Правдивая история
Лое появился в наших местах сразу с вислыми, обсосоно-рыжими усами, очками, как у Дэн Сяо Пина в сталинской квартире с поющим полом. Дунгаге, думающие, что он вывез все намытое золото из рудников Ван-Джю-Ван-Дзе и Чий-Чу верхами гнались за ним до Чугучака, потом через границу до Казахского Маканчи, где появился первый милицейский УАЗиК с тупым, икающим персоналом в мундирах, закапанных курдючным бараньим салом. Они были готовы благодушно посадить за свои достарханы любых гостей, кроме этих мусульманских китайских басмачей, вооруженных еще допотопными карамультуками. После первого выстрела, снесшего брезентовый навес военного вездехода, местные раисы обнажили свои кургузые Макаревичи с позорными вставками из эбонита цвета кала трехлетнего ребенка после съеденного винегрета и концентрированного компота из сухофруктов и в разнобой стали палить в дикое неорганизованное воинство. Еще раз огрызнулись с десяток карамультуков. Двенадцатиграммовые куски свинца расколошматили машину в хлам, превратив ее в дуршлаг для крупной рисовой лапши диаметром с кулачек годовалого младенца. К счастью, пострадал только сержант Сапкоев. У него по касательной вырвало кусок икроножной мышцы. Бойцы вызвали подмогу по неработающей рации и, зная, что разрядив свое долго заряжаемое огнестрельное оружие, дунгане вскорости бросятся в сабельную атаку, стали стрелять на упреждение. Четыре ствола, по две дополнительных обоймы – это семьдесят потенциальных жертв. Много и мало, потому, что всадники рассредоточились, а кучность стрельбы и плохой стрелковый опыт играл не на руку милиционерам. К счастью старший лейтенант вспомнил о калаше с примотанным допрожком. Первые короткие очереди изрядно проредили дунганское поголовье. Осатаневшие мусульмане с пеной в беззубых ртах устремились вперед, нарвавшись на плотный рой злобного, кинетически заряженного свинца. В живых случайно осталась только одна крепкая монгольская лошадка. Дипломатический инцидент был исчерпан на корню.
Вонючих дунган вместе с их колченогими лошадками, стоялыми халатами, фитильными ружьями, иззубренными саблями из малоугреродистой стали и с седельными сумами из которых нечеловечески пахло потной вяленой кониной, баурсаками и отрезанными головами гяуров столкнули в глубокий овраг и завалили крупными камнями. Вылили полканистры соляры и подпалили, чтобы отпугнуть гиен и енотовидных собак. Затем все засыпали красноватым песком, и ландшафт принял свой первоначальный, невозмутимый вид. Дошла очередь до лое.
Сделав небезосновательный вывод, что прилипучие дунгане явно не позиционировали себя в роли почетного эскорта, догадливые милиционеры-пограничники вытащили из отворотов кофты из синей дабы и из пришитого рукавного кармана нанкового халата сизого от рудничной пыли 3 лана, 5 цынов и 8 фынов шелестящего граненого Джаирского золота.
На резонный вопрос – почему так мало рыжья, - лое ответил, что все забрали китайские солдаты. Там было два мешочка почти со ста ланами.
- О, это около четырех килограммов – блеснул эрудицией старший наряда. Также он добавил, что за сокрытие золота лое подлежит немедленному расстрелу, но к его счастью все патроны были потрачены на классовых врагов, и посему он отпускается на все четыре стороны, хоть в свой позорный Китай, хоть в солнечный гостеприимный Казахстан.
Лое кряхтя поклонился, собрал раскиданную поклажу и поправил подпругу на своем Манчжурском иноходце. Странно, что раисы даже не польстились на хорошего коня. Под его подковами в копытных углублениях было спрятано около двух ланов крупного песка, да и в косице было шесть цынов. Но главное, его монгольский бубен, как, впрочем, и головка грифа и колки щипкового инструмента чжэня и сэ были изготовлены из чистого аурома, закрашенного шкатулочным черным лаком.
В ближайшем городе лое справил казахский паспорт. Его настоящее имя было Лё Гаго Ань. Паспортистка резво назвала вновьприбывшего Лёшей – Алексеем. Вторую «г» поженила с «о», так, что получилось «р». После соединения Гара с Анем всплыла цветочная фамилия Гарань. Все остались довольны. Леша заплатил мизерную госпошлину, купил шоколадку и целую неделю обучал давно махнувшую на свою внешность паспортистку азам китайской эротической церемонии.
Всплыл лое в Свердловске. Нашел добрую маму и немного пъющего отца и стал проживать в квартире с окнами на две географические страны света.
Из-за своих политбюровских очков и высоковатой районной преступности без геологического молотка на улицу не выходил. Через месяц вся шпана ходила со спрямленными лицами, не без оснований побаиваясь крутого нрава приезжего соседа, за глаза называя его бесчердачным оторвачим снеговиком с шиферным молотком.
В четырех ли Лёша нашел приличный зоосад, где обменял иноходца с препарированными копытами на злющего кашгарского дромадера, на котором стал доставлять строительные материалы жителям, впавшим в евроремонтный транс. Для смягчения эффекта он дал ему ласковую кликуху «Газель».
Еще в молодости в Китае до получения доходного места при конгломерации рудничных отводов Лё Гаго Ань очень неплохо играл на чжэне и сэ. Но видимо, не так хорошо, что здешние столетние мэтры говаривали, что у Лё есть и техника и усидчивость, но, к сожалению, великое понятие МЫН он еще не усвоил. Для непонятливых МЫНом можно назвать высооктановый драйв.
Встав на ноги, Лёша захотел полноценного образования, клубной деятельности, где заоблачный МЫН на чжэне и сэ можно было заменить на ревер с фустером, прилаженный к обычной демократовской «Музиме».
