У Вечного огня. Роман. Часть 2

Часть 2.
Глава 23.

Надежда открыла глаза. Яркий дневной свет освещает комнату. Шторы не закрыла!  Спала не раздеваясь.  Расстегнула пуговицы на жакете, сняла, отбросила на стул. Потянула ворот платья. — Надо привыкать жить одной! — вздохнула женщина.   Вставать по утрам, умываться, пить чай, завтракать. Одеваться, ходить на работу. Готовить обеды. Приходить с работы, ужинать, ложиться спать! Как все! — Как все! — повторила  громко.  —  Зачем мне все это! Зачем! —  упала лицом в подушку и заплакала. Рыдания все громче и громче. Перехватило дыхание,  поднялась, тяжело задышала. Вот, сейчас сердце остановится, и все, наступит тишина и темнота. Хорошо бы, пронеслось  в голове.  Все осточертело!  Свет дневной, квартира, осень, зима, лето. Ничего не хочу!  Все тело сотрясается в ознобе.  — Я даже умереть не могу! — крикнула женщина.  Вышла на кухню, наполнила чайник водой, поставила  на плиту, зажгла газ. Глаза остановились на кранах плиты. Включить все горелки!   Патологоанатом напишет: отравление газом! Галка обрадуется, Тамарка. Сыновей их отпустят из милиции. Всем выгодна моя смерть! Села на табуретку.   — Не дождетесь!  —  она вздрогнула, испугавшись своего голоса. Я должна отомстить! Для этого должна жить! Встала, ополоснула белый фарфоровый чайник, насыпала заварки, залила кипятком. Открыла холодильник.  Один бублик на тарелке. Разломила,  налила чаю в чашку,   поднесла ко рту, откусила размокшую сдобу, разжевала, глотнула горячий чай. Жидкость потекла по гортани, наполнила пустой желудок, согрела внутренности. Отпила еще, уже с наслаждением, почувствовала вкус крепкого чая.  Куда теперь?  На кладбище!  Надела жакет, туфли, щелкнула замком. Ступила на ступеньку, ощутив резкую боль в колене. Как у старухи, суставы болят. Правильно говорят, все болезни от нервов. Медленно спустилась по лестнице, толкнув дверь подъезда, остановилась, перевела дыхание. Словно после тяжелой проделанной работы. Набрала воздух в грудь, сделала шаг и пошла по тротуару. Высокая, прямая, гордая. Ветер треплет подол черной юбки,  Голова повязана черным платком. Сухие воспаленные глаза глядят  перед собой.  Боль, тоска, скорбь застыли в них.  Каждый,  взглянув на нее, чувствует  себя виновником  ее горя. Старается поскорее пройти мимо. Она не слышит, как вслед ей произносятся слова. Помешанная! После похорон совсем спятила! Ходит по городу, словно проклятие! Одной дорогой, от дома до кладбища и обратно.
Надя  прошла аллею, остановилась, оправила юбку и села на ворох листьев,   густо усыпавших могилу.
— Здравствуй, сынок! Хорошо тебе? Вся семья с тобой! А я одна! 
Ей показалось, сын на портрете,  повернул голову.
— Сколько  дней прошло!  —  приложила ладони к щекам, покачала головой. — Вот  дура, все перепутала. Даже не знаю, который сегодня день и час. Даю  слово,  исправлюсь! Дождусь суда, услышу и увижу, как их накажут за твою смерть, а потом, видно будет, стоит мне оставаться на этом свете, или к вам  пойти.
Лицо на портрете будто нахмурилось.
— Ты думаешь,  стоит жить? Для чего Сереженька? Потом узнаю! Не хочешь сказать? —  тяжело вздохнула, наклонилась. Провела указательным пальцем по фотографической щеке сына. Холод стекла  отрезвил. Что это я? Огляделась  по сторонам.  С ума сошла?
— Пойду я  сынок! Спи спокойно! — поднялась,  и, не оглядываясь, пошла по дорожке. Надо жить! Шепчут  губы.
Надя остановилась у магазина. В доме ничего нет. А  кошелек с деньгами остался лежать на диване. 
— Деньги забыла! Завтра занесешь! — продавщица Шура взяла ее за руку. — Из окна тебя увидела.
Надя вошла,  растерянно оглядела полки.  Шура  прошла между рядов,  наполнила пакет. — Держи!
Старушка в черном платке поглядела ей вслед, покачала головой.
—  Ходит туда и обратно. Туда и обратно! — махнула  сморщенной ладошкой в сторону городского кладбища. — В чем только дух держится! Как помешанная! Не видит никого!
— Она сильная!  —  отвернулась Шура от старухи, не желая поддерживать разговор.
               
                * * *
Павел перелистал страницы. Не удается сосредоточиться на содержании.  Как из тумана,  перед глазами встают лица, лица. Темные, ввалившиеся глазницы Надежды Ивановны.  Сможет ли она забыть происшедшее, начать новую жизнь? Ведь еще молодая! Вадим Евгеньевич. Тамара — местная красавица! Говорят, ей равных в городе не было, пока не растолстела. Какие у нее заботы! Спи, ешь. А сын не уважает, грубит, не стесняясь посторонних.  Толстая голая ветка царапнула по стеклу. Павел посмотрел в окно.  Опять ветер,  дождь собирается, а там и зима недалеко.
— Можно к Вам!?
— Проходите! — указал на стул,  Павел Андреевич, вошедшему адвокату. — Чем могу быть полезен?
— С делом, еще раз, хочу ознакомиться. — Анатолий Алексеевич достал платок, вытер намокший лоб. —  Хотя бы одного мальчика, выпустить под залог? Сколько нужно? Я устрою!
— Не надо ничего устраивать! До суда останутся в следственном изоляторе! — Павел Андреевич достал  сигарету, из лежащей на столе пачки, щелкнул зажигалкой,  затянулся, выпустил дым.
— Мальчика! —  прищурил глаза. — Володьку? — Мальчик подозревается в убийстве. В зверском убийстве,  совершенном с особой жестокостью. А вы, под залог! Он опасен для общества!
— Не судите строго! Да не судимы будете! — скривил рот в улыбке, Анатолий.
— Прекратите! — прошипел Павел, и хлопнул по столу рукой. Стакан с водой подскочил, жидкость выплеснулась на поверхность стола.
— Нервы надо лечить! — отодвинул стакан, Анатолий Алекссевич.
— Мне плевать на все ваши доводы, рассуждения! — отошел от стола Павел, поймав на себе испуганный взгляд Алексея. — Я не могу забыть обгоревшего трупа, стеклянных, обезумевших от горя, глаз матери! Вы говорите, дети!? — остановился перед мужчиной, следователь. — Дети! Восемнадцать, уже совершеннолетние! И поступок, увы, далеко не детский! Уголовная ответственность узаконена, с четырнадцати лет. Они ответят, за содеянное, по полной программе, уж я постараюсь! —  он снова хотел  ударить кулаком, но сдержал себя.
— Тогда, второй вопрос! Свидание матери с сыном предусмотрено законом,  насколько мне известно!? — постучал согнутым пальцем  по кожаной папке, адвокат.
— Предусмотрено! Только не в тяжких случаях! —  Павел,  с жадностью потянул сигаретный дым.
— В порядке исключения! Учитывая возраст подозреваемых! — Анатолий увидел расширенные от гнева глаза Павла, поднял руку вверх. — Пока, они не осуждены судом, они подозреваемые! — медленно, со знанием дела, произнес мужчина.
Павел тяжело задышал, сдерживая желание ударить назойливого гостя.
— Хорошо! Свидание будет предоставлено у меня в кабинете.
— Вот это уже другое дело! Когда? Позвольте узнать?  — поднялся  Анатолий Алексеевич, пятясь к двери. Щеки его покраснели от напряженного разговора.
— Сообщу  по телефону!
— Видал, каков тип! — крикнул Павел, едва захлопнулась дверь. — Так и въехал бы ему по толстой физиономии.
— Не обращай внимания! — улыбнулся Алексей. — Они тебя в покое не оставят, пока в суд не передашь!
— У меня все бумаги готовы! — хлопнул  ладонью  Павел, по стопке бумаг. —  Свидание им надо!  Ладно, пусть полюбуются на своих отпрысков!
Павел собрал на столе бумаги, сложил в папку.
— Я к прокурору, а ты сходи в редакцию! Расспроси, кто в центральную прессу и на телевидение в Москву сообщил? — он покрутил в воздухе рукой. — Так, неназойливо! Не ругайся ни с кем!
                * * *
Алексей обрадовался неожиданному поручению. Ему ужасно надоело сидеть в кабинете.  Допросы, бумаги. Вся обстановка, связанная с убийством,  угнетает его.  Он быстро собрал папки на столе, сунул в сейф, повернул дважды ключ, надел куртку и выщел в коридор. Пробежав мимо дежурного,  выскочил на улицу, вдохнул полной грудью прохладный осенний воздух.  Городская редакция находилась недалеко, и он с удовольствием пошел по тротуару, насвистывая какой-то непонятный мотив.
Старое, двухэтажное строение местной газеты.  Каждый день,  здесь готовят свежий номер, перепечатывая  новости с компьютеров, чтобы горожане могли ознакомиться с событиями, происходящими в стране и в мире. Алексей поднялся по ступенькам и остановился, вдруг ощутив скованность в ногах. Никогда здесь не был! Как зайду! Что скажу! Оробел парень. И входит в мою компетенцию таковое посещение? Он глубоко вздохнул, набрав полные легкие воздуха, и потянул на себя тяжелую деревянную дверь. За стеклом небольшого аквариума у лестницы, пожилой мужчина пьет чай из большой синей кружки. На, развернутой на столе, газете, два куска хлеба, намазанные маслом, и два кружка колбасы на пластмассовом одноразовом блюдце.
— Здравствуйте! —  Алексей наклонился к окошечку. — Приятного аппетита! — Мужчина качнул головой, что, по-видимому, должно было означать «Спасибо», или иди отсюда. — Как пройти к  редактору?
Охранник, не спеша, прожевал еду, отхлебнул из чашки.
—  По коридору направо,  по лестнице на второй этаж, третья комната слева.
Алексей прошел по указанному маршруту. А вот и дверь помещения, где заседают местные представители СМИ. Волнуюсь, будто на экзамене. Открыв дверь,  увидел небольшую комнату, заставленную столами. Четыре человека, два компьютера. 
— Мне бы главного редактора! —  Алексей, почувствовав, как загорелись щеки. Всегда краснею, рассердился  на себя парень.
Девушка, с коротко стрижеными каштановыми волосами, не отрывая взгляда от  компьютерного экрана, произнесла.
— В соседней комнате!
Следователь   постучал в указанную дверь.
— Входите!  —  раздался  приятный баритон.
Невысокий, средних лет мужчина,   у книжного шкафа, перелистывает   толстую книгу в синем переплете.
— Я из милиции! — Алексей развернул удостоверение.
— Понятно, понятно! По какому вопросу? — мужчина неторопливо положил книжку на полку, подошел к столу, сел, указал рукой на стул напротив себя.
— Слушаю вас!
— Мне бы узнать, — неуверенно начал Алексей. — Кто передал в прессу об убийстве?
— Труп у вечного огня!? — покачал головой главный редактор. — Ужасный случай! —  постучал костяшками пальцев по столу.
— Согласен! Но зачем надо было передавать в центр! Хватило бы заметки в местной газете!
— Тоже так думаю! Но вот наш  новый молодой журналист, к сожалению,  представляет все иначе. — он снял телефонную трубку. — Пусть Инна зайдет ко мне!
— Сейчас она придет, с нею и разбирайтесь! 
— Да меня послали узнать! Я вовсе не намерен никого наказывать! — забормотал в смущении, Алексей.
Дверь распахнулась. Девушка,  уже привлекшая его внимание, остановилась у порога.
— Вызывали!? Денис Петрович!
Алексей, оглядел стройную невысокую фигурку. Черные джинсы, толстый бежевый вязаный свитер. Независимая особа!
— Вот товарищ, из милиции! Желает с тобой познакомиться. Как в центральной прессе узнали об убийстве у Вечного огня?
Девушка тряхнула головой. Густая прядь упала на лоб. Щеки побледнели.
— Разве нельзя? —  Инна переступила с ноги на ногу. Волнуется! Понял Алексей. — Из милиции? — и вдруг она смело взглянула парню в глаза.  — Предупреждать надо! Нельзя выносить сор из избы!
— Мы не думали! —  Алексей не нашел слов для ответа.
— Надо было думать! У нас гласность! —  Инна гордо подняла голову.
— Видали, какова молодежь! — рассмеялся редактор, явно довольный поведением журналистки. — Палец в рот не клади, оттяпают,  руку! А я предупреждал, когда материал пошел в номер? Наживешь неприятности! — постучал он рукой по краю стола.
— Какие неприятности! Я готова ответить! Только вы сами виноваты. Сколько времени прошло, вы только хватились! О таких убийствах кричать на всю страну надо! Это же беспредел! Пусть все знают, чтоб другим неповадно было! Будет суд, тоже напишу! — топнула она ножкой, в черном обтягивающем сапожке.
Алексей улыбнулся. Ему понравилось поведение девушки.
— Вопрос решен! Пишите! Ваше право!
— Тогда всего хорошего! — поднял руки вверх, редактор.
— До свидания! — Алексей вышел из кабинета редактора, быстро пошел к выходу.
— Я вам не нужна, Денис Петрович!?
— Иди, иди! — сдерживая смех, махнул рукой главный.
Инна догнала Алексея в коридоре.
— Вы не подумайте, мол, гоняюсь за дешевой славой!  Знакомый из Московской газеты позвонил, я  под  ужасным впечатлением, не удержалась и рассказала. А он. Ну,  сами понимаете. Не утерпел! Назад, выскочившее слово не возьмешь! Я виновата! У вас  неприятности!? — она коснулась ладонью сгиба локтя Алексея. Его словно током пробило от ее прикосновения. Недовольство и раздражение исчезли.
— У меня свободное время! — посмотрел в ее глаза, парень. — Можно посидеть в кафе, выпить кофе.
— Я больше чай люблю! — улыбнулась девушка. — Но если  подождете,  только куртку надену.
— Подожду! На улице!
Вот не предполагал о таком повороте событий. Пошел  права качать! Алексей  достал сигареты из кармана, закурил.  Прошел по тротуару вперед, повернул назад.
Инна сбежала по ступенькам. Серебристая куртка с капюшоном  сделала  ее неотразимой. Сердце Алексея ускорило бег. Ну вот, Лешка, произнес он про себя. Сразили тебя наповал! И табельное оружие не пригодилось! Взгляд карих глаз встретился с его взглядом.
— Куда пойдем! Товарищ милиционер!
Он согнул руку, Инна смело положила ладошку на его локоть.
Навстречу счастью! Подумал он, прилаживая шаг к ее маленьким ножкам.

Глава 24.

Иван Захарович подвинул чистые листы бумаги на столе, переложил папки с левого края, на правый.  Постучал костяшками пальцев. Повернул голову, остановил взгляд на,  прибитой, к дубу скворечне, за окном. Опустела! Теперь до весны! Запорошит скоро все снегом. В дверь постучали.
— Новеньких привезли! — застыл у двери, сержант.
— Да я уже в курсе! — вздохнул  начальник тюрьмы. — Вот думаю, куда их поместить!
— Дети совсем. В милиции их не могут держать. Условий нет. До суда, говорят!
— Говорят! Говорят! — мужчина встал, прошел по комнате.  — Весь город знает! По телевидению передавали.  Прославились на всю Россию! — мужчина хлопнул ладонью по стопке папок. —  Отведите,  в  пятую! Один бензином торговал, второй щипач! 
— Есть!
— Предупреди! Чтобы без фокусов!
— Есть! — снова вытянулся парень.
— Да, ладно, тебе! — махнул рукой Иван Захарович.
                * * *
В узкое зарешеченное окошко заглядывает солнце. В лучах столбом вытянулись пылинки.
— День, какой сегодня солнечный! — вздохнул высокий мужчина, почесал темную волосатую грудь. — Хорошо прогуляться по парку. Листья, наверное, все облетели, шуршат под ногами. Последние осенние деньки.               
— Ты, давай, сдавай, не отвлекайся. А то я отвернусь, так ты вмиг все карты перетасуешь! — сладко зевнул худой, покрутил рыжий ус.
— Уж, больно, ты,  недоверчивый! — скривил рот в усмешке, открыв золотую фиксу, мужик. —  Меня никто никогда не обвинял в  крысятничестве! Графа все знают! Я честный карманник.  Это ты, спекулянт паршивый, бензин воровал на бензоколонке!
— Какой же я спекулянт, если продавал шоферне по дешевке.
— Уж, точно! У государства воровал,  продавал почти задарма.
— У меня дети, кормить надо!
— Ладно, заливать!  — Граф покрутил в руках колоду, сбросил верх. — Слышал об убийстве в парке?
— Что на вечном огне сожгли? — худой покачал головой.
— А то!  Говорят, им всем по восемнадцать! В армию собирался паренек!
— Как думаешь,  сколько им впаяют?
— Да, уж, по десятке на брата, это точно!
— У одного, говорят, папаша богатенький! Менты  здорово погреются у его сейфика!
Звук ключей в замке, нарушил их рассуждения. Скрипнула дверь. В проеме возникла фигура сержанта и дежурного майора.
— Встать! 
Мужчины переглянулись, лениво поднялись со стульев.
— Новенькие!  — сержант прошел в камеру. Один за другим,  перешагнули порог трое ребят. — Чтобы никаких! Поняли!? — майор погладил на поясе кобуру с оружием.
— Обижаете! — оскалился высокий. — Примем, как родных!
Дверь захлопнулась. Ребята застыли у входа.
— Проходите! Знакомиться будем! —  высокий, подошел к ребятам.
— Дядя Сема! А это, дядя Миша! — махнул  рукой  на, присевшего у стола, мужчину. — Располагайтесь! Будьте как дома!
Володька поднял голову,  презрительно оглядел мужчину.
— Ох, какая у нас улыбка! — покачал плечами Семен, протянул руку, видимо, пытаясь, ухватить парня за воротник.
— Ну, ты! — cхватил его цепкими пальцами, Николай. — Без рук!
— Сем, не балуй! Разве не видишь, дети!
Семен сморщился от боли, вырвал руку.
— Спортсмен! — скривил рот. — Ладно! Живите, пока!
— Проходите, ребята! Присаживайтесь! — сделал широкий жест, Михаил, приглашая к столу. — Так сказать, чем, богаты. Обед через два часа!
Володька, боком подошел к столу. Николай, прихрамывая, прошел по камере до окна, бросил куртку на нары. Мишка, повесив голову на грудь, всхлипнул.
— Не кисните, ребята. Не боись! Не обидим! — хлопнул паренька по плечу Михаил.
— Звать тебя как?
— Мишка! — парень потер кулаками глаза.
— Тезка, значит! — снова хлопнул его по плечу, мужчина.
Николай  раскинул на нарах матрац, сел.
Владимир присел на стул, закинул ногу на ногу, достал из кармана пачку дорогих сигарет, вытащил одну, щелкнул зажигалкой, бросил пачку на стол.
Семен  взял пачку,  покрутил в руках.
— Ох, какие курим! Это твой папаша ресторатор держит!
Володька  кивнул головой.
— Меня Владимиром зовут, его Колька, — указал рукой в сторону Николая, а это Мишка.
— Мы уже познакомились! — положил руку на плечо паренька, Михаил. — Тезка мой! — он присел рядом с Мишкой.
— Пацан! Школу не закончил! В десятый пошел! — сплюнул на пол, Володька.
— Это вы кореша  замочили? — Семен глубоко затянулся сигаретой, выпустил дым.
— Что ж вы так? — Михаил подошел к столу, взял из пачки сигарету.
— Он первый начал. Пьяные были! — вздохнул Володька.
— По десятке вам влепят, это точно! — хлопнул по столу ладонью, Михаил.
Мишка громко заплакал, размазывая по лицу слезы.
— Не бил я! Не хочу в тюрьму!
— А ты когда арматуру приволок, не хныкал! По лицу Серегу, дубасил. А теперь раскапустился! Заткнись, а то! —  Николай подскочил к парню, занес  руку.
— Ну, ты! —  Михаил сжал запястье Николая.  — Не смей бить мальчонку!   Теперь со мной дело будешь иметь! Я пацана в обиду не дам! — он оттолкнул Николая, зло сверкнул  глазами.
— Следователю  хорошо напели? — присел к столу Семен.
— Экспертиза показала. Как выкрутиться? — пробасил Владимир.
— Пусть кто-нибудь возьмет на себя! Что ж всем тащиться по этапу?
— А кто захочет? — подошел Колька. — У меня спорт. Пока отсижу, прощай карьера. Век спортсмена недолог! После хоть, мусор убирать!
Владимир потер ладонью лоб. — На фига мне чужой грех на себя брать! Мишка  арматурой забил до смерти!
— Что Мишка! — всхлипнул подросток. — Ты сказал, на огонь положим, менты отпечатки не найдут. Серега еще живой был. Его спасти можно было.
— И на допросе так показали?
—Не знаю! — заскулил Мишка. — На меня хотите повесить! У одного папашка, у другого бокс. А я пропадай!?
— Он малолетка! — покачал головой Семен.
— Адвокат обещал всех вытянуть! — Володька смело встретил взгляд Семена.
— Хороший адвокат, или большие деньги обещали? — усмехнулся Семен.
Володька сжал кулаки. Эх, двинуть бы ему по наглой роже!   Какое его дело! Однако,  блатной, вправе  меня презирать.  Он честно отбывает свой срок. А я могу избежать наказания,  благодаря  отцу.
                * * *
               
