6. Торт по имени Елена

Валентина Яроцкая
    Ну, лето прошло,  теперь   пора  мне  для тебя, Саша, письмо  сочинить…  Поныть  немножко, в жилеточку поплакаться… Есть у  тебя  такая  жилеточка?  Если нет, то  просто дашь мне носовой платок,  буду  размазывать    обильную зарёванность по  щекам…
 
    Ни Пушкин, ни Стихира, ни мороженое – ничего сегодня не помогает от  депрессии, в которую я впала  – с нынешнего 15 августа.  На печальный день  памяти  твоих родителей  выпало и у  меня  очень печальное событие: отъезд моей любимой  подруги Леночки. Вернее, накануне она сообщила,  что пришло ей приглашение на работу в город Пушкин, где они с мужем получили квартиру ещё в прошлом году, и  что она решила ехать.  15-го   я  весь  день приучала  себя к мысли,  что мне предстоит  расставаться с Леной… А уезжать  она  будет 25 августа…

    Иногда  даты  так выстраиваются,  что   поражаешься совпадению печальных или радостных  событий… Здесь – печальное. Очень печальное.   25 августа  2005 года не стало мамы… Я никогда  так  горько не рыдала,  как в  этот  день… А потом наступило состояние ступора… Приближалось 1 сентября, у  меня   был  выпускной  класс,   мне просто пришлось попросить отпуск, чтобы не портить ребятам радость  праздника. Ничего не могла с собой поделать – слёзы  катились сами, а вид   весёлых и радостных  людей  вызывал  только новый  фонтан  слёз… Ну, рёвушка-коровушка – так меня  мама  когда-то  в шутку дразнила… Любое слово  мамино, которое в памяти всплывало,  доводило меня  до какого-то ненормального состояния: я ревела и ревела…
 
    А вот  через семь лет 25-е августа снова  мне  решило показать свой жестокий облик…
Только что Леночка позвонила и сказала, что   будет  брать билет на 25-е августа…

    Бывают Лены,  бывают Ленки, а бывают Леночки. Её никто и не  зовёт  по-другому: только Леночка. По-другому  нельзя, потому  что другое имя  ей не подходит. Леночка она. Добрая, милая, красивая, обаятельная. Умница. Любимая  подруга.  Есть у меня  подруги, которые   стали  фактически  родными  сёстрами, но  жизнь всё время меня  с ними разлучает, то  я  куда-то уехала,  то они уезжают… А Леночка была рядом почти тридцать лет…  Вообще-то она Елена Анатольевна –  для учеников и родителей, ведь  Леночка преподаёт в школе русский  язык и литературу…

     Мы приехали в  наш нынешний таёжный тупик,  когда здесь  ещё  был  процветающий военный  городок… Двадцать девять лет  тому назад… История и словесность -  две родные сестры,  вот  мы,  две  молодые училки, историчка и филологиня, и подружились сразу…
 
      Молодым учителям в школе всегда трудно, но  если  друг друга поддерживать,  то  уже веселее. Десятиклассники вытворяли что  хотели, но после уроков  мы  выходили с Леночкой   к нашей чудесной порожистой  реке Тунтсайоки  и  торжественным  голосом декламировали Некрасова: «Нет безобразья в природе…» И  обе  громко  хохотали,  потому что  обе   моментально  вспоминали  под  эти строчки одну и  ту  же  личность.  Ученик Коля Безобразов  был как  раз в  ударе  то на уроке   литературы,  то на русском… (После школы как-то встретился, остановился, с надеждой в голосе спросил: «Вы  узнаёте  ученика Колю Безобразова?» Коля, миленький, ну как же тебя не узнать,   милейший  человек, а   чего в школе-то выпендривался,  спрашивается).

       Через  два  месяца после нашего  знакомства  Леночка  была у  меня  свидетельницей на свадьбе, а потом вышла  замуж сама,  дети у нас  росли одного возраста,  школа  была одна – вместе всякие  беды-радости и  переживали…

        В период бурного разрушения  прежних идеалов  я стала  тяготиться   историческим враньём,  решила  уйти с преподавания истории. А куда? Выбор сам собой  определился  дружбой – раз  Леночка   преподаёт словесность,  то не попробовать ли и мне? Попробовала.  Леночка стала  для  меня  вообще не просто коллегой по школе, но  палочкой-выручалочкой в работе. Интернета ведь в  те годы не  было, а    вопросы возникали  каждый  день. Вот  у Лены  и  узнавала я  то про ударения в словах,  то про какие-нибудь  заковыристые морфологические  формы,  то  про   грамматические ошибки… А главное:   она вселила в меня веру,  что  и  я смогу все  эти  филологические премудрости освоить…

