Долгая дорога в двадцать лет

Екатерина Адасова
     Любой вокзал в Москве это, прежде всего, огромное пространство. С Белорусского вокзала отправляются поезда до Бородино. Чтобы попасть на платформу электрички, нужно было пройти через переход над железнодорожными путями. Но сверху, стоя на лестнице, нельзя узнать, где какая платформа. Но если спрашивать всех проходящих мимо, то удается  найти шестую платформу.

     До отправления  электрички до Бородино оставалось много времени. И какая-то электричка подошла, но по виду такая невзрачная, да и слишком рано, так, что Вера продолжала ждать свою.

    Стояла рядом с женщиной по виду дачницей. Чуть выше колена трикотажные брюки, спортивная куртка, синяя с белыми вертикальными вставками. Рукой она придерживала сумку на колесиках, в которой по ее виду было ясно, что в ней не раз перевозили овощи и нужный инвентарь на дачу. Видно, что сумка была чем-то заполнена, но не полностью. Женщина не только ее держала, но и тихонечко и осторожно опиралась на ручку.

- Вы тоже ждете электричку до Можайска? – спросила Вера Ивановна женщину.
- Нет, мне нужно позднее ехать до Вязьмы.
- А во сколько у вас электричка до Вязьмы?
- Часа в четыре.

- Но вот я жду ту, которая уйдет почти в двенадцать часов. А у вас еще свободных четыре часа. Может быть в вокзале подождать?
- Да, я уже прошла через турникет с билетом.
- Но вас в таком случае пропустят. На улице не жарко. Можно сказать, что и прохладно.

     Женщина задумалась, посмотрела на высокий мост, на лестницу, по которой надо было идти, потом посмотрела на сумку, на табло с расписанием, потом глянула на платформу, на стоящую электричку.

- Лучше здесь постоять, - решила она.
- Вас как зовут?
- Светлана.

- Я думала, что вы на дачу едите. Но ваше место слишком далеко для дачи. Да и москвичи так заранее не приходят к электричке, да и в поезд дальнего следования частенько в последнюю минуту прыгают.
- Я из Оренбурга еду.

- Так далеко из Москвы. Что же вас потянуло в такую даль?
- Хочу сестру повидать. С 91 года не виделись. И не узнают теперь. Она меня намного  старше. И брат недалеко здесь живет. Тоже приедет. Долго не ехала к ним. То дела были разные. То дети пока росли, а потом внуки.

     Светлана, наверное, уже не меньше часа стояла на платформе, и еще собиралась стоять четыре часа. Волосы у нее были коротко пострижены, аккуратно уложены, точнее расчесаны. Косметики не было никакой, да и по виду было ясно, что отвыкла она от нее давно. Вид женщины был таким явным символом постоянного труда.
 
     День был первый осенний, и даже холодный, но эта платформа примыкала к дому, который и защищал платформу от ветра. И солнце отдавало свое последнее тепло. Женщина не замечала этих изменений в природе, но с интересом рассматривала проходящих мимо людей.

- Муж умер девять лет назад. Но заботы остались. Помогаю детям как могу, - говорила Светлана.
- А вы на пенсии?
- Нет, еще год работать.

    Вера Ивановна поняла, что она ошиблась, и дала женщине больше лет, чем было на самом деле. Стояли Светлана и Вера Ивановна под ветвями дерева, которое росло за железным забором идущим вдоль платформы. Ветви дерева спускались почти на головы стоящих пассажиров. Рядом стоял открытый маленький киоск с напитками, которые охранял подпрыгивающий от холода в тоненьких туфельках юноша-продавец. На нем был фартук, с рекламой напитков, и бейсболка, и это отличало его от всех на этой платформе. Но все же куртка на нём была, и закрывала часть фартука, его рабочей одежды.
 
- И после смерти мужа все равно не было времени. Детей трое. Два сына и дочь. У двоих все нормально. А у среднего сына жизнь не ладится, непутевый.
 
     Заботы, заботы. Сколько же забот, если они так легли на все, что даже возраст изменили, что не угадать.

- Когда уехала в Оренбург, то первое время скучала. Потом год от года все меньше и меньше. А потом и забыла все. Вот сейчас вернусь на родину и кого знаю? Все меня уже забыли. Не узнают. А с сестрой похожи мы. К поездке готовилась.

- Что тебе привезти? – спросила сестру Светлана.
- Себя привези, - ответила та ей.

     Бледно-голубые глаза отражали ту улыбку, которая, наверное, в молодости была ясной и украшала ее. Но и теперь мягкость взгляда осталась, только цвет глаз стал бледнее, чем был раньше.

    И дети сказали ей:
- Ты поживи теперь мать для себя.
- И вот еду в свой отпуск к сестре, - продолжала свой рассказ женщина Светлана.
- И сколько же дней в поезде ехали?
- Два дня.
- Плацкарт?
- Плацкарт.

     Было понятно, что все, что имело хоть какую-то ценность, она отдала детям. А, возможно, и квартиру, все, что имела. Мужа нет. И возраст смешной. Труд все стер.

- Что-то моей электрички нет. Пойду, узнаю, что эта так долго стоит, - сказала Вера Ивановна женщине.
- Это куда электричка? - спросила Вера пассажира, который еще стоял в тамбуре, и не успел войти внутрь вагона.
- В Бородино.
- А до Можайска доеду?
- Конечно.

    Вера обернулась и показала рукой, что это ее электричка незнакомой ей женщине, Светлане. Из окна электрички еще несколько минут до отправления, видела Вера фигуру стоящей на платформе женщины, в такой необычной одежде, в этой спортивной куртке, с тележкой на колесиках.