В воздухе морось. Дождя не было, но всё вокруг было мокрым и скользким. В грязном небе висела блёклая луна. Лениво лаяли бездомные собаки. Шипели колёса автомобилей, мчащихся по улице.
Антон стоял перед зеркалом с бокалом в руке и пытался чокнуться с отражением.
– Будь! – кратко произнёс он. – Только не зазнавайся! – Потом повернулся к окну и, вновь увидев свою физиономию, удивился: – О! Ты уже здесь! Молоток! Давай выпьем! Есть повод. Что ни говори, а я всё же показал им, чего сто;ю!
Отхлебнув глоток, он покачнулся, пихнул ногой стоящее у него на пути кресло и свалился на диван.
– О, бля! Кажется, я того… Ну, ничего. Сегодня можно. Сегодня всё можно! Победителей не судят!
Он попытался сесть, но это удалось не сразу. А когда сел, мутным взглядом окинул комнату. На полу валялись какие-то бумаги, газеты, папки. Наконец, его взор остановился на газете, которую он искал. Антон с трудом поднял её и стал смотреть на заметку, подписанную его именем.
– Во! Это вам не репортажик! Это – статья, и многим она придётся не по вкусу… А мне по барабану! Мы за правду! Нет, мы не ра-бы, ра-бы не мы! Поэтому нужно ещё выпить… – Антон с трудом встал, подошёл к столу и вылил остатки коньяка в бокал. – Пить так пить… Хорошо, что Маша на дежурстве, а Светочку забрали родители. Сегодня я свободен и счастлив! А завтра… Впрочем, посмотрим, что будет завтра. Ну, Антоша, твоё здоровье, – сказал он отражению и осушил бокал. – А как вы думали, даром, что ли, я штаны протирал в архиве? Теперь повертитесь… Прокуратура заинтересовалась, а это значит, что недаром… нет, недаром Москва, спалённая пожаром, французам отдана!
Антон поставил бокал на стол и с сожалением посмотрел на пустую бутылку. Но делать нечего. Не идти же за выпивкой на ночь глядя! Да и не такой уж он алкаш, чтобы не остановиться…
Приоткрыл форточку и, пользуясь тем, что был в квартире один, достал сигареты. Обычно дома не курил. Но сегодня был особый случай. Дочери дома не было. Жена на дежурстве, так что никто ему не мешал отвязаться по полной!
Закурил, но дым почему-то не уходил в форточку, а оставался в комнате. Тогда он приоткрыл окно и прилёг на подоконник, выпуская дым на улицу. Свежий воздух, моросящий мелкий дождик быстро отрезвили его. Мысли стали более ясными. Только что ему казалось, что он может свободно парить в воздухе, перепрыгнуть с подоконника на ветку тополя, а теперь удивлялся этим мыслям. Только что можно было всё… Но кому это надо? А теперь… нужно закрыть окно и идти в комнату. Что он и сделал.
Антон привык разговаривать сам с собой. Шутил: «Приятно беседовать с умным человеком!».
– А что?! Это вам не тру-ля-ля! Это статья, которую нельзя будет просто не заметить. И подпись под ней… Нет, это не тру-ля-ля!
Он ещё раз с сожалением взглянул на пустую бутылку и вдруг вспомнил, что в холодильнике стоит остаток водки. Вчера не допили…
Антон резко встал и чуть не упал. Закружилась голова.
– О-ля-ля! А мы расставим руки, чтобы легче было держать равновесие! Как делают канатоходцы. Вот так…
Он прошёл в кухню, открыл холодильник, достал бутылку и тут же приложился к горлышку.
– Я должен налакаться! – бормотал он. – Заслужил! А завтра в редакции все будут со мной раскланиваться! «Здрасте, Антон Терентич! Читали! Прекрасная статья! Молодцом!». И Главный будет ручку пожимать… «Мы ждём от вас подвигов… Пишите! Это у вас хорошо получается!». А я так это легко, с улыбочкой отвечу: «Это мы могём! Нет проблем!».
В киоске газета разойдётся в миг! Главный будет решать вопрос о дополнительном тираже! «Вот что значит материал Антона Терентича!».
Он вздохнул… Потом кое-как снял туфли, упал на диван и заснул.
Проснулся рано. На улице было ещё темно. Взглянул на часы. Половина седьмого. Раннее утро, чистое, не омрачённое ничем. Как хорошо жить! На дворе сыро и плаксиво, а настроение хорошее. Только голова болит и хочется пить.