Мишка повернулся на бок, потянул одеяло. Толстый грубый ворс коснулся щеки. Открыл глаза. В окне мигает свет уличного фонаря. Нащупал ногами туфли, надел, подошел к окну. Фонарь на столбе качается от ветра. Над ним ряды колючей проволоки. Который день  в тюрьме. Каждую ночь просыпается, и  не верит всему, что с ним произошло.  Кажется,  добрая фея махнет волшебной палочкой, и снова окажется дома, в домашней постели. Подойдет мама, погладит по волосам. С кухни пахнет свежеиспеченными блинами, или яичницей. Он тяжело вздохнул, подошел к нарам, сел, обхватил голову руками и тихо застонал. Зачем  пошел на вечеринку! Зачем поссорился с Сережкой. Наташка теперь меня возненавидит! Слезы покатились из его глаз. — Мамочка! — прошептал Мишка,  — Забери меня отсюда! Сделай что-нибудь! 
— Эй, малец! Ты чего? — услышал  голос Михаила. Мишка лег, натянул одеяло на голову. Прижал ладонь ко рту, чтобы удержать рыдания. Теперь надолго здесь задержусь! Надо  заснуть. Во сне время быстрей летит. Он крепко сжимает веки. Спать, спать! Говорит себе. Но сон не идет. За кроватью  послышался тихий писк. Мыши! Вздрогнул паренек. Я боюсь мышей. Сжался под одеялом, прижал ладони к ушам.
Сильная рука  сжала  Мишкино плечо.
— Подъем! Завтрак принесли!
Мальчик открыл глаза.
Михаил склонился над ним.
— Опять ночью стонал и плакал? Терпи! Сам виноват! Ничего, после суда легче станет. Пойдет отсчет дней!
— Не хочу отсчета! Домой хочу! —  Мишка встал, потер кулаками глаза, защипавшие от набежавших слез.
— Да, ты совсем,  ребенок! — хлопнул его по плечу мужчина. — Ты ж мужик! Мужик должен уметь отвечать за свои поступки! Натворил, терпи! Неси свой крест!
Мишка поднялся, подошел к раковине, открыл кран, плеснул пригоршню воды в лицо. Перевел дыхание, от холодной влаги, обжегшей лицо, утерся рукавом. Сел за стол.
— Ешь! — подвинул  чашку с перловой кашей, Михаил.
Мишка зачерпнул ложкой густую вязкую массу, положил в рот, прожевал. Проглотил, едва не подавившись.
— Аппетит плохой! — покачал головой мужчина. — Силы нужны! Ешь, будто пирожное поднесли!
— Чего возишься с ним! — скривил рот Семен. — Не хочет, не надо! Вон ребята, не брезгуют тюремной похлебкой.
Мишка поднял голову. Володька, и Колька отодвинули пустые миски, запили мутной жидкостью.
— Чаю хочу! Настоящего! —  Мишка  отодвинул недоеденную кашу.
— Будет и чай! Только попозже! — рассмеялся Семен. —  Нельзя с утра чеферить!
— Да, не чеферить! Ребенок хочет обычного чаю. У тебя же есть, завари! — Михаил кивнул Семену.
— Буду я продукт переводить! Потерпит до обеда!
Мишка отошел к нарам, сел, обхватил голову руками.
Володька заложил ногу на ногу, закурил, презрительно поглядел на Мишку. Не скрывает своих чувств. А мы с Колькой хорохоримся. Затянулся, выпустил дым. А дома, наверное, Настя  завтрак приготовила. Отец, с матерью сидят за столом, пьют кофе с молоком, и пирожками с повидлом. Он проглотил слюну. Представил, как мать откусывает маленькими кусочками пирожок. Подносит ко рту чашку, отставив мизинец. На глаза навернулись слезы. Мама! Я тебя обижал! Грубил! Нет мне прощенья! Засопел носом, подошел к окну. По серому небу плывут в беспорядке черные тучи. Осень! А скоро зима. Сколько еще томиться до суда!
Щелкнул замок в двери.
— Сытин! На выход! 

Глава 25.

Нина постукивает ложечкой в стакане, с чаем.
— У меня в голове не укладывается! Павел рассказывает, а я думаю, думаю. Как можно было так поступить со своим товарищем?
— Да, страшное дело сотворили! — Георгий Львович отодвинул стакан. — На похоронах в глаза Надежде не мог смотреть. Будто на мне тоже вина. Галине наказал, скажи, когда сможет, тогда и выйдет на работу. Сейчас ей не до работы.
— Только со школьной скамьи! Кто виноват! Родители? Школа?
— Телевизор! — мужчина стукнул ладонью по столу. —  Весь день крутят боевики! А эти придурки, глядят, как людей убивают, режут на куски. В прошлом году, в Москве на конференции, врачи, побывавшие за границей, рассказывали. У себя, они не показывают, ни открытый секс, ни насилие. Детей до восемнадцати лет в США на вечерние сеансы без родителей не пускают.  Порнуха,  жестокость, для нас  приготовлена, для растления нашего общества. Холодная война закончилась! Как же! Жди! Вот ее  новые  формы! Идеологическая война! Борьба против нравственности!
— Не может быть! — у Нины округлились глаза. — Зачем тогда закупают их культурную продукцию?
— Не знают? — тихо произнесла  Зинаида Васильевна.
— Не хотят знать? Или в сговоре с врагами! Охота на ведьм! Репрессии! Враги у России были всегда, и по сей день! Зависть! Вот в чем причина! Нам всегда завидовали там за кордоном! — Георгий  отодвинул стул, вышел из-за стола. — Спасибо, мать! Пойду,  покурю! — накинул на плечи старенькую куртку, вышел на балкон.
— Ты про себя расскажи! Как у вас с Павлом! — женщина с любовью поглядела на дочь, подперла щеку кулачком.               
— Все хорошо, мамуль! — девушка  вздохнула. — Вот, только, Наташа в школу не ходит.  Домой к ним не решаюсь заходить. Надежда Ивановна ходит по улице,  не здоровается ни с кем. В черное одета. Словно городская сумасшедшая! Проклятья разносит!
— Не слушай дураков! Надежда женщина сильная! Не думаю, чтобы умом тронулась!  Время излечит!
                * * *      
Галина Семеновна тяжело преодолела ступеньки. Нажала на кнопку звонка. За дверью тишина.  Потянула за ручку, дверь открылась.
— Надь, живая! 
— Я на кухне! — услышала Галина. Сняла туфли, прошла коридор, остановилась на пороге. — Не заперто! Не боишься!
Надя сидит у стола, перед ней разложены пакеты с продуктами.
— С кладбища шла, Шура   собрала.
Галя присела на табуретку, сняла с головы платок, пригладила ладонями волосы. —  Георгий Львович говорит, сходи, узнай. Не может на работу выйти, пусть отдыхает!
— Спасибо! Он добрый человек!  На работе, легче горе забывается! Только у меня пока сил нет. Руки трясутся! — женщина вытянула перед собой ладони, с трясущимися пальцами. — Укол не смогу сделать, а про капельницу и говорить нечего!
— И не надо! Отдыхай!  — Галя   подвинула пакеты на столе. Тут у тебя колбаса, масло, тушенка, макароны.  Можно суп сварить!
— Спасибо тебе!
Галя нарезала кружочками колбасу, белый батон, положила на маленькую, тарелочку масло, поставила чашки.
Надя вдохнула аромат свежеиспеченного хлеба.  Галина налила в чашку чай, подвинула подруге.
— Пей, пока горячее!
Надежда Ивановна съела  бутерброд, потом другой.
— Ухаживаешь за мной, а у тебя своих проблем хватает!
— Мои проблемы,  впереди!  Подлость совершил! Нет ему прощения, а ведь, сын, будь он неладен! — Галя закрыла лицо ладонями.
— Отсидит! Новую жизнь начнет! Он еще молодой!   
— Ты прости! Прости всех! — Галина упала на колени,  обняла руками ноги Нади.  — Не за себя прошу! Ребята в тюрьме не вынесут! Сломаются!
— Что ты, зачем!
— Прости! Не уйду, пока не простишь! — слезы хлынули из глаз Галины. Надя коснулась ладонью волос подруги.   Ее можно понять! Она мать!  А разве я не мать!? Моего сыночка никто не вернет! Что они с ним сотворили!
— Встань! Не надо! Я не смогу простить! Не могу! Понимаешь!
Лицо Галины передернулось от нервного тика.  Она поднялась, отряхнула юбку.
— Не ожидала от тебя такой жестокости! — Галина надела плащ, повязала платок на голову.
— Бессердечная! Черная вдова! Ходишь призраком по городу, народ пугаешь! Отольются тебе наши слезы!
Хлопнувшая дверь в прихожей болью отозвалась в голове Надежды. Она считает меня виноватой? Значит, я виновна в ее беде? Моего сына убили! Я вправе не прощать! Неужели есть люди, которые тоже так думают? Ну и пусть! Их должны наказать!
 
Глава 26.

— Входи! — открыл перед Володькой тяжелую железную дверь, молодой сержант.
Владимир вошел в маленькую комнату. Как и в прошлый раз, при свидании с адвокатом, горит тусклая лампочка.  Стол, два стула.  Сел,  спрятал ноги под стул.
Анатолий Алексеевич, как всегда, в отглаженном, синем  костюме, с неизменной улыбкой.
— Здравствуй, Владимир!
— Когда меня отсюда выпустят!? Сколько еще ждать!? Мало вам дали денег? — со злостью произнес Володька.
Адвокат, не торопясь, подошел к столу, положил синюю кожаную папку, подвинул стул.
— Пока не удается. Все решит суд!
— Если меня упрячут в каталажку,  отец выгонит тебя на улицу!
— Вас трое!  Даже условно, будет стоить очень дорого!
— Я его не убивал! — стукнул кулаком по столу, Володька. — Сколько раз можно повторять! Это Мишка бил арматурой!
— Успокойся! Сделаю все возможное, чтобы не допустить обвинительного приговора! — мужчина наклонился к лицу парня. — Ваш папа просит похлопотать за  всех троих. Это невозможно. Кто-то должен быть наказан.  Если бы мать потерпевшего  написала заявление о  прощении.
— Так уговорите ее! Дайте денег! Много денег! Ей все равно! Его уже не вернуть! Убейте, если нет другого выхода! Но вытяните нас отсюда! Иначе, я разрушу ваш жизненный уклад! —  Володька сжал кулаки. — Мне бы только выйти отсюда! Мать обещала  в деревню отправить. Там пересижу. Не хочу в тюрьму! Слышите! — он перегнулся через стол, схватил адвоката за лацканы пиджака. — Вытащите меня! Иначе хуже будет!  — злобно прошипел Володька, брызгая слюной.
— Видите себя прилично! — Анатолий Алексеевич оттолкнул парня, поправил воротник. — Завтра  свидание с родителями.  Вам  передали! — он положил плотно, набитый, продуктами, пакет, на стол.
— Суд когда?
— Скоро! Но точную дату не знаю.  Возможно, будут представители центральной прессы. Уже вся Россия знает. Это  осложняет обстановку!
— Кто разболтал? — заскрипел зубами Володька.
— Кто-то из местной редакции!
— Узнаю, убью!
— Вам и так хватает неприятностей! — вздохнул мужчина. — Не надо никому мстить! Сами во всем виноваты!
— Не твое дело! — буркнул Володька. —  Работай! Тебе деньги платят!
— Сытин! На выход! — открылась дверь комнаты. Дежурный встал у порога.
Володька неохотно поднялся.
— Завтра, говоришь, свидание? Ну, черт, с ними! Родители, называются! Не могут сына под залог забрать! — парень заложил руки за спину, ссутулившись, покинул помещение.
Анатолий Алексеевич  достал из кармана костюма платок, вытер выступивший на лбу, пот. Его все еще не покидает чувство отвращения. Какая наглость! Я хлопочу за него. А этот мерзавец позволяет недостойно обращаться со мной! Вырастили эгоиста!   Была бы моя воля,   к стенке поставил!
На улице, мужчина поднял воротник плаща, засунул руки в карманы, прижав локтем, папку,  зашагал в сторону ресторана.  Послать  к чертям этих подонков! Но другой работы в городе не найти. А жить надо! Он плюнул себе под ноги.  Иди, отчитывайся перед буржуем! Лакей!
                * * *
Голая ветка жалобно бьется в оконное стекло. Стук, стук! Выгибается под холодным осенним ветром, отдаляясь и снова, тук, тук  Наташины глаза, не мигая, глядят вдаль. Холодно на улице! Листья облетели с деревьев.  На могиле ветер гуляет. Ему еще холоднее! Перед ее глазами предстал полированный гроб, с черным крестом на крышке. Не простилась! Не поцеловала на прощанье!
— Опять в школу не пошла! — бабушка остановилась у порога. — Словно слепая и немая! Нельзя так доченька! Его не вернешь!  Что ж ты целыми днями в ночной рубахе сидишь возле окна! —  приблизилась к внучке, положила ладонь на  плечо. Девушка не шелохнулась.
— Мы с мамой к Мишке на свидание идем! Хочешь с нами?
Слова бабушки не сразу дошли до ее сознания. К Мишке! Какой Мишка! Зачем свидание! Какое свидание? Словно толстая длинная игла пронзила ее голову дикой болью.  Мишка убил Сергея. Вспомнила она. Его посадили в тюрьму. Мама с бабушкой к нему идут.
— Его убить мало!  — тихо произнесла по слогам Наташа. —  повернула к старушке бледное лицо.
— Вы предатели!  Он Сережку убил, а вы к нему идете. Ненавижу! Я убью его! — она сжала кулаки.
— Господь с тобой! — отстранилась  от девочки, старушка. — Миша брат тебе! Нельзя так! Мать пожалей! Вы двое у нее!
— Мать пойдет к нему, станет плакать, жалеть, кормить вкусными кусками из ресторана Володькиного батьки. Чтоб ему подавиться и сдохнуть! Всем вам сдохнуть! Ненавижу! Ненавижу! Будьте вы прокляты! — девушка покачнулась, от сильной боли в голове, вцепилась руками в волосы и рухнула на пол.
— Мама, зачем, ты? — вбежала Люба в комнату, склонилась над дочкой. — Не надо  ничего говорить! Дай мокрое полотенце, и таблетки, на столике в кухне! — она приподняла плечи девушки, бабуля взяла  за ноги. Наташу положили  на диван. Люба открыла дочери рот, влила из стакана воды. Наташа застонала. Женщина похлопала ее по щекам. — Все хорошо! Открой глаза! Все хорошо! Видишь я с тобой! Выпей лекарство и засни! Скоро поправишься! Пойдешь в школу! —  поцеловала  в лоб, приподняла  голову, поднесла таблетку.
— Не хочу! Не буду пить! Вы меня отравить хотите! — девушка оттолкнула руку матери, таблетка выскочила, покатилась по полу.
— Не хочешь, не надо! Только не волнуйся! — Люба  накрыла дочь пледом. — Успокойся и засни!
Наташа повернулась на бок, закрыла глаза.
Люба постояла возле нее, прислушалась к дыханию.  Легкое раздражение пробежало в ее сознании. То ли притворяется, то ли, действительно,  помутнение рассудка. Всю жизнь им отдала, и вот благодарность. Сын преступление совершил, дочь умом тронулась.  Она повернулась к матери.
— Кажется, заснула! Не трогай ее! — на цыпочках  женщины вышли из комнаты.
Варвара Михайловна надела пальто, повязала вокруг головы, теплый платок.
— Сумку собрала!
— Собрала, все собрала! —  вздохнула Люба. 
— Крепись, Любонька! — коснулась ее локтя старушка.
                * * *
Наташа  сквозь забытье, услышала, звук захлопнувшейся двери в прихожей.   Села, поправила на плече,  ночнушку. — Как же вы мне все надоели! — громко произнесла она.   
 Приподняла подол, оглядела  похудевшие ноги.  Вскочила с постели, раскинула руки в стороны и закружилась по комнате.  — Не хочу ходить в школу!  Буду спать, есть! —  вдруг почувствовала, в пальце ноги боль. Остановилась, вгляделась в пол. Круглый плоский шарик. Нагнулась, подняла. Таблетка! Мама  давала таблетку,  я ее выплюнула.  Вспомнила Наташа. Поят гадостью, чтобы я Сережу забыла!  Чтобы стала послушной девочкой, как раньше. Ходила  в школу, гуляла по улице,  уроки с Мишкой делала. Девушка села на стул,  потерла ладонью лоб. Улыбнулась. Уроки с Мишкой не надо делать! Мишка в тюрьме! — Почему! — прошептала она. —  Убил Сережу! — перед  глазами Наташи предстало обгоревшее лицо друга, черные обуглившиеся пальцы рук.  По щекам покатились горячие капли, обгоняя друг друга. Ворот рубашки  стал мокрым. — Они его убили! — простонала Наташа. — сжала руками голову. — Убили! Закопали в землю! Проститься не дали!   Предатели! Они меня ненавидят! Они  хотят моей смерти! — закрыла ладонями лицо и заплакала навзрыд, покачиваясь всем телом из стороны в сторону. Через минуту она вытерла ладошками слезы. Лицо, словно, осветилось внутренним светом. Я им всем мешаю! Поняла Наташа.  Да, я им мешаю! За мной надо ухаживать! Бабуля старая! У матери больное сердце! Мишка в тюрьме! Без меня им станет хорошо. — Мне надо умереть? — крикнула девушка и сильно встряхнула головой, нечесаные волосы покрыли плечи. — Там я встречусь с Сережей!  —  Наташа вышла на кухню. Остановилась перед небольшим зеркалом на стене. Увидев свое отражение,  отпрянула назад, потом  наклонилась,  откинула ладонями волосы за уши. — Совсем не страшно! —  тихо произнесла она, и отпрыгнула от зеркала. Прижала палец к губам. — Тихо! — прошептала девочка. —  Что я хотела вспомнить? Мне надо вспомнить! Напрягает она память. Подняла глаза к потолку, улыбнулась.  —  Сережке не было страшно! — Он умер! — тихо рассмеялась. Теперь, точно помню. Обрадовалась она. Но вдруг ее лицо исказилось, в страшной гримасе. —  Ему было больно! — вскрикнула Наташа. —  Очень больно!  Пусть мне тоже будет больно!  —  она обвела взглядом комнату. Мне ничего этого не надо! Я точно знаю! Я хочу пережить его боль! Хочу быть рядом с ним навсегда! — потянула узкую дверцу кухонного шкафа. Взяла с полки пузырек с таблетками, крепко зажала в руке. Потом  повертела перед лицом,  будто любуясь,  красивым сувениром. Высыпала содержимое на  ладонь. Какие славные пилюли! Маленькие, круглые, белые. Мать каждый день дает по одной, а я выпью все сразу! Секунду  она смотрит на рассыпанные в ладошке, таблетки. Неужели, в них смерть!? Неужели, если проглотить все разом, никогда не проснешься, не увидишь солнышка, цветы, созревшие  плоды на яблоне?  Но Сереже тоже было больно. Ему не хотелось умирать! Они сожгли его живого! Вдохнув в себя воздух, запрокинула вверх голову, широко раскрыла рот, и всыпала горошины. Сладковато, кислый привкус наполнил глотку, смешивая лекарство со слюной. Одной рукой Наташа крепко зажала ладонью губы, другой нащупала на столе стакан,  оказавшийся наполненным, отхлебнула глоток, другой. Сладкий чай! Мама не допила. Поняла девочка.  — Мама! — тихо произнесла Наташа. В глазах у нее потемнело.   Ноги, согнулись в коленях.  Падая, почувствовала резкую боль в голове, от удара об угол кухонного стола. Тишина окутала ее сознание.