Выбор пал на архитектурный институт с дозированными вольностями при исполнениями хард-рока, да и здешний амбань пребывал на великогосударственном олимпе и не интересовался музыкальной чепухой. Единственно, кто плющила за пропуски и неуспеваемость музыкального неофита, так это джангойда Сошина из деканатского ямыня. Но Лёшенька в припадке осознания, самопожертвования за сеанс педагогического пропесочивания расковыривал волнистым ногтем большого пальца правой руки превосходящего по твердости сплав Вуда в шкале Мооса дыру в приставном столике из податливой древесностружечной плиты, куда запросто могла упасть хрустальная ваза с гиацинтами, подаренная та-женем Рашшэктаевым. Этого никак нельзя было допустить, и Лёша отпускался с миром.
У него появились друзья Моня, Дяо, Радж, Гульбарий. Любил он золотозубого веселого органиста-пианольника, верефикатора Кейта Эмерсона Джека Вращука. Однажды он чуть не раскололся на золотую заначку, уж больно захотелось Вращуку сделать все золотые коронки, но духу хватило только на фиксы из сусального золота на авторском рисунке к дню рождения.
Эх, хорошо жили: Моня чё-то говорил, наливал портвешка, Дяо при галстуке и костюме-тройке со словами «все чинно-блаародно» приносил тягучий спирт из цилиндрических колб с умершвленными членистоногими гадами папаши профессора. Однажды случайно съеденный гипофиз какого-то пазушного аспида подвиг сыграть лое тридцатиминутную солягу аля Риччи Блэкмор. У лое еще долго шел дым изо рта. С тех пор он ввел новую разговорную версию своей цветочной фамилии с устрашающим оттенком Горыныч. Кстати Горыныч поиграл Пэйджа, Блэкмора, Бокса, МакЛафлина, Меолу и, наконец, прикипел к Пако де Лусии. Ему нравился этот маленький сухонький человек, живущий среди архитектурного стиля мудахер в местах, где раньше правили всесильные, своенравные халифы.
Вообще-то кругом бурлила суетливая, неорганизованная околоплоднороковая жизнь. Появлялись смысловые и бессмысленные галлюцинации, какие-то моллюски, чаи с лишними буквами, дедушки, родственники уральского рока, напоминающего склеенную леденцами субстанцию, вынутую из штанов полупьяного хипующего подростка с мелкими крошками дрянного табака и свалявшейся пылью.
Коллективные чудеса акустического артрока, трепетно сочиненные под благословение намоленных двухковчежных икон XVII века Джеком, Сычем, Кукой, Мязью смыло могучим потоком "скованных одной цепью". Пряничная либеральная буза растеклась по всей стране. Среди этого непотопляемым утесом стоял и стоит умник Вова Елизаров.
А в нашей епархии, как говорится, с наследственностью не поспоришь. На верхушке лоевского дайконистого лица проросла ботва. Наступило время разбрасывать камни. В Ботву вплелись единомышленники. Сам собой выкуклился концерт со стремным названием «Овца по жизни». Инструментал отличали множественные купюры из многочисленной музыкальной классики, а мягкое пероральное пение даже завораживало. В клубной избушке постоянно пребывал в перманентной готовности чувырлыстический разномастный пантеон. Воцарилась оргастическая атмосфера почище упадка Римской империи. Расслабуха, конечно, птица приятная, но лое не таков человек, чтобы лежать на мягком и дрыгаться с полутвердыми придатками все оставшееся время. Во всем нужно достигать МЫНа.
И посетила лое гениальная мысль: не создать ли органическую ситуацию под названием МЫЛЬС?! Это, как минимум переделывание всех телесных шарниров с точки зрения придания им всех мыслимых степеней свободы. Появилась бы чудовищная беглость пальцев при игре на музыкальных инструментах, возник бы новый шик в сцендвижениях, когда коленная чашечка при сгибе не вывертывалась только вперед, но и назад, как у цапли. Необходим был инженерный расчет и много инертного золота для имплантатов. На все про все не хватало полутора ланов.
Лое обрядил себя и сотоварища в рубашки цвета пролитого мерло и заиграл в приличном кабаке, торгующем мыльноватой Манасской водкой охлажденное уральское фламенко. Днем свирепый от воздержания кашгарский дромадер перевозил меж горбов сантехнические кабины и по нескольку тонн арматурыАIIIдиаметром18мм, и все равно денег не хватало на реализацию мечты.
На беду сосед по лестничной клетке Ардальон Шкарупа, получив в краткосрочный долг от лое довольно приличную денежную сумму на радостях в течение двадцати семи часов сыграл второй саратовский наигрыш на своей двухрядке и, соответственно, ушел в астрал, оставив после себя дикий запах пота и много пустой винной посуды. Единственной возможностью вернуть долг мог быть только личный уход в астрал уже лое. Для музыкального материала он выбрал краткий музыкальный эпизод из третьего акта китайской героической оперы «Ловкий захват горы Вайхушэнь».
Пока лое готовится к беспрецедентному акту. Ему было видение, что МЫНа, МЫЛЬСа он автоматически достигнет в астрале, причем встретить его можно будет раз в каждые семнадцать лет двадцатого июля в четыре часа пополуночи на юго-западном мыске озера Айрик-Нур в сопровождении непросыхающего Ардальона Шкарупы.
Единственно, чего сейчас требует Алексей Гарань, так это того, чтобы его называли ЛОЕ с применением заглавных букв.
В туристическом бюро «С нами хоть в преисподнюю» уже начата реализация путевок на двадцатое июля 2039 года в дебри Джунгарии. Если мы не умрем от синьки, липучих болезней, а то и просто от старости, то обязательно увидимся там.
Итак, до встречи ЛОЕ!