Сфинкс зарыл лапы в песок, с наслаждением пропустил его через когти, напряг и снова расслабил подушечки, потянулся и в который раз удивился, как приятно прикосновение тёплого податливого песка к нежной девичьей груди, которую он отрастил специально для этой встречи.
- Мда-у-у - мяукнул он, - Похоже, тебе удалось найти правильный ответ, - и прищурясь посмотрел на Эдипа. На самом деле он сказал нечто другое. На самом деле он и говорил-то не по-гречески, а на самом древнем языке, в котором нет ни времён, ни определённых модальностей. Из-за этого порой происходят такие забавные путаницы! Вот он скажет что-нибудь вроде: "Да, хорошо бы, чтобы было так...", а люди подумают, что он сказал "Так должно быть." или даже "Да будет так!".
Родов в этом языке тоже не было, да и сам Сфинкс был и мужчиной, и женщиной, или не был ни мужчиной, ни женщиной, ни даже божеством, а, так скажем, тайной, загадкой, неопределённой улыбкой вечности. Сфинкс с некоторым недоумением видел, что для Эдипа он был "ОН", несмотря на девичье лицо, грудь и тело львицы. Вероятно, победить в состязании интеллектов женщину кажется юноше не слишком большим подвигом.
Какой интересный мальчик, с ним забавно будет поиграть - когда Сфинкс преображался, он преображался основательно, и мысли у него были сейчас несколько женские.
- Мне должно причитаться вознаграждение, - пересохшими губами, но твёрдо сказал Эдип.
- А сохранения жизни и свободного прохода недостаточно?
- Есть правила!
- Правила-м-м-м есть, - мурлыкнул Сфинкс, всегда полагавший, что самое правильное в жизни - исполнять мелкие формальности и пренебрегать существенными законами. - Но, видишь ли, я не так-то силён, как полагают люди. Р-р-разорвать кого-нибудь и сожр-р-р-рать - это я с удовольствием. А что касается всего остального... Впр-р-р-рочем, я могу тебе предложить на м-м-м-выбор что-то вроде м-м-м-м-м-счастья. - Одной из формальностей, которые полагал необходимым соблюдать Сфинкс, была обязанность дать людям твёрдое и непоколебимое сознание того, что выбор сделан самостоятельно. Помимо всего прочего, они потом никогда уверенно не могли сказать, что их обманули. А признать, что они сами обманулись или ошиблись, это так сложно... И так восхитительно наблюдать за ними в момент, когда они признают ошибку, но не хотят её признать. Мур-р-р-р-р. Мальчик стоял напряженно, не решаясь прервать мысли бога. - М-м-м-да что-то вроде м-м-м-м-м-счастья. И ты можешь выбрать сам. Я могу гарантировать тебе счастливую молодость или счастливую старость. Скажем вер-р-р-рнее: счастливую пер-р-р-рвую или вторую половину жизни.
- А до скольки лет длится половина? - У-у-у. Мальчик уже сделал выбор, и это самое восхитительное.
- Ну, скажем, до пятидесяти. Я думаю так будет спр-р-р-раведливо.
- Тогда я выбираю счастливую молодость. Ну то есть до пятидесяти лет, - быстро сказал Эдип, который, как и все мальчики, не верил, что такой возраст вообще существует на свете.
- Не тор-р-ропись, подумай хорошенко-у-м-м-м. Так ли ты уверен, что, когда в старости на тебя навалятся болезнь, забота и нужда, - (какие красивые слова, их надо будет повторить при случае-м-м-м), - тебя утешат воспоминания о минувшем счастье? Может быть, гораздо приятнее-м-м-м будет выдержать битву жизни, пока в груди кипит кровь и всё-такое прочее, а в старости мирно сидеть под оливой и писать, скажем-м-м-м, философские трактаты-м-м-м?
Эдип смутно ощутил, что его хотят надуть.
- Мужчина не изменяет своих решений. Я выбираю счастливую молодость, - и посмотрим, настанет ли ещё эта несчастная старость, - подумал он.
- Хор-р-р-рошо. Да, хочу предупредить, - Эдип напрягся, ожидая подвоха. - Когда, м-м-м-м, тебе исполнится пятьдесят, не ожидай, что прямо в день р-р-р-рождения на тебя посыплются м-м-м-м-несчастья. Всё может начаться и через месяц, и через год, и даже через два. - Эдип выдохнул. - И ещё один совет, раз уж тут так близко, заглянул бы ты к м-м-м-Оракулу. М-м-может, узнаешь что-нибудь небесполезное-м-м-м. - Сфинкс ещё раз потянулся, поднялся и лениво шагнул в пропасть, которую создал посреди полупустынной долины тоже именно для этого случая.
Пролетев вниз метров двести, он расправил крылья, и изменяясь на ходу, полетел по кругу, размышляя, куда податься: азарт игры ещё не прошёл, а этот вкусный мальчик... он вернётся к нему позднее. Можно было посетить Плиния старшего и рассказать ему ещё что-нибудь об Индии, или об этой, как он её назвал-то прошлый раз, Гиперборее. Или к Платону? Этот способный ученик радовал Сфинкса: с каким изяществом и всего за восемь лет он сумел уверить Афины, что казнённый распутник был великим философом и аскетом, а сумасшедший, потешавший весь город своими глупостями, - непревзойдённым логиком и математиком! Эх, Афины - Афины, не протянуть вам долго с такой убеждённостью в силе философии и ораторского искусства! Сфинкс подумал так по привычке, потому что, собственно, знал, что произойдёт (произошло? происходит?) со славным городом. А Эдип со счастливой улыбкой посмотрел на самоубийство чудовища, счастливо поднял узелок и счастливо взвалил на плечи, а потом счастливо пошагал в сторону Дельф.