Свидание рассказ

Олег Чистов
                Свидание      

 Ночью из дома я поспешу
В кассе вокзала билет попрошу
Может, впервые за тысячу лет
Дайте до детства плацкартный билет
Тихо кассирша ответит:
Билеты есть! (Извините, последнюю строчу слегка, подправил).

В казённой  кровати спалось  плохо. Очередной раз, повернувшись  с бока на бок, потянулся к прикроватной тумбочке и взял часы. Половина пятого утра. Всё надо вставать. Не спать же сюда приехал, преодолев не одну тысячу километров.  Комната залита странным  белёсым светом. Встал и, не одеваясь, прошёл к балконной двери. Левой рукой отдёрнул редкую тюлевую  штору, а правой повернул ручку, открывая.
Туман.
Утренний туман. Не такая уж и редкость на стыке заканчивающегося  лета и набирающей силу осени. Почувствовав возможность просочиться в помещение, его волны, устремились в номер. Встретившись с тёплой струёй воздуха испуганным «белым пуделем» заклубились у порога, густея. Распались на крупные хлопья и отпрянули. Вглядываясь прямо перед собой, пытался что-либо  разглядеть. Слабыми колеблющимися  тенями в волнах тумана проступали  стволы деревьев парка, на окраине которого и расположилась гостиница. Левее, более светлое пятно. Там, пытаясь пробить лучами пуховую перину, вставало солнце.  Лучи  тонули в белёсой влажной  хмари. Прорвавшиеся редкие лучики,  дробились в мельчайших крупицах  влаги, разбрасывая  мириады аметистовых  фиолетово-розовых искорок. Поёживаясь, вернулся в номер и пошёл под  душ.
Стоя под струями, вспоминал, как сюда попал и для чего. С чего  началось?   Всё началось со снов. Он снился ему с киношной ясностью,  документальной точностью до мельчайших подробностей. Он – это город его детства и юности, куда вернулся через  сорок пять лет.
Снился дом детства, утопающий в саду, где каждая яблонька посажена  руками отца и его руками. Снилась первая и последняя собака в его жизни, которую он невольно обманул. Старая, преданная псинка лижет  шершавым языком ему лицо. Прощаясь, чувствует сердцем, что они больше не увидятся. А он гладит морду, спину собаки, шепчет:
- Я вернусь. Обязательно вернусь за тобой Рекса!
И не вернулся. Не по своей воле - «загремел» на флот. Эта царапинка долго саднила в душе  то, затухая на долгие годы то, опять напоминая о себе. Снилась девчонка-одноклассница, сидевшая с ним за одной партой, начиная с пятого класса. Первая, с кем он целовался в восьмом. Удивительно, но даже во сне физически ощущал её  мягкие, податливые и такие же неумелые, как и у него - губы. О господи, сколько их было потом неумелых и умелых, а память помнит первые. Выключил душ и подошёл к слегка запотевшему зеркалу. Отёр полотенцем. Надо бриться. Почти за сутки в дороге, отросло «божье наказание» мужиков - щетина.
Прошли сутки, как выехал из дома. Проехал по сонному городу и выбрался на автобан. На участке трассы со знаком «без ограничения скорости» утопил педаль до пола. Стрелка спидометра вздрогнула, задрожала и метнулась к отметке двести. За окнами сливаясь в сплошную пёструю ленту, полетели «вылизанные» немецкие поля и перелески. Кое-где успевал заметить на  лесных опушках и на меже между полями небольшие домики на треногах. В охотничьи сезоны с этих схронов местные бюргеры охотятся на зайцев и кабанов - любителей похозяйничать ночью и ранним утром на полях. Промелькнуло небольшое стадо косуль, пасшееся на фермерском поле. Самочки и молодняк, спокойно щиплют  зелень. Вожак на страже - повернув голову в сторону грохочущего моторами автобана, насторожённо стреляет  ушами.
Дальше на север, ближе к Берлину, пейзаж  изменился – пошли сосновые рощи. Через  час припарковал машину в берлинском «Тегеле». На лифте поднялся в зал аэровокзального комплекса. Окунулся в эту пёструю упорядоченную многими указателями и мониторами, такую привычную для  него  за многие годы работы в подобной системе, толчею аэропорта. Вместе с соотечественниками и немцами-туристами отстоял небольшую очередь на регистрацию. Через два часа с «копейками» выходил в зал прилёта в московском «Шереметьево».