«Вчера я точно перебрал… Обрадовался, идиот! Стыдно за вчерашнее, но не помню перед кем... И чему радовался?! Сейчас только начнутся проблемы! Недаром Маша говорит, что мне пить нельзя, так как при увеличении градуса даже углы тупеют. Тоже мне математик! Она же доктор! Хотя что правда, то правда, у меня вчера было много градусов!.. Чёрт, как же голова болит! И чего я вчера на этот случай не оставил хотя бы пару глотков… Вот тупой, так тупой! Пойду хотя бы водой горло промочу!».
Антон долго пил воду прямо из-под крана, потом подошёл к окну и посмотрел на улицу. Дождик перестал, но все предметы светились холодным светом. Взглянул на небо. Прямо перед ним повисла круглая луна.
– Чего пялишься? – сказал он ей. – У меня голова раскалывается! У-у-у, чёрт, это ж надо было так вчера наклюкаться! Главный, тот заметит сразу… – Прошёл в ванную и стал под холодный душ. – У-у-ух! Хорошо!
Потом долго растирал тело полотенцем, оделся и пошёл варить кофе.
Ещё несколько дней назад в одну из безысходных промозглых ночей шёл снег. Стало холодать. Но потом наступила оттепель и заморосил дождик. Унылые, отсыревшие за осень скамьи спали теперь, укрытые жёлтыми мокрыми листьями. Но ветер делал оттепель эфемерной. На улице было холодно.
Когда Антон вышел из дома, на сине-чёрном небе висел огромный белый блин луны. На серые улицы опустился туман, и машины медленно пробирались вперёд, словно на ощупь. Впрочем, быстро они ехать не могли. На улице вытянулась огромная колонна. Утренние пробки вынуждали Антона выходить за час до работы, хотя в обычных условиях на машине до редакции было не более пятнадцати минут хода.
На работу пришёл одним из первых. Включил компьютер и стал просматривать почту. Пока никаких откликов на его статью не было.
В этой комнате сидело семь молодых сотрудников газеты, как любил говорить Главный – их смена. Молодёжь входила, шумно здоровалась, весело переговаривалась, рассказывала последние новости, соревнуясь в остроумии.
– С женщиной спорить что поросёнка стричь – шерсти нет, а визгу много... – говорил фоторепортёр Мишаня Косте, ведущему спортивные новости.
– Ты никак не можешь сменить тему, – бросила пышная блондинка. – Лучше скажи, как отличить левую ногу от правой?
– Милочка, как говорят у нас в Одессе, ты меня прямо-таки удивляешь! Чтобы отличить левую ногу от правой, нужно помнить, что на левой ноге большой палец справа!
– Умник! И откуда у тебя такие познания в анатомии? Видимо, ты, Мишаня, раздеваешь свою натуру?
– Знаешь, что я тебе таки скажу, Милочка? Путь к сердцу мужчины лежит через желудок. Так слушай сюда! Все женщины – язвы! Впрочем, чего это всё обо мне да обо мне? Вот Антоша здесь сидит как именинник. Ты чего это сегодня, тебя-таки не узнать!
– Не трогай его. Он именинник. Главный его будет гладить по животику…
Антон промолчал. Он вспомнил, что Главный долго волынил, прежде чем дал добро на публикацию. А теперь нужно будет отбиваться и справа и слева. Но зато теперь будут говорить о его статье, спорить с его аргументами, ругаться… Впрочем, могут и морду набить. Далеко не всем приятно, когда про них говорят правду.
Антон посмотрел вокруг невидящими глазами и, не проронив ни слова, уткнулся в материалы очередной статьи. Он задумал целую серию разоблачений и боялся, что ему не дадут исполнить намеченное.
Вторая статья должна была быть о состоянии здравоохранения. Его интересовали частные лечебницы, фальшивые лекарства, знахари, экстрасенсы, снимающие порчу. Но статья должна быть не вообще, а на конкретном материале. Поэтому он уже не первый день, вооружившись письмом Главного, ходил в УВД, притворившись пациентом, посещал частные лечебницы. Он считал себя совершенно здоровым, но, как оказалось, сильно ошибался. В одной клинике у него нашли кисты в печени, в другой – простатит, в третьей – тяжёлую форму астигматизма и близорукость. И везде требовалось срочное лечение и даже операция!
«Глупо просто рассуждать на эту тему, – думал Антон. – Уж очень она избитая. Это всё равно что рассуждать о звёздном небе, о тайнах мироздания, о бесконечности космоса…».
– Какое сегодня число? – спросил он, ни к кому конкретно не обращаясь.
