Вырванные с корнем цветы

Милена Астахова
               
     Это произошло в то самое время, когда распалась гигантская страна с очень оригинальным и сложным названием – Союз Советских Социалистических республик. Я родилась в одной из республик СССР, в настоящее время - это отдельное государство Казахстан. Это – моя Родина, мой бывший  родной дом.
      Когда я родилась,родители подарили мне красивое имя-Светлана. А еще, что важнее всего, от рождения и воспитания я получила безграничную любовь к стране, в которой я живу, уважение к народам и веру в сказочное светлое будущее. Развал могущественного государства, которое являлось, для всех его многочисленных жителей, необъятной Родиной, породил боль во многих сердцах, боль непоправимой потери чего-то очень важного. Нам, детям, не было понятно, что происходит вокруг, да и незачем было понимать. Казахстан стремился стать независимым государством, того же хотели и  в России. Куда-то исчезла дружба народов, все чаще приходилось слышать отвратительные разговоры на национальные темы. Русские семьи стали уезжать в Россию, теперь уже ставшую отдельным государством. Мои родители тоже выставили дом на продажу, но мне не хотелось в это верить. Я никуда не собиралась уезжать из своего дома. Все, чего хотелось, нам, детям - это жить, любить и учиться.
    Взрослые всегда принимают важные, безотлагательные решения. Решая великие политические дела, изменяя историю, к сожалению, никому нет дела, что где-то из-за этого разобьется одно или несколько детских сердец. Что они значат, в сравнении с великими делами? Так устроен большой жестокий взрослый мир, созданный из вражды, войн, зависти и денег. Говорящие о любви, чувствовали ли вы ее в своей душе однажды? Скорее всего, нет. Иначе, не допустили бы того, чтобы дети теряли свой родной дом. 
   В то время, когда в стране происходили эти события, мне было тринадцать. Я с трудом себе представляла, что такое переезд, и мало задумывалась об этом. Родители долго не могли продать дом, и мне казалось, что все это просто пустые слова. Мои друзья и моя родная школа  все также были рядом, и внешне ничего не менялось. Зато, серьезно изменился мой внутренний мир. Долгое время меня интересовало загадочное чувство, о котором я много читала в книгах. Это была любовь, возникающая между мужчиной и женщиной. Любовь, ведущая людей на бесстрашные подвиги, чувство, заставляющее страдать, мучиться и радоваться одновременно. Во всяком случае, так говорилось в романах, которыми я зачитывалась. Но  герои этих романах были виртуальными, а я влюбилась в Сережку из параллельного класса школы. И, о чудо! На следующий год меня перевели учиться в его класс. «Светка влюбилась!» - было написано в моих глазах, и в каждом моем движении, во всяком случае, мне так казалось. И я очень боялась, что это заметит кто-нибудь еще. Моя первая любовь стала моей настоящей тайной. Подружки часто доверяли мне свои сердечные страдания, я же, берегла все в себе. К тому же, мне было достаточно того, что этому белобрысому мальчишке с огромными серыми глазами, тоже нравилось смотреть на меня тайком на уроках. Если наши взгляды встречались, мы улыбались друг другу, так же тайно, чтобы никто не заметил.
     Но имеет ли смысл любовь в тринадцать лет? Я часто задавала себе этот вопрос. Но, каждое утро с удовольствием бежала в школу. Старалась выглядеть лучше всех, и, каждую ночь, долго не могла уснуть, думая о нем. В моем наивном детском сердце жила надежда на то, что моя любовь может иметь продолжение…
      Я читала Шекспира перед зеркалом, превращаясь на время в юную Джульетту. И, как близки мне были ее слова и чувства. Весна жила в моем сердце, и то, что болело в душе, было таинственной и сладкой болью.
       Наступила осень. Наверное, это самое прекрасное время года в Казахстане. Солнце перестало безжалостно палить, сжигая под собой растения. Природа, словно ожила, раскрасилась множеством ярких красок, чтобы скоро умереть под тяжестью снега, надолго до весны.