Опять всё привычно. Встречающие с букетами цветов. Стайки  говорливых и наглых таксистов - «вокзальщиков», от  ценников которых,  можно впасть в ступор. Их  много десятилетнее существование только подтверждает тот факт, что и дурни - пассажиры  не переводятся десятилетиями. Время у него было. На обычном рейсовом автобусе доехал до ближайшей станции метро. Выбрался из подземного лабиринта на «Павелецкой». Пересел в электричку-экспресс  до «Домодедово».  Любовался  московскими новостройками на окраинах города и, сохранившимися  берёзовыми перелесками Подмосковья. Через сорок пять минут был в другом аэропорту. Пока шёл от электрички, с удовольствием разглядывал тонированные стёкла нового «Аэрофлотовского» монстра. Когда-то он знал его другим. Тот, обшарпанно - бетонный, шумный и неудобный - канул в лета. До начала регистрации  успел перекусить в кафе. Отметив про себя, что всё очень дорого и не вкусно.
Полтора часа летел до Казани. Вот тут, для него начиналось  новое, не привычное, хотя сердце и замирало сладостно – приближался к городу детства.
На зданиях, в зале, на площади, все надписи на татарском языке и продублированы на русском. Раньше этого не было.  То тут, то там, в толпе пассажиров мелькают  люди в национальных одеждах. Мужчины в зелёных  тюбетейках  на голове. Женщины, в национальных длинных до пят платьях и в светлых платках, плотно повязанных на голове. Но почему это должно его удивлять? Ведь не удивлялся, видя на улицах Мюнхена солидного или молодого баварца в замшевых шортах с лямками через плечо и в гетрах, национальной раскраски, по голое колено. Всё правильно и хорошо. Национальная одежда, родной язык, так и должно быть. Лишь бы не перерастало это всё в уродливые формы национализма.
Здесь  предстояла ещё одна пересадка, уже в третий самолёт. Старая  «Аннушка» - «Ан-24» трудяга местных авиалиний приняла  в своё кресло. Предстояло пролететь на ветеране  триста километров за сорок минут.  Смотреть в иллюминатор не имело  смысла. Ночь уверенно вступала в свои права, оставляя единственную возможность, разглядеть далеко внизу редкие огни  деревень и подмигивающие габаритными огоньками суда, на Волге.
Натружено гудя турбинами и поскрипывая всеми сочленениями, самолёт катился по полосе небольшого городка в Татарии.  Зачем и почему, по чьей прихоти, ещё в далёкие советские годы здесь был построен небольшой аэродром? Не понятно. Ведь совсем рядом, в шестидесяти километрах, находится  более крупный, по размерам и значению город, который  называли в те годы - нефтяной столицей страны. Не спеша вышел на площадь, провожая взглядом отъезжающую маршрутку. Второй микроавтобус прибывшие люди  брали штурмом. Пять-шесть такси и маленькая  кучка частников сгрудившихся в сторонке у своих машин. Достал сигареты и прикурил. Курил не спеша, наблюдая, как  прибывшие пассажиры постепенно  заполняют  последние такси. Бросил окурок в урну и шагнул в сторону частников. Не доходя немного, крикнул в их сторону:
- Ну что ребята, кто в N-ск подбросит!
Молодой паренёк в национальной тюбетейке, как школьник за партой, вскинул руку откликаясь:
- Поехали!  Домой возвращаюсь, подвезу с удовольствием.
Остальные мужчины отреагировали совершенно спокойно, оно и понятно, пассажир-попутчик, это святое у водил. Открыв багажник старенького фордика, укладывая  небольшой чемоданчик клиента, парень, как бы оправдываясь:
- Был у сестры в гостях да немного припозднился. Решил по пути заскочить в аэропорт, вдруг повезёт. А тут вы. Отлично! Теперь хоть бензин оправдаю.
Бросив  быстрый  с хитринкой взгляд, добавил:
- Если сверху накинете  на сигареты, не откажусь, спасибо скажу.
Назвал совершенно приемлемую цену. Сели в машину.
Он  устроился  на заднем сиденье, чуть по диагонали, вытянув  ноги и откинув  голову на подголовник. Усталость начинала сказываться. Минут через десять выехали на трассу. Фары машины двумя снопами резали  темень ночи.  Изредка то слева, то справа, наплывали серебристые баки для сбора нефти. Рядом, помигивая в такт, мелькали огоньки на качалках, откачивающих нефть из скважин. Иногда из темени выплывал яркий, ревущий столбом огня,  факел. Так сжигают попутный газ.  Автоматически память отметила: «В его детские годы, их было значительно больше. Сейчас всё идёт в дело, в деньги». Шофёр, поглядывая  в зеркало заднего вида, прервал молчание:
- Из командировки возвращаетесь или в гости едете?
