Штраус Иоганн – любил курить план (а потом писал вальсы). Вольфганг Моцарт Амадей – автокефалия тургеневских дев… Британец Паркинсон изобрёл название для моих импрессий. Подходящая фамилия! Для моих тревожных оксюморонов. Чуть, чтобы понятней: «деревянный камень», «что-то чёрненькое белеется»… Из более известных – «живой труп», «социалистический реализм». (Сам с трудом понимая подобную чушь, пробую себе же объяснить). Пребывая в амбивалентности, человеческое сознание и на многие свои представления навешивает ярлык оксюморона (мню, примерно так: «Мать сыра Земля». Родительница всего живого, подательница всему живому – живота- желания жить. Она же(!) - последняя обитель жившего. Колыбель вечного покоя, смертного сна…) Вот тебе и амбивалентность и воспоследовавшие следом оксюмороны!
Утро. И сохнет горло. А виноват во всем коньяк! И хотелось бы уйти в пододеяльное ничто. Но надолго «НичтА» не хватит. Там не хватает дыханию – меня, а мне – дыхания. И в помощь мне тогда импрессии, и только они! Вот они, цветные стекляшки в зеркальности детской (наивности) – трубочки калейдоскопа…
Картина I-ая (печальная)
В моем городе, неделю назад, произошла трагедия. Работники коммунальных служб (в количестве двух) проводили какие-то свои работы, в своем коммунальном колодце. И задохнулись метаном, скопившимся на дне колодца. Газ вытеснил из их легких воздух, делая их мышцы ватными и ни на что не годными, голову – пустой, как воздушный шарик. Затем (газ) лишил их сознания и жизни…
Первый умер, почти не заметив своей смерти.
Второй, сиганув в колодец, провозился чуть дольше, чем смогло выдержать его сердце без кислорода, обвязывая веревкой уже покойника…
Третий (а был еще и третий! Выживший…) был пьян, как гвоздь, но успел упредить, что если его «страховка» (веревка) натянется - значит, он упал и, чтобы дергали его на «свет божий» из подземелья, как морковку! Быстро!
Третий то и выжил, пойдя на верную смерть, за ради того, чтобы достать покойников. Но он этого не знал…
Зато знал я! И даже с «третьим» счастливцем знаком и выпивал (не только коньяк, который «виноват», но и водку – с одного стакана!) Знал я и как «выглядят» приступы удушья – астматик я. Знал, что колодцы надо прибором проверять на загазованность, проветривать… Но ничто не спасло от ловушки (вышеописанной), в которую «благополучно» и угодил. Не далее, как вчера.
(Работаю я «негром» в одном из отделений «…телекома» и, по службе, мне не раз и не два, доводилось сигать в бетонные «мешки» двух, трех и прочей метровой глубины. Чтобы среди множества кабельных кишок отыскивать повреждения. В тот же день, мы по канализационной утробе пропихивали 1,5 км стопарного «удава», Змия-душителя. «Даёшь интернет – бля!» И, хотелось бы запугать вас осклизлостью серо-зеленых стен бетонного каземата, дохлой хренью вони, незнамо как сваливающейся с поверхности земли через чугунную тяжесть крышки, закрывающей люк. Ну да – сумрак и небо в кружочке люка над головой… Но, сегодня я плохой «живописец». Я лишь могу поделиться импрессиями. Впечатлениями).
Что бы вы почувствовали, узнав о нелепой, незаслуженной и потому еще более чудовищно-обыденной смерти? Чьей то? Теплоту шевельнувшегося сострадания, тут же задавленного гадливостью и омерзением к облику и набору инструментов старушенции, у которой вместо клюки коса? Подсознательное желание скорей забыть ужас, чуть дыхнувший вам в лицо гнилостью своих «зубов»? Забыть и жить дальше – «слава Богу, не со мной!» (Или это только я один такой урод? Ну, да и Бог со мной!)