       Я любила короткую цветную осень: игольчатые астры повсюду, и белые хризантемы, разноцветные деревья и ароматные яблоки.
       Единственная беда, настигающая меня в это время года – затяжная простуда с температурой и болью в горле. В середине сентября, как обычно это бывало, я пропускала уроки по болезни.
        Однажды, я сидела у окна, и скучала. Соседские девчонки спешили домой из школы, я с завистью смотрела на них. «Через полчаса будут у меня с новостями»- подумала я.
       Толстушка Надя оказалась у калитки моего дома гораздо раньше, чем я ожидала.
- Светка, привет! Выходи! – По ее раскрасневшемуся лицу  я поняла, что новости сегодня будут ошеломляющими.
-Заходи ко мне!- Предложила я.
     Мы расположились на траве под яблоней. Надя с хрустом надкусила сочное яблоко, и выдала новость номер один:
 - Представляешь, Громовы квартиру продали, в Россию уезжают.
     У меня пересохло в горле. Громов – фамилия Сережки. Я сделала вид, что ничего не произошло.
-Когда?- Спросила я.
-А я, что, знаю что ли?! Скоро уже. В Оренбург едут, вот везет-то!
     Мне сделалось дурно от этих новостей, показалось, что земля уезжает из-под ног, температура даже подниматься стала, или мне показалось тогда, не знаю. Надька уже увлеченно трещала о чем-то другом, но я ничего не слышала.
- Ты долго еще болеть-то будешь?- Застала она меня врасплох.
-Что? Не знаю...
-Ты что-то не в настроении, ладно, болей на здоровье! – Надя поднялась с земли, прихватив с собой еще пару яблок, и пошла к калитке.
-Вот и новость. Я никогда его больше не увижу. Глупость какая-то или сплетни. Хватит болеть! Нужно скорее попасть в школу!- Думала я.
        Пришлось долго убеждать маму, что я здорова вполне. Наконец, я уговорила ее взять справку в поликлинике. Страшные новости подтвердились уже через несколько дней.
       Времени оставалось мало. Так мало, что хотелось его остановить, остановить все часы на свете, заставить замолчать всех петухов, и все, что говорило о наступлении нового дня.
       Осень же, подарила нам прекрасный школьный поход в лес. Помню этот день, будто это было вчера. И нам почти пятнадцать - самый нежный возраст.
       Рюкзаки собирали вдвоем с Аннушкой. Аннушка была моей лучшей подругой - стройная, красивая, с длинными русыми локонами. Всегда застенчивая и гордая, моя Аннушка. Как правило, в школе мы сидели за одной партой. Аннушка часто влюблялась, делилась со мной секретами, но моей тайны не знала даже она. Обычно я предпочитала больше говорить, чем слушать, но с ней все было по-другому. Она говорила, а я благодарно слушала. Ни одной ссоры за время дружбы!
             
        Как часто поэты воспевают красоту осеннего леса, пышность и яркость умирающей природы. Входишь в осенний лес, он умиротворенный и спокойный, не тронутый городским шумом. Получаешь ощущение восторга, будто попал в сказку. Замысловатые коряги, присыпанные свежей опавшей листвой, похожи на сказочных чудовищ. В траве шуршат ящерицы, пахнет терном и сыростью.
- Я бы осталась здесь навсегда!- Не скрывая своего счастья, произнесла Аннушка. Наперебой, вся наша компания изрекала слова восторга от увиденного чуда. Потом, все дружно собирали пригодный для костра сушняк. Мальчишки разводили костер, учителя присматривали за нами, беседуя между собой.
       Мы с Аннушкой, собрав букеты из желтых кленовых листьев, спустились к озеру. Озерная гладь была похожа на прекрасную картину, написанную неповторимыми божественными красками. Она отражала в себе и лес, и небо, и нежное осеннее солнце, и даже меня с Аннушкой.
      Я бросила свой букет в воду, листья упали так мягко, что почти не нарушили чудесную картину.