- Не то и не другое. На свидание еду.
Продолжая его разглядывать, парень захохотал, а отсмеявшись, решил подначить:
- Ничего себе, голова седая, а всё туда же. В «старики-разбойники» играете, что ли?!
Изобразив  возмущение, решил ответить ему «бородатой шуткой».
- С чего ты взял, что я старик? Меня, если в холодном подъезде прижать к тёплой батарее, я ещё ого-го и тебе могу фору дать!
Водитель опять залился смехом, а он подумал: «Что поделаешь, то, что нам кажется устаревшим и «бородатым», молодым  в новинку. Смейся, если тебе смешно».
Отсмеявшись, парень продолжил расспрашивать:
- Интересно, сколько же ей лет?
- Почему ей? Не ей, а ему. В прошлом году «стукнуло» шестьдесят.
Увидев в зеркале шальные глаза шофёра, слегка нагнулся вперёд и легонько толкнул его в спину со словами:
- Ты на дорогу-то смотри, чего глаза вытаращил. Он – это город, в котором ты живёшь, а не то, о чём ты подумал.  Давным-давно и я в нём жил. Вот теперь  еду на свидание с ним, через сорок пять лет. Теперь понятно?
Парень облегчённо выдохнул:
- Ну, вы даёте тоже мне, шуточки.
- Так мы с вами сейчас рванём через центр, посмотрите ночной город. Ничего не узнаете, красота ночью обалденная, весь центр в подсветке.
В этот момент машина взобралась на очередной холм. Внизу, переливаясь в огнях фонарей, подсветок, подмигивая цветными вывесками, лежал его город. Зажмурился и тихим, но твёрдым голосом сказал водителю:
- Нет, сынок, я смотрел по карте, к гостинице есть объездная дорога, дуй по ней. Не хочу встречаться с ним ночью. Вот завтра утречком и встретимся. Обойду его весь, допоздна буду гулять, вспоминая всё.
По ресницам запрыгали блики ночного освещения. Город был рядом, а он чутко прислушивался к вдруг учащённо забившемуся сердцу. Еле слышно прошептал: «Господи, и правда, как в молодости перед первым свиданием».

Вот и всё, щетина ликвидирована. Провёл руками по лицу, вгляделся в отражение. От  чёрной, волнистой шевелюры остались одни приятные воспоминания и фотографии в ящике серванта. Сейчас - седина во всю голову. Лоб избороздили возрастные морщины две залегли от крыльев носа вниз. Ну а так вроде ничего  ещё - поживём!
Одеваясь, вспомнил лица друзей-одноклассников, которых искал и находил последние годы через интернет. Все примерно на одном уровне потрёпанности. Всех жизнь покувыркала. Вот с монитора компьютера смотрит на него, коротко стриженный, совершенно седой «Понька» - Валерка П……в. Подводник-атомщик, вице-адмирал Флота. В недалёком прошлом – заместитель командующего Северного Флота страны. В настоящее время руководит работами по утилизации всей атомно-ядерной «заразы» на севере Кольского полуострова. Как писали корреспонденты, он – адмирал, стоял рядом с краном, когда из отработавшей свой век лодки извлекали атомный реактор. Приводят его слова, сказанные крановщику-ювелиру, перед  этой уникальной операцией: «Помни у тебя на крюке двадцать четыре «Хиросимы» (в атомной бомбе, сброшенной на японский  город  семь килограммов урана, а в реакторе лодки сто семьдесят).  Рука уже не поднимется, чтобы потрепать  такого «Поньку» по адмиральскому плечу и спросить: «Как дела Валерка, как жизнь»? А вдруг, почему бы и нет? Но так пока и не встретились - занят очень адмирал.
Вот Вовка с седым «ёжиком» на голове. Совсем недавно руководил одним из крупнейших городов Урала. Кандидат наук. Сейчас отошёл от больших дел и преподаёт в Университете. Тоже очень занят и не смог приехать.
С Сашкой, с которым сидел несколько последних лет в школе за одним столом, они встретились. В прошлом году.
Его поезд медленно подходил к перрону в Нижнем,  и он вглядывался в лица встречающих. Узнаем, друг друга  через сорок четыре года, или нет? Узнали! Долго стояли на платформе, обнявшись, и  глаза были на «мокром месте». Ну и что? Им уже можно. Профессор Университета, известный  учёный, вошедший в список первой тысячи учёных мира. Только так, кажется, что тысяча - это много, а если посчитать,  сколько видов науки, сколько в ней направлений и на всё это разделить тысячу. Получится, что от каждого направления, один-два, не больше. Сашка так и остался простым Сашкой, с которым они под бутылочку проговорили всю ночь напролёт на  кухне. В последний момент он не смог поехать  из-за обострившейся болезни матери (ей под  девяносто).