Вот второе, что я почувствовал, готовясь в «гости» к Богу, стыд! За вышеописанный житейский цинизм. Первое же – ОТЧАЯНИЕ! Каждая клетка тела орала: «Хочу жить! Жить! Видеть Небо, не в этот треклятый кружочек люка. Небо Воздуха – я и представить не мог, КАК ЭТО МНОГО! И крик этот рвался к горлу… Но вместе с криком ушли бы и молекулы воздуха из лёгких, сжатых страхом и смертью. Невидимым газом. А я еще, вдосталь не насладился! Даже своим отчаяньем! (Кричать нельзя и потому, что бетон направляет звук вверх, и ребята, стоящие в метрах 15-20-ти, скорее увидят облачко моей отлетающей души, нежели услышат: «Диб-дибать!» К каждому он рано или поздно приходит… Но я отвлекся.)
Та сила, которая заманила меня в этот неуютный и прочный гроб (а что этот «ендерблысь» приключился со мной не случайно, я больше чем уверен!), отличалась, ко всему, издевательской изощренностью. Дело в том, что… (если честно, вспоминать это – нет никаких сил и никакого желания. Но уж если взялся…)
Летом, маме, люди в белых халатах поставили диагноз – онкология. В тот день небо упало мне на голову, и мир перевернулся. Но это был тот день, а в «этот», мама должна была ехать на обследование. В другой город. По дороге, возле которой была давным-давно закрыта сеть колодцев, соединенных асбестоцементными трубами. В одном из которых сидел я. И дело моё было «труба». К животному отчаянью и страху примешалась человечья горечь: «Щас вот она поедет рядом и надо мной. Там, куда едет – Ей будет нелегко. А тут ещё я…Добавлю».
Вот тут старуха с косой, пожалуй, слегка пересолила своё «блюдо». Во мне шевельнулась злоба… Нет, злоба – это от Зла. Ярость. Ослепительная в своей последней (!) решимости и пьянящая в своей бесшабашности.
(Знаком ли вам старый, но хороший фильм «Председатель» с Михаилом Ульяновым? Если нет, приведу и попробую своими словами «сбацать» сцену из этой высокохудожественной «синемы». Сцену, имеющую непосредственное отношение к моему писанию. Значица, произошел у предсядателя колхоза конфликт с энтим самым «колхозом». Забирается тады Михал Батькыч на крылечку и грит: «Да вы что ж это, думали меня матом удивить…Да я матом страх из людей вышибал! Я полки (!) на войне, матом в атаку поднимал! А ну, бабы! Заткни слух! Щаз…» Дамский пол кокетливо ушку одну ладошкой «зажмурил», а мужики, наоборот, аж подхрюкивают! Ну, и дал Ульянов так, что с крыш солому сдуло, а с птичек перья! «Через три звезды в коляску!», «Гидрит и ангидрит», «растудыть твою туду»!...Мигом в колхозе коммунизм построили! За вторую серию!)
Когда мне это в «яме» припомнилось, вспомнился и Маргадон (реж. М.Захаров «Формула Любви»): «Да что вы меня пугаете! У меня три «пожизненных» по всей Европе!» Золото, а не слова! Думаю себе дальше: «Екарный бабай! Да, астма, мать их так, едрена шишка, каждый год меня в такой гроб «ложит». Да не по разу! Подыхать, говоришь? А нам не привыкать! Щаз, вот воздуху нюхну напоследок и…Забирай!» И хоть ослабел уже изрядно, стал «карабкаться» по консолям наверх – к краю люка. Зацепиться мне удалось только кончиками пальцев, фалангами, ноготками… «Ну-у-у!» И стал тянуться кверху. Подтянуться толком не получалось, я висел, словно омертвевший язык мертвого уже колокола. «Ну-у!» Тянулся уже головой, ноздрями… Самый кончик носа, ноздри на задранной голове только и показались над поверхностью. Воздух, пыльный, «истоптанный» ногами, но воздух! Хлынул мне в ноздри, потом в лёгкие, потом… Потом ребята говорили, что никогда не видели такого «аттракциона» - человека, вылетающего, как пробка из - под шампанского, из люка. Приземляющегося на «карачки» и, на них же, преодолевающего еще метров двадцать. Кислород, живительный воздух, да и адреналин видать, заставили звонить мой «колокол» - сердце так, что кровоток придал мышцам ракетное ускорение и оставили меня в мире живых ещё раз…
Что потом? Бутылка коньяка в три захода из горлышка, поток «идиоматических» выражений в лицо начальству, выскочившему, как всегда, как «чёрт из табакерки»! Несмотря на подобную конфронтацию («дальнейшее примирение министров на яхте невозможно»!) – был премирован служебным автомобилем для доставки домой (но сперва – в «винный»!) и днём «здоровья» для поправки оного! Мечта!