-Аннушка, давай станем русалками!- я смеялась от счастья.
-Давай. А что мы будем делать?
-Красиво петь, танцевать, и заманивать к себе путников…
Аннушка хохотала, представляя себя русалкой, и кружилась на берегу. Увлеченные, мы не заметили Сережку, подкравшегося к нам из леса. Через минуту, он  уже сорвал с моей головы, берет.
- Догоняй!- Смеясь, сделал он мне вызов.
Я обернулась, он уже поднимался вверх по обрыву. Аннушка хохотала еще сильнее. Мы бежали друг за другом, удаляясь все дальше в лес, под ногами трещали сучки, казалось, что весь воздух залился нашим смехом.
        Сережка поддался мне. Трофей был в моих руках, и вот, уже он мчался за мной со всех ног.
        Уставшие, мы упали в осенние листья. Мы лежали рядом лицом к лицу, оба тяжело дышали. Впервые так близко друг к другу, впервые за несколько лет. Он смотрел в мои глаза с глубокой детской нежностью, наверное, мои глаза выражали такую же нежность и любовь. Он дотронулся до моей руки, я смущенно опустила взгляд, и видела лишь его полуоткрытые обветренные губы, рядом с моими губами.
       Нам уже кричали ребята, пора было возвращаться к костру. Он поднял меня за руку, и, молча, мы возвращались к нашей компании, шурша листьями под ногами.
       В лесу у костра, даже самая обычная еда кажется самой вкусной на свете, припасы уничтожались быстро, в углях пеклась картошка, на прутиках плавилось сало. Запахи дразнили и вызывали аппетит.
       Сережка сел рядом со мной, незаметно положил свою ладонь на мою руку. Так мы сидели долго.

             
        За окном шел дождь, обычный осенний затяжной ливень. Природа плакала, встречая долгие зимние холода. Кажется, это был урок алгебры. Не слушая учителя, я тупо смотрела в окно. В прочем, что происходило за окном, я тоже не видела. Глаза застилала пелена горько- соленых слез, которые я еле сдерживала, чтобы никто не заметил. Мне хотелось, чтобы их не было, а они, одна за другой падали на мою руку, горячие и большие капли.
      Сережка то и дело поворачивался в мою сторону, я же боялась, что он заметит мое дурацкое состояние.
       После урока все одноклассники столпились около него, чтобы попрощаться:
- Ну, ты, как устроишься, напиши, не забывай нас.
 - В гости приезжай…
        Я не различала голосов, мне казалось, будто они слились в одну истошную и неприятную песню. Хотелось закрыть уши, чтобы этого не слышать.
        Когда все разошлись, Сережка подошел ко мне. Я подняла на него глаза, а он опустил свои, и всунул между моих книжек аккуратно сложенный тетрадный листок.
- Ты не грусти.- Сказал он.
       Я поднялась, сложила книги в сумку.
- Пойдем.- Сказала я.
      Быстрым шагом мы шли по коридору, также спустились по лестнице, внизу нас уже ждала компания, все спешили домой, и нам тоже нужно было спешить.
       Правда, домой я не пошла, до вечера провела время у Аннушки. Молча, лежала на ее диванчике. Аннушка уже догадывалась, в чем дело, но она ничего не спрашивала, а я ничего не говорила.
       «Навсегда, навсегда, навсегда, на-на-на, на-на–на…» - Пел Аннушкин магнитофон. Вот и все. Моя первая большая потеря в жизни. Я чувствовала свою душу, я чувствовала, как она рвется на части и болит. Так вот какая она любовь! Кажется сладкой-сладкой, а внутри – горечь, яд, боль. Лучше бы я не знала ее никогда. Вся жизнь впереди, но, от чего-то, не хочется этой жизни. Я больше не чувствовала себя ребенком, так незаметно это произошло…Не хочется бегать, не хочется смеяться и играть.
-Подружки, а - ну, за стол, идем чай пить!- Голос тети Вали, мамы Аннушки, отвлек меня от грустных мыслей.
