Татьяна окончила семилетку незадолго до начала войны и пошла работать в колхоз дояркой. Началась Великая Отечественная, и окончив ускоренные курсы медсестёр, как и многие в то время, она рвалась на фронт, подала заявление в райвоенкомат.
– Ерофеич! Отправляй на фронт! – потребовала она. А требовать у неё были основания – все родственники по мужской линии воевали. Она не первый раз приходила к райвоенкому – примелькалась, потому и говорила напористо.
– Здесь, в райцентре, будешь работать медсестрой. – отрезал Ерофеич. – Госпиталь здесь будет.
– Какой госпиталь! – возмущалась она. – До фронта тышши километров. Неужто досюда дойдёт война?
– Нет! Война досюда не дойдёт, а госпиталь военный будет.
– На фронт хочу, – твердила упрямая девчонка.
– Ишь ты! На фронт. А здесь кто будет за ранеными ходить? Я, вот, тоже на фронт рвусь. Двух брательников моих война проклятая уже забрала, а меня вот не пущают, хотя рапорт уже раз пять подавал, и ругался; здесь, говорят, нужон. Вот и ты тоже здесь нужна, поняла? А теперя ступай отсель и чтобы глаза мои тебя не видели.
Вскоре пришёл первый эшелон с раненными, и Татьяна пошла работать от коровок в госпиталь.
Полюбился ей один солдатик, ну, дело молодое, понесла она от него, а он, ясно дело, поправился – и на фронт.
– Приеду на передовую – напишу. А как кончится война – за тобой приеду.
Да так и не написал. Может, и до фронта не доехал, разбомбили в пути, а может, в первых боях сложил буйную головушку, а может, и забыл про девчонку, что ждала его в далёко-далеко от фронта.
Бабы примечать начали, что Татьяна полнеть начала, но дело то молодое, в госпитале, чай, работает…
В положенное время родила она сынишку. Души в нём не чаяла. Всё весточку с фронта ждала, да так и не дождалась…
Мальчонка рос, как и многие, оставшиеся без отцов в трудные послевоенные годы, кое-как окончил семилетку и пошёл работать в колхоз. И всё бы ничего, да на руку был нечист, прибирал всё, что плохо лежит и нёс домой. Мать и по-хорошему, и по-плохому говорила с ним, и била его смертным боем, ничего не помогало. Не любили его за это, в деревне ведь каждый человек на виду, а вороватых у нас в России никогда не жаловали. Не любили его за воровство, потому и дразнили сверстники безотцовщиной, говорили, “даже отчество у тебя а метрике не проставлено”, хотя у многих отцы на фронте погибли, а у некоторых, как у него, отца не было и в свидетельстве о рождении прочерк, где имя отца должно быть. Бывало, били его, если поймают с ворованным.
Однажды, когда очень допекли, он со слезами на глазах выкрикнул:
– Есть у меня отчество! Есть! Моё отчество Татьяныч! Вот!
С тех пор и прилипло к нему – Татьяныч. Вначале он обижался, даже дрался, но в деревне, если уж кличка прилипла, то навсегда.
Работал он хорошо, добросовестно, хотя и без души, и всегда старался что-нибудь незаметно сунуть в карман.
Многих парней направлял колхоз на учёбу в СПТУ на шоферов, трактористов, комбайнеров – грамотные кадры колхозу нужны позарез.
Неожиданно для всех, председатель колхоза объявил на собрании:
– Правление колхоза решило направить Татьяныча на курсы механизаторов. Учиться будет за счет колхоза. Трактористы нам нужны, а у него есть хватка, механизмы разные понимает. Ну, как, товарищи колхозники? Отправим Татьяныча на учёбу?
Загалдели, зашумели колхозники. Каждый знал его грешок.
– Нельзя его на учёбу посылать. Только позорить колхоз наш будет своим воровством.
Как обожгли паренька эти слова. Стоял он перед всем собранием красный, как рак, потупился, не мог слова произнести, тем более, что рядом стояли будущие специалисты, такие же, как и он, ребята.
Долго колхозники обсуждали его кандидатуру, и, наконец, решили: пусть едет, но только даст слово мужское, что не будет позорить колхоз воровством.
– Татьяныч, – напутствовал председатель колхоза, – ты видишь, не все тебе доверяют. Дай слово, что не опозоришь наш колхоз, всех нас, колхозников, воровством. Крепко запомни – дал слово, держись, будь мужчиной. Ты уже взрослый. Прежде, чем дать слово, подумай крепко, сможешь ли ты сдержать его.
– Не опозорю! – потупился от стыда.
Крепко помнил Татьяныч слово, данное, нет, не председателю, а всему колхозу, да и ребята предупредили, смотри, мол, не сдержишь слово, отволтузим так, что мать родная не узнает. Что его больше сдерживало – слово или обещание ребят, кто знает, но во время учёбы не было нареканий, одни благодарности приходили на него председателю колхоза от дирекции училища.
После окончания СПТУ молодой механизатор работал в колхозе, а затем, когда несколько колхозов, объединились и крупный колхоз был преобразован в совхоз, добросовестно работал, но нет-нет, да что-нибудь и прилипнет к его рукам.
В конце 70ых приехал в совхоз первый секретарь райкома партии.