         Дружбе нашей годы и годы… Столько  было  всего: и   радостного, и  печального, и забавного,  и  делового… Ну,  о  «деловом» надо пару слов сказать: от нашей дружбы и  школе  хорошо было,  потому  что все наши школьные  филологические  дела  мы вместе устраивали… Ни разу не  заходили  в тупик даже при наличии  разных мнений по поводу различных  «мероприятий». Умели  находить компромисс. Впрочем,  в Леночкином  окружении не найдётся ни  одного человека, который мог  бы  похвастаться,  что он  поссорился с  ней. Это редкий  дар: всех  любить, а  если  уж  и   недолюбливать  человека( ну, все мы  живые,  всем   иногда приходится «недолюбливать»),  то так  незаметно,  что  человеку и в голову не приходит,  что он «недолюбливаемый».

       А вот  ещё  о забавном. Мы много раз с Леночкой начинали  методом «штурмовщины» заниматься оздоровительными мероприятиями. Часто начинали – часто  бросали,  но однажды  целых три года вместе занимались  оздоровительной  ходьбой… По вечерам   можно  было видеть нас на улицах посёлка, несущихся стремительно   в неопределённом направлении (  типа куда глаза глядят) , -  это  были  сеансы  ходьбы. «Разве  дамы солидные  так  гуляют?» -  удивлялся Леночкин  муж. А мы  вовсе  себя  не  чувствовали  солидными  дамами,  радовались, как  девчонки,  что  можно просто  беззаботно  посмеяться  и похихикать в  женской компании (Ну, к  этому времени  дети  уже выросли,     нашего   пристального внимания не  требовали, а мужья  от женского  зудения и  рады  были отдохнуть). Три года  беспрерывной  ходьбы по вечерам,  исключением  становились  только  дни,  когда  мы   уезжали куда-то. И   всё  время  была  тема  для  разговора: от  обычного  женского трёпа  до  философско-филологических изысканий…
Прекратились  наши  «прогулки-моционы»  только  тогда, когда нам пришлось   работать в вечерней школе: работали  мы в разные  дни,  вместе  ходить по  вечерам  стало  невозможно. А потом наступило  лето, другие заботы…

      Потом  Леночка  заболела -  надолго и  тяжело,  а  я  еле пережила  эти сумасшедшие  полгода  без неё. В  школе  было  сиротливо не одной мне – все  филологи приуныли… Да и не  только  филологи, и не  только  коллеги. Ученики,  родители  только и  спрашивали: «Когда  выйдет Елена Анатольевна?» Слава Богу,  всё  уже позади, Леночка  вернулась  работать  – мы все  оживились: Солнышко  вышло.

        Леночка слово  чувствует,  стихи  и прозу  могла  бы  писать   изумительно, но вот    сколько  я ни пыталась  её  сподвигнуть на  это  дело,   она отшучивалась, на  лень  всё  сваливая…  Однажды  мы  шутки ради   начали  обмениваться посланиями. У меня в архиве  сохранилась часть нашей  переписки. Лене посвящено несколько  моих  шутливых «виршей»,  в которых   один смысл: выразить под    одеяньем  «слов  забавных» признательность   за  дружбу и  тепло.

     Начало  было положено акростихом. Я пыталась освоить форму акростихов – с кого же и начинать, как не с любимой подруги?

Е\й Богу, я не буду льстить!
Л\есть сердцу всякому вредна.
Е\два ль и ей она нужна,
Н\о невозможно правду скрыть:
А\х,  можно ль  лучше Лены быть?!

С\кромна, умна, всегда учтива
И бесконечно терпелива,
Д\обра, красива и к тому же
О\на обеды варит  мужу.
Р\оманов  только вот не счесть:
О\негин с Ленским в списке есть,
В\ильям Шекспир, Блок, Пастернак…
А\х, Леночка, нельзя же так!

Леночка в долгу не осталась и ответила:
Ностальгические вирши, посвящённые соседке, училке, подружке, а в общем, Яроцкой Валюшке:
Она орхидее  подобна, ( хи-хи -  это  моё замечание)
С алмазом  её  ли  сравнить?
Гегель, Шекспир, Сенека –
Кому ещё рядом быть?
Она, как Онегин, умеет,
Коснувшись всего слегка,
Стишок сочинить – бледнеет
Потом от страсти  толпа.
И всё-таки недостаток
У нашей Валюши есть:
Ведь дней своих светлых остаток
Желает она провесть
Не в райском саду, не на воле,
А в алакурттинской школе (  для  красного словца  про школу – это опять моё  замечание)

          Ну, колесо поэзии  закрутилось,  нельзя  же  было  промолчать –  за   такое  славословие в мой  собственный  адрес   учтивость  требовала от меня   сказать Леночке  «спасибо»!!! Я ответила опять  АКРОшкой:

С\воим  любезным  мадригалом
П\овергла ты меня в смятенье…
А я, выходит, мнила даром
С\ебя в делах стихосложенья
И\скусным  мастером – увы! –
Б\оюсь, коль станешь сочинять,
О\тставки мне  недолго ждать.