        Тетя Валя, милая и добрая женщина, седая и уставшая от работы, но всегда приветливая и гостеприимная. Она стояла, опершись о дверной косяк. Мы послушно последовали за ней на кухню.
         Я любила чаепития на уютной кухне. Горячий, ароматный чай ждал нас уже на столе, пирог с ягодами и домашние ватрушки, которые Аннушка часто таскала в школу. Мы обожали их. Сегодня же даже ватрушки есть не хотелось.
- Случилось чего? – Заметила тетя Валя.
- Мрачные вы какие-то. Как дела в школе? – Обычно мы наперебой рассказывали все школьные новости.
- Громов сегодня уехал.- Сказала Аннушка.
- Ничего особенного.- Добавила я.
        Действительно, ничего особенного, отметила я внутри себя. Кому есть дело до того, что он уехал, разве их жизнь от этого в чем-то изменилась? Кому же есть дело до того, как сильно он мне нужен, как пусто мне вокруг без него? Жизнь продолжается, и земля не разъехалась под ногами, и все у всех как обычно. Ничего особенного нет в том, что моя тайна останется в моей душе, теперь уже не счастьем, и не радостью, а тяжелой болью.
        Я пришла домой, закрылась в своей комнате, и стала искать тот самый тетрадный листок. С нетерпением, и в тоже время осторожно, раскрыла его. На верхней строчке, крупными аккуратными буквами было написано мое имя - СВЕТА, ниже, его новый адрес. Так просто, мое имя.
       Я писала ему много раз, потом рвала письма и сжигала. Писала. И снова сжигала.

             
       На уроках, у нас с Аннушкой, был свой, незаметный для других, способ общения. Мы переписывались, я даже хранила эти переписки. Например, Аннушка пишет: « А мне вчера, знаешь, кто вечером звонил?». А я ей ниже отвечаю: « Кто?». Она мне: « Надька К.». Далее, следовали все новости, исходившие от этой самой Надьки К.
        После выходных мы снова встретились с Аннушкой в классе. «Как дела?»- пишет мне Аннушка на первом уроке. И я отвечаю ей: « Тихо падают осенние листья, а он уехал, чтобы не вернуться никогда». Аннушка ответила так просто: « Я знаю».
        Тогда, мы еще не знали, что скоро навсегда предстояло уехать и мне…
 
               
             Зима только началась. Самый первый, белый пушистый снег укутал деревья, дома и улицы. Какое счастье для местной ребятни! Можно таскать за собою санки, обкидываться снежками, здорово! Но только не мне. Мои родители в то время, все же продали наш дом. Наша семья готовилась к переезду. Родителей нельзя ни в чем обвинить, они хотели лишь сделать лучше наше будущее. Я старалась не думать о последнем дне, который я проведу дома. С Аннушкой мы почти не расставались, и обе боялись признаться, как больно будет больше никогда друг друга не видеть.
             А снег все падал и не таял. Наш маленький городок превратился в царство Снежной Королевы. Днем, солнце светило ярко, отражаясь в каждой снежинке, они переливались, словно миллиарды маленьких бриллиантов. Мороз сковал природу, дороги стали скользкими ото льда. Под ногами громко хрустел снег. Яркое солнце совсем не грело. К вечеру начинался снегопад, чтобы утром все жители городка могли любоваться новыми, щедро отданными небом бриллиантами.
             Аннушка пришла попрощаться со мной. Я отдала ей банку с рыбками из моего аквариума. Вещи уже вывезли из дома. Мы ходили вдвоем по пустым комнатам, держась за руки. В комнатах царила зловещая тишина. Казалось, что если мы начнем говорить, то тишину разорвут не слова, а громкие, безнадежные рыдания. Мы обе сдерживали слезы, от того и молчали.
          Тишину все же нарушила моя мама, она торопила меня, уже нужно было ехать. Мы вышли из дома, остановились на дороге.
-Я люблю тебя…- Плакала я.
-Я тоже очень тебя люблю…- Захлебывалась слезами Аннушка.