Глава 27.
               
Люба, провела ладонью по сумке, стоящей рядом на стуле. Ненадолго задержала взгляд, на сидящей напротив, Тамаре в коричневом велюровом пальто. Все собрались. Тамарка с Вадимом, Галка с Андреем. Галина постарела, темный платок повязала вокруг шеи, по-деревенски.  Она вспомнила, как вчера,  на ресторанной кухне, складывала в сумку продукты, щедро подаренные Вадимом Евгеньевичем, и его шепот на ухо: «Анатолий Алексеевич защитит троих! Я с ним сам рассчитаюсь!»   Такого не может быть! Вздохнула женщина. Их невозможно спасти от тюрьмы.  Он обманывает, успокаивает, будто я ребенок.  Володьку, точно оправдают! Сейчас деньги миром правят! Скрипнула дверь у входа. Люба вздрогнула и повернула голову.  Анатолий Алексеевич, с неизменной улыбкой на лице, прошел по коридору. Лоснится  от жира! Люба сжала руку матери. Старушка погладила ее пальцы,  прошептала. — Крепись, Любаша! Нам с ними не сравниться никогда! Крепись, дочка!
Вадим Евгеньевич поднялся.
— Что так долго!
— К  одиннадцати договаривались. Еще без пятнадцати. Не надо нервничать! — адвокат положил руку на плечо шефа.— Сейчас все устроим! —  постучал согнутым указательным пальцем, в кабинет следователя,  не дожидаясь ответа, потянул на себя ручку.
— Можно!? Все собрались!
Павел поднял голову. Он всю ночь не спал и с утра нервничал. Под свою ответственность  решил устроить  свидание задержанных с родителями. Нажал кнопку.  Вошел дежурный.
— Приведите!
Сержант кивнул головой.
— Предупредите, чтобы без эксцессов! — Павел посмотрел на адвоката. — Их проведут в кабинет, потом войдут родственники.
Анатолий Алексеевич,  молча, склонил голову, в знак согласия, и вышел.
Пренеприятный тип! Передернул плечами, следователь. Скользкий, услужливый. Чересчур услужливый!
Алексей поймал взгляд Павла, скривил рот в усмешке. Ему понятно раздражение шефа. Он и сам не может спокойно созерцать самонадеянный,  облик адвоката.
— Проведут в кабинет, после войдете! Придержите чувства!  — Анатолий оглядел собравшихся людей. Они застыли, повернув головы в конец коридора. Тамара продела руку под локоть мужа. Вадим открыл рот, намереваясь сделать  жене замечание, но передумал,  так и остался с открытым ртом. Галина прижалась к Андрею. Ей хочется  куда-нибудь спрятаться. Стыд, жжет ее.  Люба поджала ноги под стул. Сердце замедлило бег. Варвара Михайловна с тревогой вглядывается в лицо дочери, внутренне молясь, за ее здоровье.
Старый линолеум подавляет звук шагов. Но в тишине, все-таки слух бедных ожидающих,  их уловил. Ведут! Поняла Люба. Почувствовала дрожь в коленях, и резкую боль в сердце. Приступ мне сейчас не нужен! Словно команду произнесла сама себе. Мишка! Его надо поддержать! Ему плохо!  Впереди милиционер, позади тоже. Группа приближается. В чем он был одет, когда забирали? Меня тогда не было дома. Склоненная голова. Торчащий на макушке неизменный хохолок. Мишка! Он неловко ставит ноги. Били! Ранили! Встревожилась женщина. Поднялась, но тяжелая рука адвоката, сдавила  плечо. Наклонилась всем телом вперед, вглядываясь в приближающихся ребят.
—  Мишенька, какой бледненький! — старушка,  сжала руку дочери.
Галина, услышав шаги в коридоре, замерла.  Я во всем виновата! Не доглядела! Не воспитала! Доверила мужу! Мысленно корит себя женщина.
— Хромает! — наклонился Андрей к жене. Галина вспомнила, Колька повредил ногу, когда  забирали. Но не смогла разжать челюсти, чтобы  ответить мужу.
Вадим Евгеньевич вздрогнул от резкой боли в сердце. Он мало интересовался воспитанием сына. Тамара кормила, одевала, проверяла уроки, ходила в школу, если вызывали учителя. Домработница обстирывала, готовила.  Вадим подвинулся на стуле. Вгляделся в похудевшую фигуру Володи. Володька, поднял голову,  задержал на отце взгляд.
— Не останавливаться! — подтолкнул его в спину сопровождающий. Распахнул дверь,  и ребята скрылись  в кабинете.
Тамара прижалась к мужу.
— Входите! — на пороге появился следователь. — Время свидания ограничено!
Родители вскочили, будто, подталкиваемые невидимой рукой, протиснулись в дверь.
— Мама! — со слезами бросился Мишка на шею матери. — Не могу больше! Забери меня отсюда!
Люба обняла мальчика, прижала его голову к груди.
— Хороший мой! Не могу  тебя забрать! Ты сам виноват. Разорвал свое и мое сердце!
— Мамочка, прости! Я не хотел!
Она присела на стул у стены,  не отпуская из объятий, Мишку. Варвара Михайловна поднесла платок к глазам. — Мишенька, кровиночка, наша! Что ж ты такое сотворил с собой!
— Бабулечка! — протянул к ней руки, Мишка.
Старушка сжала его пальцы, в намокших от  слез ладонях.
— Мальчик ты наш! Глупый ребенок!
— Мамочка! Когда суд! Скорее бы все закончилось! Не могу больше!— Михаил огляделся. — Где Наташка?
— Наташа болеет! Дома осталась! — Варвара Михайловна села возле внука.
— Ей уже лучше! — остановила взгляд на старушке, Люба, боясь, что та выложит все подробности.
— Скажите, пусть простит меня! — закрыл лицо ладонями, Мишка. Плечи  затряслись от беззвучных рыданий.
Тамара  подбежала к сыну, протянула руки, не решаясь обнять.
— Сыночек! Похудел!
— Мать, сядь! — Володька отвернулся. Женщина попыталась  заключить сына в объятия,  но тот сжал ее руки. — Отец, скажи ей. Не надо!
— Тамара,  веди себя достойно! — вздохнул Вадим.
Она поникла, села на стул, закрыла лицо ладонями, закусила губы, чтобы сдержать рыдания.
— Когда  я вернусь домой? — Володька скосил глаза на отца. Вадим за внешней храбростью, увидел в глазах сына слезы. Стесняется проявить к родителям чувства. Привык брать, отдавать не умеет. Вместе с жалостью ощутил раздражение. Это мы должны его презирать. Приравнял нас вот к этим. Он бросил взгляд на Любу, сидящую в обнимку с Мишкой. На Галину и Андрея.
— При первой возможности! — отвернул лицо от сына, Вадим.  В душе у него все закипело. Надавать бы ему оплеух.   — Все будет хорошо!
— Это у вас хорошо! — передразнил его Володька. — А мне червонец светит! Вот ваши заботы как для меня обернулись!
— Это точно! Правильно сказал! — зло прошипел Вадим, наклонившись к сыну. — Пороть тебя надо было чаще! Чтобы свое место знал! К родителям проявлял уважение! Постыдись хоть здесь! Я тебе не уличная девка, чтобы выслушивать твои  обвинения!
— Вадим! — остановила его Тамара. — Мальчик в тяжелом положении!
— Мальчик! Преступление совершать, так он взрослый, отвечать за свои поступки должен! Просить, а не требовать!
Володька повесил голову на грудь. В камере, он иначе представлял  свидание с матерью. Увидел их холеный вид, и все забыл.  Они на свободе. Пьют, едят,  а я здесь! Он посмотрел на мать. Темные круги под глазами. На лбу пролегла широкая морщина. Я подлец! Вдруг осенило его. Они выхлопотали это свидание. Пришли увидеть меня, поддержать, а я с упреками.
— Простите! Не могу я сейчас нежности проявлять. Плохо мне! — тихо произнес Владимир.
— Нам тоже не мед! — Вадим хлопнул сына по спине. — Крепись! Сам нашел  приключение на свою задницу!
Прижав к себе голову сына,  Галина гладит ладонями по волосам, из глаз текут слезы. — Успокойся, Галь! Неудобно! — Андрей  вытер ладонью глаза. Рыдания душат Кольку. Галина отстранила Колю, покрыла поцелуями его щеки, лоб.  Какое счастье обнимать, ощущать его прикосновения. Она  достала из сумки сверток.
— Пирожки! — проглотил слюну Колька, уловив носом душистый запах.
— С мясом, как ты любишь! — с придыханием, как после быстрого бега, произнесла Галина. —  Рано утром в духовку поставила. Пока собирались, испеклись.   
Колька набил рот пирожком. Андрей погладил сына по голове.
— Пап, прости! — Колька схватил руку отца, прислонился щекой.
— Да, ладно! — Андрей отвернул лицо. В глазах защипало.
Павел Андреевич, сидя у стола, наблюдает сцену свидания.  После радости, смятения, слез,  родители развернули кульки и  пакеты, стремясь накормить своих непутевых детей. Он отвернулся. Их волнение передалось и ему.  Вспомнил свою мать. Она   отдавала ему лучшие куски со стола. Отец часто упрекал ее за излишнее баловство. Все родители одинаковы.  Забота о своих отпрысках всегда на первом месте. Часто лишают себя всего, чтобы обеспечить детям лучшее проживание.  Чего не хватало Володьке? Учинил драку. Павел не сомневался,  зачинщиком ссоры был избалованный, привыкший считать себя крутым, Володька. Водку  принес в кафе. Николай по пьянке, любитель помахать кулаками. Не упустит момент продемонстрировать  силу.  Мишка глупый ребенок, выросший без отцовского внимания. Адвокат и его благодетели не прочь подставить мальчишку под обвинение.  Впереди суд! За ним последнее слово! Следователь поглядел на Алексея. Тот опустил голову, перелистывает журнал. 
— Прощайтесь, товарищи!  — хриплым голосом произнес следователь. От волнения у него пропал голос.
Мишка приник к матери. Люба обхватила сына.
— Потерпи, миленький!
— Бог даст, все сладится! —  бабушка, поцеловала внука в макушку.
 Володька обнял мать. Тамара почувствовала на щеке влагу.
— Володечка!
Он отвернулся, утер рукавом глаза, заложил руки за спину.
Николай обнял мать и отца.
— Коленька! — прошептала Галина.
— Отец, мать береги! —  Колька оттолкнул родителей, пошел к выходу.
Люба,  глядит вслед уходящему, сыну. Он словно стал меньше ростом.   Мишка повернулся.
— Мама, мамочка, не хочу! — крикнул он и бросился к матери.
Люба обхватила его руками, поцеловала в лоб, в бледные щеки. — Потерпи, маленький! Что ж теперь поделаешь! Потерпи! —  отстранила от себя. — Иди! Так надо! —  На онемевших ногах, дошла до стула у стенки и села.
— Любонька! — Варвара Михайловна  сжала похолодевшие пальцы  дочери в своих ладонях. —  Плохо тебе!
Люба покачала головой из стороны в сторону.
— Сейчас пройдет! — она встала, надела пальто.
— Пойдем домой! Наташа одна. Не сотворила бы чего!
— Что ты! Не дай Бог!
Они вышли на улицу.
— Машину возьмем! — подошла к дороге Люба. — Чувствует сердце, неладное. Наташка! Надо было тебе остаться с нею.
Едва машина притормозила у дома, Люба выскочила, не дожидаясь, матери, побежала к подъезду. От  волнения, не может попасть ключом в замочную скважину. Наконец замок щелкнул, Люба дернула дверь, вбежала в квартиру.
— Наташа! — тихо позвала  женщина. Прошла в  комнату, на диване никого нет. — Наташа! —  в кухне, на столе нетронутый завтрак. За углом стола  увидела мысок красного домашнего тапочка.
— Все в порядке!? — остановилась у порога Варвара Михайловна.
Люба  протянула вперед руку, не в силах сойти с места. Старушка перевела взгляд.
— Что такое? — бабушка кинулась к лежащей на полу Наташе.
— Девочка, что с тобой!
На руке девушки кровь, сжимающей осколок стакана.
Люба подошла к столу, взяла бутылку из-под таблеток. — Все выпила!—  опустилась на табурет.
— Скорую надо! Скорее! — Варвара Михайловна приложила ухо к груди Наташи. — Стучит! Может, успеют!
Люба тяжело вздохнула. —  Мне уже все равно! Сил нет!
— Да что ж это такое! — метнулась старушка в комнату,  набрала 03. — Отравление лекарством! Скорее приезжайте. Девочка семнадцати лет!— вернулась в кухню, смочила полотенце холодной водой, приложила ко лбу девушки.
— Мама успокойтесь! — Люба стянула с головы платок. — Эти дети решили сжить меня со свету! Я им всю жизнь отдала! — Да, не трогайте ее! — крикнула Люба на хлопочущую, возле Натальи, мать. — Врачи приедут, разберутся, можно ее спасти, или нет!
— Господь, с тобой! Конечно,  можно! Она дышит! Пойди, дверь открой! Не помню, закрыла, или нет.
— Что случилось! — пожилой мужчина в белом халате остановился в дверном проеме.
— Девочка! Вот! — поднялась старушка.
— Эти таблетки выпила? — взял пустой пузырек, покрутил в руках. — Это не очень страшные таблетки. Она упала в обморок, скорее от испуга, чем от лекарства. Но промывание придется сделать.
Санитары раскрыли носилки, подняли девушку, положили.
Варвара Михайловна повязала платок на голову.
Люба медленно поднялась со стула, пошла в прихожую.
Старушка закрыла дверь, прихрамывая,  догнала дочь уже на улице.
— Долго возитесь! — крикнул врач. — Медицину не обвиняйте!
Машина резко развернулась. Люба наклонилась к дочери, лежащей на носилках.
— Доченька! Зачем? Чего тебе не хватало! Обо мне подумала!? У меня никого нет на этом свете, кроме вас с Мишкой! Что вы со мной делаете!?  Умру, куда  пойдете? Как жить станете? — погладила руку дочери, безжизненно, лежащую поверх простыни. И ощутила слабое движение в ответ.
— Она жива! Сделайте что-нибудь, скорее! — повернула к доктору лицо, залитое слезами. — Скорее!
— Все будет хорошо, мамаша! Не волнуйтесь!  Такой случай не впервые! Спасем вашу девочку!
Скорая остановилась у входа в приемный покой. На ступеньки выбежала  медсестра.
— На промывание! — вышел из машины врач. — Отравление!
Санитары побежали с носилками в помещение. Люба поспешила следом. К ней вернулись силы. —  Наташенька! — шепчут ее губы. — Не покидай меня! Наташенька! —    Стеклянные двери захлопнулись перед ее лицом.
— Сюда нельзя! — остановила ее молоденькая девушка. — Вам скажут! Ждите!
— Я мать! Как это нельзя! Я должна быть рядом с дочкой! — она  сняла с головы платок, расстегнула пальто, и ворот кофты.
— Давай, присядем, доченька! — взяла ее под руку старушка. — Вон стульчики. Нельзя, так нельзя. Подождем!
Крепко держа дочь под руку, Варвара Михайловна подвела Любу к стоящим возле стенки стульям. Люба тяжело опустилась на стул, положила руки на колени. Старушка присела рядом, погладила ее руку.
— Бог даст, все сладится!
Люба слегка сжала пальцы матери.
— Они думают только о себе! Обо, мне никто не думает!
— Плохо ей сейчас! Ты не сердись на нее. Глупая девочка. В этом возрасте потерять любимого друга, конец света. Ничего, поправится,  в школу  станет ходить, время вылечит.
— Если поправится!
— Обойдется! Я  чувствую!
— Впереди  суд! Как мне все это вынести! — Люба приложила ладони  к щекам.
— У Бога силы проси! Надо вынести! На суде ты должна присутствовать! Мишке будет очень  плохо, если ты не придешь.
Люба положила голову на плечо матери.
— Я устала!  Очень устала!  Так, что и жить не хочется! Свет белый не мил! Спасут Наташку,  дотяну до суда, а там и помирать можно! Силы мои на исходе!
— Да, что ж ты такое говоришь!? — Варвара Михайловна повернулась к дочери. — Меня на кого оставишь?  Мне с ними не справиться! Обо мне ты подумала?
— Не могу, мама!
— Мамаша! — доктор остановился напротив сидящих женщин. — Дочка ваша пришла в себя! Будет жить!  Свидание разрешаю, не более пятит минут.
— Будет жить! — вскочила Люба. — Где она! Мы вместе! Это бабушка! Вместе пойдем! Можно!
Мужчина поднял вверх руку, видимо хотел возразить, но потом, ничего не сказав, пошел по коридору.
— Пойдем! Он разрешил! — Люба потянула мать за руку. Старушка, тяжело припадая на больную ногу, пошла за дочерью.
Перешагнув порог палаты, Люба, увидела бледное лицо Наташи.
— Мама! — прошептала девушка, пытаясь приподняться на постели.
— Лежи, доченька! Тебе нельзя вставать!
— Мамочка, прости! — слезы покатились по щекам  Наташи. — Я больше не буду!
— Что ты, доченька! Люба присела на подставленный врачом, стул, взяла за руку дочь. — Простила уже! Вот и бабушка.
— Бабулечка! — протянула руку  Наташа.
— Наташенька! Деточка!
— Простите меня! — Наташа сжала руки матери и бабули. — Я больше никогда так не сделаю! Верьте мне!
Она отвернулась.
— Мишку видели?
— Просил простить! — наклонилась Люба к ее лицу.
— Я не могу! Пока, не могу! — Наташа закрыла глаза. По ее лицу пробежал нервный тик.
— Девочка моя! — Люба поцеловала бледный лоб. —  Миша очень переживает! Он раскаялся. Скоро суд. Наверное, его посадят вместе с ребятами.
— Володька откупится, и Колька выкрутится. На Мишку все повесят!
— Не говори так! — Люба  приложила ладонь к губам девочки. — Вадим Евгеньевич обещал помочь. Адвокат попытается  им уменьшить срок.
— Только не Мишке! — Наташа  оттолкнула руку матери. — Дайте мне зеркало! Я выгляжу ужасно?
— Если женщина просит зеркало, пошла на поправку! — улыбнулся врач. — Достаточно на сегодня. Ей надо отдыхать!
— До свиданья, доченька! — Люба  поцеловала Наташу в щеку.
Бабушка погладила руку внучки, поцеловала в лоб, и перекрестила.
— Бог тебя хранит!
— Бабуля!  Прости!
— Что ты, Наташенька! Все будет хорошо! Деточка моя!
Наташа проследила взглядом, как мама и бабушка  идут к выходу. У двери Люба обернулась, ее губы изобразили, что-то, похожее на улыбку. В глазах слезы.  Из-за меня! Дура я! Мама с Мишкой потратила столько нервов и здоровья, пришла домой, а там я валяюсь, полумертвая. Как она все это перенесла.  Она отвернулась лицом к стене, прикрыла веки. Лицо Сергея предстало перед нею. Он наклоняется  ближе, ближе. Ощутила его дыхание на своих щеках. Совсем как тогда, в первый день их близости.  Почувствовала  поцелуй на губах. 
— Ах! — вскрикнула девушка. Наваждение! Или я схожу с ума! Подняла руку, посмотрела на тонкие пальцы.  Похудела, побледнела, выгляжу ужасно. Но мне все равно.

