Изнутри дом оказался достаточно вместительным и уютным.
Просторная гостиная действительно имела небольшой камин. Мебель уже давно не новая, но в замечательном состоянии.
Кирилл позаимствовал мне одну из своих рубашек, как ни странно – белую.
Я переоделась и развесила свою одежду на камине, который, благодаря стараниям молодого человека, уже потрескивал мягким светлым огоньком.
Поджав под себя ноги, я присела в кресло напротив, и поочередно наблюдала то за языками разгорающегося пламени, то за тем, как парень нервно планирует по дому. Он то хлопал в гостиной холодильником (для которого в кухне не нашлось места), то что-то сыпалось на него из буфета, и тогда я слышала, как Кирилл неразборчиво высказывал себе под нос короткие замечания.
При этом он всячески избегал встречаться со мной глазами.
На кухне вскоре засвистел чайник и до меня донесся божественный аромат кофе. Через минуту в гостиной появился Кирилл с двумя чашками, поставил их передо мной на столик и, пройдя к серванту, наконец, сказал:
– Кофе нужно разбавить коньяком.
Подав мне пузатую бутылочку, он подбросил несколько сухих поленьев в камин и уселся с чашкой на полу, скрестив по-турецки ноги. Его волосы, откинутые назад, успели высохнуть, в темных глазах отражались блики огня. Брови снова были нахмурены, как и тогда, когда я увидела его впервые. Но мне не хотелось, чтобы он чувствовал себя неловко или виновато.
– Кирилл, – обратилась я прямо. – Не случилось ничего такого, что я не смогла бы понять.
Он поглядел в свою чашку.
– Не хочу, чтобы ты думала, будто бы я…
– Я ничего такого не думаю.
– Вот и хорошо, – кивнул молодой человек и, когда посмотрел на меня, с лица его словно спала черная тень. – Кстати, в микроволновке подогревается пицца, очень даже приличная…
Обычно я не имею привычки завтракать пиццей, и тем более запивать коньяком, но ведь и в озерах по утрам в одежде я тоже не купаюсь.
Вот и вышло, что калорийный завтрак, пьянящий коньяк и завораживающее тепло камина в летний день, совсем меня расслабили. В какой-то момент, сидя в кресле, я уже клевала носом, а затем и вовсе уснула крепким детским сном…
Проспала довольно долго. Когда проснулась, часы в гостиной показывали семь часов вечера. Я лежала на диванчике, куда незаметно перенес меня Кирилл и заботливо укутал пледом.
Эта забота являлась для меня совершенно непривычной, я не до конца еще понимала, как мне следует к ней относиться. Может, я просто дикарка в душе? Может, мне казалось, что я предаю Егора, позволяя другому мужчине оберегать меня? Или стремилась не придавать лишнего значения заботе Кирилла, потому что мне это нравилось?
С того момента, как в моей жизни появился Егор, другие мужчины воспринимались мной приблизительно так: человеческое существо, пол – мужской, сложение – среднее, рост – такой-то, возраст – такой-то, далее – профессия и причина нашего сотрудничества. Если последнего не предвиделось, вся характеристика сводилась к первому пункту.
Пусть Егор и не успел дать супружескую клятву формально, он оставался для меня мужем.
Кирилла поблизости не было.
Огонь в камине давно погас, но в комнате по-прежнему было очень тепло.
Я встала и сладко потянулась, чувствуя себя такой бодрой, словно впервые выспалась за целую вечность. Моя одежда была оставлена сохнуть на камине, но, собираясь одеться, я обнаружила, что она обгорела. Темным джинсам и ветровке досталось не сильно, а вот белую футболку словно облили неудачно разведенной бурой краской. И либо я сохраню гордость и одену ее, что не терпелось сделать, но при этом стану похожа на чучело, либо, следуя здравому смыслу, останусь в рубашке Кирилла. В конце концов, что в этом может быть неудобного, решила я, после минутного обдумывания.
Затем, натянув джинсы, пошла искать Кирилла и нашла его в соседней комнате на кровати. Кажется, он тоже порядком притомился – спал, не раздеваясь, как человек, решивший прилечь на чуток – и отключился. Рубашка была расстегнута и я невольно задержала взгляд на гладкой мускулистой груди, отметив, что актер держит себя в отличной форме.
Я уже собиралась тихонько уйти, чтобы не мешать ему отдыхать, когда внимание мое привлек странный металлический предмет, торчащий из-под подушки Кирилла. Что-то тревожно шевельнулось у меня внутри, когда я поняла, что это пистолет.
Но выйдя из дома, я постаралась не думать о том, где он его взял. Это может быть пневматическое оружие, убеждала я себя, или газовое. Что плохого в том, что человек заботится о самообороне?..
В саду я насобирала большую охапку ромашки и пошла к озеру. Там, прогулявшись, нашла широкий плоский камень, уходящий в воду, села на него и склонилась, как Аленушка в сказке про козленка. Разложила цветы и стала собирать из них венок. Это занятие было таким простым и незатейливым, напомнив те счастливые дни из детства (которые теперь казались сном), что от этого мне внезапно сделалось невыносимо грустно.
Я подумала, что здесь же, теми же тропинками, возле того же озера совсем еще недавно прогуливалась Мирослава Липка…
Сидела, быть может, на том же камне, собирала, как и я, венок для себя или для любимого.
Потом они купались в озере, проводили длинные вечера вдвоем… И помыслить не могли, какая беда ожидает их вскоре.