– Лучшему механизатору края, лучшей доярке, лучшему шофёру по итогам работы за год будет дана путёвка в Индию за счёт Крайкома партии. – объявил он в конце своего выступления на общем собрании.
Татьяныч, давно мечтавший побывать в Индии, работал, не покладая рук. Он даже ничего не брал плохолежащего, совсем забросил выпивку, а что-что, а выпить он никогда не отказывался, но норму знал и никогда не перепивал.
В этот год по всем показателям далеко опережал всех не только в своём совхозе, но и был первым в крае. Директор совхоза, парторг и председатель местного комитета дали ему отличную характеристику.
–Тебе путёвка в Индию обеспечена! - пообещал парторг. – Молодец! Все бы так работали.
Какой радостью сияли его глаза, с какой гордостью, и даже превосходством, смотрел он на товарищей по работе.
Любознательный юноша перечитал массу литературы об этой удивительной и во многом загадочной стране с одной из древнейших цивилизаций. Начало индийской цивилизации многие учёные относят к седьмому тысячелетию до нашей эры, а, возможно, там были государства задолго до этого.
Индия! Задолго до европейцев индусы проводили водопроводы, индийские зодчие строили города по планам, тщательно, со знанием дела, вычерченным, тогда, когда Европа жила ещё при первобытнообщинном строе, в Индии уже были города с хорошо спланированными улицами, великолепными храмами, дворцами знати, скульптурами.
Одни названия древних Индийских цивилизаций чего только стоят: оплавленный, как в результате термоядерного взрыва, древний Махеджо-Даро, Хараппа, Гупт, Кушанская империя и другие, известные нашим современникам, а сколько ещё неизвестного таит в себе земля Индии!
Он прочитал “Регведу”, “Махабхарату”, “Рамаяну”, индийских писателей, книги которых были в совхозной и районной библиотеках.
Наконец-то его мечта сбывается!
Совхоз справлял сабантуй, в народе – это праздник урожая, когда заканчиваются все основные полевые работы, собран урожай, заложены семена в закрома; справляется сабантуй всем селом, приезжают люди из дальних отделений и совхозных ферм, силами художественной самодеятельности ставится концерт, организуются различные аттракционы, доступные в сельской местности, и, конечно, выпивка и хорошая закусь.
За порядком на сабантуе следит народная дружина и добровольные помощники. Милиции в сёлах почти не бывает, да и зачем милиция в сёлах? ЧП бывают очень редко и, почти всегда разрешаются управляющими отделений, секретарями или председателями сельских советов.
В тот злополучный день Татьяныч выпил, не много, но всё же не сдержался. На ногах он держался крепко, язык не заплетался, хотя и стал, как обычно, разговорчив не в меру. И кой чёрт притащил первого секретаря райкома партии на сабантуй. И надо же было ему подвернуться на его глаза. Лучший механизатор начал рассказывать о своей работе, заикнулся и о путёвке в Индию.
Секретарь райкома партии, увидев Татьяныча выпившим, перечеркнул самую заветную мечту его жизни – отобрал уже оформленную путёвку, и, хотя директор совхоза, парторг и председатель сельского совета ездили в райцентр хлопотать за него, всё было тщетно.
Это надломило юношу, он стал равнодушным к работе, правда, работу, которую ему поручали, выполнял, но как-то равнодушно, без настроения, стал менее разговорчив, затаил обиду, перестал кому-либо доверять. С каким-то ожесточением начал “подбирать то, что плохо лежит” и никто ничего не мог с ним поделать. Когда его начинают, бывало ругать за воровство, он молчит, как воды в рот набрал, будто не о нём разговор. Конечно, со своим “железным конём” ему пришлось расстаться. Ни на одном рабочем месте он долго не держался, а, когда директор совхоза вызовет, бывало, и объявит, что он, за пристрастие к умыканию и выпивке переводится на другую, неперспективную, нижеоплачиваемую работу, только пожимал плечами и молча выходил из кабинета, уже с новым назначением.
Руководство совхоза беседовало с ним, беседовали с ним и по-хорошему, и по-плохому, но разговора не получалось.
В самом начале лета в совхоз по распределению приехал молодой, только что окончивший сельскохозяйственный институт, по профессии агроном - плодоовощевод. Татьяныч работал в это время на новой, первой в совхозе, теплице, работа не сложная, следить за температурой в теплицах, особенно по ночам, когда надо быть очень внимательным – заморозки в Сибири в мае – начале июня – явление не редкое.
В одну из ночей “предприниматель” вывернул дефицитные вентили – можно выгодно продать, но, когда пришёл сменщик, перепутал сумки и, вместо своей, взял сумку сменщика, оставив того без еды.
– Степан Степанович. Посмотрите, какой обед оставил мне Татьяныч. Сумки у нас одинаковые, так он взял по ошибке мою, а свою, с ворованными вентилями, оставил.
Степану не хотелось начинать работу с ЧП.
– Ладно, - нахмурился он. – поговорю с ним.
– Поговорю! Сколько можно с ним говорить! Гнать его надо из совхоза. – в запальчивости произнёс сменщик. – А я чем буду обедать?
– Это я утрясу. – пообещал Степан.
Вскоре виновный пришёл в теплицу. Степан долго беседовал с ним о чём-то. После этой беседы Татьяныча будто подменили. Он перестал брать то, что “плохо лежит”, работать начал с увлечением, на его губах появилась улыбка.