Глава V-VI

Наталия Овчинникова -Печёркина
1904.
 
Суббота. Лизавета устало вытерла передником пот с лица. Придирчиво оглядела белеющий деревянный пол – все ли чисто ножичком проскоблила? Ишшо баня осталась.
Полок надобно выскоблить да пол. Сердце сжалось в дурном предчувствии. Муженек раньше всегда в первый пар ходил, а теперь последним норовит мыться. А ить углядела Лизавета – ни один Николаша моется. Бегает к нему огородами вдовая соседушка Токариха. Ишшо у мужика ноги не остыли, а чего страмница вытворяет
-Господи, прости меня грешную. Нет более терпения - крестится истово Лизавета.
- За что ж доля мне такая, ить не урод?
 Перед глазами пронеслись дни, когда девкой была, как за ней парни увивались, но приданого было не жирно.Сватов заслал только Николай. Печеркины – семья зажиточная, работящая. Братья- от Николашины уехали давно из станицы, крепко в городе на ногах стоят. А муж, как с турецкой вернулся, чисто зверь стал. Так-ить и зовут в станице – Николаша «дикошарый».
 – Леша, сынок, подь сюды.
 – Чего мамань?
 Лешка, копия Лизаветы, со светло-русой кудрявой шевелюрой и глаза такие же – незабудки голубые; Сыночек любимый, ласковый (мамкин карактер) тут же прибежал на зов со двора.
- Воды от натаскал в баню?
- Дык давно и затопил ужо.
 - Сынок, вот возьми стручок горький, натри полок, перед тем как тятя-от в баню пойдет. К нему ить, энта Токариха прибежит.
- Ладно, маманя.
 Лешка не любит отца за лютый нрав, за лень. Вся тяжелая работа давно на нем.17 годов, а плечи, руки, как у матерого мужика. Лизавета еще перекрестилась; поразмыслив маленько, убрала  с гвоздя нагайку подале с глаз и пошла в малуху, на ужин чего изладить.
Баня курилась ароматным дымком. Лешка сидел у стайки за углом.  И вот она, стерва-Токариха, прошмыгнула вслед за отцом, нацепляв в огороде репьев на  юбку. Ждать пришлось недолго.
 Дверь с грохотом распахнулась,и отец в одних подштанниках, с искаженным злобой лицом, побежал по двору к дому.
 – Пришибёт маманю – мелькнуло в голове у парня.
 – Тятя, ты чего?
– Сгинь, паскуда!
 Николай схватил вилы и метнул со всей силы в сына. Лешка успел присесть, только свист над головой услышал. Одним махом переметнул через забор. Прислушался. Стукнула дверь в малухе, потом в доме, и стало тихо. Лешка сидел, оцепенев.
- Что с маманей? Не кричит, не плачет... Зайти бы в дом, но липкий страх подкатил к груди, перехватывая дыхание. Вспомнилось как свистнули вилы над головой.
 На крыльцо вышел отец. Какой-то смурной. Сел, закурив самокрутку, и понуро опустил голову. Лешка боялся шевельнуться. Надоедливые комары в кустах уже заели, а хлопнуть страшно. Николай тем временем докурил свою «вонючку» (так Лешка его самокрутки звал) и спокойно, вразвалочку пошел по улице. Видать в карты перекинуться решил с дружком, Хорьком. В  станице у каждой семьи были прозвища. Хорьком Макара Конодцова прозвали за малый рост, а заодно и всех его домочадцев Хорьками окрестили.
 Лешка, задыхаясь, вбежал в избу. Мать, с обмотанной мокрым рушником головой,лежала на кровати и глухо стонала. У кровати стоял таз, Лизавету начало рвать.
- Маманя чего ты, чего? – плакал Лешка, размазывая слезы.-
 -Чего он тебе сделал?
 – По голове он меня, Лешенька, колодкой сапожной саданул. Вишь, как голова-от распухла. Притронуться больно и рвет шибко.
- Ты, маманя, лежи, лежи. Может, молока или квасу?
- Лешенька, ты покуда на глаза тятьке не попадайся. Денек другой пережди у Дубковых. А то, боюсь, прибьет он тебя, шибко за перченный полок-от осерчал.