                ** *
Люба догнала доктора, быстро удаляющегося по коридору.
— Теперь ее поместят в психушку!?  Прошу вас, не делайте этого! Она очень плоха. Но она не сумасшедшая! Девочка пережила  тяжелую драму! Погиб ее парень.
— Не могу! Каждый случай суицида подлежит глубочайшему психоанализу. Это делается для пользы пострадавшего. —  мужчина остановился, смерил взглядом женщину с головы до ног. — Важно узнать, как можно раньше, в каком состоянии ее мозг и психика. Чтобы не произошло повторного драматического случая.
— Я вас очень прошу! Деньги надо! Достану. Сколько?
— Глупости говорите, мамаша!  Это для ее же пользы! — он резко повернулся, и скрылся за широкой белой дверью.
— Для ее же пользы! — тихо повторила женщина.
— О чем ты говорила с ним, доченька!? — приблизилась к Любе, Варвара Михайловна.
— Просила, чтобы Наташку в психушку не клали. Там она точно с ума сойдет. А он говорит, нельзя. Порядок такой.
— Андрюше надо позвонить! Галя поможет.
— Я не стану ему звонить! — отстранилась от матери, Люба. — У них из-за меня вечно ссоры. Галка ревнует. Мне Андрей не нужен! Я ему никогда не смогу простить!
— Я позвоню! Как придем, так и позвоню!
Они вышли на улицу. Люба низко на лоб повязала платок.
— Голова болит! Качает из стороны в сторону. Давление, наверное, поднялось!  Ну, и денек сегодня!
— Сейчас домой придем, приляжешь, и полегчает! — старушка взяла дочь под руку.
— Хочешь, машину возьмем!
— Не надо! Пройти по улице хочу! Воздухом подышать! Сколько мне еще осталось?
— Бог, с тобой, Любонька! Что ты говоришь!? Наташка поправится!
— А Мишка? — Люба повернула осунувшееся лицо к матери.
За сегодняшний день  постарела лет на двадцать! Подорвали ее здоровье дети, ох, как подорвали! —  Может все обойдется!
— Не обойдется! — Люба застегнула пуговицу у ворота, повела плечами, ощутив сильный озноб.
— Надо теплое пальто надевать! — заглянула в лицо Любаше, Варвара Михайловна. — Ноябрь на дворе. Озябла вся!
Люба потянула дверь подъезда. Какая  тяжелая!  С каждым днем все тяжелее! Или  силы и жизнь из меня выходят потихоньку. Медленно пошла  по ступенькам. Варвара Михайловна, тяжело припадая на больную ногу, поднялась за дочерью. Люба открыла дверь квартиры, перешагнула порог.
— Остались  вдвоем! Никому не нужные старухи! — прислонилась Люба к стене коридора.
— Ты  не старуха! Молодая, красивая женщина! Все еще впереди.
— Нет, мама! — Люба, непослушными пальцами расстегнула пальто. — Ничего у меня уже не будет! Да, я и сама ничего не хочу! — она  бросила одежду на пол под вешалкой. Лицо перекосилось от резкой боли в сердце. Держась рукой за стену,  прошла в комнату, дошла до дивана, села. Положила обе ладони на грудь, слегка помассировала, как  учили в больнице.
— Может скорую вызвать? — склонилась над ней старушка.
— Не надо! Сейчас пройдет! Дай мне таблетки, возле телевизора стоят.
— Не переживай! Ложись! Вот так! — Варвара Михайловна помогла Любе положить ноги на диван, поправила подушку под головой, накрыла пледом. — Пойду, обед согрею, и Андрюше позвоню.

Глава 28.
               
Галина вошла в квартиру, скинула туфли и упала вниз лицом на диван.
— Господи! За что! — плечи  затряслись от рыданий.
— Не надо Галочка! — Андрей скинул куртку на пол, сел возле жены, погладил по спине. — Не надо! Ведь, живой Колька!
— Живой! — подняла голову Галина. — Исхудал, бледный! Одни глазищи! Как у загнанного кролика. Бегают туда, сюда! Там бьют, наверное!
— Никто  не бьет! — Андрей покачал головой. — С чего ты взяла. Следователь порядочный человек, он не допустит! Вадим говорил, ребят посадили к неплохим людям в камеру.
— Что ты мелешь! — зло прошипела Галя. — Следователь у него порядочный человек! Да разве порядочный посадит  молодых ребят в тюрьму   к уголовникам?
— У них нет в отделении условий, чтобы содержать подследственных.
— К неплохим людям посадили в камеру! — передразнила   женщина, сощурив в гневе глаза,  распаляясь от злости. — Где это видано, чтобы неплохие люди в тюрьмах сидели! Неплохих туда не сажают! Ворье сплошное, да уголовщина!
— Их нельзя в СИЗо держать! Они убийцы!
— Колька убийца! —  женщина, схватила Андрея за плечо и сильно затрясла. — Он бедный мальчик! Мишка убил! Все так говорят! Колька не виноват. Володька начал ссору, водку принес, Мишка арматурой бил. Колька ни в чем не виноват. И Сережка Надькин тоже хорош! В драку полез, вот и получил! Я ее просила, на коленях стояла. Напиши отказ! Забери заявление! Прости ребят! Стерва, не согласилась! Была бы моя воля, своими! — она взмахнула руками перед лицом Андрея, — Вот этими, удушила! Будь она проклята! Гулянье устроили в кафе! Ее сдох, ему уже ничего не надо! А наши должны париться на нарах!?
— Галя, успокойся! Не надо! Что ты говоришь!  У Нади горе, несравнимое с нашей бедой! Не озлобляйся! — он погладил жену по плечу. — Пойду поесть соберу! Разденься!
— Не хочу есть! Все по полу разбросаю! — Галя бросила пальто на край дивана, легла, отвернулась к стене, закрыла глаза. 
В прихожей зазвонил телефон. — Алло! — услышала Галина глосс Андрея, снявшего трубку. — Да, я сейчас приду!
Андрей вошел в комнату.
Галя подняла голову, остановила на муже взгляд, налившихся кровью от злости, глаз.
— Куда? К Любке!? Уйдешь, домой не возвращайся!
— Ты совсем озверела! — приблизился к дивану, Андрей. — У них с Наташкой беда. Отравилась! В больнице, промывание сделали.  Хотят в  психбольницу положить! Всех кладут после суицида.
— Тебе, какое дело!  У тебя свой сын в беде! Пусть все передохнут, черт с ними!
— Я  схожу, может помочь, чем надо. Старушка сбилась с ног!
— Может быть, Наташка дочь твоя и Мишка тоже?
— Галь, ну что ты несешь! — крикнул Андрей. — Я Сашке обещал заботиться!
— Своей семьи у тебя нет! Детей тоже! Чужих жалеешь! — слезы хлынули из глаз женщины. — Не кричи на меня! Не смеешь кричать! Уходи! И не приходи! Ненавижу! — она сжала кулаки. — Прокляну! Чтоб ты сдох!
Андрей поднял куртку с пола. На щеках задвигались нервные желваки.  Совсем умом тронулась, женщина.  Махнул рукой, и вышел из комнаты.
— Ненавижу! Не появляйся больше мне на глаза! Не возвращайся домой! Оставайся у своей  гноявой, хилой, Любки! —  донесся до его ушей крик жены, пока, спускался по лестнице.
                * * *
Андрей быстро идет по улице. Глупая женщина! Повторяет  вслух. Нет повода для ревности. Отбила у Любки, и всю жизнь ревнует. Может быть, жизнь была бы иной, женись на Любаше. У нее сердце  больное.  Все из-за переживаний. Я первый в  черном списке. Он подошел к подъезду, поднялся по лестнице, нажал на кнопку звонка.
— Входи, Андрюша! — распахнула дверь Варвара Михайловна. — У нас еще одно горе! —  старушка приложила руки к щекам,  покачала головой, словно маятник.
Андрей снял куртку, прошел в комнату.
— Здравствуй, Любаша!
Люба повернула голову, подняла непослушное тело, свесила ноги с дивана.
— Ой, плохо мне! Не знаю, что делать!? Детки мои видно сговорились, чтобы жизни меня лишить. Еле доковыляла до дома после свидания с Мишкой. Все сердце он мне разбил, а тут Наташка! — она вытерла ладонями, побежавшие по щекам, слезы. — Слава богу, спасли! Так теперь ее должны перевести в психическую палату. Как ни упрашивала доктора, говорит, порядок  для всех! — женщина подняла на Андрея, красные, воспаленные глаза.
 Как она сдала! Подумал мужчина. Галка моя красавица, в сравнении с нею. И держится, держится, хоть и вопит, как резаная.
— Галина может помочь! Я поговорю с нею. Только злая она баба! Боюсь, не захочет! Ревностью  мучается. Кричала вслед, у меня до сих пор в ушах гудит от ее криков.
Варвара Михайловна вошла в комнату с подносом. Поставила чашки, чайник.
— Извини, пирожки разогрела, утром пекла. Мишку угостить. Вот, что осталось!
— Спасибо! — Андрей повернулся к столу. — Галина курицу для Кольки варила. Пришли домой, поесть не успел.
— Любань, садись и ты, перекуси! — оглянулась старушка на дочь.
Люба поднялась с дивана, покачиваясь, подошла к столу, присела на край стула.
— В рот ничего не лезет со вчерашнего дня. Все думала, как Мишку увижу, что ему скажу. Такое с товарищем сотворить! Нет за это прощенья! А ведь, сын! Жаль его! Всегда о других думала, как они преступников жалеют. И вот сама теперь оказалась в такой ситуации. — она взяла двумя ладонями чашку с горячим чаем. Отпила глоток, потом другой. — Еще Наташка! Как удумала такое! Что у них с Сережкой было? Уж и не знаю, что думать!
— Да, натворили они дел! — Андрей съел пирожок, запил чаем. — Галка сама не своя. Плачет белугой. Я мужик, и то сердце сжимается. Как Кольке помочь, не знаю.
— Суд пережить надо! Позор, перед всем народом!
— Ничего не поделаешь!  Родители всегда переживают беды детей тяжелее, чем они сами. — Андрей вздохнул, достал платок, вытер вспотевший лоб.
— Спасибо! Пойду я! А то Галка съест меня живьем. Постараюсь  уговорить. Только если не получится, не обижайтесь! — он встал, вышел в коридор. Варвара Михайловна вышла следом.
— Андрюшенька, на тебя  вся надежда!
— Может быть, Галина похлопочет, устроить девочку  в неврологическое отделение.
Варвара Михайловна долго глядит вслед Андрею, спускающемуся по лестнице, и тяжело вздыхает.  Наконец, закрыв дверь, вернулась в комнату.
— Зря ты, мама! — Люба пересела на диван, накинула на плечи плед. — Галка не станет хлопотать за Наташку. Может быть, Надю попросить?
— Что ты? Я  не осмелюсь! — хлопнула в ладоши, старушка.
— Наташка перед нею ни в чем не виновата!
— Знаю! Только стыдно к ней обращаться. Давай погодим немного. Может Андрюша уговорит Галину.
— Ладно, как хотите! — Люба легла, отвернулась лицом к стене. — До суда  дожить! Мишку поддержать! А там, будь, что будет! — донесся до старушки ее  тихий голос.
                * * *
Всю дорогу  от отделения милиции, до дома  Тамара молчит. Только изредка взглядывает на мужа, пристально смотрящего перед собой. Она редко решается заговорить с мужем, когда он за рулем.  Сегодня впервые увидела слезы в его глазах, при беседе с сыном. Ему тяжело. А кто виноват! Воспитание полностью лежало на мне. Я женщина. Мужской руки и участия Володька никогда не видел. У Вадика постоянно дела. Работа, ресторан, деловые встречи,  любовница. Откуда он взялся в нашем городе?  Чем  раньше занимался?  Приехал, задарил подарками. В душу,   к себе не пускал, да она и  не любопытничала. Каждый жил своей жизнью, не мешая друг другу.  Он пропадал с утра до вечера на работе, она заботилась о своей внешности. Готовилась к частым вечеринкам. Чтобы, не подвести мужа, всегда держала себя в порядке. Хотя, за последние три года, располнела. Узнала, что у него появилась молоденькая. Сладким заедала  печаль.
Вадим,  не переставая, думает о сыне. Где моя вина! И есть ли она? Как могло с его сыном такое случиться? Ты виноват! Крутится у него в голове. Он вырос без твоего участия! Решил, деньги, которыми снабжал сына, компенсируют воспитание. Мать баловала.  Теперь  поздно казнить себя. Толик обещал, вытянуть Володьку. Пусть у него болит голова. Я более ничем помочь не могу.  Присутствие рядом  жены,  Вадима  раздражает.  Отвезти Тамару домой и уехать к Веронике.  Расслабиться, забыться! Оставить жену одну в такой день? Совесть робко пытается заговорить в  душе. Но не могу, же  весь вечер сидеть возле нее и уговаривать. Да потом, она вроде держит себя достойно. Не плачет, не кричит. Посидит одна. Для нее это лучше. Оправдывает себя  мужчина.
— Я отвезу тебя домой, и съезжу на работу.
Знаю  твою работу! Подумала Тамара. Но  провести  вечер с мужем, ей тоже тяжело. Им не о чем разговаривать. Даже в такой момент,  при общем горе, они далеки друг от друга.
— Отвези меня к маме.
Правильное решение! Обрадовался Вадим, и включил левый поворот. Пусть  посидят, посудачат!  А я рвану к Нике.   
Он притормозил у тещиного дома.
— До вечера,  дорогая!
Женщина  хлопнула дверью, и, не оглядываясь, пошла к подъезду.
Вадим развернул машину, нажал на газ. — Я имею право на отдых! — повторил он несколько раз вслух.

Глава 29.