И вот, ночь на излёте – а впереди, ещё целый день импрессий…
ИМПРЕССИЯ №1
Медицина
Я тут как-то задумался о проводимой реформе здравоохранения. Замена полисов, картотека (история болезней) в электронке… То, се, колбасё… Фигня. Начинать надо с реформы… названий. Скажем, почему – «больница»? Пришёл и, хворай себе на здоровье? Не тот коленкор. Надо так. Приёмный покой, ну, тут никуда не деться – привезли тебя болезного – «больница». Как не крути. А вот, как только в палату довезли и с каталки, с размаху, на койку продавленную кинули… это уже «лечебница». Как процесс пошёл – считай, что – «здравница». Но тут, кому как повезет…
Собственно говоря, об этом.
Догадал меня как-то Бог попасть в местную… «хворобницу» (хотя не уверен насчет Бога). И не абы куда, а в хирургию (в средневековой инквизиции бывали? Нет? Расскажу – похоже).
ИМПРЕССИЯ №2
Последний День
У меня «разламывается» и болит колено. Болят почки, и режет желудок.
(Минут десять, положив голову на руку, лежащую на столе, я ни о чём не думал…) И всё же, как говорил Воланд – «Если болит колено, лет через триста пройдёт».
Я пил три дня. Куролесил в Интернете. Обидел (на ровном месте любимую женщину). Потерял ключи от дома и взломал все двери (благо по первой «специальности» - взломщик).
ИМПРЕССИЯ №3
Память
Посвящается моему другу – В.А. Он умер. Он воевал в Чечне. Потом, он пил – и умер от гепатита. (Хотя, это враньё. Он умер – от невозможности больше жить. Бывает такое).
В те лохматые, дремучие, беззаконные 90-е годы, жили на Руси, в самом её центре – мечтатели. Посреди разрухи и голодухи – они мечтали. Однажды, они сперли из ПМК лоскут шёлковой ткани (20х50 м) и хотели сшить из него воздушный шар. Улететь (потому, как корзины они уже плести умели, смеюсь). Они?... Да нет. Это были мы.
ИМПРЕССИЯ №4
Вера
Многожды воздвигалось здание его веры и рассыпалось во прах. Жизнь, его жизнь, взяла за правило, испытывать на прочность (казалось бы) неуязвимые и надёжнейшие конструкции воздвигаемых им убеждений. И каждый крах делал его юмор - черней, отношение к себе среди людей – циничней, но (что за парадокс!) укреплял высшую веру в то, что, в конце концов – всё будет хорошо. Уж из ушей чёрный пар валил, а он, знай себе, твердит: «Ни кто, и ни где, и ни чей. Весенний ветер девяносто дней и девяносто ночей…»
Пойди, пойми, что этот чудак имел в виду. Он всегда мог улыбнуться там, где было страшно, испытывая дрожь в коленях там, где все бывали спокойны, как крокодилы на водопое антилоп. Неспешно так и скрытно, под водой, без шума и пыли и, вдруг, шасть, и мягко живое уходит в живую могилу. «Живоглотство» повседневности страшит. Как написал Ремарк – « у моего друга огромная рана на животе, а я сижу на госпитальной койке рядом и кушаю больничный суп».