– Первое декабря. Понедельник… Ты что, от счастья за временем не следишь? Пошли на летучку. Сейчас тебя вернут на грешную Землю. – Милочка взяла папку и посмотрела на обитателей комнаты. – Вы идёте?
– Человек не создан для работы, он от неё устаёт.
Мишаня тоже встал, захватив снимки, чтобы при случае показать их Главному.
– После выходных ты уже устал? Не морочь… Поехали! В жизни всегда есть место подвигу.
– Надо только быть подальше от этого места, – улыбнулся Мишаня.
Антон собрал бумаги, взял папку, и шумная компания вывалилась из комнаты.
– Мишаня, – тараторила Людмила, – я даже не могла предположить, что Антон способен разродиться такой заметкой! Недавно пришёл к нам, и уже… А Лена? Сто лет её знаю. И, по-моему, никогда она так не писала… душевно, что ли.
Мишаня вместо ответа наклонился к спутнице и поцеловал её в шею.
– Ты-таки всегда права, Милочка!
Девушка хихикнула и на мгновенье прижалась к огромному Мишане.
Лифт пополз вниз, издавая противный скрип. Он навевал нехорошие мысли.
– Нас семь, а лифт рассчитан на четверых, – заметил пессимист Саша. Его чёрные глаза, чёрная бородка и чёрный свитер казались атрибутами того же пессимизма: мол, вы видите, что всё чёрное? Ну, так и отстаньте от меня.
– Вот бы застрять, – заметил Мишаня. – Ничего хорошего от Главного я не ожидаю.
Вдруг лифт дёрнулся и замер.
– Ну вот! Накаркал… И что теперь?..
– Милочка, не суетись под клиентом! Сейчас вызовем лифтёра.
Людмила истерически хохотнула.
– Какая прелесть! Мы застряли в лифте! – она захлопала в ладоши.
– О, господи, – вздохнул Саша. – Не люблю лифтов…
– Хочется на воздух…
– Никогда ещё не застревал в лифте, – заметил Костя.
– А я знаю, почему мы застряли, – тараторила Людмила. – Из-за меня! Сегодня не мой день. Утром я пришла на работу и обнаружила, что дома забыла статью, над которой корпела полночи.
– Ночью спать нужно…
– Было бы с кем… Фу, как жарко…
Антон обречённо молчал. Саша вздохнул и закатил глаза. Людмила его слегка раздражала.
– Если жарко, сними кофточку, – сказал он ей и погрузился в прострацию. Он всегда медитировал.
Костя принялся нажимать на все кнопки подряд. Наконец, раздался голос лифтёра:
– Да?
– Мы застряли в лифте, – объявил Костя.
– И что? – уточнил лифтёр.
– Ничего. Выпустите нас.
– Сколько вас человек?
– Че…
– Семь! – хором ответили узники.
– Жаль, что не десять, – съязвил лифтёр. – Ждите…
И дальше – наступило забвенье…
– Чёрт возьми, – проговорила Людмила обеспокоенно, – Мы можем опоздать на летучку! Что бы нам сделать, чтобы они поторопились? – И вдруг громко закричала: – Насилуют!
Дружный хохот заставил лифтёра поторопиться. Он пришёл и освободил всех из плена.
В кабинете Главного по оконному стеклу сползали, собираясь в ручейки, капли дождя. Лампы дневного света делали всё холодным и белым. В углу стоял огромный фикус, листья которого уборщица ежедневно протирала влажной тряпочкой. Потому они неестественно блестели. В кабинете было накурено, несмотря на раннее утро, и на стене висела табличка: «У нас не курят!».
– Рассаживайтесь, – сказал Главный, и летучка началась.
Антон ожидал, что Главный обязательно отметит его статью во вчерашнем номере, но он почему-то молчал. Его интересовали материалы о предстоящих выборах в каком-то районе, как промышленность города реагирует на мировой финансовый кризис, предстоящий приезд в город знаменитого поэта и многое другое, но совсем не то, что сейчас волновало Антона.
– Пётр Николаевич, вам придётся сегодня поехать на Ростсельмаш. Там ожидаются массовые сокращения. Вечером материал должен лежать у меня на столе. Вера Васильевна! Недаром съездили? Понимаю, что командировка была не самой приятной. Но надеюсь, вам удалось взять интервью и сделать снимки?
Вера Васильевна кивнула.
– Я верил в вас! Спасибо. Свой материал тоже ко мне на стол! Вам, Людмила Павловна, нужно внимательно следить за письмами в газету. Напишите сами что-нибудь умное и потом остроумно ответьте… Мне вас учить нужно? Но ни в коем случае нельзя сеять панику. Паника никому не нужна! Михаил! Где обещанные снимки?