Тамара медленно поднимается по ступенькам. Давно не заглядывала. Редкий гость! Семья забирает время. О матери вспоминаю только, чтобы спросить у Вадима, завез ли  продукты. Отца не стало. И я редко появляюсь. Остановилась у двери. Вот и дерматин пообтерся. Новый надо набить. Некому позаботиться о старушке. Нажала на кнопку звонка.
— Кто там? — услышала  за дверью голос матери.
— Это я, мам, открой!
У Тамары сжалось сердце, увидев в проеме двери пожилую женщину. Старенькое платье,  на плечи накинут пуховый платок, подаренный Тамарой на день рождения два года назад.
— Тамарочка! Случилось что? — отстранилась старушка, пропуская дочь в прихожую.
— Навестить тебя решила! — Тома обняла мать, прижалась щекой к щеке матери. — Тошно! Посижу с тобой, как в детстве! Может легче станет!
— Отчего ж, не посидеть! Я тебе всегда рада! Вот твой подарок! — женщина поправила на плечах накидку. — Не расстаюсь с ним! Особенно когда прохладно!
— Топят в квартире! — Тамара сняла сапоги, повесила на вешалку дорогое пальто.
— Какая ты у меня красивая! — улыбнулась  Зоя Ивановна.
— Располнела слишком! — вздохнула Тамара.— Ничего, скоро похудею! Володька своими приключениями доведет! —  прошла в комнату, села на диван. Задержала взгляд на портрете отца на письменном столе.
— Чайник поставить, или суп куриный согреть? — остановилась в дверях старушка. — Вадик кур  вчера привез, сегодня утром сварила.
— Спасибо, мам!  Ничего не хочется! —  Тамара снова перевела глаза на отцовский портрет. Сколько ему здесь лет? Мать поставила на видное место. Скучает! И я редко захожу. Надо чаще ее навещать!
Зоя Ивановна зашла в комнату, составила на стол с подноса чайник, чашки.
— На папку глядишь! Я тоже, сяду, вот как ты, сейчас.  Гляжу на него и разговариваю, как раньше с ним, бывало. Он все слушает, только не отвечает.
— Ты, прости, меня, мам! — женщина  положила ладонь на сухонькую руку матери, поправившей на столе, скатерть. — Прости! Я виновата, мало уделяю тебе внимания! Совсем  запуталась в этой жизни. А счастья как не было, так и нет! Вадим любовницу завел, Володька натворил, сказать страшно. Как жить дальше, не знаю!
— Ты пей чай,  доченька! —  подвинула Тамаре Зоя Ивановна, наполненную чашку. — Бог даст, все образуется!
— Задыхаюсь в  огромном доме!  Брожу по комнатам, как помешанная! Зачем мне все это! — Тамара отхлебнула чай. — Мам, у тебя домик, под Калугой, ты его еще не продала?
— Нет! Соседка приглядывает, я с нею переписываюсь! —  удивленно поглядела на дочь глаза, Зоя Ивановна.
— Володьку из тюрьмы вытащим, и уедем. Устала от Вадькиных измен. Семьи нет! Сейчас понимаю, и не было никогда. Откуда он взялся в нашем городке!? Голову потеряла. Живу за забором, отгородилась от всех. Думала, сына ращу, опора в старости будет. Оказалось, никому не нужна!
— Володя здоров!? — старушка отпила из чашки.
— Здоров, только похудел очень! Свидание с ним, сегодня разрешили. Вот прямо, оттуда к тебе приехала. Суд скоро!  Людям стыдно в глаза смотреть!
— Посадят?
— Стараемся, чтобы не посадили!
— Откуда знаешь, об измене Вадика?
— Знаю, мама! — вздохнула Тамара. — Меня сюда привез, а сам поехал к ней. Скандалить не хочу! Он меня тоже не интересует. Наелась  богатством! Не в нем, оказывается счастье. На жизнь,  сама могу заработать. Шить умею. В ателье устроюсь! Уедем отсюда, мам!? Чтобы не видеть никого. Пусть суд пройдет, и уедем?
— Что ж, можно и уехать, если хочешь! Подумай, чтобы потом не жалеть!
— Не пожалею!
— Ты еще молодая! — положила руку на ладонь Тамары, женщина. — Красивая! В артистки, как мечтала, поздно, а жить начать с чистого листа, никогда не поздно. Мне тоже здесь тяжело, как Коля умер. В старости, лучше на природе,  в огороде покопаться, в саду.
— Значит, ты согласна? — улыбнулась Тамара матери. — Спасибо! Хоть ты меня понимаешь!
                * * * 
Вадим хлопнул дверцей машины, нажал на сигнальный пульт. Поднял голову. В окне задвинуты шторы. Рано спать легла? Или нет дома. На работе Ники нет. Телефон не отвечает. Поднялся по лестнице, открыл ключом дверь. Снял туфли, прошел в комнату. На маленьком столике,  грязные тарелки с остатками пищи, два фужера, с недопитым вином. Прошел в спальню. Вероника тихо похрапывает во сне. Зажег свет. Женщина застонала, приподняла голову, оглядела  пьяным взглядом.
— Чего тебе?
— Ты пьяна? — Вадим  присел на край постели. — С кем пила? Почему на работу не вышла? —  схватил женщину за плечи, сильно встряхнул.
— Ты мне не муж, чтобы устраивать сцены! Подружка вчера вечером приходила!  — попыталась высвободиться, Ника. Но руки Вадима, словно клещи, вцепились в ее тело.
— Пусти, мне больно! — взвизгнула Вероника.
— У меня неприятности в семье,  я занят хлопотами о сыне, а ты гуляешь!? Подружка? Или друг? Я тебя содержу, а ты плюешь мне в душу!
— Мне нет дела до твоих неприятностей! — Ника помахала ладошкой перед его лицом. — Ты уже два года обещаешь, развестись с женой. Я замуж хочу, детей рожать! Убери руки! — крикнула она. Он отпустил руки, она упала на кровать, сжала ладонями голову. До ушей Вадима донеслись рыдания.
Вадиму стало жаль девушку. Мужчина положил руку между ее лопаток.
— Прости! Мне плохо! Я пришел, чтобы отдохнуть, забыться, а ты?
— Ты всегда приходишь, когда тебе плохо! А когда мне плохо, ты спросил? Думаешь только о себе! Все вы мужики, сволочи! — прокричала Вероника, задыхаясь от слез.
— Прости!  Нагрубил! От ревности!
— Нет, у меня никого! Как я могу, у тебя ключ! Приходишь без предупреждения! — она повернула, красное, залитое слезами, лицо.
Вадим обнял девушку, погладил по растрепанным волосам. — Ну, будет!
— Володьку отпустят, уйдешь из семьи?
— Суд решит, отпустить, или нет! — вздохнул Вадим. — Ничего не могу обещать! Не обижайся! Тебя не бросаю! С женой меня ничего, кроме сына не связывает!
Вероника потянулась ха халатом.
— Чайник поставлю!
— Ничего не надо! —  остановил ее Вадим. — Отдыхай! Пожалуй, поеду домой, устал! — он поднялся.
— Ну, и черт с тобой! —  Ника  прижала лицо к подушке.
Вадим захлопнул дверь. Отвратительная особа! Подумал с раздражением. Современная молодежь! Вот и Володька с такими шлюхами, вероятно, проводил время. Прожигатели жизни! Для них нет ничего святого! Потому, и заканчивают свою жизнь, на больничной койке в наркодиспансере, или психушке. Что  смотрят по телевизору! Боевики! Кровь! Ужастики! Убийства, грабежи. Изнасилования! Все, чем может порадовать нынешняя кинопродукция!
Он сел в машину, включил двигатель, и сорвался с места. Тамара уже вернулась домой, или засиделась у матери? Вспомнив пьяную Веронику,  с отвращением, передернул  плечами. Машина несется по дороге. Вот и ограда дома. Остановился, положил голову на руль.  Надо немного остыть! Прийти в себя!
— Вадим Евгеньевич, помощь нужна? — подошел охранник.
— Поставь машину! — Вадим громко хлопнул дверцей.
— Тамара Николаевна еще не приходили! — встретила Настя.
Вот и хорошо! Обрадовался Вадим.  Прошел в спальню, снял одежду, стал  под душ.  Прохладные струйки воды растеклись по разгоряченному телу. —  Все будет хорошо!— произнес вслух. Освободят Володьку, уедем  на море. Давно  не были  на отдыхе. Тамара обрадуется. Проведем месяц, два, пока не улягутся страсти в городе. Вероника пусть сама устраивает свою жизнь! Надоело! Выключил воду, обвернулся полотенцем, и залез под одеяло. Хорошо! Подумал Вадим, погружаясь в сладкую дремоту.
Вернувшись, домой, Тамара  удивилась,  увидев мужа в постели. Значит, он не поехал к ней! Напрасно на него грешила. В то же время, она,  почувствовала разочарование. Сорвутся наши с мамой планы. Придется жить с мужем! Но я не хочу! Твердят ее губы, пока  разбирает постель в своей спальне. Не хочу продолжать эту игру. Нам надо расстаться! Мы давно стали чужими! Она легла, подтянула колени к груди. Куда девается любовь? Вот и быт не угнетает!  Чужие! Только Володька нас еще держит рядом. Больше ничего! Тамара вздохнула, повернулась на бок. Какой сегодня тяжелый день! Светлое пятнышко, свидание с матерью. Женщина улыбнулась, засыпая.

Глава 30.
               
Алексей сжимает в ладони букет белых, осенних астр, поглядывает на окно  второго этажа редакции. Когда же она освободится! Сказала в два часа! Уже половина третьего. Прошел по тротуару, удаляясь от здания. И вдруг почувствовал на своих глазах теплые ладошки.
Инка! Радостно екнуло сердце. Парень накрыл ладонями руки девушки, отнял от глаз, повернулся. Улыбка на лице Инны,  вмиг рассеяла его  тревогу.
— Почему так долго!
— С Денисом по телефону разговаривала. С однокурсником, помнишь, я тебе рассказывала? — Инна продела ладошку под его руку, прилаживая шаг. — Это мне!? — взяла  цветы из его руки.
— Какой Денис! — помрачнел, Алексей.
— Он приедет на суд. Напишет статью!
— Зачем ему приезжать? — рассердился парень.
— Ревнуешь? — Инна прищурила  глаза. — Мы учились вместе, и больше ничего. Он с моей подружкой встречался,  у них скоро свадьба.
Алексей почесал нос.
— Не ревную! Но категорически против твоих романов на стороне!
— Нет никакого романа, и никогда не было! Куда пойдем! — заглянула девушка ему в лицо.
— У меня сегодня времени мало! —  вздохнул Алексей. — Хотел с мамой познакомить!
— Вот как, а я хотела тебя к нам пригласить,  маме представить!
— Ты с мамой живешь! — удивился Алексей. — Я думал, у тебя особенная семья. Папа генерал, или что-то в этом роде!
— Почему? — рассмеялась Инна.
— Ты слишком самостоятельная и… — он замялся.
— Самостоятельная!? Да!? — нарочно обиженно прикусила губу, Инна. — Это потому, что  привыкла всегда и во всем надеяться только на себя. Меня вырастила мама, отца своего  не знала, и знать не хочу! Мама приехала сюда после окончания института.
— Где работает твоя мама? — Алексей сжал пальчики девушки.
— В аптеке, фармацевтом. Она закончила медицинский в Москве, там меня и нагуляла.
— А мой отец погиб при исполнении! — вздохнул Алексей.
— Тоже был милиционером?
Алексей кивнул головой.
— Обещай,  никогда не сделаешь меня вдовой! — тихо произнесла девушка.
— Ты, ты… —  парень  не может решиться произнести фразу.
— Собираюсь за тебя замуж!? — хитро скосила на него глаза, Инна. — В нашем городе выбор небольшой! Разве ты против!?
— Я не против! —  у Алексея перехватило дыхание. Он уже не раз составлял длинные речи,  намереваясь объясниться, но не мог осмелиться. — Я давно хотел тебе сказать! — начал он,  —  Значит, ты согласна на мое предложение? — Алексей взял девушку за плечи, притянул к себе, прижал губы к ее лбу.
— Где оно, твое предложение? — прошептала Инна, осознав, как вдруг ее шутка оказалась правдой.  Она ведь еще не знает, действительно ли,  хочет связать свою жизнь, с этим застенчивым милиционером?
— Прошу тебя стать моей женой, ты же сама сказала! — тоже шепотом ответил Алексей.
— Я маме должна сказать! — отстранилась Инна от парня.
— Хорошо, я подожду! Только недолго! — вздохнул Алексей. — Пойдем,  провожу тебя домой!
                * * *
Галина обвела собравшихся медсестер недоумевающим взглядом. Утренняя пятиминутка. А я ничего не соображаю.  Завтра суд!
— Вам понятны распоряжения врача! — она приложила ладонь к горлу, прокашляла, и снова повторила фразу.
— Да, Галина Семеновна! — хором  ответили девушки.
— Тогда, все свободны! — Галина собрала папки, сложила на краю стола.
— Если хотите, я могу вас заменить! — подошла Маша к столу.
— Спасибо, Машенька! — подняла на девушку, глаза, Галя. — Я сама! — она дождалась, когда захлопнется дверь, поставила локти на стол, опустила голову на руки. Господи! До чего  дожила! Слезы навернулись на ее глаза. Завтра моего сына будут судить! Как  это будет происходить! Зато он живой! Прозвучал над ее головой голос мужа. Подняла голову! Показалось! — Да, живой! — повторила вслух.  У Надьки Сережка умер, а у меня живой! Но я не хочу, чтобы он гнил в тюрьме! Не хочу! Она сжала кулаки. Убила бы кого угодно, лишь бы Колька оказался на свободе. Андрей просил похлопотать о Наташке. Какое мне дело до чужих детей! Я не могу ни о ком и ни о чем, думать, кроме Кольки! Меня волнует только его судьба и завтрашний день!  Надька на работу еще не вышла. Георгий Львович сказал, выйдет, когда сможет. И больше о ней не спрашивал.  Она вспомнила, тот день, когда была у Надежды. Унижалась перед ней, стояла на коленях, умоляя написать следователю. — Ведьма! — прошептала Галина. Ходит по улице, словно помешанная. Весь город говорит. В черной одежде, на голове черный платок. Глаза глядят в одну точку. Черная вдова! Не позавидуешь тому, кому она встретится на пути. Страшно становится. Каждый день  ходит на кладбище.  Галя провела ладонью по лбу. Живой! Лучше бы  умер! Подумала она. Завтра на позор всему городу! Убийство с особой жестокостью! Вспомнились слова следователя. Не могу работать!  Может быть, отпроситься? Права Машка. Она заменит. Галина встала, прошла  по коридору, остановилась у  открытой двери процедурной. Медсестра Зина,  перевязывает голову больного. Бинт путается между пальцев.
— Как работаешь!? — крикнула Галина. — Чему вас в училище учат!? —  грубо оттолкнула девушку. — Гляди, как надо! Это не палка, а голова. Опора нужна для повязки. Чтобы не съезжала! —  руки ловко  закончили процедуру.
— Спасибо сестричка! — улыбнулся мужчина, вставая со стула.
— Не реви! — похлопала Галина по плечу Зину, прислонившуюся к шкафу, и закрывшую руками лицо. — Извини! У меня душа болит от своих проблем! А тут вы, неумехи! Дома на куклах тренироваться надо! — Следующий! — крикнула  в открытую дверь коридора. — Учись, девочка! — оглянулась женщина. — Иди сюда! — Зина подошла, стала рядом, вытирая ладошками глаза и щеки.
— Бинта кусок оторви, если нет платка. Нечего руками сопли размазывать!
Пожилая женщина села на стул,  протянула правую руку.
Галина Семеновна  осторожно разматывает бинты. — Где ж вы так умудрились! — покачала  головой, открыв обожженную поверхность.
— На кухне, маслом! Сковороду не удержала!
Ловкие пальцы Галины обработали рану, забинтовали.
— Спасибо! — встала пациентка. — Легкая у вас рука! Дай вам Бог всего хорошего!
Галина улыбнулась. Я нужна людям! А мне ничего не надо! Только бы Колька вышел на свободу! Жить как прежде! Завтраки готовить своим мужикам, обеды. Стирать, гладить! Как в один миг можно лишиться привычной жизни. И оценить, как дорого стоят  простые домашние хлопоты, которые,   проклинаем, и тоскуем, когда теряем!
— Поняла! — обернулась  к Зине. Та кивнула головой. Галина Семеновна вышла из процедурной. Скорее бы день прошел!  Нет, пусть тянется долго, как можно дольше. Лучше,  если завтра, вообще не наступит.  Но  так не бывает.   
                * * *
Тамара, накинув на плечи плед, вышла на веранду. Прошла по мокрым, после дождя доскам, до перил, вернулась обратно, снова вернулась к ограде. Остановилась. Глаза застыли на мокром листе, одиноко повисшем на голой ветке.  Когда же сегодняшний день закончится! Ни спать, ни есть не могу. Голова тяжелая от мыслей. Скорее бы утро!  Только бы Володьку отпустили! Ничего больше не хочу! Что Вадим сейчас делает!? Неужели, занимается ресторанными делами! Села в кресло, ощутив прохладу всем телом, закуталась в плед. Закинула ногу на ногу, покачала ногой, в стоптанной, домашней тапочке. Что завтра надеть! Черное платье, пальто! Как Надежда! Весь город только о ней и говорит. Одни жалеют! Другие боятся, воспринимают ее, как проклятие. Меня никто не жалеет! Говорят, с жиру бесились, вот и проглядели сыночка! Галину не жалеют! Любу тоже не жалеют. Одна вырастила двоих детей!  Несчастная женщина!
— Ужинать будете! — Настя стала перед хозяйкой, сложила на груди, руки. — Весь  день не кушали! Не сидите здесь! Простудитесь!
Тамара покачала головой из стороны в сторону.
— Я вам сок на столе оставила, Можно, домой пойду?
— Иди! — тихо произнесла Тамара, и отвернулась. Все уйдите!  Никого не хочу видеть!
                * * *
Люба толкнула дверь, втянула в прихожую тяжелую сумку.
— Что так поздно? Я уж волноваться начала! — Варвара Михайловна заглянула дочери в лицо.
— Вадим Евгеньевич гостинцев дал! — женщина развязала платок, сняла пальто, прошла в комнату.
Старушка  поглядела на дочь, прижала ладони к щекам.
— К Наташке ходила!? Перевели ее!?
Люба недовольно прищурила глаза.
— Не ходила! Мне сейчас одна боль! Мишка! Что завтра на суде будет! Сколько дадут! Потом о Наташке подумаю. Сил моих нет! — Люба села на диван, протянула ноги. — Видишь, отекли. Туфли с трудом надеваю.  На лекарствах живу! Устала! Сегодня, опять  в обеденный перерыв просила посудницу  Аню, укол  сделать. Она раньше медсестрой работала. Беженка из Таджикистана. Сестра у нее здесь. Мужа похоронила, и приехала. Тоже двое детей.
— Неужели, посадят, Мишеньку! — старушка  вытерла ладонью, прослезившиеся глаза.
— Кто ж его отпустит, мама! — Люба наклонилась, провела руками по отекшим ногам. —  Убийство, с особой жестокостью! Может быть, этих двух откупят! А наш Мишка долго будет видеть небо в клеточку.
— Суп тебе разогрею! 
—  Не надо! В ресторане поела немного. В рот ничего не лезет!
 
Глава 31.
               