- Ты обязательно приедешь ко мне!
-Или ты ко мне! Мне рассказывали, что там очень красиво, и ты посмотришь!
-А я писать тебе буду!- Аннушка хлопала большими ресницами, и пыталась, сквозь слезы, нарисовать улыбку на своем лице.
- И я обязательно буду писать!
       Аннушка уходила по белой ледяной дороге, постоянно оборачиваясь назад. Я стояла одна и смотрела, пока ее совсем не стало видно. Я ничего не чувствовала, будто Снежная Королева превратила мое горячее сердце в холодную красную льдинку. Усталость, долгая как бесконечность, была в моей душе. Мысли путались, я ничего не хотела понимать.

             
           В машине, не отвечая ни на чьи вопросы, я пыталась заснуть. Когда я согрелась, сон завладел мной. Мне снилось жаркое солнечное лето, лазурное небо. И, вдруг, море! Сказочное бескрайнее море. Я вхожу в воду, она теплая и приятно ласкает мои ноги. Во сне возможно все. И вот – рядом Аннушка и Сережка. Мы смеемся, брызгаем друг друга водой. Какое счастье! Какая радость! И все так хорошо, что просто лучше не может быть.
          «Зато, может быть хуже!»- Подумала я, проснувшись. За окном машины было совсем темно, мела метель. Мы приехали на вокзал. Замотав лицо шарфом, я вышла из машины. Метель разыгралась не на шутку, ветер сбивал с ног. Фонари на столбах светили тускло. Мама уже успела нанять  носильщика, и мы бежали за ним по перрону, чтобы не опоздать на поезд.   
          Очень быстро поезд тронулся, и застучали монотонно колеса: « Тах-тах-тах…». Мне нравится, когда поезд  движется, гораздо хуже я переношу длительные остановки на незнакомых станциях.
          Мама накрыла на стол. Жареная курица выглядела аппетитно, но вкуса ее я даже не почувствовала, проглотила, запила сладким чаем, и забралась на верхнюю полку. Колеса стучали по рельсам, за окном мелькали редкие огни. Поезд увозил меня в далекий, неизвестный мне мир.
          Мы ехали в Россию, другую страну. Моя большая, необъятная любимая Родина больше не значилась ни на одной карте мира. Зато, появилось множество новых независимых государств. Моя несчастная детская голова не в состоянии была это осознать до конца…
          Наше новое место жительства находилось в самой лучшей части России на Северном Кавказе в Краснодарском крае. Мама, убеждая нас переезжать, рассказывала, какое это красивое и чудесное место, где всегда светит солнце, и зимой почти не бывает снега. Конечно, мне очень хотелось побывать там, только не навсегда. Съездить, посмотреть, и вернуться обратно, чтобы рассказать Аннушке о том, что я видела. Слово «навсегда» звучало в голове как приговор. Навсегда – означает, что у меня никогда больше не будет Сережки, никогда не будет Аннушки, моей школы, и моего дома…Все, что означало мою жизнь, уходило далеко, навсегда.
           Я заснула под стук колес на верхней полке купе. Спала плохо, если поезд делал остановку, я просыпалась. Дождавшись утра, я спустилась вниз. Мамы в купе не было. Зеркало на двери отражало мой жалкий вид: растрепанные черные волосы, опухшие красные глаза. Кое - как привела себя в порядок и вышла за дверь.
         Мама стояла, взявшись за поручень в коридоре. Она грустно смотрела в окно, будто не замечая, что пейзаж за окном однообразен и скучен. Голая, редкая и черная лесополоса бесконечно тянулась вдоль белого снежного поля. Поезд мчался быстро, но картина за окном не менялась.
       Позже, мы завтракали в купе. Мама тщетно пыталась развлечь меня, рассказывая глупые истории, но было это как-то не искренне, не от сердца. В  ее глазах была такая пронизывающая, глубокая печаль, что я старалась не смотреть в них, чтобы не разрыдаться.