   Увидев,  что  я  сильно  забеспокоилась о возможности  быть низвергнутой с поэтического пьедестала, моя  Ленуська выдала вариации на тему «Нет, я не Байрон…» Я  от  её  стихотворения пришла в полный  восторг:

Я не Цветаева и не Ахматова.
Мне ли равняться с их  чудо-пером??
Если и птица я,  то не крылатая,
Щепкой лежу под судьбы  каблуком.
Счастье, удачи меня не касаются,
Мимо скольжу  бестолковым коньком.
Горе, невзгоды друг с другом  меняются,
Чёрною плёткой свистят над челом.
Очи закрыты, и руки  опущены,
Мне  ли  тягаться с  судьбою-клеймом?
Радости сроки, что  были  упущены,
Чистым и звонким пролились дождём.

Нахохотавшись над шедевром заунывной лирики ( вся  соль  была в том,  что  был  потрясающий   контраст  между  заунывностью  строк и  жизнерадостностью самого  автора ),
 я села  «отвечать». Мой  ответ назывался «Птица».
 
Где же ты видела птицу бескрылую?
Видимо, просто не  хочешь летать…
Вот  сочинила же песню унылую,
Значит,  весёлую сможешь создать!
Очи открой, подними свои руки,
Горе, невзгоды на лиру смени!
Враз  беспросветные кончатся муки,
Хлынут дождём благодатные дни.
И не Цветаевой, и не Ахматовой –
Сидоровой прослывёшь на земле!
Брось-ка ты, Леночка, школу проклятую,
Это она тебя держит во мгле.
Встань, поднимись,  беззащитная  щепка,
И погрози злой судьбе кулачком!
Птицею станешь,  и птицею редкой,
Чистым и звонким споёшь голоском!

   Ага,  хорошо мне  было  «сочинять», находясь уже в отпуске, а у  Леночки  тогда  был  выпускной класс,  она принимала экзамены  –   её преследовали    отпускные мысли… Она  мне сочинила «ещё одно унылое сказанье – оно, увы, не в кайф, скорее – в наказанье)»:
Был будний день,
И туча свет застила.
Работать было лень.
Ведь солнце не входило.
Да если  бы оно,
Как в Сочи,  полыхало,
Работать с гороно –
Вот счастья было мало!
Сидеть, кивать, дрожать,
Хихикать пошловато
И стульчик подавать,
Вдыхать  витиевато.
Как это всё, мой друг,
В итоге надоело…
Подумалось: « Да чтоб
Оно всё погорело:
Работа, бденье, труд,
Оплачиваемый  плохо,
Все книги, взгляды, муж –
Всё выдох. А для  вдоха
Мне нужно лишь одно
(Простите вольность эту,
Она в чести у нас,
Но не к лицу поэту):
Хочу я в отпуск – и–
Уехать, затеряться,
Уйти на дно и  ах!–
В мужчин во всех влюбляться».

    Вот  тут  уже  некоторые  фантазии  об отпуске надо  было останавливать, пока дело не  зашло далеко…  Пришлось  писать  посвящение «Елене Многострадальной»:
В мечтах об отпуске, мой друг,
Была ты очень смелой…
Влюбившись, скрасить свой досуг?
А как же твой Отелло?
Уйти на дно? Похоронить
Талант в поре расцвета?
Да  как потом посмеешь жить,
Убив в себе поэта?
А как же  затеряться  сможешь,
Звезда такой величины?
Увы,   мой друг, опять,  похоже,
Твои мечты обречены…