Щелкнул замок в дверном окошке. Рука дежурного поставила чашки на откидную доску.
— Ужин!
Володька повернулся на нарах, приподнял голову. — Не хочу!
 — Вставайте, ребята! — подошел к нарам, Михаил. —  Завтра у вас трудный день! Решающий день в вашей жизни!
Семен, с неизменной ухмылкой поставил на стол миски с перловой кашей.
— Милости просим, к столу! — мужики застучали ложками.
Володька подошел, сел, придвинул миску, вдохнул запах еды.
Николай присел рядом.
— Внутри все воротит!
— Маминых пирожков захотелось? — скривил рот в ехидной улыбке, Семен. — После  свиданки с  вашими родителями, хорошо попраздновали! Остались светлые воспоминания!
— Мишань! Иди, поешь! — окликнул паренька, Михаил. — Хватит лежать!
Мишка не шевельнулся. Его уже второй час бьет озноб. Он со страхом представляет завтрашний день. Весь город соберется! Их посадят за решетку. Все станут смотреть на них, как на зверей в зоопарке. Наташка придет! Наверное, она меня проклинает сейчас.
— Присядь, Мишань! Семен хороший чай заварил. Попей, легче станет!
У Мишки голова болит от страшных мыслей.   Посадят! Не вынесу тюремной жизни!  Сейчас бы ходил в школу, сидел на уроках.  Дома бабушкины пирожки, булочки. Он сглотнул слюну. В животе заурчало. Повернулся, свесил с нар ноги. Подошел к столу, придвинул миску. Ковырнул ложкой густую серую массу.
— Извините, разогреть некому! — высунул красный язык, Семен. — Не барин, холодную,  лопай! — Мишка слизал с ложки кашу, прожевал, нехотя проглотил. Но голод победил.  И вскоре чашка опустела.
— Чайку хлебни, горяченького! — подвинул кружку, Михаил. Горькая темная жидкость обожгла глотку. Сделав несколько глотков, Мишка охмелел от чефира. По телу разлилось приятное тепло. Поднялся из-за стола,  переставляя, онемевшие ноги, добрел до постели, и свалился. Черт со всеми! Подумал он, проваливаясь в сумбурный, то ли сон, то ли бред.
Володька залпом выпил пол кружки горячего напитка.  В голове  закружилось.
Николай отодвинул кружку. — Мне нельзя!
— Надеешься, отпустят завтра!? Мышцы станешь качать! — усмехнулся Семен. — Вы убийцы! Не отпустят! Отсидите по десятке на брата,  начнете жизнь с чистого листа!
— Не пугай детей! — стукнул Михаил кулаком по столу. — Ошибку  совершили! С кем не бывает!
— За такое преступление по головке не погладят! —  Семен раскурил сигарету, жадно затянулся. — Товарища живьем на огне сожгли! Была бы моя воля, передушил!
— Остынь! — занес над его головой, кулак, Михаил.
Николай подошел к нарам,  откинул одеяло, лег и накрылся с головой.   Отмотать бы, как в кино, пленку назад. Зачеркнуть, вырезать происшедшее!
Володька переворачивается с боку на бок, пытаясь заснуть. Перед глазами неотступно стоит лицо матери. Оказаться дома, хоть на минуточку, обнять, прижаться к ее груди. Как в детстве, вдохнуть запах знакомых духов. Она заботилась обо мне, а я? Вспомнил свидание у следователя. Вел себя, как последний дурак! Мать постарела, подурнела. Отец переживает! Я подлец! Повторяет он мысленно снова и снова.
                * * *
Надя налила в чашку чай, порезала хлеб, колбасу.  Отхлебнула  несколько глотков. — Дождалась! Дня суда дождалась! — тихо произнесла женщина. Наконец, свершится возмездие! Накажут злодеев!  Как они собираются дальше жить! Отсидят,  и выйдут на свободу!?  А я своего никогда не увижу!
Ее глаза остановились на портрете Сергея, стоящего на столе у окна.
— Завтра, Сереженька, накажут твоих убийц!  Дождались мы с тобой рокового дня! Я уж и не думала, что этот день настанет!
Она отодвинула остатки ужина. Подошла к дивану, не, раздеваясь, легла, подтянула одеяло к подбородку. Вот  и привыкла жить одна. Подумала женщина, погружаясь в тяжелую дремоту.

Глава 32.