        Порой, мне казалось, что я вижу свое далекое будущее, но сейчас, я думала, что это отголоски моей прошлой жизни, не стертые картинки, до сих пор живущие в памяти моей путешественницы души. Где-то глубоко в моем сознании прятался страх. Стоило мне подумать о моей новой, не известной мне жизни, как я начинала его ощущать. Страшно. Страшнее всего идти в новую школу. От одной только мысли стать «новенькой» мурашки бежали по коже. «Новенькие» всегда находились в центре внимания, и тут уж твоя будущая школьная жизнь будет зависеть от того, насколько уверенно ты поведешь себя в новом коллективе.
        Я попыталась думать о том, что, возможно,  мама права, и моя новая жизнь будет гораздо лучше прежней. Когда тебе всего лишь пятнадцать, ты находишься в ужасно глупом положении. Ты, осознанно, хочешь одного, знаешь, как тебе будет лучше, но все еще обязан подчиняться решениям родителей. Они-то, лучше знают, как распорядиться твоей жизнью…   
             
       Ехать оставалось не долго. Через два часа поезд прибудет в наш пункт назначения. Я сидела, охваченная волнением и страхом. За окном проплывали один за другим старые перекошенные деревянные дома. Потом снова голые лесополосы, за ними опять незнакомые станции. Наконец, поезд прибыл в Армавир.
- Быстрее, Света! Быстрее!- Торопила меня мама.
-Ну, собирайся же!
        Мы быстро выносили вещи на перрон. Затем, тащили сумки в здание вокзала. Мама побежала искать такси, а у меня, наконец, появилось время, чтобы спокойно осмотреть станцию.
         Армавир был прекрасен ночью. Во всяком случае, это было мое первое впечатление. Я смотрела на город из окна. Шел сильный ливень, а ведь на дворе январь, самый холодный месяц зимы. Зимой же здесь вовсе не пахло…Из окна было видно прекрасное здание, освещенное фонарями, скорее всего это был жилой квартирный дом. Старый, но очень красивый и ухоженный. Фасад его украшала белая фигурная лепка, почти доверху тянулась корявая виноградная лоза. Я сразу представила, как должно быть здесь красиво весной, когда лоза когда лоза раскроет свои широкие зеленые листья.
         Одета, я оказалась не по погоде, мне было очень жарко в теплых вещах. Я  спешно сняла с себя куртку и шапку, сразу почувствовала облегчение. Так вот он какой - Краснодарский край! Моя нога только ступила на эту землю, и мне было достаточно одного только вида из окна, чтобы оценить его по достоинству высоко.
       Мама вернулась с таксистом, это был мужчин средних лет, армянин по национальности, на нем была кепка, из-под густых черных усов он приветливо улыбался маме.
- Свет, бери свою сумку, пойдем в машину!- Командовала мама.
- Мам, а долго нам ехать?
-Еще часа два-три на машине. - Ответила мама.
       Спать совсем не хотелось. Еще бы! За окнами «семерки», в которой мы ехали, я наблюдала не знакомый, но очень уютный и теплый Армавир. Теплым был даже дождь посреди зимы. Скоро мы выехали за город, такси мчало нас по ровной асфальтированной трассе, мне все было ново и интересно. Когда стало рассветать, и солнце показало только первые свои лучи, все вокруг окрасилось яркими красками. Поля, мимо которых мы ехали, оказались зелеными и сочными, небо – глубоким и голубым. Проезжающие мимо разноцветные автомобили сияли и пестрили на солнце.
-Мам, ну, действительно красиво!- Поделилась я.
-Нравится?- Спросил таксист. Он оказался на редкость общительным человеком, и всю дорогу не замолкал, беседуя с мамой.
- Ты, что, и горы не видела ни разу? - Обратился он ко мне.
-Не видела.
-Как можно никогда не видеть горы? Я родился в горах, живу в горах и умру в горах. Что может быть лучше, а?
-Не знаю. Я родилась в степи. Жить буду в горах. Красиво у вас здесь. Зимы совсем нет.
