, кончился, выглянуло солнце, и стало жарко. Даже очень жарко. На Крестовском дошла до старейшего Гребного клуба на Вязовой улице. Там еще поэты Серебряного века любили обретаться. Особенно, Блок. И художник Врубель, ему-то совсем удобно было - у него мастерская поблизости находилась. Правда, они не греблей занимались в клубе этом, а вовсе даже, наоборот - возлияниями в приятной обстановке клубного ресторанчика, любуясь петербургским закатом и скользящими вдоль берега, поросшего камышом, лодками. Ну, собственно, может, они туда за вдохновением и ходили, а потом вдохновлённый... эээ... закатами Блок запросто мог написать, например, так:

Приближений, сближений, сгораний
Не приемлет лазурная тишь…
Мы встречались в вечернем тумане,
Где у берега рябь и камыш.

А теперь ресторан - не в здании Гребного клуба, а на дебаркадере. Ну я на террасе верхней палубы и пообедала почти в полном одиночестве и тишине. Пара посетителей всего была. А вокруг вид удивительный - питерская пастораль с чайками и безлюдьем. Старый причал невдалеке. И вот любуюсь я на эту красоту неописуемую, неожиданным поворотом судьбы на меня обрушенную, потом ем обалденных мидий, приготовленных так быстро, как только возможно, и даже ещё быстрее, в белом вине с томатами. И становится мне так хорошо и просветлённо, как, наверное, когда-то Блоку с Врубелем здесь. После обеда, теперь уже сознательно, доверилась я ногам своим, и понесли они меня гулять по всем островам - Крестовскому, Каменному и Елагину. Перешла Мало-Крестовский мост через речку Крестовку и побрела сквозь влажный питерский вязко-жаркий зной вдоль берега по ярко-зелёной свежей траве.

Когда святого забвения
Кругом недвижная тишь,
Ты смотришь в тихом томлении,
Речной раздвинув камыш.
Я эти травы зеленые
Люблю и в сонные дни.
Не в них ли мои потаенные,
Мои золотые огни?

Прошла мимо причала нового Гребного клуба, перешла крохотный мостик и увидела её - девушку с веслом! И опять Александр Александрович в просветлённой голове мелькнул:

Ни тоски, ни любви, ни обиды,
Всё померкло, прошло, отошло…
Белый стан, голоса панихиды
И твое золотое весло.

Правда, тут и стан, и весло - белые. Но вся фигура девушки была исполнена такой роденовской импрессии, пронизана таким внутренним движением, что казалось, - она не просто стояла, опираясь на весло, она возвышалась на постаменте, исполненная сознания важности своей миссии. Ну как - её золотая прабабушка самого Блока вдохновляла. Кто знает, что ей уготовила судьба... Мои созерцательные раздумья прервало всхлипывающее повизгивание и плеск воды. Девочка, держа щенка за кончик поводка, молча макала его в речку, стоя на песке мелководья.

Были странны безмолвные встречи.
Впереди — на песчаной косе
Загорались вечерние свечи.
Кто-то думал о бледной красе.

Через Елагин остров пришла к бывшему пляжу ЦПКиО, густо заросшему дёрном. Дальше по бывшей дороге - до стрелки Елагина острова. Погладила льва, забавляющегося с шаром, и подумала, глядя на бликующую воду залива, как легко исполняются наши мечты, когда мы даём волю своим ногам.

Мы встречались с тобой на закате,
Ты веслом рассекала залив.
Я любил твое белое платье,
Утонченность мечты разлюбив.