Надежда открыла глаза, словно по приказу, хотя будильник с вечера не заводила. Тусклый свет пробивается сквозь щель портьеры. Встала, подошла к окну. Небо мутно белого цвета. Мелкие снежинки  медленно кружатся в воздухе, словно ленясь, опускаются на землю. Первый снег! Сережка любил смотреть на танцующие белые хлопья. Смотри, мама, они кружатся, словно в вальсе. С восхищением, говорил он, не отводя глаз от окна. Теперь уже никогда ему не увидеть этого вальса.  Сегодня ответственный день! Соберусь и пойду, потихоньку.  Посмотрела на свои вещи, сложенные на стуле. Вслед  говорят, черная вдова. Мужа схоронила, сына. Хожу в черном, людей пугаю.  Не хочу и не могу наряжаться. 
Вышла на кухню. Поставила чайник, села на табуретку. Положила руки на колени, поглядела на свои пальцы. Старею! Вон руки потрескались! Или от  холодной воды?
Заставила себя выпить чашку горячего чая, съесть кусок булки с маслом. Кто знает, сколько продлится суд, а мне силы нужны. Пусть никто не думает, что я от горя себя не помню. Надела пальто, и вышла из дома.
                * * *
Тамара  спустилась по ступенькам с веранды. Господи, как пережить сегодняшний день! 
Вадим постукивает ладонью по рулю.
— Долго собираешься!
Тамара не ответила. Села в машину. Вадим недовольно оглядел жену. Вырядилась! Сегодня его все в ней раздражало.   Тамара молчит, вглядываясь на дорогу. Слышен только шум двигателя. Вот, дожили! Столько лет вместе. И даже горе нас не объединило. Сказать друг другу нечего.
Машина резко затормозила у двухэтажного здания суда. Тамара вышла из машины. Из-за угла к зданию суда вышли Галина и Андрей. У Галины на голове черный платок. Андрей держит жену под руку. Тамара позавидовала. Они всегда вместе.  А мой, разрядил как куклу, и вся забота. Слова ласкового  не услышишь!               
Галина  с Андреем прошли мимо нее, не удостоив взглядом. Тоже думают, я виновата. Володька начал драку. Будто их Колька сахарный.  Она не стала дожидаться Вадима, устраивающего машину на парковке. Несколько сбитых по углам ступенек,  преодолела с трудом. Вошла в коридор, прошла ряд стульев у стены, толкнула дверь.  На первом ряду  Люба и Варвара Михайловна.  За столом, рядом с прокурором, Надежда Ивановна. Похудела, побледнела, почернела. Мужчина наклонился к ней, что-то говорит.  Кто-то взял Тамару за локоть. Она вздрогнула и обернулась.
— Где Вадим Евгеньевич! — Анатолий Алексеевич улыбнулся своей масляной улыбкой.
Набрав воздуху в легкие, проговорила хриплым голосом.
— Машину ставит!
— Не беспокойтесь, все будет хорошо! Их сейчас привезут!
Тамара посмотрела вслед мужчине. Самоуверенный тип!  Он никогда ей не нравился. Женщина села на ближайший стул на краю ряда.
Зал понемногу заполняется. Любопытных оказалось больше, чем она предполагала. Как же пропустить такое событие. Сына нового русского, местного буржуа, будут судить за убийство! За злостное убийство! Неужели накажут!? И деньги не помогут!?  Она потерла ладонью лоб.   
Варвара Михайловна наклонилась к Любаше.
— Не переживай! Что ж теперь делать? 
Высокая старушка в черном платке остановилась возле них.
— Гаденыш ваш чего натворил! Живого человека на огонь положили!
Варвара Михайловна подняла глаза.
— Ты не судья, чтобы  свои упреки выкладывать! Погоди,  внуки подрастут, может еще и не то сотворят!
— Типун тебе на язык! Чтоб ты онемела! — перекрестилась старушка. — Вот как без отца растить детей! Любка куски со столов собирает,  целую сумку приволокли! Какое горе вы знали! Жили как у Христа за пазухой,  где уж, воспитанием заниматься!  — старуха сплюнула, и засеменила в дальний угол зала.
— Небось, буржуйке, не посмеешь в лицо обвинения бросить! — крикнула ей вслед Варвара.
— Мама! — потянула Люба ее за рукав. — Не надо ссору ни с кем затевать! И так тяжело!
Буржуйка, это я! Тамара, наклонила голову, пригнулась, словно желая спрятаться. Меня в городе не любят.
Вадим Евгеньевич и Анатолий Алексеевич вошли в зал, остановились у стены, явно о чем-то споря. Вадим размахивает руками, Толик терпеливо слушает, склонив голову к плечу.  Наверное, о цене не сговорятся! Подумала Тамара. В зале суда, перед заседанием, о чем можно спорить!? Вадим явно не в себе.  Она не могла предположить, что Вадим возмущается состоянием помещения.
— В прошлом году,  дал деньги, а ремонт так и не сделали! — сдерживая захлестнувшую его злость,  говорит Вадим!
Адвокат согласно кивает головой. Понимает,  Вадим нервничает, и пытается успокоить себя  разговором на любую тему, только не о главном.
— Я поговорю! —  мужчина положил ладонь  на локоть Вадима. — Сейчас  должен уйти. Мое место там! — он показал рукой на стол, возле решетки.
Вадим прошел в зал, сел на свободный ряд.
Тамара стерла ладонью, побежавшую по щеке слезу. Не хочет сидеть со мной рядом. Ну и пусть!  Скорее бы начиналось! И скорее закончилось!  От напряжения, у нее заложило уши.
                * * *               
Мишку трясет от озноба.  Он давно проснулся, и тихо лежит, накрывшись с головой.  Вчера,  долго прислушивался к разговору друзей.
— Говори,  ничего не знаешь! Не видел, кто  бил! — учил Семен Кольку. — Сядешь, загубишь свой спорт!
— Не признавайся! Водку не приносил! Спор не затевал!  — твердил Володьке дядя Миша.
Что ж, мне за всех отвечать!  Вздыхает Мишка. Дядя Миша говорил,  не сознавайся. Арматуры  в руках не держал. Подрались немного. Серега первым начал ссору!  Мишка повернулся  на  бок, уткнулся носом в стену. Денег у мамки нет, выручать.   Наташка болеет. Зря я на Сережку прыгать стал.
Володька тоже не смыкает глаз. Будто впервые увидел свою жизнь, как на ладони. Бегал по саду босиком. За широкими воротами  никто не обижал.  В школе  не любили! Буржуйский сынок! Часто слышал  за своей спиной. Вот и теперь, наверное, Колька с Мишкой его проклинают! Водку принес. К Сереге начал задираться. И на огонь положить, тоже он придумал, чтобы следы замести.
Колька не может сдержать слез.  Вернуть  бы все назад!  Проснуться рано утром, и под душ! Поиграть мускулами. Гордо пройти по улице. Маринка, давно на меня поглядывала. Володька ей  надоел. 
Ребята не откликнулись, на привычный призыв Михаила.
— Завтрак принесли!               
— Не до еды им! — махнул рукой Семен.
— Жаль! Мальцы еще! Натворили по пьяне!
— Сами виноваты! — подвинул чашку с кашей Семен. — Ничего, отсидят, поймут вкус жизни!
— Что ж, ты его не понял! — скривил рот в усмешке, Михаил. — Опять сюда угодил!
—Я урка! Щипач! — открыл золотую фиксу в улыбке, Семен. — По-иному, жить не умею!
— Когда шестьдесят шибанет, захочешь! Да, уж точно, не сможешь! — стукнул кулаком по столу. Михаил.
Щелкнул дверной замок.
— На выход!  — позвал дежурный.
Семен оскалился.
— Ни пуха, ребятки! До скорого!
Михаил поглядел вслед ребятам, тяжело вздохнул. Склоненные головы, сгорбившиеся спины, заложенные за спину руки, вызвали в его душе безмерную жалость. Отчего нынче малолетки  такие злобные!  Что-то в обществе, там наверху, государственные мужики, не так закрутили! Не зря по голубому экрану говорили, если преступность растет,   в аппарате плохо работают!
                * * *
Алексей поднял воротник куртки. Холодный ветер проникает,  кажется до самых внутренностей. Когда же она придет? Поглядел  на часы. В здание  заходить не хочется. Вчера Инна сказала, приедет Денис из Москвы, освещать в центральной прессе судебный процесс. У Дениса уже заголовок готов, по секрету сообщила девушка. «Суд над злодеями!» Ревность всю ночь не давала  спать.  Сердце  забилось толчками, когда  увидел знакомую куртку с капюшоном, отороченным серым кроликом. Возле девушки  высокий парень в черной кожанке, и такой же кепи. Противный мужик! Сразу определил Алексей.
— Это Денис! — открытая улыбка Инны, согрела сердце Алексея. Он протянул руку.
— Алексей!
Денис улыбнулся, крепко пожал его ладонь.
— Местный Пинкертон! Наслышан! Инка по телефону последние две недели  только о вас и говорит!
— Не ври! — хлопнула девушка Дениса по плечу, и покраснела.
— Мы с Денисом учились вместе на журналистике в Москве!
— Знаю! — улыбнулся Алексей. — Ты рассказывала.
— Она и обо мне успела разболтать! — рассмеялся Денис, и потер руки. — Однако, прохладно! Может быть, в зал заседаний проследуем!
— Можно! —  Алексей оглянулся на шум подъезжающей машины.
— Кажется, виновники торжества пожаловали! — Денис с интересом вглядывается.
Серая, крытая машина, с зарешенными маленькими прорезями на окошках, остановилась возле судебного крыльца.
— Выходи! — открыл железную дверцу, сержант. — Приехали!
Первым соскочил  Володька.
— Руки за спину! — скомандовал милиционер. — Следующий!
Колька повел плечами от холодного ветра, спрыгнул на землю.
Мишка, остановился в дверном проеме. Вдохнул полной грудью холодный воздух, закашлял. Теперь не скоро придется побегать с Наташкой по снегу, поиграть в снежки с ребятами. На  глаза навернулись слезы.
— Гляди, привезли, басурманов! — приблизилась к машине маленькая полная женщина, в цветастом платке.  Мишка узнал в ней тетку Шуру из гастронома.
— Что ж вы наделали! — покачала она головой. — Товарища убили! Матерям своим горе накликали! Себе жизнь покалечили!
— Скорее выгружайтесь! — подтолкнул  конвоир. Мишка  неуклюже приземлился, шмыгнул носом. Слезы  застлали  глаза.  Громко засопел.  Мамка,  наверное, пришла, бабуля с Наташкой.  Упираясь взглядом в спину, идущего впереди Николая,  машинально задвигал ногами, спотыкаясь на каждом шаге.
— Привезли! Ведут! — вбежала в зал девчушка тринадцати лет, из соседнего с Мишкой, дома.
Любаша подняла голову. Будто издалека над ее ухом прозвучал голос матери.
— Крепись!
Дверь распахнулась. Вошел молодой сержант. За ним Володька, Николай.
Мишка!  Люба увидела стриженую голову сына.
— Мальчик мой! — прошептала она. — Исхудал! — по вздрагивающим плечам,  поняла,  он из последних сил сдерживает себя, чтобы не разреветься. Конвой провел ребят за решетку. Прижавшись, друг к другу, они замерли на широкой скамейке.
Тамара закусила губу.  Сердце  подкатилось к горлу.
Галина подалась вперед всем телом, разглядывая Николая. Неужели, ее сын на скамье подсудимых! Она  не может поверить, что все это происходит наяву. Гнев, заглушает разум.  Ей хочется встать, сломать решетку, кричать и плакать, рвать на себе волосы. Будь ты проклята! Повторяют ее губы. Черная вдова!  Мужа угробила! Сына похоронила! Чужим детям не дает жить! Довела до суда! Хочет сполна насладиться чужим горем! Святая мстительница!
Рука Андрея  обнимает жену. Он чувствует, как она дрожит, и напряглась, словно натянутая струна.
— Успокойся!
Надежда Ивановна прижала ладонь к губам, чтобы сдержать крик.  Как только она увидела ребят за решеткой,  жалость захлестнула ее.  Сережа был добрым мальчиком. Суд над его друзьями! Он бы не  обрадовался. Ей стало жаль мальчишек. Дети виноваты в том, что они дети своих родителей! Вспомнились ей чьи-то слова. Разве они, предполагали, чем  закончится ссора? Неужели хотели убийства!? 
Зал заполнился до отказа. Свободным мест нет. Алексей, обнял Инну за плечи.
— Уступите место, пожалуйста! — наклонился  к сидящему с краю, парнишке. — Пресса! —  милицейский мундир согнал мальчишку с места.  Он махнул Денису, но тот покачал головой, оставшись стоять у стены.
Вошла высокая девушка в черном платье, прошла мимо кафедры, остановилась у стола.
— Прошу всех встать! Суд идет!
Две женщины, и мужчина в мантии, прошли по сцене, заняли места на кафедре.
Шум в ушах мешает сосредоточиться Надежде Ивановне. Она поняла,  судья что-то произносит, обращаясь к ней.  Отрицательно покачала головой, так и не поняв вопроса.  Только бы они меня не трогали!  И так сижу, на виду у всех!
Судья  стукнул молоточком.
— Слово для обвинения предоставляется прокурору.
Пожилой мужчина, с седыми висками, встал, пригладил волосы на затылке.
— Присутствующие здесь, на скамье подсудимых: Сытин Владимир Вадимович, восемнадцати лет, Николай Андреевич Шарапов, восемнадцати лет, Федоров Михаил Александрович, семнадцати лет.  Десятого октября на вечере в кафе, в пьяном виде  устроили ссору,  зверски избили своего товарища Сергея Никитина, затем, в бессознательном состоянии вытащили его  на улицу, дотащили до памятника в парке, и положили, еще живого на газовую горелку вечного огня. Экспертиза показала: смерть Никитина наступила в результате болевого шока. Возможно, его еще можно было спасти, если бы не жестокость  товарищей. Полагаю, таким методом, подсудимые хотели замести следы. Труп был обнаружен рано утром, местным дворником, Степаном Григорьевичем Глушко.
— Кто это? —  пролетел по залу шепот.
— Степка-дурачок!
— Без него ни одно мероприятие не обходится в городе.
— Попрошу тишины в зале! — громко произнес судья.
— На следствии, подсудимые полностью признались в совершенном ими преступлении! — закончил  прокурор.
Надежда Ивановна опустила голову, чувствуя, как взгляды присутствующих устремились на неё.
— Бедолага! Как она пережила такое горе! — скорбно поджала губы старушка на первом ряду.
— Ненавижу ее! — прошептала Галина.
— Не надо! — сжал ее локоть Андрей.
Зал зашевелился.
— Ироды! —  пожилой  мужчина, поднялся с места и затряс в воздухе костылем.
— Без тебя разберутся! — потянула его за руку женщина в белой вязаной шапочке, съехавшей на лоб.
— Петрович разбушевался!  — наклонилась продавщица Шура к  медсестре Маше.  — Это ж, надо, такое сотворить с живым человеком!
— Она еще на работу так и не вышла! — покачала головой девушка. — Главврач приказал  не тревожить! Придет, мол, когда сможет!
— Он хороший, понятливый! Дай Бог ему здоровья! — перекрестилась Шура.
Мишка, сквозь застлавшие, глаза, слезы, посмотрел в зал. Посадили за решетку. Еще кричат, ругаются. Отыскал взглядом, мать.  Только бы в обморок не упала. У нее больное сердце.  Наташка не пришла. Не простила!
— Пацаны еще! По глупости, да по пьяне! — крикнула Фая, уборщица из аптеки, —  Боевиков насмотрелись! Меньше бы показывали по телевизору  американские фильмы!  Совсем измордовали, молодежь! Где ж родителям заниматься воспитанием, если дети возле экранов пропадают!
— При советской власти, даже самых отъявленных убийц не держали за решеткой на суде. Вот она хваленая демократия!
— Слово предоставляется потерпевшей, Никитиной Надежде Ивановне!
Надя, не расслышала, скорее, догадалась, судья обращается к ней.  Встала, поправила на голове платок.
— Осунулась, почернела! — донесся до ее ушей шепот.
— Да, тут сердце почернеет! Не то, что лицо! — зашептались женщины во втором ряду.
— Я должна была присутствовать на вечере у сына. — Надя обвела взглядом, зал.
— На каком вечере!
— Сережа в армию уходил, решил отметить с друзьями в кафе. — Надежда Ивановна подняла глаза на судью. — Говорила ему, не надо, а он не послушал. Меня на дежурство вызвали. Утром  пришла домой, Сергея  дома не было. Подумала,  с девушкой гуляет.
— С какой девушкой? — постучал судья молоточком, призывая загудевший зал к порядку.
— Наташа Федорова!
— Сестра  одного из подсудимых?
Надя кивнула головой.
— Девушка присутствует в зале?
— Она больна! — встала Варвара Михайловна.
— В психушке лежит, с собой покончить хотела! — крикнул кто-то из присутствующих.
Мишка вздрогнул всем телом. Наташка покончить с собой хотела!? Из-за Сережки! Я подлец! Нет мне прощенья! Вгляделся в лицо матери. Она, не поднимает головы. Щеки  покрылись красными пятнами.
— Потом пришел следователь, Павел Андреевич, — продолжила Надя. — Сказал, Сережа погиб! Я поехала на опознание. Действительно, мой сын! — закончив фразу, Надя ощутила тяжесть в ногах. Положила руки на край стола.  В глазах у нее потемнело.
— Погибший, найденный у вечного огня,  ваш сын!?
— Да, ваша честь!  Какая мать не узнает своего ребенка! — она тяжело вздохнула, ощутив недостаток воздуха.
— Спасибо, садитесь! Слово предоставляется подсудимому Сытину Владимиру Вадимовичу.
Тамаре стало жарко, она расстегнула пальто, потянула тонкий шелковый шарфик на шее.
Володька встал, провел ладонью по голове.
— Я все сказал на допросе. Не убивал я Серегу!
— Свидетели утверждают, вы  первым начали ссору в кафе!
— Не помню!
— Были пьяны? — не унимается судья. — Ваши друзья показали, — он повертел в воздухе листом бумаги. — Вы принесли водку!
— Ничего не приносил! — Володька потянул воротник рубашки.
— У следователя  вы подтвердили, что принесли водку. Сколько бутылок?
Анатолий Алексеевич недовольно покачал головой.
— Протестую! Нельзя сейчас утверждать, кто именно принес водку. Сытин, или кто другой. Вполне возможно,  водку мог заказать  потерпевший.
Судья постучал молоточком.
— Кто начал ссору?
— Не знаю, не видел! — голос Володьки сорвался на высокой ноте. — Мишка  схватил Серегу за рукав,  Колька ударил.
— Я не бил! — сжал  Володькин локоть Николай! — Что ты врешь!
— Отстань! — оттолкнул его Володька. — Это вы с Мишкой начали драку. Я потом влез!
— Значит, вы, не отрицаете,  вступили в драку  после Федорова и Шарапова? — прищурил глаза судья.
— Я не вступал в драку! — Володька сплюнул и сел на место.
— Подсудимый Шарапов! Какова была причина ссоры с Никитиным?
Колька встал, поднял глаза на судью.
— Увидел,  Мишка с Серегой спорят, подумал, Серега обижает Мишку, и ударил.
— Значит,  вы ударили первым погибшего?
— Я не бил, и не убивал! Мишка начал ссору! Больше я ничего не знаю!
— Я не убивал Сережку! — поднялся  Мишка. — Я только сказал ему, чтобы он не трогал мою сеструху. А они  стали его бить!
— Ты же первый ударил! — дернул его за рукав Николай.
— Потом они его на улице. Потом Володька сказал, чтобы  положить на огонь, подумают,  пьяный забрел, и упал. А я вернулся, его перевернул.
— Зачем вернулись?
— Думал, его спасти еще можно, или он  придет в себя, и уйдет домой. — Мишка размазал ладонями слезы по лицу. — Я не убивал! Честное слово!
— Кто арматуру приволок, и бил по лицу Серегу, я что ль? — больно сжал пальцы на Мишкиной руке, Николай.
— Пусти, я не помню!
— Как это не помню! У следователя  сказал! — злобно прошипел Володька. — А теперь отпираешься! Чистеньким решил себя представить на суде!
— Подсудимые, прекратите ссору! Иначе придется вас удалить, и продолжать заседание  без вас! —  судья, стукнул молотком.
— Федоров, подтверждаете показания, данные у следователя? Били по лицу арматурой, уже лежащего без признаков жизни Никитина? Где вы взяли арматуру?
— Из забора, там одна палка давно качалась. Но ведь Серега уже был без сознания! А я его не бил. Володька с Колькой избили и вытащили на улицу.
— Ваш товарищ без сознания, а возможно уже и был мертвым. Зачем вы  добивали его?
— Не знаю, пьяный был и злой, за то, что Серега с сеструхой ходит.
— Понятно, с вашей сестрой! Кто принес водку?
— Так Володька и принес! На столе водки не было.
— Кто начал ссору? Ваши товарищи показали,  вы первым стали приставать к Никитину?
— Я только сказал,  если он обидит сестру, я его убью! А Колька подскочил и ударил, или Володька, я уже не помню! — всхлипнул Мишка.
— Не помните, кто ударил! Вы  ударили!
Мишка громко засопел. Вытер рукавом  глаза.
— Значит, вы не отрицаете, что угрожали Никитину?
— Я его не убивал! — Мишка зарыдал, и сел на скамью.
— Сука! — прошипел Володька и ткнул локтем Мишку в бок.  Мишка застонал, сжал зубы от боли.
—  Предоставляется слово свидетелю, Степану Григорьевичу Глушко.
Все повернулись, всматриваясь в дворника. Степан споткнулся, перешагивая порог. Зажмурил глаза.
— Пройдите к трибуне! — пригласил  судья.
Степа, прихрамывая, вращая головой направо и налево, прошел  к трибуне.
— Вы обнаружили труп?
— Так, я каждое утро, подметаю там. Гляжу, у памятника, что-то темное лежит, я подошел. А там человек, лицо все черное, узнать нельзя, одежда в клочья сгорела. Я испугался. Побежал в милицию, к дежурному, там участковый дежурил.
— Вы сообщили в милицию! А скорую, почему не вызвали?
— Да, мертвецу, зачем скорая!
— Почему вы утверждаете, что у памятника лежал труп!
— Да уж, мертвее не бывает! — вытер рукавом пиджака, вспотевший лоб, Степка.
— Свободны!
— Свидетель Марина Голубкина!
Марина вошла в зал. Ее глаза сразу разглядели на скамье за решеткой поникшую голову Володьки. Вот, до чего пьянка довела. Так ему и надо, не будет изменять с Людкой.
— Вы Марина Александровна Голубкина. Находились в дружеских отношениях с подсудимым, Владимиром Вадимовичем Сытиным?
Маринка кивнула головой.
— Что произошло в кафе?
— Мы ничего не видели. С девчонками вышли в туалет, а когда вернулись, в зале никого не было. Все посетители ушли. Уборщица осколки посуды сметала веником в совок.
— Кто еще из девушек присутствовал на вечере?
— Люда, Ира и Наташа.
— Сколько времени вы отсутствовали?
— Минут десять, пятнадцать!
— Вы утверждаете, на полу валялись осколки битой посуды?
— Да!
— Директор кафе утверждает,   ссоры не было!
Маринка тряхнула волосами. — Спросили, где ребята, уборщица сказала,  ушли. Выбежали на улицу, там никого не было.  Потом мы  ушли домой.
— Вас не взволновала драка ребят?
— Мальчишки часто ссорятся, потом мирятся. Зачем волноваться!
Судья перелистал бумаги на столе.
— У следователя вы говорили то же самое! Ничего не желаете добавить!
— Больше я ничего не знаю! Девочки могут подтвердить мои показания.
— Вызывается свидетель, Ветрова Евдокия Семеновна.
Старушка подошла к трибуне, перекрестилась.
— Вы работаете в кафе уборщицей.
— Подрабатываю. Разве можно прожить на одну пенсию!
— Что можете сказать о происшествии?
— Так я следователю рассказала. Подрались мальчишки!
— Первоначально, вы отрицали,  о драке в кафе? Теперь подтверждаете,  драка между посетителями была?
— Да, была! Они свалили на пол этого мальчонку, как его погибшего, и били ногами.
— Кто бил?
— Да, вот эти,  за решеткой сидят! — она махнула рукой в сторону подсудимых.
— Кто, именно, из них избивал погибшего?
— Да, все, трое избивали!
— Я не бил! — крикнул Мишка, захлебываясь слезами. — Это они били!
— Продолжайте! — поднял руку судья, останавливая возникший в помещении, шум.
— Потом он упал, они взяли его за ноги и потащили к выходу. Директор приказал убрать осколки и кровь смыть с ковра.
— Значит, его избили до крови?
— Кровищи много было, след на ковре до самой двери остался. А девчонки прибежали, я сказала,  все ушли.  Посетители испугались и разбежались.
— Звери! Расстрелять их всех! — раздались крики.
— Тихо, товарищи! — стукнул судья молотком.
— Что их слушать! Выносите приговор! Таким не место среди нормальных людей!
— Ишь, ты какая! — повернулась Варвара Михайловна к Шуре во втором ряду. — Думаешь, ты без греха? Все знают, как из-под прилавка, дефицитом торгуешь! И в советское время и сейчас кормушка для тебя! Мальчонку, нашего засадить! Тебе,  легче станет? Ребенок он! Не соображал, что делает!
— Безотцовщина!  Чего вы хотите! — раздался голос на другом конце зала.
— Ты своего сначала вырасти, потом выступай! — повернула к ней покрасневшее лицо старушка.
— Мама, перестань, прошу тебя! — наклонилась Люба к матери. — Мне и так уже сердцу плохо. Из последних сил держусь!
— Объявляется перерыв! — объявил судья.
Зал загудел.
— Это, что ж такое делается!? Не поделили между собой девку, так убивать человека!
—Причем здесь девка? Они между собой повздорили!
—Хороша ссора, на огонь положили! Забили досмерти! И отвечать не хотят! Один не убивал, другой не убивал! Получается, и судить некого!
— Не беспокойся! Засудят! Только вот кого! У одного папаша богатенький, у другого спорт! На Мишку хотят повесить! Отца нет, мамаша на ладан дышит! С них взять нечего!
— Думай, что говоришь! Они втроем убили!
— Всех не посадят! Видно, к чему клонят?
Тамара опустила голову. Ей кажется,  разъяренная толпа набросится на нее. Она поискала взглядом Вадима. Вышел с адвокатом. Может и мне выйти? Но она не решилась привлечь к себе внимание.  Бутерброды в пакете забыла в машине. Вспомнила Тамара. Вот и хорошо.  Отсижусь здесь, в углу.
Варвара Михайловна  поднялась, взяла сумку.
— Ты куда? — поймала ее за руку Люба.
— Мишке еды немного передам! Раньше разрешали!
— Сядь, не позорься! Не разрешат!
— Я спрошу! — она оттолкнула руку дочери, припадая на больную ногу, подошла к конвою. — Покушать, можно передать?
— Не положено! — молодой сержант даже не повернул головы.
— Дети они, нельзя так!
— Бабуль! — крикнул Мишка.—  Я не убивал! Правда! Простите меня!
Старушка двинулась к решетке, сержант загородил ей дорогу.
— Люди, вы, или нет! Может быть, последний раз вижу внука. Старая я, жизнь моя на исходе!
Конвоир открыл  замок на решетке.
— Выводите!
— Мишенька! — сухие, старческие руки вцепились в решетку. — Что ж ты сотворил, маленький! Куда уводите! —  загородила она дорогу парню.
— Для них отвели комнату! — сержант взял сумку из  рук старушки. — Я отдам! 
Тамара, наблюдая эту сцену, опустила глаза. У меня бы не взял. Старуха вызвала жалость. А продукты ведь от Вадима.
Галина закрыла ладонями лицо.
— Хоть прикоснуться к нему! — прошептала,  наклонившись к мужу.
— Нельзя!   — Андрей сжал ее руку.
— Когда еще увидимся!
—  Адвокат обещал сократить срок! Смягчающие обстоятельства!
— Какие обстоятельства! — возмутилась Галина. — Пьяные! Убили! Он болтает, чтобы деньги заработать!
— Вадим обещал! Тренер характеристику хорошую написал!
— Дурак ты!  На Кольку им наплевать! А эта сидит!  Потерпевшая! Ведьма она, а не потерпевшая! Своего, все равно не вернет! Детей бы пожалела! На каторге из-за нее будут маяться!
— Ну, ты, мать, сказала! — Андрей махнул на жену руками. — У нее сына убили! Что ж она по головке наших должна погладить! Она тоже мать! Ей больно! Горе такое! Потерять единственного сына!
— Так потеряла, не вернет! Пусть хоть доброе дело для людей сделает!
— Перестань!
— Ненавижу ее! — Галина сжала кулаки. — На работу выйдет, не поздороваюсь! Ведьма! Вырядилась во все черное! Пожалейте ее! Бедолага! Все в зале ей сочувствуют! А мне кто посочувствует! Единственного сына в тюрьму упрячут на долгие годы!  Вся жизнь по боку!
— Успокойся! — Андрей погладил жену по плечу.
— Пойди, попроси, чтобы хоть словом обмолвиться! — Галина остановила на муже, наполненные слезами, глаза.
— Я унижаться не стану!
— У тебя тоже нет сердца! — Галина, отвернулась от мужа.
— Вы родители одного из подсудимых! — остановился возле них Денис. — Как вы думаете,  какой  приговор будет вынесен вашему сыну?
— Уйди отсюда! — прошипела Галина. Все зло, накопившиеся у нее, вылилось  на подошедшего корреспондента. Денис не отступил, хотя понял, женщина может ударить.
Он навел на Галину камеру. — Ваш сын, вместе с подельниками совершил злостное убийство, с особой жестокостью! В Москве, все потрясены случившимся. Многие даже настаивают отменить мораторий на высшую меру!
Андрей обнял жену за плечи. Она спрятала голову у него на груди.
— Отойдите, молодой человек! Разве не видите, нам  очень тяжело! Если бы вашего сына судили?
Денис отошел. Галина уткнулась лицом в куртку мужа.
— Прославились! На всю Россию! Надеялись, Николай в спорте себя проявит, а он преступление совершил!
— Ничего, мать! Все бывает! Неизвестно, как жизнь закрутит!
                * * *               
  Денис, поправил на плече ремень от сумки,  и направился к выходу.
У Тамары сжалось сердце. Что  надо этому журналисту?  Вынюхивает, высматривает!
Денис, выйдя из зала, остановился у окна, достал из кармана почку сигарет, закурил. Открыл форточку, выпустил дым. Вадим Евгеньевич Сытин! Местный олигарх! Где я мог видеть это лицо? Пытается восстановить в памяти, мужчина. Откуда  появился, в этом захолустье? Женился на здешней красавице. Вернусь в Москву, займусь его личностью капитально!    
                * * *               
Николай прожевал котлету с хлебом, отхлебнул из бутылки минеральной.
— Запасливая у тебя бабулька! Охранку сумела уговорить! — вытер рот рукавом.
— Это папка постарался! — облизнул Володька жирные губы. — Продукты из ресторана. И, наверняка, Толик денег охраннику посулил!
— Вот как!? — покачал головой, Колька.
Мишка жадно кусает огромные куски булки с маслом и сосиской внутри. Ему стыдно за мать, которая берет подачки. Но сейчас разбираться некогда. Аппетитные бутерброды привлекают взгляд.
— Не торопись! — стукнул его кулаком по спине, Володька. — Ешь, да, только от показаний своих не отпирайся. Возьми все на себя! Ты малолетка, тебе много не дадут! Выйдешь, отец тебя золотом осыплет! Как барин, заживешь!
Мишка поморгал глазами.
— Мамку жалко! Не дождется, помрет! У нее сердце слабое!
— Ничего, выкарабкается! — сплюнул, Колька. — Мне в тюрьму никак нельзя. Мышцы потеряю! Потом прощай спорт!
Дежурный заглянул в комнату.
— Все опустошили! Если увидят,  меня уволят! Выходите!
—  Мать не подошла! — вздохнул Николай.
— Нельзя! — тихо произнес Володька. —  Стесняются! Что им, они на воле! Поплачут и за стол!  Нам срок тянуть!
— Переживают за нас! — прошептал Мишка, вытирая рукавом глаза.
— Хватит ныть! — зло прошипел Володька.
Вадим Евгеньевич курит одну сигарету за другой. Коридор уже опустел. Все вошли в зал. Он заглянул в лицо адвоката.
— Не отворачивайся! Ты мне точно скажи, сумеешь, вытащить парней, или нет!? —  Я тебе деньги плачу!
— Буду стараться! Но обещать не могу! — Анатолий Алексеевич  отвернулся, закусил губу, поглядел в окно.  Ему не нравится тон Вадима. Он с трудом сдерживает злость. Разговаривает, как с лакеем! Думает, если у него капитал, так все позволено! Но показать раздражение, не смеет.
Прозвенел звонок. Анатолий обрадовался, возможности прервать беседу, и быстро прошел в зал.  Он не испытывает симпатии  к своим подзащитным. Его угнетает мысль, настойчиво вертящаяся в голове. Если добьюсь условного наказания, весь город будет проклинать!  Центральная пресса так меня опишет,  мало не покажется. Сразу поймут, посулили высокий гонорар. Но кто поймет мое положение! Подневольный человек. Не могу срубить сук, на котором сижу!
Надежда Ивановна не встала с места, даже во время перерыва. Она понимает, стала объектом всеобщего внимания!  Из любопытства собрались! На меня поглядеть! На работу надо выходить! Иначе, приобрету статус новой сумасшедшей. Рядом со Степкой-дурачком.  От волнения у нее трясется тело. Она  зажала руки  коленями. Закрыла глаза. Пытаясь себя успокоить,  представила поле, с подсолнухами. Как в детстве, в деревне. Сорвешь желтую головку, сядешь на траву, и ковыряешь мелкие, темные семечки, пока мать обедать не позовет. Звонок вернул  в действительность.  Кого еще спрашивать станут? Не поднимая головы,  прислушивалась к  стуку стульев,  людскому говору.
— Встать, суд идет!
— Слово предоставляется потерпевшей! — услышала Надя голос судьи.
Она встала, потянула концы платка на груди.
— Сережу  никто не вернет! Подумать не могла,  товарищи, с которыми в детский сад ходил, в школу, так расправятся с ним! За что? Мой Сережа никому не причинил зла! Накажите по справедливости! — Надежда Ивановна вздохнула и села.
— Змеюка ты, подколодная! — крикнула Галина. — Пощади детей!
Андрей зажал ладонью жене рот. Зашептал в ухо.
— Ты с ума сошла! Молчи!
Тамара вздрогнула.  Надежда права. Нет им прощенья! Нельзя такое прощать!
— Слово предоставляется прокурору! — объявил судья.
— Спасибо, Ваша честь! — встал мужчина.
— Сегодня мы слушаем необычное дело. Убийство, совершенное с особой жестокостью. Молодые ребята, с детства знающие друг друга, объединенные узами дружбы, убили своего товарища.  Содеянное, не вызывает жалости к подсудимым. Состояние сильного опьянения, при совершении преступления, не является смягчающим обстоятельством. Прошу справедливого и сурового наказания! Каждому по десять лет строго режима, согласно статье 105 Уголовного Кодекса Российской Федерации, как умышленное убийство!
— Слово предоставляется адвокату! — объявил судья.
Анатолий Алексеевич встал, пригладил волосы.
— Граждане! Я  защищаю интересы подсудимых. Преступление, ими совершенное всем известно, не стану напрягать ваши  нервы, снова описывая факты! Им нет оправдания! Они преступники! И заслуживают сурового наказания!
Вадим почувствовал, как холодный пот залил ему спину. Негодяй! Он подвинулся на стуле, словно в сиденье выскочили гвозди. Злобный взгляд впился в лицо адвоката. Тот,  поднял руку вверх,   призывая к терпению.
— Прошу учесть,  возраст преступников не превышает восемнадцати лет. Один   несовершеннолетний! Мальчики выросли в одном городе,  дружили между собой. Собрались на вечере, провожая товарища в армию. Выпитая бутылка водки вскружила молодые головы. Незначительная ссора переросла в драку. Как мы слышали из представленного прокурором обвинения, Федоров устроил разборку с Никитиным по поводу ухаживания погибшего за его сестрой. Он пытался защитить честь своей сестры. Нам неизвестен характер отношений погибшего с сестрой обвиняемого. На суде она не может присутствовать из-за болезни. Девушка находится на лечении в стационаре душевнобольных. Так ли серьезна травма, причиненная ей гибелью друга, или там имеются другие мотивы? Почему девушка пыталась свести счеты с жизнью?  Погибший грубо повел себя по отношению к Федорову. Тот, естественно, ударил его. Шарапов и Сытин вступились за друга. В этом возрасте конфликты часто заканчиваются  дракой. Не оправдываю ребят. Но прошу внимания  суда и всех присутствующих.  Из материалов дела видно, погибший тоже наносил удары. Драка была обоюдной. Он не попытался примирить ребят, развязал еще большую бойню. Несколько раз ударил в лицо Федорова, что заставило ребят применить силу, чтобы осадить Никитина.
— Господи! Пытается все свалить на мертвого! — пронеслось по залу.
— Не зря ему денежки платят!
— Сколько тебе обещали! — раздались крики.
— Тихо! Прекратите выкрики с мест! — стукнул судья молотком.
— Пьяное сознание не может контролировать поступки. Драка приняла необратимый характер. Очнулись ребята, увидев Никитина на полу, не подававшего признаки жизни.  Уйти, вот что пришло им в голову. И они, плохо соображая о последствиях, потащили Никитина к выходу. Казалось бы, конфликт исчерпан! Но Федоров взломав ограду, вытащил железный прут, и нанес удары по лицу Никитина. Федоров не отрицает,  бил погибшего арматурой.  Ну, товарищи! — адвокат, обвел притихший зал взглядом, — От таких ударов вряд ли кто сможет оправиться! Ребята  испугались! Они  решили,  Федоров убил Никитина! Вполне естественен, порыв замести следы. Кто-то из них предложил положить тело убитого на огонь.
— Он был живой! — крикнули из зала.
— Ребята не могли знать,  жив Никитин, или нет! Он не подавал признаков жизни. После  жестоких ударов, нанесенных железной палкой,  Никитин, вряд ли мог оказаться живым. Я еще раз подчеркиваю! Смертельные удары нанес Федоров! Мало шансов было у  медицины, на возвращение Никитина к жизни! Огонь только завершил дело! Убийцей, по сути изложенного, является Федоров. Сытин и Шарапов виновны в развязывании драки. К убийству Никитина они отношения не имеют. Убийца Федоров! Я прошу суд отнестись с нисхождением  к Сытину и Шарапову.  Они защищались! Но превысили допустимые пределы обороны. Согласно статье 108 Уголовного Кодекса Российской Федерации, 2 года лишения свободы. Учитывая их раскаяние, и возраст, а также первое нарушение, они заслуживают условного наказания.
Зал загудел.
— На мальчишку повесили!
— Ни одного слова не произнес в защиту. А ведь он несовершеннолетний! Несправедливо!
— Тишина в зале! — стукнул судья  молоточком. — Спасибо! — повернулся к адвокату. — Подсудимые, вам предоставляется последнее слово! Сытин!
Володька встал, почесал стриженую голову.
— Я не убивал Никитина! Так, дал пару раз по морде. И на огонь, Мишка предложил оттащить. Он убил Серегу!
— Шарапов, что можете добавить?
Колька покрутил головой.
— Я не убивал!
Мишка поднялся.
— Я убил Сережку!  Тащили мы вместе к огню. Ему все равно уже ничего помочь не могло! — парнишка упал на скамью, обхватил голову руками.
— Господи! — выдохнула Люба. — Сам себя приговорил! Что ж теперь будет? — она приложила ладонь к  груди.
— Суд удаляется на совещание! — объявила секретарь.
— Я не поняла! Что Мишка сказал? — наклонилась Варвара Михайловна к дочери.
— Он перечеркнул свою жизнь! Наверное, они посули ему денег.
Варвара Михайловна  поднялась.
— Я пойду, скажу ему!
— Ничего не скажешь! — удержала ее за руку, Люба. — Поздно! Будем ждать приговора!
— Ну и зверь, ваш Мишка! — остановилась напротив них женщина в белой шапочке. —  Арматурой человека убил!
Тамара поискала глазами в зале мужа. Опять курить пошел. Володька отказался от своих показаний. Адвокат научил. Колька тоже. А этот, самый маленький, Мишка на себя взял? Его и посадят! Нашему, возможно условно дадут.  Сразу отвезу в деревню.
Галина встретилась взглядом с Андреем.  Неужели, возможно, возвращение Кольки  домой?  Какая разница кого накажут?  Кто будет сидеть, а кто гулять? Нельзя Кольку в тюрьму!
Надежда  не слышала последних слов подсудимых. Время, пока суд удалился на совещание, для нее будто, остановилось Ей безразлично, чем закончится суд.  Вернется в пустую квартиру! Надо выходить на работу! Найти в себе силы, чтобы жить дальше. Она страшно устала. Скорее бы все закончилось! Это было ее единственным желанием. Она не слышала, слов секретаря: «Встать, суд идет!», и осталась сидеть на своем месте. Слова читаемого приговора долетали до ее ушей, но не воспринимались сознанием.
— Суд постановил! —  ровно и беспристрастно звучал голос судьи, оглашающий приговор.  — Признать виновным Сытина Владимира Вадимовича, по статье 108 Уголовного Кодекса Российской Федерации, превышение пределов необходимой обороны. Назначить наказание в виде лишения свободы сроком на  три года. Наказание считать условным. Шарапова Николая Андреевича признать виновным, по статье 108 Уголовного Кодекса Российской Федерации, превышение пределов необходимой обороны. Назначить наказание в виде лишения свободы сроком на три года. Наказание считать условным. Федорова Михаила Александровича признать виновным по статье 105 Уголовного Кодекса Российской Федерации. Умышленное  убийство с особой жестокостью! Назначить наказание двенадцать лет лишения свободы, с отбыванием в детской колонии до наступления совершеннолетия, затем в колонии строгого режима.
Надя, словно проснувшись от тяжкого сна, услышала последнюю фразу приговора.  Посадили  Мишку!? Как же так? Значит, Мишка убил моего Сережку. Но ведь, они вместе били, вместе вытащили из кафе, вместе дотащили до вечного огня. Или я не поняла? Значит, деньги теперь делают все!
— Это несправедливо! — крикнула она, не узнав  своего, вдруг резкого, опустившегося на низкие тона, голоса. — Они втроем его убили! Один не мог совершить такое чудовищное преступление!  Они не заслуживают жить рядом с людьми! Условно —  не наказание за такой зверский поступок! Я проклинаю их!
— Ведьма! Тебе, какое дело! — Галина кинулась к Надежде. Андрей схватил жену за руки. — Остынь! Пойдет к Николаю! Его домой отпустили! Разве ты не поняла!
— Сама будь проклята! Еще угрожает! Твоего, уже не вернуть, а наши дети должны гнить в тюрьме! Вот тебе! — она сложила в обеих руках кукиши, вытянула руки. — Все равно, по-твоему, не вышло!
Тамара вскочила, подбежала к решетке. — Скорей, отпустите! — медлительность сержанта,  открывающего замок, ее раздражает. Володька шагнул навстречу матери. Руки Тамары обхватили сына, губы покрыли поцелуями его лицо. — Володечка! Сынок!
Владимир спрятал лицо на груди у матери,  слезы, намочили его щеки. Сколько он сдерживал себя, чтобы не разреветься в зале. Почувствовав руки отца на своих плечах,   расплакался еще горче. Ему стыдно поднять голову, стыдно посмотреть родителям в глаза. Впервые он понял, как они переживали за него. 
— Ничего! Сейчас домой приедем! Ну, будет! — гладит Вадим вздрагивающие плечи сына. — Пойдемте в машину!
Николай прищурил глаза, поглядел на мать, пробившуюся сквозь толпу. Андрей схватил сына за руки.
— Кончилось, и, Слава Богу!
Галина прижалась к сыну, вдохнула с его куртки, запах застоявшегося помещения. Как же ему  пришлось тяжело там!
— Все вместе! Все вместе! — повторяет Андрей, переводя полные слез глаза с жены на сына.
Мишка глядит на друзей, вдруг сразу, оказавшихся за решеткой по ту сторону.  Он  вернется в тюрьму!? Подошел сержант, Мишка покорно протянул руки, щелкнул затвор наручников. И вдруг  понял. Пройдут долгие годы,  прежде,  чем он вернется домой.
— Мама! — крикнул Мишка. — Мама! Я не хочу в тюрьму!
Люба, после прочтения приговора, приложила руки к груди. Сердце, кажется, остановилось, уши заложило,  тело онемело. Она закрыла глаза. Прислонилась к спинке стула.  Двенадцать лет, половину жизни проведет за решеткой! Лучшие годы!
— Любаша, крепись! — наклонилась к ней Варвара Михайловна. —   Наташа в беде! Крепись! Не забывай, у тебя двое детей. Ты нужна им!
Словно издалека,  услышала Мишкин крик. Хотела встать,  ноги не послушались,  упала на  пол.
— Врача, скорее, Господи! — старушка заметалась возле дочери. Она не знает, то ли бежать к Мишке, которого уводит охрана, то ли спасать дочку.
— Мамочка, прости меня! — крикнул Мишка. Слезы покатились из его глаз. Он  споткнулся, охранник подхватил его за локоть. Медленно, волоча ноги, Мишка пошел к выходу.  Он видел, как мать упала на пол, Видел расширенные глаза бабушки. Слезы застилают ему глаза. Он ничего не видит перед собой. Это конец! Стучит в его голове трагическая мысль! Увидимся еще раз или нет!?  Даже не попрощались!
Подошли люди, положили Любу на стулья.
— Скорую, надо вызвать! — прошептала старушка, гладя похолодевшие  руки дочери. — Она не вынесет такого удара!
— Уже вызвали! — Шура, продавщица из магазина, погладила старушку по плечу. — Вот, деточки! Спокойно умереть не дадут! Сколько несчастья матери! Один в тюрьму угодил, вторая в психушке. Рожай их на счастье, а выходит, на свою беду, им на горе!
— Посторонитесь! — раздался голос. Окружившие Любу, люди расступились. Пожилой врач в белом халате, взял безвольную руку, нащупал пульс. — В машину, скорее, по дороге укол сделаю!
Молодые парнишки санитары, положили женщину на носилки, почти бегом вынесли из зала. Варвара Михайловна с трудом поспевает следом. — Не так шибко! Нога у меня больная! Без меня не уезжайте! Рука Любы, свесилась с носилок, и раскачивается в такт шагам. Если умрет, как я одна останусь. Мишке передачи носить, к Наташке в больницу ходить. Не забирай ее, Господи! Шепчут губы старушки. Она вглядывается в лицо дочери. После сделанного укола, щеки Любаши слегка порозовели.
— Мама, где я!
— В больницу едем! Еле откачали тебя!
— А Мишка?
— Увезли Мишку!
Из-под ресниц женщины, медленно поползла по щеке, слеза.
— За что мне такое?
— Так, Господь распорядился! Терпи, родная! Не оставляй меня! Одной мне не справиться! — Варвара Михайловна приложила к глазам, намокший платок.
— Я постараюсь выкарабкаться! — Люба положила ладонь на руку матери. — Но если не смогу, не обижайся! Устала я! Жизнь ко мне несправедлива!
— Не говори так! Проси сил у Господа! Тебе Наташку поднимать надо! Мишку ждать! Кто знает, может быть, разберутся, срок понизят!
Люба отвернула лицо. Кто разберется!  У меня таких денег, как у Вадима, нет.
                * * *
Инна  положила руку на сгиб локтя Алексея, прищурив глаза, поглядела на Дениса.
— Закончился судебный процесс! Каковы впечатления  центральной прессы? У меня лично, голова кругом. Или от холода. Вон снег опускается! —  протянула ладошку, поймала несколько снежинок, поднесла к горячим губам, коснулась языком.
Павел  достал сигареты, закурил.
Денис пожал плечами.
— Не нравится мне вся эта компания! Как это адвокату удалось? Три года условно? Анекдот, да и только! Вместе убивали, а за решетку  упрятали, пацана недозрелого!  Ну, стукнул пару раз арматурой! Из кафе избитого  втроем вытащили! На огонь тоже втроем положили! Приеду в Москву, серьезно займусь этим делом. Так не оставлю. Женщинам, матери этого Мишке не под силу. Потерпевшая удовлетворена приговором? Аппеляцию собирается подавать?
Алексей крутит в пальцах сигарету. 
— Эх, провинциальные Пинкертоны! — хлопнул Денис Алексея по плечу. — А кто этот буржуй местный? Давно в городе проживает?
— Я не в курсе. Год назад  приехал. — Павел глубоко затянулся сигаретой.
— Приезжий! Не знаю, откуда. Женился,  дом построил, ресторан, бизнес расширяет. — Алексей  щелкнул зажигалкой. — Слышал, недавно к нему приезжали с предложением, гостиницу, или ресторан где-то за границей  построить.
— Вот как? Отмывание денег! — Денис поправил ремень сумки с камерой, перекинутой через плечо. — Займусь этим типом! Чувствую, здесь крупный криминал! Меня чутье никогда не обманывало!
— Журналистское расследование!? — прищурил глаза Алексей, затягиваясь сигаретой.
— Часто журналист раскапывает такие факты, какие менту даже присниться не могут. Товарищ у меня есть в Московской ментовке. Если, какие сведения будут нужны, поможете?
— Обязательно!  — улыбнулся Алексей.
— Тогда, до свидания, ребята. Я в аэропорт! Провожать не надо! Не люблю! — он подбежал к обочине, поднял руку. Машина остановилась! — Гутбай! — Денис помахал ладонью в черной, кожаной перчатке.   Серый Жигуленок  помчался по улице, и вскоре скрылся из виду.
Инна прислонилась плечом к Алексею.
— Пренеприятное ощущение! Будто  в чем-то провинилась! Наверное, адвокату, а то и судье, немалые деньги дал этот, как его, Вадим Евгеньевич!
— Только так! — согласился Алексей.
— Ладно, ребята! Я домой, жена заждалась! — Павел быстро зашагал по тротуару.
 Алексей наклонился к девушке. — Замерзла? Пойдем, провожу, домой! Уже темнеет!
                * * *
               