-Теперь уже у нас здесь.- Поправила меня мама.
      От этих слов «у нас здесь», моя грусть снова вернулась ко мне. Как же я могу назвать это место своим, если вижу его впервые в жизни? Красота вокруг была новой для меня, и от того была она еще прекрасней, но чужой и вовсе не моей.
       Здесь все было не таким как у нас. Солнце светило ярче, зелень была сочнее и колоритнее. Часто встречались хаты, обмазанные глиной и покрытые сверху слоем побелки. Уродливые синие ставни, были неизменной деталью каждого такого дома.
-Ну вот, мы почти дома. Свет, ну как?
       Мама ждала моего одобрения. Я же сидела завороженная видом из окна. Дорога, хоть и была хорошо асфальтирована, но извивалась как серпантин: вверх-вниз, вверх-вниз. Небо чистое было так низко, что, казалось, до него можно прикоснуться. Словно памятники древности, у дороги вырастали фигурные каменные глыбы. Впереди, величественно, в царских снежных шапках – гигантские, настоящие горы. Вот они – рядом, но еще очень далеко.
- Ничего, ребенок освоится. Подбодрил маму усатый таксист.
       Поселок, в который мы въехали, находился в предгорье – самое начало великого чуда природы. Поселок большой, но необычайно длинный и узкий. Улицы, словно аккуратные линейки, тянулись четко, от начала и до самого конца, которого не было видно.
        Папа ждал нас в новом доме, разбирая вещи. Я входила в калитку нового жилища. Новым, его назвать нельзя было никак. Ужас охватил меня с головы до ног. Дом, который по праву можно назвать хатой: деревянный, обмазанный глиной и побелкой, с безобразными синими ставнями. Один его внешний вид говорил о его древности, и о многих судьбах, решенных в его стенах. Родители купили то, на что хватило средств, все наше имущество было продано за бесценок. Я вошла в него, впервые в жизни, почувствовала, что дом тоже может быть живым. Да, он был живой, и очевидно, я ему не понравилась. Я уже успела возненавидеть его стены, множество дурацких кривых окошек и створчатых голубых дверей. Если бы Аннушка могла бы быть рядом, она непременно заплакала бы, жалея меня.
        Я вышла во двор, откуда было видно горы, поросшие голым кустарником. Огляделась, все чужое: и природа, и дом, и быт. Все не мое, не родное. Даже вещи после переезда казались обломками моей прошлой жизни.
         Чтобы не обидеть родителей, я сказала, что мне все нравится, хотя весь мой внешний вид говорил обратное. Я больше молчала и грустила, осваиваясь на новом месте. Было понятно одно - что-то внутри меня говорило о том, что у меня больше нет дома.
        Местное население мне очень понравилось. Веселые и энергичные, яркие и красивые, необычайно любопытные и очень общительные люди. Мне нужно было стать похожей на них, и я стала, поступив в новую школу. Себя «бывшую», я спрятала надолго в самый дальний уголок своей души. Мой новый, наигранный образ, похожий на всех остальных местных мальчишек и девчонок, преобладал во мне, пока я находилась в обществе. Лишь дома, оставшись одна, я плакала, превращаясь в саму себя, плакала в подушку ночами. А по утрам, я слышала, как разговаривают горы, точнее, стонут и гудят. Никому из местных этот разговор не был слышен. Я видела, как прекрасен Северный Кавказ. Рожденные  здесь, привыкшие к этой роскоши, не замечали ее, она была лишь неотделимой частью их  жизни.
           Я писала Аннушке очень часто, и каждую неделю она обязательно радовала меня своим новым письмом. У меня появилось много новых друзей и подружек, я легко влилась в новый коллектив, и учеба давалась мне так же легко. Мне приходилось скрывать от всех свои настоящие чувства, а порой, даже от самой себя. Я поставила себе цель - поступить в университет. А боль осталась жить во мне на долгие годы.