    Леночка  поддалась на мои   стихотворные подстрекательства  - я  опять получила  стишок от неё:
Я Вас ждала. Часы считала,
Минутной  стрелке повторяла,
Чтоб подогнать она  смогла
Ваш бег к моим  родным пенатам.
Увы, минутной стрелке Вы едва ли,
Валюша милая, внимали…
Я Вас ждала. Считала годы.
Нагрузку, смену и погоды,
Детей в походе, баллы в тесте ( не   подумайте, что в тесте – в т(Э)сте -   это я  опять  делаю пояснение)…
В каком  же  Вы сидели месте?
Я Музу испытать решила,
К ней на приём я поспешила,
Но  Музы  краток  был ответ:
Где проза есть, там Вали нет.
За рифмы я уселась плотно,
Взор устремляла к небесам
(Надеялась, что  sehr  вольготно
В строках моих будет мыслЯм).
Ну, вот уже перечитала…
Поэзия здесь ночевала,
Послав «поэта» к праотцам.
О, Валя! Смилуйся, приди!
Чтоб слух чужой не отравляла,
Чтоб Музу я не оскорбляла
Стихом (о, Бог, меня прости)…
«Кончаю. Страшно перечесть»:
Здесь смысла нет, но рифма есть…
………………………………
Как в баснях, смысл я сообщаю:
Безумно видеть Вас желаю…
 
   Дальше продолжать  было крайне  лень,  я дала Леночке  обет, что  «подстрекать» её  больше не  буду, но  тут случилось   смешное обстоятельство: с растяжением связок мне пришлось  улечься на диван на несколько  дней. Впрочем, в стишке всё понятно:

Обет нарушить я не вправе
(Хотелось душу бы спасти!),
Но вновь  рифмую для забавы…
О мой Творец! Ты мне прости!
Невольны меркнут прегрешенья
Под  тяжестью сего греха:
Ввела подруга в искушенье,
Я вновь запуталась в стихах.
О Лена! К  Вам стремилась я
Израненной больной душой,
Но день за днём вся жизнь моя –
Лишь обстоятельств ряд  большой.
Мужчины: сыновья и муж –
Всех накормить – моя забота.
И  знайте, Леночка, к тому ж
На огороде капли пота
Роняла  я  не день, не два,
Потом  дурная голова
Ногам покоя не давала…
Вот я теперь-то и  застряла!
Лежу на стареньком диване –
И не в божественной нирване,
А с растяженьем на ногах –
Душа к  Вам рвётся, ноги – ах!

    Одним словом, прикалывались и дурачились,  забавлялись   различными    стихушками-игрушками в свободное от  проверки   тетрадок время.

  А   прошедшей  зимой  нам    с Леной крупно повезло. В посёлке  в страшные лютые  февральские морозы произошла авария на котельной,  во многих  домах  вышло из строя   отопление. Жители 22 домов оказались скитальцами и вынужденными переселенцами. Я  оказалась в аварийной  части посёлка, а Леночка – в    уцелевшей. Конечно,    тут  же   последовало приглашение от моей  подруги переселяться к ним,  мы с мужем  пережили аварию  под  крылышком у Леночки.
Вечером   попиваем  чаёк,   Валя  удивляется:
– Леночка, смотри, у людей  бедствие, а мы  радуемся: перед  твоим  отъездом  сколько  времени  можем  быть вместе…
– Тепло, светло, мухи не кусают. Где бедствие-то?

    Долго могу  рассказывать про Леночку… Стихами и в прозе…  Столько  всякого вспоминается за  три десятка лет дружбы… А при чём здесь торт? А вот при  этом...

    Многие годы я пекла  свой  фирменный торт, который из-за  наличия в нём ложки мёда (  без  дёгтя, честное слово) называла «Медовый». Праздники семейные всегда являлись поводом  для  выпечки торта, а иногда и в школу такой  тортик попадал. Все привыкли  называть  его  «Медовым». Каково  же  было моё  удивление, когда я обнаружила в своих старых кулинарных  выписках  истинное название   этого   изделия. Оказывается,  это  был  торт по имени Елена!!!! Я  как-то запамятовала-забыла первоначальное название, а вот перед  самым  отъездом  Леночки  сделала  открытие. И подумала,  что  это очень символично и неслучайно: торт «Елена». Торт, в котором несколько слоёв вкуснятины, такой, что  пальчики оближешь… Жизнь, в которой поместилось  несколько десятков лет  дружбы и взаимовыручки,  тепла и радости  общения… Как  жаль расставаться…
Ну, рёвушка-коровушка пошла  опять  плакать… Ну, а раз  жилеточки  для неё  нет, предложу-ка  я  ей кусочек тортика… Испеку на прощанье  для Леночки  торт  по имени Елена…

      Ну что,  скоро сентябрь… Кому  женьшеньки в лесу собирать, а кому в школу собираться, опять   сеять  «разумное,  доброе, вечное»…  Уезжает Леночка... Опять кусочек от сердца отрывать надо… Я ведь к людям привязываюсь  крепко-накрепко, насмерть, не оторвёшь… А они, эти  люди, из  умирающего посёлка  уезжают, уходят,  улетают… Из   умирающего посёлка, из близкого окружения, но  не из сердца.