                Глава vii
Лешка крутится возле зеркала. Потрогал светлый пушок над губой, причесал по последней казачьей моде чуб налево.
– Чего это ты, Лешенька, в Бобровку зачастил? То-ли ключевских девок тебе мало?
 Лизавета смеется, голова немного трясется. Так и не оправилась после колодки сапожной. Отец, правда, с тех пор притих, мать не забижает, с Токарихой не якшается.
 – Дык, я Маньшу попроведаю. Сестра ить, скучаю.
- Ой, ли? Токо по Маньке скучашь-то? – улыбается Лизавета.
 Дошел слух, что бегает сынок в Бобровскую станицу к атаманской дочке Аришке Игуменьщевой. Ну что ж, девка, вроде, справна, работяща, да и семья атаманска. И дочка-то она единственна.
 – Ну, иди, иди. Маньше-то гостинец отнеси, не забудь.
 Лешка весело щелкнул хромовыми сапожками. Хороша обнова, беречь надобно.
-Как из станицы выйду, сразу сниму, а то десять верст топать. Эх, жалко, коня батя не дает. А то бы, каким козырем к Арихе подъехал.
 Сегодня вечерки – бабка Корбулиха молодежь в свою избу пускает. Принесут ей дров да карасину, вот она и довольна. Храпит себе на печи, а то к куме на пироги утащится.
 Лешка весело шел по проселочной дороге. Уральская степь, белесая от ковыля, дурманила травным запахом. Парень сорвал веточку кашки. Эко пахнет, прямо кашей на молоке топленом. Отмахал верст пять ужо. В пятке саднила заноза. Лешка присел в траву. Небо голубое-голубое, с бордовыми отсветами заходящего солнца навалилось сверху, аж, голова кругом пошла.
- Видать, не токо у меня кружится, вишь, как кузнечики орут, чисто пьяные – подумал парень.
«В полном разгаре страда деревенская,
Доля ты русская, долюшка женская…»
 - вспомнились почему-то Лешке строчки, выученные в школе. Как жалко, что тятя учиться не пустил. А ить, как его учитель Иван Иванович Согрин уговаривал. Учиться, мол, надо вашему сыну, большие у него способности. Но Николай уперся «рогом в землю». – Негоже казаку лишню грамоту иметь. Читать писать умеет и ладно. Наше дело – воевать да ишшо пахать по новой моде.
А Иван Иванович Лешку сразу из первого класса в третий перевел, и пацан за один год сразу всю школу освоил.
Или вот ишо  хорошо в театре петь. Слышал, есть такие в больших городах, там опера. Это когда не говорят, а токо поют. Регент церковный тоже тятеньку уговаривал послать Лешку в город на певца учиться, после того, как мальчишку на клиросе услыхал. Но Николай и тут все спортил.
- Эх, тятя, что ж ты, злыдень такой. Лешка, наконец, вынул занозу, поднялся, пора идти. Надо ишшо Маньше узелок от мамани передать. А на вечерках Ариша… Уже раз пять бегал Лешка в Бобровку и все из-за нее. Местные парни хотели было отвадить, встретили за станицей втроем. Да куды там!  У Лехи кулачищи здоровые, не зазря за тятьку сызмальства лямку тянул. Бока намял дурням- зауважали. Что-то  такое есть в Аришке, не понять. Как увидишь, кажись,  сердце остановится или наоборот, выскочит. Глаза, конечно, шибко красивые, чернущие, зрачков не разглядишь. Вот, токо ростом чуток повыше. Ну, ниче, ишшо подрасту, думает Лешка. Вот и Бобровка. На пригорке видна беленая Корбулихина изба. И ноги сами вперед головы туда потянулись. Почти добежав до избы, Лешка вспомнил про узелок с гостинцем для сестры Марьи. Побежал  наметом в другую сторону.
 Во дворе заливалась лаем шавка с горой кличкой Трезор. Манька, ужо на сносях, подбежала к воротам.
 - Ой, Ленька, заходи братушка.
 Манька ишшо красивше стала, раздобрела; лицо округлилось; Похожа на маманю, вот только волос как у отца – темно-русый. Ленька пьет молоко, заедает пирожком с кисляткой и нетерпеливо ерзает на лавке.
 – Далеко, Ленечка, собрался? Опять к Арихе? И чего ты к ней присох? Не пара она тебе голоштаннику.  Ее ить 19 женихов ужо сватали- и всем отворот-поворот! Маманя - то ее, Анна Андреевна, ужо и скалкой била; мол, чего ты, дура, кобенишься? Уж, не из-за тебя ли Аришка женихами разбрасывается? Чего молчишь?
Лешка покраснел, заулыбался - рот до ушей.
 - Ну, точно, из-за тебя знать. Эх, дурень, не отдаст ее атаман за тебя.
- Ну, энто мы ишшо поглядим.
Лешка вошел в избу, поклонился, поздоровался. Два черных глаза взглянули так, будто молнию метнули и все. Больше Лешка никого не разглядел, начали в лото играть, а Ариша - вот она рядышком и маленькой ножкой в шнурованном кожаном ботиночке  «гетре» постукивает.
- Лешка, ты уснул что ли? Парень очнулся от хохота.
 - А ну, плясать давай! – крикнула смазливая деваха Глашка. – Давай нашу," бышеньку". Кто-из парней приволок, втихаря от отца, саблю. Все захлопали, отбивая ритм лошадиного хода. Парень начал крутить саблей, а вокруг заходила частой дробью,раскинув широко руки Глашка, да так, чтобы к сабле поближе. Хорошо пляшет, залюбуешься. А, токо, Ариша все одно всех краше.  Лешка шепчет:
- Сватов хочу к тебе заслать, пойдешь за меня? А в ответ шепот:
 - Пойду, Лёшеньк.А ежели, тятя не отдаст, убёгом уйду!