Зал опустел. Из коридора доносятся звуки хлопающих дверей. Надежда все еще в оцепенении, после произнесенного приговора.  Что ж это за приговор! Основные зачинщики драки и убийства пошли домой, спать в своих постелях, пользоваться всеми благами жизни!? Недотепа Мишка Федоров, убийца, вернется в тюрьму. И это наказание, которого я ждала? Надеялась, получат по заслугам. А вышла беда для одной  Любы.  Я виновата! Ждала возмездия, справедливости! Опершись ладонями на стол, она встала, медленно ставя непослушные ноги, вышла в коридор. Уборщица, с намотанной тряпкой на швабре, провела по пыльным половицам. Задев ее туфли, окинула злобным взглядом. Надя похолодела. Теперь я из героини, стала преступницей. Подумала она. Весь город станет меня проклинать! Что  сделала не так! Надежда Ивановна прошла коридор, вышла на улицу. Вдохнула холодный воздух. Мокрый снег запорошил траву на газонах, кое-где осел на бетонных столбиках у тротуаров. Скользя подошвами туфлей, не ощущая холода, женщина побрела к дому. Завтра выйду на работу! Хватить слезы на кулак наматывать! Вошла в  подъезд, поднялась по лестнице, открыла дверь ключом, зашла в квартиру, сняла жакет, прошла в комнату, села на диван.
— Вот так, сыночек! — глядя на портрет сына, произнесла женщина. —  Не наказали твоих обидчиков! Только, Мишку закрыли на двенадцать лет. Вряд ли это тебя обрадует! На него ты, знаю, меньше всего обиду держишь! Глупый он. Уж кому надо было условно дать, так это ему. Но все получилось наоборот! — она закрыла лицо руками. Подать аппеляцию?  Адвоката хорошего надо! В городе Анатолий всем правит! Вадим  денег даст! Ничего не получится!  К следователю пойти?  Не представляю, что можно сделать! Отняла руки от лица. Жить надо! Бороться! На работу выходить! Рядом с людьми, и верное решение придет.