Строгость классицизма

Амайрани Грау
Классицизм я вообще-то не очень люблю, а предпочитаю всё же готику и барокко, но глядя на ровные линии регулярного парка и колонны храма, я могу легко воссоздать мрачность античной культуры. Вот совсем не кажется мне античность ни гуманистической и позитивной, ни солнечной, как принято её представлять в учебниках истории. Каким было это время, как мыслили и чувствовали люди тогда, мы не узнаем. Но вот у Шпенглера, например, описана довольно жуткая картина.

Захоронение – сожжение как полная ликвидация телесности. Математика – евклидова геометрия. То, что можно начертить и посчитать, никаких сверхскоростей и мозговых задвигов. А я, между прочим, не обладая точным складом ума, всегда любила математику, но не как технарь, свой человек в этой стране, а как турист-гуманитарий. Я восторгалась холодностью и красотой формул, этой нигде не существующей абстракции, которая прекрасна именно как нечто отвлечённое, непрактичное, незапятнанное физическим существованием. Через любые две точки можно провести прямую линию, и притом только одну. Красота минимализма этой прямой линии, которая может быть одна и только одна и холод одиночества этих двух точек, которые никогда не встретятся.

Античная архитектура и подражающий ей классицизм для меня - это не светлые статуи и лавровые листья «солнечной Италии» - это освещённое беспощадным светилом чёткое пространство, где правит форма, порядок, тело, единица, белое, жёлтое и чёрное.

Мрачность античности сквозит в рассказе Лавкрафта «Крысы в стенах». Её также хорошо уловили нацисты и попытались воссоздать её в своей эстетике – залитые всё тем же солнцем стадионы, стройные ряды спортсменов, и всё это осталось жестокой мечтой, мрачной сказкой.

А мне видится и другая сторона – усадьбы в стиле классицизма, но без толп туристов и при свете луны. То же самое, только совсем без жёлтого, но гораздо больше чёрного и белого. Нет, это не готика с бледными девами и белыми статуями в листве запущенного сада… это та же математическая стройность, колонны и деревья как ряды цифр, линии регулярного парка как чертёж.