Ещё один школьный дружок – тоже Валерка. На старости лет вернулся к любимой гитаре, слегка хрипит под «Высоцкого» на всевозможных слётах бардов. В недавнем прошлом, вполне приличная московская «шишка», сидевшая на нефтяной трубе государства. В олигархи не выбился (были и позубастей рядом) но, похоже, несколько эшелонов с нефтью успел «отцепить» в своё время. С ним он встречался несколько раз за эти годы. Последний раз в девяносто седьмом. Знал его первых двух жён и детей. Сейчас у него по моде современных «крутых» третья - молодая жена и малолетний сын.  Доволен всем. Сыном, огромным пентхаузом в престижной высотке на Садовом кольце с видом на Москву-реку, рестораном (купил для жены, чтобы ей было чем заняться). Придумав какую-то отговорку, не приехал. Вот этого Валерку он может похлопать не только по плечу, но и постебаться от души.  Возможно, скривится, но  стерпит и промолчит, не привыкать ему, знает (как говорили раньше), «где собака порылась» в их взаимоотношениях.
Так что же было все последние годы? Одни называют - ностальгией, другие, возрастной тоской по ушедшим безвозвратно годам молодости.  Скорее  всего, правы и те и другие. Вот только «спасительная таблетка» от сладко ноющей боли внутри тебя, только одна -  авиабилет. Слегка покряхтывая, надел  туфли, разговаривая сам с собой: «Вот так и пришлось приехать одному».
Обидно? Скорее нет, чем да. Есть такие места, куда он хочет прийти только один. Подойти к своему дому, присесть на высокий бордюр напротив калитки. В детстве он обычно сидел на этом месте, выстругивая очередную рогатку или ремонтируя развалившийся самокат. Как правило, рядом сидела или лежала Рекса. Неодобрительно косила глазом  на его «агрегат», заранее зная, что через день-два ей предстоит в очередной раз зализывать ободранные коленки  любимца. Здесь, у дома,  обязан выполнить обещание,  данное матери - встретиться с новыми хозяевами дома. Расспросить их о саде и если он жив, если ему позволят, посмотреть на него, погладить шершавый ствол яблони, прижаться к нему щекой. Поблагодарить людей  и быстро  уйти, стыдясь и пряча от посторонних стремительно краснеющие, наливающиеся слезой глаза. Уйти, чтобы никогда больше не возвращаться сюда.
Вышел из номера, тихо прикрыв за собой дверь. Тишина в коридоре. Гостиница ещё спит. Лифт не стал вызывать. Ерунда какая, всего третий этаж. Медленно спускаясь по лестнице, продолжил диалог сам с собой:
- Ребята - его одноклассники, добившиеся в жизни многого. Завидует ли он им? Ничего подобного он просто гордится ими! У всех своя жизнь и прожили они её все достойно. Ещё больше гордится учителями, выучившими их и выпустившими в жизнь. Учителями обычной школы небольшого провинциального городка. Многие ли престижные школы столицы могут похвастать такой «обоймой» выпускников  только одного года. Надо думать единицы, но на то она и столица, а не зачуханный городок в шестьдесят седьмом году.
Обязательно зайдёт к единственной оставшейся в живых любимой учительнице. Побывает в школе, зайдёт в свой класс. Если удастся, спросит нового директора, знают ли они о выпускниках того далёкого во времени  выпускного класса? И главное – нужно ли им это знание?
Сидя за стойкой, напротив погасшего монитора компьютера, девушка  дремала, прикрыв глаза и положив голову на согнутую в локте руку. От входных дверей, а точнее из кресла возле дверей, где вольготно разметался во сне молодой охранник, доносилось сладкое похрапывание. Видно оно и убаюкивало  дежурную. Но тихие шаги на лестнице  всё же услышала. Чуть приподняла подкрашенную ресничку. По лестнице спускался вчерашний ночной постоялец.
Приехал в её смену ближе к полуночи. Уставший с дороги, что и не мудрено, аж из Германии добирался. И что его принесло в наш город? Пожилой мужчина за шестьдесят, седой. В тёмно синей куртке, тонкий ангоровый свитерок поверх рубашки в крупную полоску. Синие слегка потёртые джинсы, осенние туфли на толстой подошве. Когда вчера подошёл к её стойке, слегка повеяло хорошим мужским спреем. Вежливый, обходительный. Очень приятный дядечка. Теперь он спускался по лестнице, держа в руке складной зонтик. Явно намеревался не замеченным выйти из гостиницы. Но входная дверь закрыта, а ключи только у неё и спящего охранника. Слегка приподняла голову. Мужчина заметил её движение и, кивая головой в сторону спящего парня, приложил палец к губам. Подошёл. Дальше разговаривали шёпотом:
- Доброе утро!