        ********************************************************
          Родители мои, изменив свою судьбу, изменили и отношение друг к другу. Находиться между ними стало невыносимо, как между двумя враждующими государствами. Я успокаивалась в полном одиночестве где-нибудь в старом парке, или на берегу холодной и прозрачной как слеза реки Лабы.  Лаба  источала от себя прохладу. Течение ее быстрое, вода кристально-чистая, она бурлила, создавая сотни маленьких брызг, и играя солнечными лучами. Ее каменистое дно переливалось и блестело от чешуек слюды. Берег Лабы, такой же, как и дно, весь усыпан крупными и мелкими округлыми серыми камнями. Я спускалась к реке, с упоением пила ее необычайно вкусную воду, потом долго сидела на камнях в тени орешника.
        Как же хотелось мне, чтобы руки мои превратились в легкие крылья. Я бы поднялась над горами, стала бы ближе к солнцу, парила бы над всей этой божественной красотой, и не замечала бы ничего, что происходит вокруг…Но не становилась я птицей, а была лишь юной девушкой, мечтающей обрести самую малость, то, что было у других, окружающих меня людей. Они не ценят, но как бы высоко ценила я, если бы жила на родной земле, в любимом уютном доме, рядом с любимыми мною людьми, если бы знала, где мое место в этом огромном мире.
        Письма Аннушки всегда были объемными, но все реже в них я встречала знакомые имена, Аннушка знакомилась с новыми людьми и писала мне о них. Все люди, о которых я писала Аннушке, так же были не знакомы ей. Казалось, что на этом наши отношения должны прекратиться, ведь мы ни разу больше не виделись, но наша детская дружба и любовь не позволяли нам этого сделать, не смотря на время и на расстояние, отделяющее нас друг от друга, не смотря на разные интересы, мы так же скучали друг по другу. Но жизнь разделила нас. Оставив связующей нитью лишь эти редкие почтовые конверты.
        Аннушка писала, что после окончания школы, уезжает в Самару, и это означало, что жизнь движется вперед, и мы с Аннушкой взрослеем. Не за горами университеты, а дальше – как распорядится судьба. Ни я, ни Аннушка не могли знать, что ждет нас дальше.
         Отгремел выпускной вечер, школа, не успевшая стать мне родной, выпустила меня и многих других, словно неоперившихся птенцов во взрослую жизнь. В ожидании чудес, я стремилась стать по- настоящему взрослой, желая, наконец, самостоятельно принимать решения и нести за них ответственность. Мне хотелось, как можно скорее, покинуть неуютный горный поселок навсегда. Будущая моя жизнь представала передо мной в каких-то размытых красках, но, желание найти свое место на планете терзало мой мозг. И мне казалось, что я делаю верные шаги и приближаю, тем самым, мой счастливый день.
         Я не замечала тогда глубокую грусть, которая, словно камень, продолжала лежать в моей душе. Окруженная людьми, я оставила на потом свои глубокие переживания, заставила себя думать лишь о предстоящих экзаменах, от которых зависело мое будущее.
        Вокруг меня всегда было разнообразное общество, я не имела привычки оставаться в стороне, общение было необходимо мне как воздух. Но я не пыталась заменить Аннушку кем-то другим, ближе нее у меня не было никого, а так как и Аннушки у меня больше не было, то, не смотря на мою общительность, я была очень одинока. Я нравилась многим парням, но ни один из них не вызывал во мне таких чувств, как Сережка, живущий теперь где-то далеко, и до сих пор в моем сердце.
        Но мое внутреннее одиночество имело свою романтику, простую, но, возможно, понятную не каждому. Там грусть творила чудеса, она превращала  мое сердце в сахар, оно словно таяло, текло, вместе с моими слезами, как вода, как время, уходящее далеко навсегда. И болело, болело, болело….

          Когда растения пересаживают в незнакомую почву, в непривычный для них климат, часто они болеют, иные вовсе погибают, но самые сильные приживаются, несмотря на трудности, тянутся к солнцу. И вновь цветут, украшая нашу планету, вдали от своей Родины.