Я оставила венок на камне, придвинулась ближе к воде и опустила в нее босые ступни.
Погода сегодня выдалась на удивление благоприятной: небо синее и бескрайнее, как на полотнах Дали, солнце, понемногу склонявшееся за горизонт, на протяжении всего дня приветливо ласкало землю, прогрело озеро. Я ощутила это сразу же, только пальцы ног коснулись воды.
Дом обогнула широкоплечая фигура в черном и направилась в мою сторону. Солнце слепило глаза, но приставив ко лбу ладонь, я разглядела Кирилла. Рубашка и длинные волосы развевались на ветру, когда он двигался, и я заметила, что у молодого человека очень легкая, пластичная походка, и вместе с тем он ступал уверенно, твердо ощущая почву под ногами.
В одной руке у него дымилась сигарета, во второй он нес какую-то коробку, оказалось – кукурузные хлопья, и беззаботно жевал на ходу. Приблизившись, он отдал мне лакомство и спросил, почему я так далеко ушла от дома.
– Мне понравилось это место, а что?
Он сел рядом и тоже опустил ноги в воду.
– И ей это место нравилось. Как-то я нашел под камнем шприцы и ампулы…
Он молчал несколько минут, глядя в глубь озера, выглядел полностью отсутствующим. Но потом снова заговорил:
– Это был единственный человек, мне кажется, которому я мог простить что угодно. Таких девушек я не встречал ни в столице, ни в других городах, не смотря на все изобилие талантов и красавиц. Они все похожи друг на друга, пусть каждая и мнит себя неповторимой, из кожи вылезая, чтобы доказать всем и каждому, что так и есть. Многие из них сидят на коксе, так легче соревноваться в стервозности… У Миры не было помешательства на славе, деньгах и карьере. Она никому ничего не стремилась доказать. Зато я никогда не сталкивался с такой зависимостью… Хотя все дело даже не в этом. Наркотики – лишь часть ее безумства. Бесстрашная душа, дерзкий характер… К ней невозможно было оставаться равнодушным. Таких людей обычно либо любят безгранично, либо ненавидят… Но в ней жило сразу несколько личностей. Целая труппа артистов. Одна Мира была наполнена сочувствием до краев – сама мать Тереза! Особенно это касалось животных. Вторая ненавидела все мироздание! Третья – совершенно безбашенная, чокнутая, слетевшая с катушек! Четвертая – покорная и нежная, словно ангел… А порой все эти лица присутствовали в одном – и это было страшнее всего! Имея ключ от двери, она била окна, чтобы войти в дом. Говорила ужасные вещи, бросалась на меня с ножом, а позже выцеловывала порезы. Исчезала посреди ночи. Веселилась на грани… Я думаю, она просто не умела иначе, кроме как ходить по краю...
Взяв из коробки пригоршню хлопьев, он швырнул их в воду и они плавно поплыли по поверхности, на что непромедлительно среагировала стайка рыбок, принявшись растаскивать сладость.
– Но ты ее любил. И думаю, иначе быть не могло…
– Невозможно объяснить кому-то всю глубину своих чувств, если человек никогда не испытывал того же. Тот, кто сам никогда не умирал от любви, никогда не поймет того несчастного, душа которого сплюснута и раздавлена этой мукой. Для тебя любить именно так, как ты любила Егора – столь же естественно, как дышать! Возможно, ты даже не подозреваешь, что для большинства людей подобные чувства сродни мифу. Если ты легко вживаешься в роль на сцене – это называют талантом, как и умение писать статьи, либо пьесы… Способность любить – это тоже талант. Для тебя это просто, для другого – непостижимо. Вот и все! Егору повезло в этом…
– Не знаю... Успела ли я сделать его по-настоящему счастливым. Мне кажется, что со временем я бы любила его только сильнее... Но у нас было так мало времени...
– Чувство возникает не в пределах времени, ты же знаешь. Сколько ты знала Егора, пока поняла, что любишь его?
Я задумалась, подсчитывая, хотя в этом не было необходимости. День, месяц, год! Какая разница! Кирилл прав. Любовь не зависит ни от времени, ни от каких-либо других обстоятельств. Это единственная птица, что по-настоящему свободна.
– Но ваша любовь, если не учитывать всю трагедию, – воплощение сказки. Принц, принцесса, море счастья и любви. Наши отношения с Мирой выглядели непримиримой, беспрестанной войной, обреченной на обоюдное фиаско…
– Я знаю, ты бы не сдался. Ты мог победить всех ее демонов.
Он не ответил.
– Как ты считаешь, – спросила я после недолгого молчания. – Мира желала себе смерти?
– Так ли это, или нет, – пожал он плечами, – но тот, кто ее убил, должен заплатить.
– Ты... что-то задумал? – Я с опаской поглядела на него.
– Имеешь в виду, не обсмотрелся ли я боевиков? – усмехнулся парень. – Не приведи Господь! У меня все в порядке с психикой, об этом можешь не беспокоиться. Изображать героя-мстителя с пушкой я не собираюсь.
– Тогда зачем тебе пистолет?
– Для безопасности, – спокойно ответил Кирилл.
«Если есть ружье, оно непременно выстрелит…» – припомнила я старинную присказку, но не стала заострять на том внимание.
Искупавшись, Кирилл предложил разжечь костер и провести вечер у озера. Я не возражала.
Читать дальше (Глава 27) : [url=http://www.proza.ru/2012/09/10/800]