Девушка ответила и  тихо спросила:
- Куда Вы так рано собрались? Первый автобус будет только через тридцать минут.
- Да он мне и не нужен я пешочком. Тут же недалеко.
- Вы уже бывали у нас, знаете город, не заблудитесь?
- Что ты дорогая! В этом городе я жил. Уехал отсюда, когда мне было семнадцать, а городу только пятнадцать лет. Так что я старше его. Заблужусь! Да я последние годы столько бродил по нему во сне, что и сейчас с закрытыми глазами всё найду.
Дежурная  округлила глазки и тихо ойкнула, прикрывая рот ладошкой.
- Ой, как интересно! Но ведь за эти годы столько нового построили, не знакомого Вам.
- Вот и хорошо, но судя по фотографиям в интернете, вашим архитекторам и начальству хватило ума не выломать всё старое, то, что интересует меня в первую очередь.
- Хорошо, пойдёмте, я открою Вам дверь.
Открыла и стоя на пороге, протянув руку перед собой, подсказала:
- Пройдёте чуть вперёд  увидите дорожку со ступеньками. Спускайтесь по ней. В парке  дойдёте до мостика через каскад прудов. Минут десять и Вы в городе.
- Спасибо дочка! Не заблужусь.
Девушка вернулась в холл, а он задержался на ступенях гостиницы. Достал сигареты и закурил. Туман, отталкиваясь от  хранящей  остатки летнего тепла земли, поднимался выше. Нужен всего лишь небольшой ветерок чтобы окончательно  разогнать его. Пошёл в указанном  направление. Вот и дорожка со ступенями в парк. Одна, вторая, здесь туман гуще. Цепляясь за ветки деревьев, повисая на них большими клочьями сопротивляется, не хочет сдаваться. Улыбнулся, возвращаясь к думам, сказал о себе:
- Как престарелый «Ёжик в тумане».
Внутреннее «я», а скорее всего совесть, не удержалась от вопроса:
- Через несколько минут вы встретитесь, что ты скажешь ему, что расскажешь о себе? Город выпустил тебя во взрослую жизнь, и вправе знать, как ты её прожил.
- Рассказу всё, что было. Мне  стыдиться нечего. Учился, много, очень много работал на государство. На моих глазах оно начало распадаться, агонизировать. Из всех щелей полезла мутно-грязная пена. Народилось новое, смутное, перенявшее многие законы джунглей. Этому государству оказался не нужен. Опять много работал, теперь на себя на семью и не только. Ещё десять семей сотрудников, работая у меня, могли позволить себе пристойное существование. Честно выплачивал государству «отступные» в виде налогов, которые из года в год росли и росли. Видно поэтому  не построил каменных палат и не напрятал денег по Швейцариям. Хотя мог. «Ободранный до липки», трижды начинал с нуля. Защищая и спасая семью, детей, отправил их в вынужденную эмиграцию, а сам остался ещё на два года. Ждал, надеялся, что, в конце-то концов, начнут заниматься страной, наводить в ней порядок. А дождался очередного ограбления в девяносто восьмом.
- Это понятно, многие пережили подобное, а многие не смогли пережить. Лучше расскажи, чего ты достиг?
- Высот и званий, как у друзей-одноклассников не достиг.  Сохранил совесть и самоуважение. Уже кое-что, не правда ли? Любил и умел работать. Ставил определённые цели  и честно шёл к их выполнению. Люди уважали за это, а конкуренты, уважая - побаивались. Ни у одного человека нет ни единой  причины «плюнуть мне в спину». Тоже не мало. И главное - вырастил, выучил и воспитал нормальных  сыновей. Не моя вина, что теперь они работают и служат на другое государство. Вот мои достижения. Разве мало?
Ещё одна ступенька, ещё одна. Вот и мостик над водой. Ветер-шалунишка всё же появился. Подхватил пласты тумана  с поверхности воды.  Закрутил  их в тугой  рулон, начал поднимать, всё выше и выше, освобождая пространство для солнца. Оно стрельнуло лучами по воде, вспыхнуло золотом на стёклах высотки на противоположном берегу. Заскакало по кронам деревьев  в том месте, где стоит дом детства. Перед  ним - его город.
- Здравствуй родной! Я вернулся.