– Я принёс. Взглянете сейчас?
– Оставь. Посмотрю позже.
Когда летучка закончилась, настроение у Антона было пасмурным. «Мир рухнул, а я так и не услышал грохота! И что мне делать? – думал Антон. – Может, мои материалы и не нужны газете. Сейчас кризис. Голова болит о другом! Как не понимают эти запрограммированные типы, что, может, то, о чём я пишу, и привело к кризису…
День прошёл тускло. Все куда-то торопились, кто-то играл на клавиатуре компьютера Первый концерт Чайковского, а Антон после обеда собрал бумаги со стола, захватил с собой блокнот и, не говоря ни слова, вышел из редакции.
«Кризис кризисом, – думал Антон, – а дело нужно делать!».
Он пошёл в УВД и несколько часов общался с оперативниками, занимающимися фальшивыми лекарствами…
В декабре темнеет рано.
Антон шёл по промокшему от дождя городу и не знал куда себя деть. Ничего не хотелось делать. «Сейчас бы выпить пару кружек пива, – подумал он, и зашёл в бар.
Стройный брюнет с аккуратно подстриженными усиками скучал у стойки. Он привычными движениями протирал бокалы и с надеждой посмотрел на вошедшего.
Антон сел на высокий хромированный стульчик, бросил:
– Сто граммов «Кристалла» и кружку пива…
Бармен поставил перед ним рюмку водки и бокал пенящегося пива.
Антон выпил и почувствовал, как приятное тепло разливается внутри. Отхлёбывая мелкими глотками пиво, следил за шестом, вокруг которого заученно и лениво извивали свои тела полуголые танцовщицы.
– Даже не вспомнили… – с горечью прошептал Антон. Было обидно до слёз… – А ведь статья – бомба! Так стоит ли уродоваться?! Рисковать? Я дочку уже неделю не видел! Нет, с меня хватит! Буду писать информашки. В город приехал известный дирижёр. Ах, как интересно!
Он заказал ещё сто граммов «Кристалла».
– Вы слышали, что к нам приезжает известный итальянский дирижёр? – спросил он бармена.
– Мне как-то не до дирижёров. У нас здесь свой цирк.
Когда Антон вышел из бара, на улице было совсем темно. Дождь лил сплошным потоком. В ботинках хлюпала вода. Брюки неприятно прилипали к ногам. Он перепрыгивал через лужи, оступался, потом равнодушно шёл по воде. Ноги всё равно были мокрыми. Холодный свет фонарей делал окружающие предметы сказочными. Антон шёл по тротуару, старательно избегая островков света, которые создавали вокруг себя уличные фонари. Он чувствовал, как с каждым пройденным метром с пугающей неизбежностью теряет над собой контроль, и продолжал двигаться дальше скорее по инерции, описывая заданную траекторию.
Антон шёл в сторону автобусной остановки. Стиснув зубы, глядя под ноги, не останавливаясь, он пробирался вперёд, не обращая внимание на дождь, словно бежал от себя, от досады, от безысходности.
В салоне автобуса было много народа и он стоял, плотно прижатый с одной стороны к пышной даме, а с другой – к белокурой девушке. «Сейчас они меня отожмут…» – подумал Антон. Было ощущение, как будто все эти чужие жизни ему совсем не безразличны. Нет, он должен продолжать то что начал. Кризис – это, конечно, важно. Только в жизни люди сталкиваются с обычными вещами. А фальшивые лекарства и колдуны были и до кризиса.
Дождик прошёл, но ветер усилился.
Дом Антона возвышался над музеем, демонстрируя торжество строительных возможностей двадцать первого века. Но что странно: двери парадных уже покосились, штукатурка осыпалась, подходы все в рытвинах, заполненных водой. А музей как стоял двести лет, так и стоит…
Когда Антон подошёл к своему подъезду, он почувствовал, что промёрз, и решил сразу принять горячий душ. Обшарпанные стены, потёртые мысли, сырые от бесконечных дождей воспоминания. Он выпил, чтобы не упасть с обветшалого моста, перекинутого через пропасть из вчера – сразу в завтра… Иррациональная реальность, абсурд… Как Главный мог ни словом ни обмолвиться о его статье?! Или она не стоит того, чтобы о ней говорить? Тогда, почему он дал её в номер? Нет, здесь без пол-литра не разобраться!
Антон не стал дожидаться лифта и поднялся по лестнице на свой этаж, подошёл к двери и нажал звонок. «Светочка уже, наверное, дома, – подумал он, – а я так и не купил ей обещанную куклу…».